Напрасно, однако, стали бы мы искать в этом оригинальном произведении следов широкой филологической эрудиции, попыток объективно и научно исследовать текстологический материал канонических книг, наконец – хотя бы философски аргументированной теологической концепции. Это поток пламенных образов, вызывающий в памяти образцы апокалипсической литературы и поражающий вместе с тем некоторым новым качеством: чередованием взлетов ума с явно галлюцинаторными феноменами, глубоко-поэтических интуиций с какою-то религиозно-философской инфантильностью, проповеднического жара – с ребячески-примитивными тезисами, интересных иногда мистических построений – с грубым научным невежеством. Сильная сторона книги заключалась в её языке, местами поднимавшемся до уровня классических образцов пророческой литературы, а также в беспредельной, буквально гипнотизирующей читателя вере в себя и свою идею.

Даниил Андреев, “Осборн Мэри-Бетси-Офелия” (из “Новейшего Плутарха”)

Самосуд

Это цитата, демонстрирует, что явление “Даниил Андреев” значительнее, чем только автор “Розы Мира”. И некоторые неосознаваемые его “дневным сознанием” аспекты его личности (во всей ее многослойности - в его смысле этого слова) проявляли себя в таких актах самокоррекции. Тексты Андреева реферируют сами себя - по крайней мере, в данном случае.

Это замечательно, что в тексте Андреева есть болезнь, которую нам удается диагностировать. И, надеюсь, вылечить самих себя от нее. Потому что наличие амбивалентности в тексте создает пространство свободы. Андреев создает текст, в котором нем самоиронии, который перенасыщен персонализированными образами и их волюнтаризмом, в котором нет философии, в котором примитивное богословие и зачастую довольно поверхностная историософия, текст, в котором множество этически недопустимых утверждений. И осознавая и не принимая всё это - в том числе благодаря самому Андрееву, более глубоким уровням его личности, которые обнаруживаются в его наследии (в том же ироничном фрагменте о Мери Офелии Осборн), мы заново обретаем смысл текста, точнее - открываем возможность такого смысла.

Это странная диалектика. Можно было бы сказать в духе христианского дискурса, что “Бог попустил создать такой текст”. Или в андреевском дискурсе: “сами недостатки и искажения текста имеют провиденциальное значение”.

Инфантильные фантазии об “этической инстанции” довольно легко распознаются и деконструируются. Это просто насморк. Сложнее обстоит дело с некоторыми репликами типа “метаисторической этики”, но и тут, в общем, “оздоровление” читателя не затруднено. Это не более, чем простуда. Андреевский моноцентризм - уже серьезное заболевание, но достаточно и здесь курса антибиотиков и терапии. Да, сложнее с такими элементами, как “инспирации”, “иерархии”, “монады”, “великий чертёж”. Здесь уже нужна хирургическая точность и осторожность. Зато при критическом чтении у излечившегося читателя формируется стойкий иммунитет к соблазнам авторитарности, монологизма, объективации.

Тихий дон Диэго
Инфантильные фантазии об “этической инстанции” довольно легко распознаются и деконструируются. Это просто насморк. Сложнее обстоит дело с некоторыми репликами типа “метаисторической этики”, но и тут, в общем, “оздоровление” читателя не затруднено. Это не более, чем простуда. Андреевский моноцентризм - уже серьезное заболевание, но достаточно и здесь курса антибиотиков и терапии. Да, сложнее с такими элементами, как “инспирации”, “иерархии”, “монады”, “великий чертёж”. Здесь уже нужна хирургическая точность и осторожность. Зато при критическом чтении у излечившегося читателя формируется стойкий иммунитет к соблазнам авторитарности, монологизма, объективации.

Красиво написано)

Тихий дон Диэго
Это замечательно, что в тексте Андреева есть болезнь, которую нам удается диагностировать. И, надеюсь, вылечить самих себя от нее. Потому что наличие амбивалентности в тексте создает пространство свободы. Андреев создает текст, в котором нем самоиронии, который перенасыщен персонализированными образами и их волюнтаризмом, в котором нет философии, в котором примитивное богословие и зачастую довольно поверхностная историософия, текст, в котором множество этически недопустимых утверждений. И осознавая и не принимая всё это - в том числе благодаря самому Андрееву, более глубоким уровням его личности, которые обнаруживаются в его наследии (в том же ироничном фрагменте о Мери Офелии Осборн), мы заново обретаем смысл текста, точнее - открываем возможность такого смысла.

Это странная диалектика. Можно было бы сказать в духе христианского дискурса, что “Бог попустил создать такой текст”. Или в андреевском дискурсе: “сами недостатки и искажения текста имеют провиденциальное значение”.

Если снова прибегнуть к христианскому дискурсу, то это та же логика, по которой хорошо, что убили Иисуса, потому что так реализовался божественный замысел. Вообще, получается, что чем хуже, тем лучше, потому что тем больше возможностей развить свою сознательность, проницательность и т.д. Если принимать точку зрения, согласно которой у текста действительно есть те недостатки, которые мы ему приписываем, то тот факт, что мы их идентифицировали - это хорошо. Но само их наличие - это, конечно, плохо, а не хорошо.

Эта гегелевская диалектика является иррационализмом в плохой форме, то есть просто логической ошибкой. Пространство свободы создаётся не амбивалентностью текста. Оно, так сказать, просто есть, и если у читателя есть воля в него шагнуть, т.е. занять критическую позицию, то он это делает.

Артём Айрапетов
Если принимать точку зрения, согласно которой у текста действительно есть те недостатки, которые мы ему приписываем, то тот факт, что мы их идентифицировали - это хорошо. Но само их наличие - это, конечно, плохо, а не хорошо.

я бы сказал, что “хорошо” то, что соблазны текста оказываются такими, в целом, поверхностными, не затрагивающими экзистенциальную сущность мифа.

Артём Айрапетов
Пространство свободы создаётся не амбивалентностью текста. Оно, так сказать, просто есть, и если у читателя есть воля в него шагнуть, т.е. занять критическую позицию, то он это делает.

Да. Я имел в виду, что андреевский текст не настолько тотальный, что там пространство свободы вообще не обнаруживается. Что те “болезни”, которые в нем есть, могут быть “вылечены”. А не то, что сами болезни - это “хорошо”. Спасибо за уточнение!