выход

 

Раннее христианство не включало человека в иерархию - и, тем более, не делало человека "рабом иерархии". Иисус говорил ученикам: "Не называю вас рабами, но друзьями". 

Иисус выводил человека из рабства. И если какие-то люди пытались рабство закрепить, и при этом называли себя христианами - это их проблемы. Христианством я называю то, что мне представляется исходящим от духа Иисуса. Остальное - "христианство" в кавычках,, или "историческое христианство". Или вообще христианством называть не будуе придется воздержаться от употребления слова "христианство" в положительном контексте вовсе - в евангелиях нет такого слова. Мой коллега Фёдор Синельников называет "христианских ортодоксов "халкидонитами" - поскольку их учение в основных чертах было утверждено на Халкидонском соборе. Некоторые другие называют это историческое явление "павлианством". 

Суть христианства в моем понимании - свобода и любовь. Об "иерархии" можно говорить тут не как о иерархии власти, а о степени реализации духа свободы и любви. "Высшие" в ней - не командиры и не господа. А друзья и помощники. Но только в том случае, если те, кому оказывается помощь, ее хотят принять. Насильно ничего не навязывается. Но и в этом смысле об иерархиях лучше не говорить. Слишком опасно, поскольку в сознании человека, зараженном болезнью власти, силовая иерархия привычна и понятна, а "иерархия любви" - нет. 

В христианстве существует представление о божественном провидении, направляющем человека к благу, ведущее его по пути теозиса (обожения). В одном из своих аспектов провиденциальность есть именно то, что выводит человека из-под принуждения сил, которые хотят использовать человека как средство. Социальных или трансфизических сил. И природных тоже.

 

 

Чему может литературное произведение научить нас относительно последних откровений, что Агентство национальной безопасности самым энергичным образом собирало огромное количество данных, касающихся американских граждан? Роман, который обычно вспоминают, конечно - оруэлловский “1984” с его ужасающим образом “полиции мысли”. Даже президент Обама в ответ на вопрос, касающийся NSA, был вынужден отрицать, что правительство применяло тактику “Большого Брата”. Книга Оруэлла, однако, не самое интересное или точное литературное пророчество о современной системе тотальной слежки. Этот приз отойдет к книге с менее обычным в данном конкретном случае названием: “Властелин колец” Дж.Р.Р.Толкиена.

Толкиеновский сильный и устрашающий образ централизованного надзора, Око Саурона над башней, которому видим почти весь мир, резонирует с состоянием сознания тех, кто озабочен проблемой государственного мониторинга. Но у Саурона есть слабое место - и это вполне соответствует положению дел в Америке сегодня. Рассмотрим базовую предпосылку толкиеновской трилогии: небольшая группа, посвятившая себя подрывной деятельности намерена пожертвовать своими жизнями пробирается сквозь систему надзора очень сильной власти, сливается с местным населением и наносит разрушительный удар в самое сердце империи, который приводит силы безопасности в смятение, а массы в ужас. Даже башня рассыпается в пыль. Большая часть операции проводится далеко не скрыто, а, наоборот, на виду, причем сильная власть прекрасно осведомлена о существовании врагов, если и не об их намерениях. Предвидя терроризм наших дней, толкиеновский образ предлагает, по крайней мере, три урока современной Америке.

1. Всевидение не есть всезнание.

Наиболее значимый для нас факт относительно Толкиена - не то что он сочинял фэнтези, а то. что он католик. Его христианские верования вели его от реализма в мир орков, энтов и темных властелинов. Именно поэтому “Властелин колец” не был принят всерьез, когда Эдмунд Уилсон обьявил его, вскоре после публикации книги в 1954 году, “детской книжкой, которая как-то вышла из-под контроля”. Однако созданный Толкиеном мир позволил ему обратиться к проблемам, которые традиционным реализмом не поднимались. Самая важная из них - различие между всемогуществом и всеведением. В работе Оруэлла (так же, как и у других авторов антиутопий, таких как Олдос Хаксли и Евгений Замятин) эти два понятия почти синонимичны: Полиция Мысли всегда знает, каковы намерения Уинстона Смита. Но для верующего, каким был Толкиен, только Бог может знать все. И в облике Саурона Толкиен оказался способен изобразить власть, пытающуюся представить себя властью божественной, с почти бесконечными ресурсами, но с ужасным слепым интерпретационным пятном.

Основная проблема Саурона, в двух словах - отсутствие эмпатии: он не может представить себе кого-либо, кто обладал бы набором ценностей, фундаментально отличных от его собственных. Для Саурона власть - воплощенная в кольце - это само собой разумеющееся благо-в -себе. Поэтому любой обладатель кольца попытается использовать его и таким образом попадет в его капкан. Мысль, что кто-то может выбрать иной путь - уничтожить кольцо и, возможно, погибнуть самому в процессе - никогда не приходит Саурону на ум. Он страдает “предвзятостью подтверждения,” т.е. склонностью подтверждать только ту информацию, которая соответствует убеждениям - фундаментальной проблемой любой разведывательной службы. Мы видим те вещи, которые хотим видеть, что становится проблемой, когда враг имеет кардинально отличное от нашего мировоззрение.

