Во фрагменте Жития Сергия Радонежского (Пахомиевой редакции), в котором сообщается о благословении святителем «князя великого», этот князь обращается к Сергию: «Отче, велиа печаль обдержит мя. Слышах бо, яко Мамаи въздвиже всю Орду и идет на Русскую землю, хотя разорити церквы их же Христос кровию своею искупи. Тѣм же, отче святыи, помоли Бога о том, яко сия печаль обща всѣм христианом есть» (Клосс Б.М. Избранные труды. Т. I. Житие Сергия Радонежского. М., 1998. Стр.369).  Слова об «общей печали всем христианам» может пониматься именно в контексте существовавшего на тот момент острого конфликта между великим князем Дмитрием и партией митрополита Киприана.  

Мы уже говорили о том, что Сергий Радонежский поддерживал митрополита Киприана в этом конфликте в 1378 г. и уже поэтому не мог благословлять анафемствованного им московского князя – по крайней мере, летом 1378 г. (перед битвой на Воже). Судя по посланию Киприана Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому от 18 октября 1378 г., они тогда полностью разделяли позицию митрополита. Но, может быть, позднее великий князь выбрал другой курс, или же Сергий резко изменил свое отношение к Дмитрию Ивановичу?

Предположение об изменении позиции Дмитрия в отношении Киприана осенью 1379 г. еще до получения сведений о смерти Михаила-Митяя (Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978. Стр. 103-104) весьма уязвимо. Они базируются лишь на допущении, что Михаил-Митяй был главным сторонником «церковного обособления и протатарской ориентации», а Киприан – их противником, а с осени 1379 г. Дмитрий, до этого поддерживавший Михаила-Митяя, резко изменил свой политический курс. Но на чем основано предположение о том, что Михаил-Митяй выступал за признание власти Мамая?

Известно, что Михаил-Митяй получил ярлык от имени хана Тюляка (отождествляемым частью исследователей с ханом Мухаммедом Бюлеком) "овечия лета дарыка (т. е. летосчисления) в 708 лето солгата месяца в десятый нова". Ярлык с учетом корректировки датируется 27 февраля 1379 г. (Черепнин Л.В. Русская хронология. М., 1944, с. 88) или 28 февраля 1379 г. (Григорьев А.П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004, сс. 201-202). Во-первых, сам факт получения Михаилом-Митяем ханского ярлыка никоим образом не свидетельствует о том, что у него была какая-то «протатарская ориентация», отличающаяся от позиции великого князя Дмитрия. Во-вторых, датировка ярлыка показывает, что его получение не было связано с какими-то договоренностями между Михаилом-Митяем и Мамаем летом 1379 г. Михаил-Митяй в 1378-1379 гг. полностью зависел от великого князя. Никакой самостоятельной позиции, тем более в отношениях с Ордой или Константинополем, он иметь просто не мог.

Факт пропуска Мамаем Михаила-Митяя и бояр великого князя Дмитрия в Константинополь через ордынскую территорию летом 1379 г. гораздо убедительнее объясняется не проордынской позицией Михаила-Митяя (а тем более бояр Дмитрия Ивановича), а стремлением Мамая к компромиссу с Дмитрием в тот период (Почекаев Р.Ю. Мамай. История «антигероя» в истории СПб. 2010, стр. 88).

Точно так же нет никаких оснований полагать, что Михаил-Митяй был сторонником раздела русской митрополии. И великий князь Дмитрий, и его ставленник Михаил-Митяй стремились получить контроль над всей митрополией. Именно неудачей этого проекта (о которой будет сказано чуть ниже) объясняется последующее примирение Дмитрия и Киприана зимой-весной 1381 г.

Неубедительным является предположение о том, что великий князь Дмитрий изменил свое отношение к партии Киприана (в которую входил Сергий) после получения известий о смерти Михаила-Митяя осенью 1379 г. У Дмитрия после кончины Михаила-Митяя было в распоряжении как минимум полгода для того, чтобы уведомить константинопольскую патриархию о согласии принять законно поставленного митрополита Киприана. Или связаться через собственных послов с самим Киприаном, который до весны 1380 г. находился в Константинополе. Однако великий князь этого не сделал.

