Если и можно будет говорить о каких-либо догматах в её учении, то это догматика глубоко динамичная, многоаспектная, способная к дальнейшему обогащению и развитию, к длительному совершенствованию.
(РМ I 1)
Я слышал, что первая книга “Розы” была написана последней. И это похоже на правду, потому что здесь, можно сказать, наступает апофеоз мышления о немыслимом, а именно о “динамичной догматике”. Это, пожалуй, квинтэссенция противоречий этого текста, который разрывается между интенцией к открытости и динамичности и интенцией к единству и гармонии. По моему мнению, в религии нет вообще ничего, что находилось бы в большем противоречии с Современностью, чем идея догмы, ибо, согласно лаконичному замечанию Фейербаха, “Догма есть не что иное, как прямой запрет мыслить”. Но почему Андреев продолжает хотеть догмы? Потому что он хочет соловьёвского всеединства (которого, кстати, правильно хотеть, потому что Соловьёв очень высоко поднялся в затомисе). А всеединства не получится, если не вбить всем в голову какой-нибудь стандарт истины. Но Андреев, конечно, хочет ещё и свободы, и отсюда становится необходимой догматика нового качества - “динамичная догматика”. Всю книгу он пытается усидеть на этих двух стульях, и из этого не получается ровным счётом ничего, кроме фантазий о немыслимом и невозможном. “Не иерократия, не монархия, не олигархия, не республика: нечто новое, качественно отличное от всего, до сих пор бывшего”, - и т.д., и т.п. Первый и второй эон накладываются друг на друга, аннигилируя.
Мне будут говорить, что я несправедлив, обратят моё внимание на то, как построено это предложение: “Если и можно будет говорить о каких-либо догматах…”. То есть даже если, не дай Бог, такое произойдёт, то… Нет, говорю я. Я утверждаю, что это Андреев тяготеет к этому, что он поддался этому соблазну. Иначе он посмеялся бы над намерением догматизировать, а не пытался придать ему благообразный вид. Это самая опасная ложь - мимикрирующая, та, которую протаскивают незаметно - даже от самого себя! Я утверждаю, что это стратегия, это метод, которым написаны определённые фрагменты “Розы Мира”. Говорить про догматику, но добавить, что про динамичную. Описать иерократию, но тут же сказать, что это не она. Обозначить свободу слова конечной целью, но проложить к ней путь через цензуру. И вы начинаете сомневаться, когда выступаете против. Разве Андреев не был искренен? Разве он не хотел динамизма, свободы слова, разве не была ему антипатична “иерократия”? Выступать с критикой текста, написанного человеком, который действительно имел намерения, с которыми вы солидарны, и который вдобавок обезоруживающе признаёт возможность своих ошибок - выступать с критикой такого текста, утверждать, что он содержит систематические ошибки, психологически намного сложнее, чем если бы он был написан идейным врагом. Это сопровождается чувством вины. Но уступать ему нельзя.