2. Враг контролирует развитие событий.

Второй урок Толкиена нам: слежка и контроль в основном реактивны. Профессионалы разведслужб пытаются предугадать и просчитать действия своих оппонентов; это ставит их в оборонительную позицию. При всех наших вполне имеющих основания страхах перед “наблюдателями”, преимущество часто бывает на стороне тех, за кем следят. Каждый акт слежки влечет за собой борьбу за смысл, нарратив и сюжет, часто создавая для лазутчика, проникающего сквозь системы слежки, историю таким образом, что он может использовать слабости механизма наблюдения. Во “Властелине колец” стойкие личности типа Фродо и Гэндальфа с адекватным пониманием слепых пятен в видении врага оказываются способны оказать открытое сопротивление.

Это не значит, однако, что Толкиен был не осведомлен о вполне реальных преступлениях тоталитарной власти. Совершенно напротив: ему настолько же омерзительны КГБ и гестапо, как Оруэллу или Артуру Кестлеру. В этом отношении наиболее интересными разделами “Властелина колец” являются заключительные главы книги IV и книги VI. Это последовательность действий, позмоляющих Фродо и Сэму проскользнуть между мимо “служб национальной безопасности” и преодолеть мощнейшие барьеры на границах Мордора. Именно здесь мы получаем наиболее точное описание рядовых сотрудников Мордора: орков Саурона, так сказать,  работников Агентства транспортной безопасности Мордора. Вот Сэм подслушивает разговор между двумя из них. Речь идет о захваченном в плен Фродо:

“– Так эта дохлятина нужна там? А что оно такое, по–твоему? Похоже на эльфа, но мелковат. Оно что, опасное?

– Не знаю, и знать не хочу! — отрезал его собеседник.

– Ого! Значит, тебе не сказали, в чем дело? Нам ничего не говорят, но они тоже иногда ошибаются. Даже самые Верхние.

– А ну тихо, Горбаг! — Шаграт понизил голос настолько, что даже странно обострившийся слух Сэма едва улавливал его. — У них глаза и уши повсюду, даже среди моих, я уверен. Я знаю только одно: они чем–то встревожены. И назгулы внизу, и те, наверху, тоже. Что–то чуть не сорвалось!”

Разве это описание не более убедительно, чем изображение гиперэффективной “полиции мысли” у Оруэлла (или “хранителей” у Замятина), показывает, как на самом деле работает власть в государстве тотальной слежки? Никоим образом не преуменьшая ужаса жизни под надзором тайной полиции, Толкиен улавливает, что власть не доверяет своим агентам и лишает их информации. Он улавливает как цинизм, так и паранойю надзорной работы - а также способ, с помощью которого можно проскочить через эту смесь подозрений, недовольства и некомпетентности. Любой аппарат безопасности - как Мордора, так и Соединенных Штатов (не проводя сравнение) - не может быть прочнее его самого слабого звена.  Слабые же звенья всегда имеются в изобилии.

3. Чем громче шум, тем слабее сигнал.

Как говорят в разведывательном сообществе, обрабатывать сырую информацию - все равно что пить из пожарного шланга. Наиболее мрачные антиутописты лукавят, когда им надо решить эту проблему, искусственно занижая численность населения, чтобы снизился и объем информации - и толстенный шланг стал бы садовой леечкой. Хаксли “срезает” “восемь девятых” населения с помощью идеи евгеники. Оруэлл представляет пролов - 85% жителей Океании - политически кастрированными и недостойными рассмотрения. Напротив, Саурон , как и NSA (Агентство национальной безопасности), не имеет такой роскоши. Как Толкиен понимает, нет ничего труднее, чем анализировать “видимую анонимность” (в толпе легче всего затеряться). Именно в этом анонимном положении находятся Фродо и Сэм (ничем не выделяются из толпы), пока не надевают кольцо.

Как распознать предательскую иголку в стоге сена? Как показали последние месяцы, это непросто. Наши спецслужбы, в отличие от оруэлловских, поимело свою порцию неудач. Опасное предположение лежит в основе многих современных дискуссий о государственном контроле - предположение о том, что спецслужбы являются компетентными интерпретаторами информации. Не умаляя серьезности недавних разоблачений деятельности NSA, Толкиен часто говорит о тотальной слежке более убедительно, чем Оруэлл и его многочисленные продолжатели, пророчащие неизбежное торжество тотального контроля. И это одновременно слегка утешает и несколько пугает.