Наиболее логичным будет предположение о том, что после смерти Михаила-Митяя великий князь Дмитрий решил поставить в митрополиты переяславского архимандрита Пимена – одного из членов московского (митяевского) посольства в Константинополь. Заметим, что это посольство возглавлял боярин великого князя Дмитрия – «Юрiи Василiевичь Кочевинъ Олешеньскыи, то есть большiи бояринъ, тоже и посолъ князя великаго, тому и старѣйшиньство приказано» (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. Стб.129). И представление кандидатуры Пимена в Константинополе на митрополию происходило именно по воле великокняжеских бояр – членов посольства: «…и яшася бояре за Пимина…» (ПСРЛ. Т. XV, вып.1. Стб.130). Рогожский летописец, стремясь дискредитировать Пимена и оправдать великого князя, намеренно создает впечатление о единовременности получения Дмитрием известия о смерти Михаила-Митяя (осень 1379 г.) и поставлении Пимена в митрополиты (июнь 1380 г.): «И прiиде вѣсть князю великому, яко Митяи твои умре, а Пvминъ сталъ въ митрополиты. Князь великiи не въсхотѣ Пvмина прiати… » (ПСРЛ. Т. XV, вып. 1, Стб. 131).  

Последующее вынужденное примирение Дмитрия и Киприана (в начале 1381 г. Феодор Симоновский по распоряжению великого князя отправился за митрополитом в Киев) стало следствием неудачи Пимена, которому так и не удалось получить митрополию целиком: по решению константинопольской иерократии она в июне 1380 г. оказалась разделенной между ним и Киприаном. Только в этой ситуации Дмитрий вынужден был отказаться от кандидатуры Пимена и пойти на примирение с Киприаном. Ни тот, ни другой раздробления русской митрополии никогда не желали – они оба стремились к контролю над ней.  

На чем может быть основано предположение о том, что в 1378-80 гг., или, если брать более узкие хронологические рамки – с зимы 1379 г., отношения великого князя Дмитрия и Сергия Радонежского были настолько благоприятными, что Сергий закрыл глаза на его анафемствование Киприаном и дал свое благословение?

Важным летописным свидетельством о новых взаимоотношениях Сергия и Дмитрия является сообщение Рогожского летописца (ПСРЛ. Т. XV, вып.1. Стб. 137-138) и Симеоновской летописи (ПСРЛ. Т. XVIII. Стр. 129) об освящении Сергием Успенской церкви на Дубенке в декабре 6887 г. по приказу великого князя. Но отождествление 6887 г. с 1379 г. не столь очевидно, как это может показаться на первый взгляд.

Б.М. Клосс обратил внимание на то, что в 1379 г. 1 декабря приходилось на четверг, а освящение церкви по его мнению должно было происходить в воскресный день. 1 декабря было воскресеньем в 1381 г. Датировки событий в Рогожском летописце и Симеоновской летописи в близких к 6887 г. статьях содержат ошибки. Так, в Рогожском летописце (ПСРЛ, т. XV, вып. 1. Стб 136) и в Симеоновской летописи (ПСРЛ, т. XVIII. Стр. 128) отмечается, что в 6887 г. Благовещение совпадало с днем Пасхи. Но в 6887 г. (то есть в 1379 г.) Благовещенье и Пасха не совпадали. Специально отмеченное летописцем редкое совпадение двух праздников пришлось на следующий – 6888 (1380) г. отсюда Б.М. Клосс сделал вывод о том, что и дата освящения Успенской церкви отнесена к 6887 (1379) г. ошибочно и на самом деле приходится на 1381 г.

