Недавно - в мае-июне - я в очередной раз приезжал на месяц с лишним в Москву. И там - в эпицентре российского пацифизма, то есть на царицынской поляне “у дуба”, который на деле является сосной, на ежегодном первоиюньском сборе хиппи всех возрастов и примкнувших к ним - мне был задан вопрос. Среди круга моих знакомых, с которыми я поддерживаю относительно регулярное общение, наличествуют только два человека, которые занимают антимайдановские, антиукраинские позиции. И вот одна из этих двух людей, моя университетская подруга, настойчиво спрашивала меня - как я отношусь к текущим боевым действиям на востоке Украины. И вот я решил ответить, поскольку вопрос о войне и насилии вообще - один из принципиальных этико-философских вопросов. И вопросов предельно трудных.
Война есть частный случай насилия вообще. В принципе, эти слова взаимозаменяемы. Любое противостояние, агрессию, сопротивление, противоборство можно назвать войной. Вся планетарная биосфера - арена начавшейся в незапамятные времена мировой войны. Живые существа преследуют друг друга, питаются друг другом, вытесняют друг друга из зон обитания, сражаются за место под солнцем. Колесо взаимоуничтожения.
Мой пацифизм не ограничивается человеческой сферой существования. Я полагаю, что одна из задач живых существ - трансформировать реальность так, чтобы это насилие прекратилось. Причем прекратилось так, чтобы это прекращение не повлекло за собой паралич творческой способности живого существа - чтобы, избавленное от необходимости выживать, оно не уснуло беспробудным сном карася, который понял, что щук вокруг нет и больше никогда не будет. Потому что лень - одна из внутренних щук.
Совершенное живое существо, находящееся в полном сознании, не нуждается в защите и самозащите. Оно преодолело страх страдания. Когда-нибудь каждый станет буддой - таким вот свободным существом. И жизненный путь человека призван стать путем освобождения.
Однако даже перед таким существом вряд ли может не вставать проблема защиты других живых существ - из любви и сострадания к ним. Помощи им в преодолении их страдания.
Каким образом может быть оказана эта помощь - и почему в мире существует страдание, если хоть одно живое существо достигло полного и окончательного освобождения? На этот вопрос существует множество ответов, но ни один из них не является абсолютно убедительным. В христианской традиции эта проблема получила наименование “теодицея” - “оправдание Бога”. Как бытие абсолютного совершенства может сочетаться с наличием в мире зла? Николай Лосский считал теодицею высшей и труднейшей философской дисциплиной.
На высочайшем уровне совершенства, полагаю, можно остановить мировую войну мыслью или словом. Останавливать, не нарушая ничьей свободы - просто оставлять желающих воевать наедине друг с другом (враг с врагом), а не желающих играть в этом театре жестокости выводить из-под огня. Постараться, чтобы участники событий добровольно предпочли любовь страху, самоутверждению, гневу и корысти.
Но большинство живущих (и я в том числе) совсем не на таком уровне. И прекратить насилие ненасильственным образом таким людям удается не везде и не всегда. И даже человек, способный преодолеть инстинкт самосохранения, пацифистических убеждений, не боящийся страдания и смерти, оказывается вынужден применять методы силового воздействия в конфликте. Пройти мимо оказывается этически невозможно, а убедить неправого прекратить его действие не получается.
Это ситуация экзистенциального этического тупика. В таком цугцванге и отказ от насильственного действия, и совершение оного оказываются этически несовершенными. Убийство - всегда зло. И насилие - всегда зло, во имя каких бы целей оно не совершалось. Это признание своего несовершенства, своей слабости, вступление во внеэтичный, антиэтичный порядок вещей, где правда всегда на стороне сильного. Но отказ от насилия методом “прохода мимо” в ситуации, когда необходима помощь жертве, которая не сильна духом и не готова свободно выносить страдание, является соучастием в насилии. Бездействие - один из вариантов действия и имеет свои следствия.
А посему, не зная точно, в какой ситуации находятся люди, ведущие боевые действия, участвующие в войне, я не могу выносить об их решении взять в руки оружие этическое суждение. Я могу только сострадать участникам войны, ее жертвам - и желать, чтобы ситуация разрешилась по возможности лучшим образом, на благо всех живых существ.
И если уж вести войну, то один из самых привлекательных для меня методов - распыление над территорией противника или над горячей точкой эмпатогена MDMA.
Человек, применяющий насилие даже во благих целях, должен понимать, что применением им насилия - результат его несовершенства, и не должен оправдывать себя, считая себя абсолютно правым и этически безупречным. Человеку, который знает, что такое сострадание, могут сниться убитые им даже на самой-самой оборонительной войне.