 

Читать источник (англ.): Slate  July 17. Перевод Дмитрия Ахтырского

 

 

Всего три слайда. Что можно почерпнуть из истории Эдварда Сноудена, если анализировать ее с позиций компьютерной безопасности и защиты информации - Бёрд Киви 3DNews

 

 

Некоторые аспекты личности человека, в контексте духовного пути, препятствуют продвижению - тогда как некоторые другие, наоборот, полезны либо нейтральны. Поэтому первой задачей оказывается трансформация личности таким образом, чтобы она стала более подходящим инструментом на пути. В христианстве подобная трансформация зовётся "исправлением путей Господу", суфизм говорит о "полировке грубого нафса", в "восьмеричном пути" буддизма это преобразование имеет названия "панна" и "шила" (панна - правильные взгляды и правильное намерение, шила - правильная речь, правильное поведение, правильный образ жизни).

Какие аспекты считаются нежелательными для пути? Фактически - грубо животные и эгоистические. Буддизм рассматривает эти аспекты в качестве корней страдания - в их числе заблуждение, ненависть, алчность. Христианство называет их "законом мира сего", суфии - "грубым нафсом".

Однако эти нежелательные аспекты нейтрализуются не через подавление, а через саморефлексию и понимание. Таким образом, духовный путь характеризуется тщательным самонаблюдением и самоанализом. Духовный путь даёт целостную систему инструментов для самоанализа, учит методам самоанализа и способствует развитию способностей к самонаблюдению.

Здесь особую роль играет учитель, мастер. Он помещает ученика в такие ситуации и в такую среду, которые способствуют развитию у ученика нового понимания. Кроме того, сам мастер выступает в роли своего рода наглядного примера, камертона, что сильно облегчает работу ученика. Таким образом, такое обучение во многом является ситуационным, эмпирическим.

Далее, определённым образом развивая своё понимание, ученик начинает воспринимать более высокие уровни бытия. Почему они могут быть рассмотрены как более высокие? Взаимосоотношение этих уровней подобны взаимосоотношениям организма и клетки, в которых уровень организма условно можно назвать более высоким. Иными словами, вы не становитесь свехличностью. В аналогии "организм-клетка" такими сверхличностями окажутся скорее клетки раковой опухоли.

Однако в такой же степени ошибочным было бы утверждение, что новый уровень, достигаемый практикующим - это некий безличный уровень. Если бы клетка смогла осознать уровень организма, это не означало бы потери клеточного уровня сознания. Если вы стремитесь к безличностности, вы стремитесь к небытию.

Однако наше клеточное сознание становится другим после достижения и постижения уровня организма. Как минимум, оно теряет ограниченность, получает особого рода понимание. Такое сверхличностное или трансперсональное понимание может носить весьма ошеломляющий характер, так что наша обычная личность становится лишь следом, силуэтом. Такое состояние для других клеток может выглядеть своего рода сумасшествием.

Духовный путь даёт также и систему интерпретации этого опыта, описание, данное теми, кто прошёл этим путём раньше. Эта система интерпретации помогает глубже понять происходящее и сделать следующий шаг, избегая застревания.

 

Привиделось мне давеча, что сижу я на пресс-конференции Путина в качестве журналиста. И повествует он о каком-то враге народа российского, в том ключе, что "для меня он больше не существует". И тут поднимаюсь я и задаю Путину вопрос: "А Вы - существуете?" И внезапно понимаю, что теперь я - личный враг Путина и шьют мне дело по статьям "терроризм" и "экстремистская деятельность". За попытку деконструкции онтологического статуса власти методом разбойного метафизического нападения.

 

Мир бурлит. Площадь Таксим пропала с первых полос новостей, но по сведениям из Турции протесты продолжаются вовсю. Скоро наверняка пропадёт с первых полос и Тахрир-2, где в ночь низложения президента Мурси до самого утра шёл праздник с салютом и лазерными спецэффектами. Российские источники в основном традиционно сосредоточились на красочном описании «ужасов хаоса» и обращают особое внимание на рост числа погибших и всплеск преступности и насилия, в том числе сексуального. Вместе с тем последние события в Египте — это явный провал сразу двух негативных прогнозов, популярных в 2011 году. Вопреки предположениям, египтяне не сменили «мубарака на шмубарака», и едва в правлении Мурси стали проступать очертания авторитаризма, это вызвало волну противодействия. Второе — Египет не превратился в исламскую республику, и даже риторики низложенного президента, обещавшего быть правителем всех египтян вне зависимости от веры и убеждений, оказалось явно недостаточно. Можно поразмыслить над тем, что было бы, если бы «Братья мусульмане» оказались талантливы в управлении экономикой и решении социальных проблем. Сомневаюсь, что в этом случае удалось бы собрать более 20 миллионов подписей в пользу отставки. Но это вообще наиболее уязвимое место любых человеческих сообществ, а не только Египта: тиран, который успешно кормит и одевает своих подданных, гораздо менее рискует быть свергнутым, нежели управленец свободолюбивый, но бездарный на своём посту. В общем-то, вторая серия ближневосточных потрясений — не хорошо и не плохо. Древние страны с нелёгким историческим грузом делают шаг в направлении, доселе нехоженом, даже с учётом цикличности истории.