В.А. Кучкин возразил Б.М. Клоссу. Во-первых, в Рогожском летописце и Симеоновской летописи все остальные даты 6887 (1379) г. точно соответствуют отмеченным дням недели (Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы. // Церковь, общество и государство в феодальной России. Сб. статей. М., 1990. С. 126, прим. 87). Это: вторник 26 июля – переправа Митяя через Оку (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. XV, вып.1. Стб. 136); вторник 30 августа – казнь Ивана Васильевича Вельяминова (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. Стб.   137); воскресенье 11 сентября – смерть сына великого князя Семёна Дмитриевича (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. Стб. 137); пятница 9 декабря – начало похода московских войск на Литву (Рогожский летописец, ПСРЛ, т. XV, 138 стб). Во-вторых, освящение церквей на Руси в воскресенье – это вовсе не непреложное правило: «Так, в 1115 г. при Владимире Мономахе, Олеге и Давыде Святославичах была освящена церковь Бориса и Глеба в Вышгороде «мая въ 1 день в суботу» [21 прим.: ПСРЛ. Т. II. СПб., 1908. Стб. 280.]. 1 мая в 1115 г. действительно было субботой (пасха 18 апреля). В 6798 г. в Твери был освящен Спасский собор «на Съборъ Архангела Михаила», т. е. на 8 ноября. Если 6798 год летописи мартовский, то событие произошло 8 ноября 1290 г. во вторник. Если 6798 год летописи ультрамартовский или сентябрьский, то событие произошло 8 ноября 1289 г. в среду. Ни в том, ни в другом случае речь не может идти о воскресенье. В 6835 г. в Москве был освящен первый каменный Успенский собор «мѣсяца августа въ 14» [22 прим.: ПСРЛ. Т. XV. Вып. I. Стб. 44]. Если 6835 год летописи мартовский, то освящение состоялось 14 августа 1327 г. в пятницу. Если 6835 год летописи ультрамартовский или сентябрьский, то освящение состоялось 14 августа 1326 г. в четверг. В 6875 г. 30 января освятили главный храм Пскова – церковь Троицы [23 прим.: Там же. Стб. 86]. Если 6875 год летописи мартовский, то церемония состоялась 30 января 1368 г. в воскресенье. Если 6875 год летописи ультрамартовский или сентябрьский, то церемония имела место 30 января 1367 г. в субботу. А вот как описал летописец XV в. освящение в 1479 г. главного храма всей русской православной церкви – Успенского собора московского Кремля: «мѣсяца августа 12 в четверток священна бысть великаа соборнаа апостольскаа церковь» [24 прим: ПСРЛ. Т. XXV. С. 324]. 12 августа 1479 г. действительно приходилось на четверг (пасха 11 апреля). Таким образом, данные от начала XII в. по конец XV в., число которых можно легко увеличить, ясно свидетельствуют о том, что в средневековой Руси церкви освящались в разные дни недели» (Кучкин В.А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 4(10). Стр.101-102).

Однако в поддержку версии о том, что освящение Успенской церкви состоялось не в 1379 г., можно привести ряд контраргументов.

Во-первых, перечисленные выше даты событий 6887 (1379) г. в Рогожском летописце как раз и отличаются от даты освящения Успенской Дубенской церкви тем, что они связываются с конкретным днем недели. Освящение Дубенской церкви – это в Рогожском летописце (и Симеоновской летописи) единственное событие 6887 г. без указания на день недели.

Во-вторых, перечисленные Кучкиным даты освящения церквей весьма показательны. Они все приходятся либо на субботы, либо на даты значительных религиозных праздников (Спасский собор в Твери, освященный в день архангела Михаила), либо на дни, которые предшествуют тем праздникам, в честь которых освящались церкви (освящение московских Успенских соборов 12 и 14 августа). 1 декабря не отмечается значительных праздников, и этот день не предшествует Успению, отмечаемому 15 августа. Описка в цифре «1» маловероятна, так как в летописях специально уточняется, что освящение состоялось в день пророка Наума, то есть именно 1 декабря.

Наконец, в Рогожском летописце в статьях за следующий – 6888 г., встречается ряд ошибочных датировок. Например, сообщается, что «В лѣто 6888 мѣсяца iуня въ 15 день, в нѣделю, священа бысть зборнаа церковь во имя святыя Троица въ градѣ Серпоховѣ…» (ПСРЛ, т. XV, вып. 1. Стб. 138). Но в 1380 г. 15 июня приходилось на пятницу, а воскресным это число было в 1382 г. Получается, что в двух сообщениях, связанных с конфессиональной тематикой (совпадение Пасхи и Благовещения и освящение церкви в Серпухове) и текстуально близких к статьям 6887 г. даты указаны ошибочно.

Итак, вполне вероятно, что день освящения Успенской церкви на Дубенке мог приходиться либо на воскресенье, то есть на 1381 г., либо на субботу, то есть 1380 г. В противном случае оказывается, что освящение Успенской церкви в будний день в период, весьма отдаленный от дня соответствующего праздника (15 августа – 1 декабря) и не выпадающий на какой-либо иной значительный праздник, явление исключительное.