А теперь конкретно о боевых действиях на востоке Украины.
Во-первых, я гражданин России, а не Украины, и не имею морального права требовать от украинской стороны тех или иных действий или отказа от действия. Тем же воюющим на востоке Украины, кто является российским гражданином, или же частью российской гражданской нации, пусть и имеющим иное гражданство - я предлагаю сложить оружие. У тех из них, кто не совершил военных преступлений, должна быть возможность вернуться на территорию России и забрать с собой всех тех, кто не желает жить в украинском государстве. Россия обязана принять всех этих людей.
Украина является международно признанным государственным образованием, с признанными ООН границами. В этих границах Украина и должна продолжать существовать - если только признанный ООН референдум не изменит эти границы.
Восстание на востоке Украины я считаю этически не оправданным. Оно произошло в тот момент, когда украинское государство находилось в полупарализованном состоянии по причины смены власти. В стране произошла революция, направленная против пророссийского режима Януковича. Восстание же на востоке Украины было следствием недовольства смещением руководителя, который являлся выходцем из районов, охваченных ныне восстанием. В регионе не проводилось этнических чисток, не было тяжелых нарушений прав носителей той или иной культуры. Все вопросы надлежало в такой ситуации решать мирным путем, путем переговоров и консультаций. Тем же, кто не желал такого пути, следовало начать процедуру переезда в Россию, а российскому государству и “националистической” части гражданского общества - помочь тем, кто недостаточно инициативен и недостаточно мобилен (пенсионерам и т.д.).
Если бы Россия была демократическим государством, гарантирующим на деле соблюдение основных прав человека, а Украина - авторитарным недемократическим государством, права человека нарушающим, я бы рассматривал ситуацию в ином свете. Безусловно, народ имеет право на восстание против диктаторской власти - право на освобождение. Но восстание, направленное на переход от демократической власти к власти авторитарной, поддержано мной быть не может. Тем более, если эта власть ведет к развалу экономику, систему здравоохранения и образования и другие сферы жизни общества, если ее политика ведется в интересах крайне ограниченной группы людей, игнорируя интересы остального населения.
Восстание на востоке Украины носит пророссийский характер, а потому должно быть признано направленным деструктивно - поскольку российская власть соответствует положениям, изложенным в двух последних предложениях предыдущего абзаца.
Тем не менее, я отдаю себе отчет в том, что моя оценка может быть ошибочной и предвзятой. С точки зрения восставших, украинская власть ущемляет права русскоязычного населения и конкретно русскоязычного населения востока Украины. Однако идеология восставших, не будучи целостной, содержит в себе тоталитарные, нацистские, сталинистские, имперские компоненты - и у меня есть серьезные подозрения, что в случае победы восстания права людей, живущих на территории, подконтрольной восставшим будут нарушаться значительно более серьезным образом, чем в том случае, если бы эти территории сохранили прежнюю юрисдикцию.
Перемирие, имевшее место некоторое время назад, носило односторонний характер. Разобщенные военизированные формирования восставших не подчиняются единому руководству и добиться от них прекращения огня оказалось невозможным.
Проблема в том, что я не могу знать с уверенностью, к каким последствиям приведет то или иное решение той или иной враждующей стороны. Я не поддерживаю насилие как адекватный способ решения проблем, но не знаю, каким путем насилие может быть остановлено - причем остановлено таким образом, чтобы его остановка не привела в будущем к ухудшению ситуации и умножению насилия в форме новой, более кровопролитной войны, диктатуры или возникновения множественных центров концентрации насильственной власти.
Поэтому я, как человек, не вовлеченный непосредственно в боевые действия, в своих дальнейших текстах буду анализировать ситуацию, не вдаваясь в кокретные этические оценки конкретных действий воюющих сторон - в частности, потому, что сомневаюсь в объективности поступающей ко мне информации.
Тем не менее, при рассмотрении данной ситуации я буду руководствоваться общими этическими ценностями. Я хочу видеть как Россию, так и Украину - или те государственные образования, которые возникнут на территории этих государств - демократическими государствами, приоритетом существования которых являются права человека, толерантность, отсутствие ксенофобии и шовинизма, развитие культуры, науки, образования и медицины. Я хочу, чтобы страдания людей на этих территориях было бы сведено к минимуму. Каким путем эти ценности должны быть реализованы, точных ответов я дать не могу.
Мои симпатии к демократическому порыву украинской гражданской нации, стремящейся избавиться от тоталитарного имперского наследия, остаются неизменными. Лучшим из имеющихся выходом из конфликта я бы видел введение на территорию востока Украины международного контингента с мандатом ООН.