Но география протестов на сегодняшний день не исчерпывается одним регионом. Это уже не весна и не лето, и уж совершенно точно — не арабская. Требования отличаются и по странам, и по культурным ареалам. Характер — от флэшмобного веселья до зверств гражданской войны. Такое ощущение, что протесты стали нормой жизни, а страна, жители которой за последние два года ни разу не бунтовали и остаются всем довольны — редкостное исключение из общего ряда. На первый взгляд, крайне сложно выделить общую интонацию протестов в разных частях света. В странах Запада сильнее проявляется недовольство безликой финансово-государственной машиной, для которой человек — винтик и ничто; в мусульманских странах слышнее голос борьбы с произволом и коррупцией; в Индии за массовыми демонстрациями против изнасилований стоит конфликт между, скажем так, аграрно-традиционным обществом и городским, ориентированным на современные гуманистические ценности; в Латинской Америке — привычная тема бедности и бесполезной государственной мифологии, на «оштукатуривание» которой тратятся средства простых людей...

Общее между этими движениями — самое простое, что лежит на поверхности. Протест как таковой. Жители планеты Земля недовольны. Не стоит обманываться численностью митингов, будь то тихая Канада или шумный арабский Восток. Участие в уличных акциях требует особого склада характера, даже в критических ситуациях это — не для всех. Реальное число недовольных на порядки выше. Недовольны тем, как обустроена жизнь вокруг. Как её обустроили те, кто за это несёт ответственность. Пожалуй, я не погрешу против истины, если скажу, что заголовок тенденции общемировых настроений – «Хотим по-другому!»

Но что именно и как? А вот здесь начинается самое интересное. Свойственное протестным движениям воодушевление, предчувствие позитивных перемен, динамичность и смелость дискуссий и прочее — «прекрасно» сочетаются с тем, что в России принято называть «отсутствием позитивной программы». Оккупай Уолл-Стрит: «Нас 99%». Хорошо, но... а что дальше? Можно закрыть банки и биржи (Пол Пот в своё время умудрился даже взорвать), а как жить потом? Как только дело доходит до детально проработанной конкретики с прицелом на дальнюю перспективу, происходит словно бы какой-то надлом. Буксует и не заводится. Разумеется, идей много, но очевидно, что их реализация даст только временный эффект и не устранит тех глубинных проблем, которые вывели на улицу. Хочется большего, чем то, что удаётся сформулировать. Желание жизни «по-другому» не помещается на бумаге формата А4, не расписывается по пунктам. Рискну предположить, что оно пока вообще почти не осознаётся.

Какие у меня основания так думать? Подсказывает сама история протестов. Не нынешних, а вообще. Ведь в прежние времена таких странных затруднений с «повесткой дня» не возникало. Желания и требования были яснее, а излагались увереннее. Так что же, современные люди глупее? Хуже образованы? Менее способны выразить собственные потребности? Отнюдь, даже наоборот. И если раньше требования «Дайте!» или «Долой!» были самодостаточны и представлялись хорошим решением, сегодня они стали ситуативными и произносятся с оговорками, мол, это только минимальный шаг, а суть совсем в другой плоскости.

На мой взгляд, сквозь очертания мировых протестов в (под)сознании миллионов людей смутно проступают контуры понимания двух моментов:

1) многие вещи в этом мире определяются структурами, которые существуют ради самих себя и выживают за счёт других, основные из таких структур – государства, корпорации любого рода (от сырьевых до информационных) и крупные религиозные конфессии (что характерно, грани между этими тремя разновидностями в большинстве случаев крайне нечётки и условны, что весьма показательно);

2) жить за счёт других — занятие не подобающее ни человеку, ни человечеству, в чём бы оно ни выражалось: в подрыве экологии, коррупции, доминировании «сильных» стран над «слабыми» или религиозной нетерпимости.

Именно поэтому на текущем этапе я склонен видеть в недостатке «конкретики» не пробел, а глубину зародившегося общемирового движения за преодоление первого пункта. Творческое воплощение второго пункта, обустройство жизни с минимумом паразитизма хищных социальных структур, а тем более вовсе без оного — задача как минимум всего XXI века. Пока же продолжается тактическое противостояние людей и паразитических структур, тревожное и напряжённое, если смотреть на мир в целом. 