Почему церковь, освящение которой пришлось на 1 декабря, была посвящена Успению, а, например, не Зачатию Богородицы (отмечаемому 9 декабря)? Если принять версию летописей о том, что Успенская церковь на Дубенке была поставлена по приказу великого князя Дмитрия, и согласовать ее с данными Жития Сергия о благословлении им «князя великого», то самым убедительным объяснением (которое предложил В.А. Кучкин) будет то, что она была основана в честь победы московских войск в битве на Воже, состоявшейся 11 августа 1378 г. накануне праздника Успения. Предположение о том, что Успенская церковь на Дубенке была основана в честь того праздника, дата которого была близка к принесению Дмитрием обета и его встречи с Сергием в августе 1380 г. (Клосс Б.М. Избранные труды, Ч.1, стр. 58) не имеет обоснования: обетные церкви «назывались по празднику, приходившемуся на день свершения желанного события» (Кучкин В.А. Антиклоссицизм. Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003 №1(11). Стр.115).

Но была ли победа в битве на Воже в августе 1378 г. единственным событием того периода, которое могло быть связано с приказом великого князя Дмитрия об освящении Успенской церкви? Вполне возможно, что в тот период происходили иные значимые для великокняжеской власти события, в честь которых могли строиться церкви.

Так, например, Рогожский летописец и Симеоновская летопись сообщают, что в 6889 г. (то есть следующем за Куликовской битвой) в Москву из Орды вернулось посольство великого князя: «Того же лѣта выидоша изъ Орды киличееве князя великаго Толбуга да Мокшѣи к Госпожину дни» (Рогожский летописец. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. Стб. 142; Симеоновская летопись, т. XVIII, стр. 131). В Никоновской летописи содержится более подробная информация о возвращении послов. Она помещена под тем же годом, что и Куликовская битва (6889 г.), но при этом два сообщения, расположенные между ней и «Сказанием о Мамаевом побоище», датируются октябрем и ноябрем. То есть Толбуга и Мокшей возвратились в Москву в августе 1381 г. «Того же лѣта прiидоша изъ Орды киличѣеве Дмитриа Ивановичя Толбуга да Мокшѣи, мѣсяца августа въ 14 день и прочiи вси киличѣеве койждо прiидоша ко княземъ своимъ русским из Орды отъ Тахтамыша царя съ пожалованiемъ и со многою честiю. И бысть на Руси радость велiа, но печали еще не осташася о избiенныхъ отъ Мамаа на Дону князей, и бояръ, и воеводъ, и слугъ, и многаго воинства хрiстианскаго, оскудѣ бо отнюдь вся земля Русскаа воеводами и слугами и всѣми воинствы, и о семъ велiй страхъ бысть всей земле Русстѣй» (ПСРЛ. Т. XI, стр. 69). То есть накануне праздника Успения в 1381 г. в потерявшую множество своих защитников и устрашенную этим Москву вернулось посольство, принесшее радостную весть о том, что хан Тохтамыш жалует великого князя Дмитрия. Это событие представляется вполне достаточным основанием для того, чтобы в его честь была сооружена церковь. Поскольку между закладкой Успенской церкви и ее освящением (возможно, еще недостроенной) могло пройти несколько месяцев, то оно вполне может быть датировано декабрем 1381 г. Обычно на строительство каменных церквей в домонгольский период уходило не менее двух-трех месяцев (Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси (X-XIII вв.) СПб., 1994, с.115; Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Русь и Византия накануне Куликовской битвы. Л., 1978, стр. 104; Новгородская I летопись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М.–Л. 1950, сс. 36 (сообщение за 6687 г.), 42 (сообщение за 6704 г.)).

Итак, попробуем реконструировать хронологию некоторых событий 1381 г.: Феодор Симоновский по воле великого князя Дмитрия отправился в Киев за Киприаном в великий пост 1381 г.; Киприан прибыл в Москву в конце мая 1381 г. – конфликт между сторонами был улажен; 14 августа (за день до праздника Успения) 1381 г. было получено известие о достижении важного для Дмитрия соглашения с Тохтамышем; 1 декабря 1381 г. Сергий освятил Успенскую церковь на Дубенке.