Этой теме Андреев уделяет довольно много внимания. Но мне его построения в данном случае кажутся оторванными от его собственного визионерского мифа.

1) Основателями затомисов христианских метакультур (по крайней мере, четырех из пяти) стали человекодухи, близкие к Иисусу в его земной жизни. Иоанн Креститель, апостолы Пётр и Андрей, Титурэль. То есть основателями затомисов христианских метакультур были не “язычники”, а иудеи. И даже русское название “Китеж” напоминает еврейское “Кадош”.

2) Андреев пишет о прароссианстве как дохристианской культурной универсалии метакультуры. Но славяне-язычники жили не только на той территории, где впоследствии сформировались княжества Руси. Перун, Велес, Лада были богами не только восточных славян, но и западных и южных. Причем еще до того, как начала формироваться “Российская” метакультура. Как раз появление этой метакультуры (и христианства как её идентификатора) и парализовало на этой территории возможность развития дохристианских религиозных моделей. У западных (поморских/полабских) славян языческий элемент был не только более развитым, но и продержался в местной элитарной культуре до середины XII века. В контексте андреевского мифа интересно отметить, что у западных славян был бог с именем Свентовит. И на территории современной земли ФРГ Шлёзвиг-Гольштейн имеется река, которую славяне именовали Свентана. При этом западных славян-язычников к “Российской” метакультуре Андреев не относит.

3) Неясность культурных форм, в которых “прароссианство” выражалось в древности. У нас нет никаких примеров “высокой” дохристианской культуры восточных славян. Ни изобразительного искусства, ни архитектуры, ни литературных памятников - ничего. В этих условиях можно, конечно, фантазировать о некой чудесной культуре, погубленной христианами, но подкрепить эти фантазии хоть какими-то артефактами, пусть даже и скудными, невозможно. Нет ни одного имени, ни одного произведения, которое можно было бы связать с “прароссианством”. “Слово о полку Игореве” не может определяться как языческое произведение - создавал его грамотный образованный христианин. Наличие в этом памятнике языческих элементов и образов не делает его “прароссианским” - точно также, как присвоение Екатерине II характеристик Фелицы или Минервы не превращает русскую культуру конца XVIII века в феномен древне-римской культуры.

4) Почему прароссианство определяется как явление метакультурное, а, например, прафинство или прабалтство в метакультурном мифе Андреева оказываются вне метакультур? Насколько вообще уместно говорить об этом таинственном “прароссианстве” как метакультурном явлении?

В связи с этой я бы выделил три вида цивилизационной ретроспекции.

Первый вид - освоение пластов древней (уже исчезнувшей) метакультуры, имевшей ту же лингвистическую основу. Примеры: эллинское наследие для византийцев; Ренессанс в романских христианских (и из них - в остальных) культурных сообществах (далее - к. с.), интерес с древне-германскому наследию в германо-христианских к. с. и т.д.

Второй вид: интерес к иноязыковому метакультурному наследию на той же территории. Пример: испаноязычная Мексика и ее доколумбовые культуры.

Третий вид: интерес к дометакультурным пластам с той же лингвистической основой (условное “прароссианство”).

4) Андреев одновременно делает два противоположных (на мой взгляд) заявления:

“В те времена состояние Навны знаменовалось единством первоначальной гармонии, непосредственной радостью впервые вкушаемого воплощения. Женственно-вещее предощущение гроз будущего смягчалось воспоминанием о наднебесной родине, Рангарайдре, и ожиданием оттуда брата – друга – жениха. И в России Небесной, и в России земной на всем ощущался его отдалённый, но неотступно прикованный взор. И если сама Навна едва начинала уяснять народному сознанию детски смутные отражения окружающих стихиалей, то разум демиурга эти образы прояснял, очерчивал, определял, кристаллизируя их в именах славянских божеств: Перуна, Ярилы, Стрибога, Лады. На языке историков это перекрёстное влияние демиурга и Идеальной Соборной Души называется мифологией, религией, искусством и бытом древних славян – всем тем, что теперь обнимается понятиями духовной и материальной культуры”.

Странно, что “разум демиурга” осуществлял это воздействие еще до того, как он появился в затомисе (отдельно можно заметить, что первое упоминание о Яриле относится только к XVIII веку, причем до сих пор историки на своем языке ведут дискуссию, что тогда понималось под термином “ярила”). А вот после первого же появления Демиурга в затомисе сразу происходит его приобщение вместе с Соборной душой к христианскому трансмифу.


Резюме. Религиозной осью “северо-восточной” метакультуры было восточное христианство.