Ещё один из интересных вопросов — это происхождение «революционного настроя». Размах явления таков, что не получается списывать его на случайность. А все факторы, которые обычно приводят — увеличение доли среднего класса, действия спецслужб и НЛП, имущественное расслоение, Викиликс и интернет, ошибки правителей и повышение уровня потребностей по пирамиде Маслоу... и даже всё вместе, на мой взгляд — только частные проявления. А отдельные люди и сообщества куда сознательнее в своём выборе вектора действий, чем кажется. Приведу пример. Считается, что СМИ формируют мнение аудитории. Возьмусь утверждать прямо противоположное. Человек сам формирует себе подборку источников сообразно уже имеющимся предпочтениям, ценностям и ориентирам, а источники работают только в роли батарейки, они «напитывают» и укрепляют выбранную картину мира, иллюстрируют, обогащают... В современном мире (даже не обязательно имея в виду интернет, а уж с интернетом-то тем более) мне открыты абсолютно любые виды информации и культурных явлений, и внешние ограничения становятся только фильтром мотивации, какие усилия я готов приложить, чтобы получить то, что хочу. Вспоминая известный кавказский тост, «я имею возможность купить козу, но не имею ни малейшего желания». Разумеется, бывают и экзотические случаи, например, как выразился один из «потерпевших» по делу Pussy Riot: «Я много раз смотрел этот ролик... Каждый раз мне было очень плохо, но я продолжал смотреть его снова и снова». Такие моменты, конечно, достойны исследования, но в особом порядке.

Поэтому я не разделяю теорий о толпах оболваненных Твиттером «хомячков», купленных агентов Госдепа, Эрдогана, Путина, Антипутина... Даже для того, чтобы оболваниться, нужно допустить это надо собою. Насколько мне известно, многочисленные эксперименты показали: даже под воздействием сильнейшего гипноза человека невозможно заставить сделать то, что противоречит его этической картине мира. Если это так, то тогда тем более очевидно, что некий над-сознательный импульс, общемировое, витающее в воздухе «Хотим по-другому!» преломляется сквозь мотивацию и волю тех или иных сообществ и отдельных людей и трансформируется в конкретное действие и отношение. В плане протестов – от категорично-негативного («...если полиция не справляется, мы с мужиками приедем...») через нейтральное («меня всё устраивает») к предельно активному. И формат активности — тоже вопрос сознательного выбора. Что делать на ночной площади Тахрир, разносить еду проголодавшимся товарищам или участвовать в групповых изнасилованиях — вопрос индивидуального выбора в абсолютно идентичных внешних обстоятельствах.

Если говорить о некой аксиоме, на которой я, помимо опыта, наблюдений и анализа, основываю свои рассуждения, то это будет одна мысль: бытие — сознательно. И эта сознательность проявляется, в том числе, во времени как таковом, на всех уровнях — и в глобальном историческом процессе, и в личной свободе воли, т. е. личном потоке времени и движении внутри него. Я не могу, как это склонны делать сторонники дуалистических картин мира, поставить вопрос ребром: мировой всплеск протестной активности — это Божья воля или дьявольская, в рай ведёт «всё это» или в ад. Скорее — и то, и другое одновременно. В зависимости от сочетания двух «фроммовских» разновидностей любви: любви к мёртвому и любви к живому.

* * *

P.S. Чтобы разбавить и уравновесить мои «рассуждения диванного идеалиста» сочными зарисовками очевидца, который живёт внутри одного из этих бурлящих протестных котлов и, похоже, прекрасно ориентируется в окружающей его обстановке, включая субкультуры самого разного уровня, рекомендую статью Дмитрия Аль-Руси «Из Египта с цинизмом. Страхи Тахрира» вместе со всеми встроенными видеороликами. Интересно, что вывод, к которому автор приходит в конце статьи, перекликается с тем, о чём я писал выше.

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ ФОРУМА! ОЗНАКОМИТЬСЯ С ТЕКСТОМ ВЫ МОЖЕТЕ НА СТРАНИЦЕ НАШЕГО САЙТА - ДЛЯ ЭТОГО ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЙТИ ПО ССЫЛКЕ.

 

"Отныне ненавидеть обязательные даты
Эти круглые квадратные торжественные даты
Смертельно ненавидеть эти праздничные даты
Убивать убивать все эти праздничные даты
Официально объявленные
Предписанные, обожаемые
Всенародно соблюдаемые пряничные праздники
Справляемые всеми да в один и тот же день
В один и тот же час..." ("Гражданская оборона", текст Егора Летова) 

"Вчера пионеры из монастыря
Принесли мне повестку в суд
И сказали, что я буду в списках судей -
Прости меня, это будет кто-то другой" ("Аквариум", текст Бориса Гребенщикова)

 

Текст доклада, прочитанного на VI собрании Общества Христианского Просвещения.

 

В Соединенных Штатах уже как-то не очень принято праздновать «день Колумба». Как-то неудобно. Несколько стыдно. Он вроде бы и есть, но о нем предпочитают не вспоминать. Ведь если отменять – начнется дискуссия, вылезут, чего доброго, какие-нибудь мракобесы из Bible Belt, и все закончится новой волной политкорректности с неизвестным исходом. Радикалам вроде меня все это очень даже прельстиво, но пока истеблишменту хватает бойцов-легализаторов однополых браков и психоактивных веществ. Да и женщин с черными еще никто не отменял – точнее, вопроса не закрывал.

