Архаичное, "догосударственное" устройство древних политий держалось преимущественно на микросоциальных, общинных и квазиобщинных связях, на общинной и "миникорпоративной" солидарности. К примеру, готовность сражаться и умирать во время войн за интересы той или иной архаичной политии основывалась в первую очередь на непосредственном личном близком знакомстве тех, кто входил в боевые соединения, независимо от того, были ли они сформированы как ополчения или представляли из себя корпорации воинов - дружины. Отсюда общеизвестная невысокая эффективность больших армий, сформированных на этой основе.

Нечастые эпизодически возникающие исключения можно увидеть в случае "великих переселений", когда экстремальные условия могли формировать особые коллективные поведенческие программы "миграционной агрессии". В этом случае личная идентификация с макросообществом становится предельно упрощённой. Несложные культурные маркеры, позволяющие отделять "своих" от "чужих", усваиваются в этом случае легко и быстро, главное - чтобы у "своего" имелись качества, необходимые для главной цели - перебить и ограбить как можно больше "чужих". Экспансия основанной на таких началах орды при наличии культурных заимствований может быть весьма и весьма эффективной, но перспективы политических образований на такой основе бывают недолгими и по преимуществу сугубо деструктивными.

Совершенно иной случай продемонстрировала социальная эволюция после появления политий, основанных на "имперском мифе". "Имперско-мифическое" государство совершенно необязательно должны отмечать гигантские размеры или широкомасштабная экспансия. Дело совершенно в ином. Такого "левиафана" (повторюсь - независимо от размеров) отличает наличие мощной, очень влиятельной государственной идеологии, в основе безусловно иррациональной. Установки этой идеологии могут подкрепляться всевозможными рационалистичными и псевдорационалистичными доводами. Но все эти доводы - не более чем "довесок". О том, в какой форме теоретически было было бы лучше существовать России или Бразилии - в нынешней ли форме централизованного государства или как предельно "рыхлой" конфедерации автономных земель и вольных городов, можно спорить и рассуждать очень долго и практически бесплодно. Такая дискуссия малорезультативна просто потому, что в представлении подавляющего большинства россиян и бразильцев их государства представляют собой самостоятельную и находящуюся вне значимой критики ценность. Эта убеждённость является едва ли не самым главным условием существования государства, которое существует само для себя и мало нуждается в оправдании своего существования, не столько порождаемого культурными и экономическими факторами, сколько само эти факторы трансформирующего. Думаю, что безусловное большинство современных государств держатся именно на этом самом "имперском мифе", даже если его "имперскость" исключительно потенциальна.

Поскольку известно, что "имперский миф" появился отнюдь не сразу с появлением человечества и распространял своё влияние отнюдь не сразу на всё так или иначе интегрированное в государство население, ограничиваясь поначалу преимущественно политической элитой, полагаю, что именно этот феномен есть резон соотнести с мифопоэтическим образом уицраоров у Даниила Андреева.