Весьма давно и достаточно далеко, в одной тёплой — не важно, в какой именно — стране жил Странный Слон. Он был велик и силён, но одинок и печален. Размером он был в полтора раза крупнее самого большого нормального слона, но обладал шкурой синего цвета и совершенно не воинственным нравом. Жил он на краю слоновьей рощи, сторонясь и агрессивных слонов, и надоедливых слоних. Он даже слоновий язык освоил неважно, зато превосходно владел общим, для которого не нужны ни звуки, ни позы. Общий язык скуден, но на нём можно было беседовать и с весёлыми попугаями, и с туповатыми змеями, и со старым дикобразом, и даже с рыбами и лягушками, живущими в речке, огибающей край слоновьей рощи. Каким бы скудным ни был общий язык, Странный Слон научился владеть им виртуозно. Временами ему удавалось даже выразить непростое явление не образами и обиняками, а точно и доступно. И тогда эта искра смысла становилась частью общего языка.
И однажды на этого слона нашло непонятное беспокойство, немного подобное тяге к слоновьей любви, но не побуждавшее искать подругу. Возбуждённый, но при этом по-прежнему кроткий, Странный Слон оставил место, где жил немало лет. Он шёл дорогами и буреломами, степями и джунглями и всё никак не мог найти себе места для долгой остановки, пока не оказался, уже почти выбившись из сил, на берегу крокодильего озера. Возбуждение толкало его идти дальше, но сил на это едва оставалось. Слон зашёл по колени в озеро и опустился на брюхо в прохладный ил. Вокруг него стали собираться крокодилы. Нет, они и не думали на него нападать, то, что он не добыча, было всем им совершенно понятно. Скорее они были встревожены — у этого зверя была какая-то большая и непонятная сила, больше и беспокойней той, которой можно было бы ждать от его величины и мощи. Сначала подплыли мелкие крокодильчики до полутора метров длины, потом они быстро уступили место трёхметровым матёрым крокодилам, а те в свою очередь посторонились, пропуская пятиметровых стариков, и последним появился из своего отдалённого логова восьмиметровый Патриарх. Ему было уже четыреста лет, и двести из них он справедливо и строго, даже по суровым крокодильским меркам, главенствовал над всеми окрестными крокодилами, поддерживая многотысячелетний крокодильский порядок. Он был спокоен, мудр и доброжелателен к неожиданному пришельцу. Странный Слон понял, что встретил очень редкого и очень достойного собеседника.
И они не спеша начали долгий и обстоятельный разговор. Каждый — о том, что хорошо понял и твёрдо знал. Слон — о наполненности одиночества, о текучести и ненадёжности мира, о страдании и жестокости законов, на которых этот мир стоит. Крокодил же — об ответственности и самоотвержении ради благополучия мира, о его устойчивой красоте и ясности понимания жизни, о верности своему призванию и готовности принять свою судьбу такой, какая она есть. Каждый из говоривших чувствовал большую и важную правду в словах другого, но никак не мог соотнести её со своей. Они не могли понять друг друга и не могли ничего друг другу возразить. Их долгая беседа не могла прерваться, но ход этой беседы не мог найти общего связующего смысла. Каждый из них погружался в недоумение и смятение чувств. Несколько раз они прерывали беседу, чтобы слон мог насытиться сочной прибрежной растительностью, а крокодил — отдохнуть умом и сосредоточиться памятью. Затем они снова брались за поиски общего смысла их разговора и снова разочаровывались в своих попытках. Наконец Патриарх сказал: «Я знаю только одно существо которое, возможно, сумеет помочь нам». И тогда они побрели к окраине леса, туда, где высились вороньи скалы.
Воронье племя славилось умелым владением общего языка и богатством знаний о всех окрестных землях и водах, а Старый Ворон, старший во всём племени — глубиною мудрости и остротой разумения. Он был младше Патриарха, ему было только двести пятьдесят лет, но в его цепкой памяти хранилась собранная за долгие столетия многими вóронами полная история всего, что было вокруг. Старый Ворон внимательно выслушал беседу Странного Слона и Патриарха и понял обоих, но соединить вместе глубины их понимания увиделось ему громадной и сложнейшей задачей, непонятно, имевшей ли решение вообще. Он наблюдал взором своего ума два потока правды, понимал необходимость их слияния, но увидеть это слияние ему не удавалось. Он долго сидел на уступе скалы, слушая беседу и прикрыв старческие усталые глаза. Правота слона и крокодила была ему очевидна, но чтó им можно ответить, он не знал. Ворон глубоко задумался и, так ничего и не придумав, открыл глаза, но продолжения беседы крокодила и слона не услышал. Те молчали. У крокодила была толстая и прочная шкура, но и она не могла спасти его от раскалённого солнца. А слон томился от голода, редкая чахлая трава на скалах не могла его насытить. Ждать дальше было нельзя, и Старый Ворон, обратив одно внимание на ждавших его ответа, а второе на Вседержащую Силу, Несущую Невыразимую Истину, начал говорить.
— Ваша общая правда не в правде каждого из вас, она в отблеске солнца на камешке перед носом крокодила, в складке шкуры слона, в бездонном и бескрайнем небе у вас над головой, общем для вас обоих и для меня, для каждого под этим небом. Нет одной на всех правды, выраженной в словах, она — в каждом слове. О ней невозможно ничего сказать, но всё, что только может быть сказано — сказано об этой правде. Вам больше незачем утомлять себя мудрыми и долгими беседами, общую для вас обоих правду знаете вы оба, и пока что вы оба сказали о ней всё, что могли сейчас сказать. Общая ваша правда не высказана только поэтому. Не ищите её более в разговоре друг с другом, она повсюду, надо только уметь её увидеть и понять.
— Карр, карр, что значат эти слова? — загалдели наблюдавшие за происходящим вóроны, но крокодил и слон, ни о чём больше не спрашивая, направились обратно к крокодильему озеру, близ которого и разошлись их пути после не очень долгой задержки.
К слону вернулась его тяга к движению, но спокойствие и лёгкость сердца делали дорогу беззаботной и мирной. Он бродил по всему свету, обращаясь со своим словом к каждому, кому была интересна его речь — к зверям, птицам, насекомым и деревьям, даже к духам природы и тем немногим людям, что чутки к общему языку. И для каждого у него находилось новое, нужное слушавшему, знание и совет. А крокодил просто вернулся в своё прибрежное логово, и будто бы ничего и не изменилось в его обычной жизни. Но как-то постепенно и совершенно неприметно жизнь крокодильского племени стала меняться. Сами собою стали не нужны жестокие и неизбежные наказания для поддержания многотысячелетнего порядка, ведь попросту не стало его нарушителей. Крокодилы, не сговариваясь, перестали восхищаться стремлением каждого возвыситься над остальными и начали ценить общее благо. Кровавые поединки и хитрые интриги постепенно переродились в забавные турниры и красивые игры, а Патриарх был как будто бы и ни при чём. Ведь он только изредка вылезал из своего логова только за тем, чтобы заглотить минимум необходимой ему рыбы с тинистого дна.
Однако порою старый крокодил надолго покидает своё озеро и долго плывёт по какой-нибудь впадающей в него реке, останавливаясь там, где подсказывает ему чутьё сердца. И в этом месте его уже ждут синий слон и дряхлый ворон. Встретившись, они ни о чём не говорят и, проведя в полном молчании долгое или недолгое время, удаляются каждый в свою сторону, такие же единые, как и прежде.
))