Сходные ощущения у меня вызывают празднования разнообразных юбилеев и дат, касающихся так называемого «крещения Руси». Во-первых, я привык полагать, что вещи, которые в христианской традицией принято именовать «обращением», «метанойей» и внешним символическим подтверждением которых и является ритуал крещения – имеют сугубо индивидуальный характер и не производятся по повелению князя, даже если он не «красное солнце», а «голубой сверхгигант» вне или внутри основной звездной последовательности.

Проникновение христианства на «Русь» в результате унификаторских действий Владимира привело к заимствованию единственной уже кристаллизованной жесткой формы христианства – с готовым культом, догматикой и иерархической жреческой структурой. Были унаследованы, таким образом, все основные византийские болезни, византийская имперская «деевангелизация» учения Иисуса.

Борьба с «двоеверием» (а на деле – с континуумом «вер», пусть и несколько «одискреченным») привела к блокировке «буддистского» варианта, при котором новая универсальная модель накладывается на предшествующие, относительно мирно преобразуя последние. Константин и Владимир выбирают жесткий, соответствующий ветхозаветной традиции вариант отношения к иным культам и даже иным культурам как таковым (вспомним борьбу с театром, музыкой, скоморохами и т.д.). В этом их отличие от императора Ашоки, фактически учредившего официальную религиозную толерантность в индийском культурном пространстве и пространствах, испытавших индийское влияние, включая весь буддийский ареал.

Силовое навязывание учения Иисуса приводит принципиальным образом к выхолащиванию самой сути Благой Вести, ненасильственной проповеди и праксиса теозиса/теургии, немыслимых вне принципов свободы и любви – последние подменяются псевдодобродетелями «благочестия» и «послушания».

Конечно, мы никуда не можем уйти от предельных антиномическо-апофатических коанов европейского мистико-метафизико-этического дзэна – от проблемы теодицеи и проблемы сослагательных наклонений истории «лучшего из возможных миров». Нужно отдавать себе отчет, что примеров гармонических (хотя бы относительно) взаимоотношений универсальной и локальных традиций у Владимира и его окружения не было. В особенности если учесть, что задачей была бы интеграция арийского и авраамического пространств (помочь в малой степени мог бы лишь опыт Персии, а Индия еще к тому моменту не подверглась исламизации). Возможно, именно подобная интеграция и составляла историософскую миссию «Руси» и ее производных. Мало того, допускаю, что такая задача продолжает быть, несмотря ни на что, актуальной и сегодня – и значимой не для одной лишь «Руси», но для глобализирующегося мира. 

В X веке такой синтез был либо вовсе невозможен, либо требовал сочетания политической, мистической, метафизической и этической гениальности. Личности подобного масштаба в элите «Руси» не было. В этой ситуации выбор византийского христианства был, возможно, наиболее перспективным с точки зрения будущих возможностей. Христианство, бесспорно, самая открытая трансформациям и просвеченная этикой авраамическая традиция. Ее византийский вариант в силу кризиса и последующей гибели Византии освобождал ее новых носителей от положения культурной колонии. Отсутствие четкой институциализации, системы религиозных учебных заведений, положение, с одной стороны, относительно независимое в плане традиции (отсутствие необходимости подчиняться внешнему центру), а с другой – постоянная адаптация западных образовательных и иных технологий – все это привело к тому, что в России появилась так называемая «русская религиозная философия», уникальный феномен, который, хотя и был заторможен в своем развитии политическими обстоятельствами, все еще имеет перспективы мирового масштаба и вполне способен на полноценное участие в новом глобальном этико-мистико-метафизическом синтезе, в проекте «Новой Александрии» в масштабах планеты. Можно без преувеличения сказать, что в лучших своих вариантах русская религиозная философия открывала горизонты, которые (благодаря, в частности, усвоению наследия неавраамического Востока) ныне осваивает передовая мысль Запада (например, можно вспомнить «трансперсональную психологию» и «интегральную философию» Кена Уилбера). Проект русской метафизики ныне покрыт и продолжает покрываться архивно-консервативно-охранительной плесенью и паутиной (при всем уважении к работникам архивов и библиотек). Будучи возвращен к активной жизни, этот проект может дать существенный толчок поискам философов второго осевого времени (эпохи психоделической революции) к новым прорывам, стать для нового глобального синтеза источником вдохновений и озарений, подобно тому, как платоники и пифагорейцы древности оживили схоластический мир и привели к прорыву в новое состояние европейское общество, вытолкнули его в Модерн. Нынешний же прорыв можно назвать прорывом из переходного состояния постмодерна во что-то иное, что можно было бы назвать «трансмодерном».

Но мысли последнего моего пассажа относятся именно к разряду поиска благого смысла в совершившемся событии. С подобной точки зрения можно было бы искать благие смыслы не только в религиозных реформах князя Владимира, но и в религиозной политике СССР различных времен – более подробного сравнения этих двух реформ проводить не буду, это делалось и без меня.