Мне кажется, “прароссианство” - просто некооректный термин Андреева, но к нему не стоит привязываться. Имхо, рассматриваться должен весь комплекс дохристианских славянских и балтийских культур. Возможно, славянские и балтийские - при учете глубоких языковых различий - можно было бы рассматривать как различные (конечно, с учетом континуальности) явления. При таком подходе первое и второе возражения, которые задает Фёдор, снимаются.

Что касается третьего возражения - относительно отсутствия памятников культуры - аналогичные возражения можно было бы представить в отношении североамериканских общностей области Великих озер. Нет архитектуры, литературных памятников, изобразительного искусства.

При этом Андреев не говорит о “прароссианстве” как о метакультуре. Возражения же Фёдора - возражения скорее не самому Андрееву, а тем, кто склонен считать, что существовала праславянская метакультура.

Кроме того, я бы поставил под сомнение выражение “религиозная ось метакультуры”. Альтернативный взгляд - ризоматическое (точнее - мицелиевидное) метакультурное пространство. В таком пространстве “религия” не может быть однозначно выделена как структура - и, тем более, как ось. “Ось”, как мне кажется, в образно-концептуальном пространстве андреевского мифа отсылает к одномерным мирам.

Также хотелось бы обратить внимание на переходные моменты - а из переходных моментов, можно сказать, и состоит реальность. В данном случае - переходный момент от дометакультурного состояния к метакультурному.

Что же касается обращения к предшествующим культурным пластам - мне представляется, что все локальные попытки их реставрации проистекают из некоей общей, универсальной (планетарной) тенденции - реанимации некоторых доаграрных культурных элементов - частью этого процесса, помимо интереса к той или иной архаике, является экологическое движение, интерес к практикам использования психоактивных веществ и некоторые другие моменты.

Дмитрий Ахтырский
аналогичные возражения можно было бы представить в отношении североамериканских общностей области Великих озер. Нет архитектуры, литературных памятников, изобразительного искусства.

Я полагаю, что то, что ДА называет “метакультурой Великих озёр”, следует соотнести не с индейскими племенами XVIII-XIX веков, а с такими феноменами Миссисипской культуры как Кахокия и Этова-Маундз. А у них существовали и архитектура, и изобразительное искусство. Кахокия же вообще была одним из крупнейших по численности населения ранне-городских поселений XIII-XV веков, причём не только в Америке.

Дмитрий Ахтырский
Возражения же Фёдора - возражения скорее не самому Андрееву, а тем, кто склонен считать, что существовала праславянская метакультура.

Возражения адресованы Андрееву. Пока что я не встречал на просторах инета тех, кто говорит о праславянской метакультуре. Андреев видит в восточных славянах-язычниках VIII-X веков первую фазу метакультуры. Я с этой идее не согласен.

Тихий дон Диего
Резюме. Религиозной осью “северо-восточной” метакультуры было восточное христианство.

Допустим, мы датируем возникновение Северо-Восточной метакультуры в Энрофе не позднее, чем началом IX века. Скорее всего, это VIII век. Крещение Руси происходит не раньше 988 года, в конце X века. Т.е. временной интервал составляет около двух веков. Как между нами и войной с Наполеоном. Первый вопрос: признаём ли мы, что в это время происходило какое-либо культурное развитие? Допустим, что признаём. Второй вопрос: происходило ли оно целиком за счёт тех или иных культурных заимствований, в первую очередь из Византии, или имело самостоятельную составляющую? Если признаём, что имело самостоятельную составляющую, то она и является тем, что Андреев называет “прароссианство”. Если не признаём - тогда не признаём и праросиианство. Ты для себя на эти два вопроса как отвечаешь?

1 ответ: признаю, что происходило какое-то культурное развитие.
2 ответ: считаю, что оно не происходило целиком за счет культурных заимствований из Византии и имело самостоятельную составляющую.
Но в самом начале тобою было сделано допущение о датировке возникновения С-в метакультуры “не позднее, чем началом IX века”. А вот этот базовый для обсуждения элемент я как раз не принимаю, потому что не вижу связи между тем явлением, которое я рассматриваю как “С-в метакультуру”, и славянским язычеством, которое я определяю как внеметакультурное явление.

Всё то, о чём я написал в теме “Затомисы и пирамиды”, постепенно изменило мою точку зрения на утверждение дона Диего, что прароссианство не было совокупностью представлений, которые транслировала светлая диада Северо-Восточной метакультуры. Сейчас я думаю, что это вполне может быть верным. Это не значит, что у древних славян не было языческих культов, которые можно (конвенционально) назвать прароссианством, что был конфликт между ними и православием, что они никогда не были полностью вытеснены и т.д. Речь идёт только о том, чтобы поставить под вопрос связь этих культов с влиянием Яросвета и Навны.

