Часть iii введения к трактату "Механизмы империосферы"

 

Архетипы власти, о которых речь шла в предыдущей главе, являются реальностью коллективного бессознательного человеческого рода. Как и любая архетипическая реальность, они склонны осмысливаться людьми в форме мифа - в частности, мифа о происхождении и сущности власти. По отношению к этим вербализованным, кодифицированным мифам архетипы выступают как "трансмиф", т.е. как исходная мифогенная реальность.

Миф вообще - и, в частности, миф о власти - не есть нечто архаическое, рудиментарное и атавистическое. Миф существует как окружающее и проницающее любую рациональность облако смыслов, ассоциаций, этических ценностных структур. Миф шире рациональности - он, в частности, играет по отношению к последней направляющую роль. Миф скрепляет воедино различные рациональные построения. Он во многом определяет повседневную жизнь человека - но участвует и в, казалось бы, чисто рациональных практиках. Например, мифологемы широко используются в науке - ярким примером мифологемы является "механическая метафора" (представление о "мире-как-машине"), определившая собой мейнстрим развития науки эпохи Модерна.

Можно выделить три основных мифа, символически описывающих происхождение государственной власти, с помощью которых власть может как легитимироваться, так и делегитимироваться.

Первый миф – миф о сакральном, высшем происхождении власти. Согласно этому мифу, государственная власть как принцип имеет божественное происхождение, установлена высшими силами, а земные носители этой власти этими силами поддерживаются и инспирируются, являются проводниками их воли, кровными потомками воплощавшихся некогда божеств. В пределе же верховный правитель рассматривается господствующей идеологией как само верховное божество.

Этот миф отнюдь не является достоянием только лишь прошлого даже и для современных западных обществ. Он явно давал о себе знать в теории и практике тоталитарных государств последнего столетия. В Третьем Рейхе и в современной России власть имеет тенденцию мыслить себя поставленной "свыше" и неподотчетной народу, но, напротив, имеющей по отношению к последнему пастырскую миссию. В СССР же и в современных демократиях власть может апеллировать к "научной картине мира". "Мировой закон", постигаемый наукой, замещает фигуру личного божества, является некоей непреложностью, с которой человек вынужден сообразовывать свои действия. Власть, включающая в себя научно-экспертное сообщество, в этом случае может позиционировать себя как приобщенная к истинной реальности, скрытой от профанов - и доказывающей свое "высшее" происхождение разнообразными чудесами-кнутами и чудесами-пряниками, ядерной бомбой и мобильными телефонами.

Второй миф получил в эпохе европейского Нового Времени именование «теории общественного договора». Эта теория и по сей день лежит в основе обществ «либеральной демократии». Забавно, что в мейнстрим западной мысли этот миф вошел благодаря стороннику абсолютной монархии Томасу Гоббсу, воспитателю наследника английского престола. Согласно этой теории, государство добровольно учреждается обществом для защиты естественных прав каждого индивидуума – прежде всего, права на жизнь и на собственность, которые не могут быть сохранены в условиях некоей изначальной, обусловленной испорченной человеческой природой всеобщей войны «всех против всех». В целях обеспечения общественного порядка и гармонии общество от имени всех индивидуумов отказывается от той или иной части индивидуальных прав, в любом случае передавая государству монополию на общественное насилие.

В рамках этого мифа прямая дорога пролегает от знаменитых эдиктов о запрете на дуэли до современной ювенальной юстиции с ее принципом минимизации физического насилия внутри так называемой «семьи». Здесь государство может естественно мыслиться как «общее дело», как «республика», граждане которой, согласно базовому мифу, рассматриваются как «свободные», а не «подданные» – хотя подати многие из «свободных» все же вынуждены платить, и убежать от своих «священных прав и свобод» не могут иногда и под страхом смерти. Напомним, что этот миф об «общественном договоре» лежит в основе не только «либеральных», но и так называемых «народных демократий», включая КНДР с ее ограничениями на свободу передвижения ее «граждан» не только за границу, но и внутри страны.

На практике же оба мифа могут смешиваться в самых прихотливых сочетаниях. Римская республика могла иметь во своей главе «божественного Августа». В современном же мире государственная власть, как мы уже сказали несколькими абзацами выше, оказывалась способна легитимировать себя в качестве носителя высшего знания о законах мира в целом и человеческой истории в частности, опираясь в качестве идеологического инструмента не на находящуюся с ней в «симфонии» жреческую корпорацию, но на подразделения «новых брахманов» - на патронируемую, лояльную государству часть «научного сообщества».

Третий же миф – «силовое» происхождение государства. В некоторых чертах он пересекается с первым, «сакральным» мифом - в том случае, когда божество для своего адепта открывается прежде всего как сила, и лишь во вторую очередь как правда. В предельном же случае правда рассматривается носителем такого мифа как фиктивная в своей автономии ценность, совпадая по сути с силой. В каменных, железобетонных и юридических джунглях соблюдается де-факто лишь один закон – «кто сильнее, тот и прав». Этот миф описывает уже упоминавшийся принцип рэкета в неприкрытом, для многих нелицеприятном виде – а потому этот миф используется прежде всего радикальными критиками того или иного государственного устройства или идеи государственной власти как таковой. Возможно и локальное применение этого мифа – для делегитимации некоторых конкретных носителей власти как узурпаторов. Вполне доходчиво этот миф описывается в гегельянских построениях - в частности, в "Происхождении семьи, частной собственности и государства" Энгельса.

В случае глубокой и фундаментальной этической деградации общества миф силового происхождения власти может напрямую использоваться в качестве легитимации оной и в наши дни. Строй, в котором власть открыто легитимирует себя подобным способом, можно с учетом российских реалий назвать "паханатом".

 

Итак, государство (или прото-государственные образования, претендующие на то, чтобы занять место существующего государства) способно присваивать себе (идеологически) все высшие для того или иного сообщества функции – к примеру, божественные для индуиста функции творения «правильной реальности», поддержания сакрализованного порядка и разрушения порядка недолжного. В силу этого правители государства могут посылать своих подчиненных на смерть для защиты своих интересов, не только применяя прямое насильственное принуждение, но добиваясь добровольного самопожертвования – поскольку государственный порядок и сама фигура правителя могут оказаться символически связанными с высшими ценностями человека, могут замещать эти ценности собой. Власть считает себя вправе распоряжаться жизнями и судьбами подвластных либо просто по праву сильного, либо считая себя репрезентатором воли "коллективного субъекта" ("народа", "общества"), либо считая себя транслятором в "низший мир" "высших истин".

Однако власть не является чем-то внешним по отношению к нам - к каждому конкретному человеку. С помощью описанных выше мифов мы склонны легитимировать свои собственные действия, поскольку они далеко не всегда свободны от стремления манипулировать другими живыми существами - манипулировать прямо (силой) или косвенно (обманом). И от этой манипуляции совсем не просто отказаться.