Преимущественно политическая мотивация реформы Владимира отражается и в последующем восприятии в сознании властей и народа в целом этой даты. Масштабные одобренные государством торжества – особенно показательные в случае празднования тысячелетия «крещения» - и подавляемая, вытесняемая в коллективное сознание психотравма, полученная, когда поклонников иных божеств князевы люди силком волокли в Днепр. Сходные психотравмы проявляют себя в антиклерикальном настрое Модерна и носителей модернистского и постмодернистского сознания. В нашем же конкретном случае энергия психотравмы проявляется, в частности, в деятельности неоязыческих («родноверческих») образований – в дополнение к общемодернистскому антиклерикализму.

Трагической, но довольно закономерной стала победа иосифлян над нестяжателями – постольку, поскольку «православие» стало «князевой верой», а затем и верой царской. Практика этического бескомпромиссного максимализма, скорее всего, и не могла не вызвать отрицательной власти со стороны самодержавия – строя, в наименьшей степени отвечающего идеалам любви и свободы («войну всех против всех» строем назвать, конечно, тоже можно – но она является логическим следствием правления самодержавного тирана). В дальнейшем – и в современности – клерикальные структуры (и не только РПЦ МП) наследуют корневые проблемы, связанные с искажением духа евангельского провозвестия. Основная проблема – подмена образа Бога любви образом тирана. Тиранизация образа божества и параллельно происходящая сакрализация земной власти, из чего и следует стратегическая поддержка ее деяний. Впрочем, антигосударственные альтернативы государствами вплоть до СССР активно уничтожались. Замечу, что антигосударственные христианские сообщества практически неизбежно либерализируются в том или ином аспекте – ритуальном, догматическом или иерархическом, становясь пестрым набором общин (такое положение вполне характерно для протестантизма, индуизма, буддизма и современных нью-эйдж-сообществ).

Теперь – несколько слов о термине «православие». Весьма характерно и показательно, что права на этот термин заявляют и некоторые «родноверы», «славящие правь». Этот термин несет в себе элементы НЛП-программирования. Все равно, как если бы среди философских школ – марбургской, баденской, франкфуртской, венской – появилась бы одна, поименовавшая себя «школой абсолютной истины» или «единственно верным учением» - и это именование прижилось бы в обществе, в том числе и в научном, даже в его части, не разделяющей положения «единственно верных». Неудивительно, что на этот бренд находятся и иные претенденты. Даже марксисты, считавшие свое учение «всесильным, потому что верным» - остались марксистами. В нашем же случае уместно было бы вести речь о «павлианах» или, более точно, «восточных никео-халкидонитах».

С моей оценкой можно не соглашаться, но я считаю этот термин весьма в слабой степени подлежащим «исправлению». Прояснить его значение могли бы, пожалуй, лишь «родноверы», поскольку в историческом христианстве значение этого термина накрепко связалась с историей расколов, имеющих отношение скорее к политике, чем к учению Иисуса. Но и «родноверы» развивают свои взгляды «от противного», «зеркаля» нелюбимую ими иудео-христианскую традицию – и становясь, против своего желания, ее нетерпимым теневым обратносторонним подобием.

Некоторое время я заменял, когда от меня требовалась социумом самоидентификация, слово «православие» словом «христианство». Продолжаю нередко делать так и теперь – но сталкиваюсь с серьезным внутренним противодействием. Оно связано с тем, что я не могу считать Иисуса «машиахом», «царем-помазанником». Я полагаю, что «мессианизация» образа Иисуса и стала началом того пути, который привел некоторых Его последователей к тому, что они поддались тому самому искушению царствами, через которое прошел из Учитель в пустыне, согласно евангельскому повествованию. С тех пор и начали появляться многообразные «отцы и учители» - вопреки недвусмысленным словам Евангелия не называть подобными словами никого на земле. А затем и византийские базилевсы приняли (и что же тут странного?) этот титул – да, такое привычное для русского уха словосочетание «помазанник божий» может быть и переиначено путем ввода эллинизма – «христос божий». Отсюда прямая дорога к царебожничеству и образу человекобога-фараона, «пантократора».

Провозвестие Иисуса – как мне представляется, провозвестие о ином образе Бога. Такого Бога скорее следовало бы называть «акратором», поскольку Он соединяет Свои творения любовью, а не внешней силой. Трон не может быть символом славы Того, кто умывал ноги Своим ученикам. Его слава проявляется не в том, что люди до самых краев земли услышали имя Иисуса и поклонились Ему в страхе перед мечами и аркебузами конкистадоров и аффилированных с ними миссионеров.  Скорее, слава Его проявилась в том, что в культурах, воспринявших Благую Весть, появилось и развилось стремление к свободе, появилось и развивается гражданское самоуправляемое общество.