Факторы, которые, как я сейчас считаю, искажали моё мышление об этом вопросе, таковы:

1) Мне казалось, что все затомисы связаны с одной из пяти пирамид. То есть что «поверх» всех локально-метакультурных мифов существует какая-то версия монотеизма либо буддизм, что мусульмане восходят к пирамиде христианства либо иудаизма и т.п. Но потом в процессе разговоров мы пришли к пониманию, что такое мнение основано только на том, как Андреев описывает последовательность миров восходящего ряда. Он делает это так, что создаётся впечатление, будто из каждого затомиса просветлённые поднимаются к одной из пяти пирамид. В действительности же нет ни одного фрагмента, где это утверждалось бы. В теме “Трансмифы и ”верховные религии“” дон Диего описал аргументы против этого, и я позднее написал об этом в теме “Произвольный порядок восхождения”.

2) Мне казалось, что все затомисы транслируют в Энроф политеистические мировоззрения. В первую очередь это было вызвано, собственно, тем, что Андреев пишет о прароссианстве. Именно это его сообщение создаёт впечатление, что из затомиса как бы естественным образом транслируется политеизм, на который «накладывается» монотеизм, исходящий из пятимерных миров – в том случае, если данный затомис связан с одним из них. Но и в целом это как будто выглядит логично: в затомисах творят боги, светлые диады, и ощущение их присутствия должно приводить к политеизму. Я не замечал, что это опровергается хотя бы тем фактом, что монотеистическая мусульманская метакультура не связана с каким-либо пятимерным миром, а только с затомисом (эта тема заслуживает отдельного рассмотрения).

3) Не замечал я этого, в частности, потому, что не прилагал понятие трансмифа к затомисам. Мне ошибочно казалось, что оно относится только к пирамидам. Об этом я подробно написал в теме “Затомисы и трансмифы”.

В результате всё это приводило к картине, в которой четырёхмерные затомисы индуцируют в Энрофе политеизм, а пятимерные пирамиды над ними – монотеизм или буддизм. Эти два «слоя» наложены друг на друга, и верхний покрывает нижний. Сейчас же я считаю такое понимание совершенно искажённым. В действительности вместо двух «слоёв» – множество параллельных линий восхождения, множество мифов и трансмифов. Подавляющее большинство из них – политеистические. Они никак не связаны ни с одной из пирамид. Но и наоборот: затомис вовсе не обязательно должен быть трансмифом политеистической религии. Очевидно, что это не так для затомисов Зороастрийской, Иудейской, Мусульманской, Гималайской метакультур (индуизм трудно однозначно куда-то отнести, т.к., на мой взгляд, это семейство религий). И это не так для затомиса Византийской метакультуры. Было бы невероятно, если бы её демиург транслировал в Энроф монотеистический христианский миф и заодно – представления о новом пантеоне, который должен заменить греческий. Понятно, что ничего подобного никогда не было.

Короче говоря, политеизм и монотеизм автономны друг от друга. Во всяком случае, это верно для до-современного периода, который мы сейчас обсуждаем. Если внимательно читать главу о затомисах, то становится видно, что для политеистической культур соприкосновение с монотеистической (Древнегерманская и Романо-католическая метакультуры) или буддийской (Синтоиская метакультура и махаяна) является травмирующим. Происходит не приобщение, не установление связи затомиса с пирамидой, а ущерб.

В свете всего этого идея, что прароссианство (допустим, мы обозначаем этим именем дохристианские верования и мироощущение восточных славян) возникает под влиянием Яросвета и Навны, становится сомнительной. Когда они начинают творить Северо-Восточную метакультуру, заведомо известно, “запланировано”, что её затомис будет связан с уже существующей пирамидой христианства, “запланировано”, что Яросвет станет преемником демиурга Византии. Суть дела заключается в том, что в таких условиях начинать с политеистического проекта означает целенаправленно пойти на создание неизбежного раскола внутри метакультуры. Мне очень трудно представить, что диада могла выбрать такой сценарий. У Андреева неслучайно есть идея «специализации» метакультур. Для древнего сознания политеизм и монотеизм – действительно очень плохо совместимые вещи.

Как я уже писал выше, это не означает, что явления, которое Андреев обозначает термином «прароссианство», не существовало. Очевидно, что этот языческий пласт был, он был мощным, но был частично уничтожен, частично вытеснен и частично адаптирован. Он стал частью Северо-Восточной метакультуры, потому что был средой, в которой она возникла. Фактически, в исторической действительности произошло нечто противоположное описанному Андреевым. В Северо-Восточной метакультуре политеизм был явлен не в начале её, а в конце – не до того, как утвердился христианский миф, а после этого. Я имею в виду тексты самого Андреева. Это уникальная версия политеизма, который в такой же степени является и монотеизмом, и не видит в этом противоречия. Здесь можно возразить, эти тексты реального влияния на культуру не оказывают. Но я думаю, что их время ещё впереди.