Так что старые идентификационные маркеры я бы предложил оставить историкам и архивистам. Вопросы значения коллективных добровольно-принудительных обрядов – политологам и психологам. Мы можем являться и ими. Но людям, которых чем-то позвала евангельская весть – наверное, не стоит забывать, что главное для них – это парадоксальная максималистская мистическая этика (этическая мистика), сквозящая в евангельских текстах. Этот свет ведет человека во всех его делах, если он руководствуется доброй волей, своей совестью. Называет ли он себя при этом православным, католиком, буддистом, атеистом или агностиком – вопрос, как мне представляется, не первостепенной важности. Хотя, конечно, не лишен интереса, как не лишены интереса ни одна вещь, ни одно событие в универсуме.

Если предположить, что существуют некие религиозные чувства и они могут быть оскорблены, то что может оскорбить их больше, чем идея сакрального, системы табу, иерархии "духовной" и "светской" власти?

 

 

Архаичное, "догосударственное" устройство древних политий держалось преимущественно на микросоциальных, общинных и квазиобщинных связях, на общинной и "миникорпоративной" солидарности. К примеру, готовность сражаться и умирать во время войн за интересы той или иной архаичной политии основывалась в первую очередь на непосредственном личном близком знакомстве тех, кто входил в боевые соединения, независимо от того, были ли они сформированы как ополчения или представляли из себя корпорации воинов - дружины. Отсюда общеизвестная невысокая эффективность больших армий, сформированных на этой основе.

Нечастые эпизодически возникающие исключения можно увидеть в случае "великих переселений", когда экстремальные условия могли формировать особые коллективные поведенческие программы "миграционной агрессии". В этом случае личная идентификация с макросообществом становится предельно упрощённой. Несложные культурные маркеры, позволяющие отделять "своих" от "чужих", усваиваются в этом случае легко и быстро, главное - чтобы у "своего" имелись качества, необходимые для главной цели - перебить и ограбить как можно больше "чужих". Экспансия основанной на таких началах орды при наличии культурных заимствований может быть весьма и весьма эффективной, но перспективы политических образований на такой основе бывают недолгими и по преимуществу сугубо деструктивными.

Совершенно иной случай продемонстрировала социальная эволюция после появления политий, основанных на "имперском мифе". "Имперско-мифическое" государство совершенно необязательно должны отмечать гигантские размеры или широкомасштабная экспансия. Дело совершенно в ином. Такого "левиафана" (повторюсь - независимо от размеров) отличает наличие мощной, очень влиятельной государственной идеологии, в основе безусловно иррациональной. Установки этой идеологии могут подкрепляться всевозможными рационалистичными и псевдорационалистичными доводами. Но все эти доводы - не более чем "довесок". О том, в какой форме теоретически было было бы лучше существовать России или Бразилии - в нынешней ли форме централизованного государства или как предельно "рыхлой" конфедерации автономных земель и вольных городов, можно спорить и рассуждать очень долго и практически бесплодно. Такая дискуссия малорезультативна просто потому, что в представлении подавляющего большинства россиян и бразильцев их государства представляют собой самостоятельную и находящуюся вне значимой критики ценность. Эта убеждённость является едва ли не самым главным условием существования государства, которое существует само для себя и мало нуждается в оправдании своего существования, не столько порождаемого культурными и экономическими факторами, сколько само эти факторы трансформирующего. Думаю, что безусловное большинство современных государств держатся именно на этом самом "имперском мифе", даже если его "имперскость" исключительно потенциальна.

Поскольку известно, что "имперский миф" появился отнюдь не сразу с появлением человечества и распространял своё влияние отнюдь не сразу на всё так или иначе интегрированное в государство население, ограничиваясь поначалу преимущественно политической элитой, полагаю, что именно этот феномен есть резон соотнести с мифопоэтическим образом уицраоров у Даниила Андреева. 

В жизни как индивидуумов, так и целых народов, огромное значение имеют моменты этического выбора, когда, зачастую совершенно неожиданно, на ровном месте, возникает развилка — то ли коня потерять, то ли буйну головушку сложить. В этот момент большинство вещей оказываются бесполезны — опыт, молодость, таблица умножения, депутатский значок... есть только ты, твоя совесть и открытые глаза. 15 декабря 2008 года несколько сотен представителей турецкой интеллигенции — учёные, журналисты, литераторы — подписали открытую петицию, попросив прощения за резню армян в 1915 году: «...Моя совесть не может примириться с тем, что Великая катастрофа, которой подверглись армяне Османской империи в 1915 году, сталкивается с безразличием и отрицанием. Я не могу смириться с такой несправедливостью. Я сочувствую переживаниям и горю своих армянских братьев и сестёр, и прошу и у них прощения».

Первым «безусловным рефлексом» чиновничества было возбуждение уголовного дела против подписавшихся по статье за «оскорбление турецкой нации», а предводитель чиновничества господин Р.Т.Эрдоган сказал, что «не приемлет подобные инициативы» и что «мы не совершали этого преступления, нам не за что извиняться. Кто виноват, тот может принести извинения. Однако у Турецкой Республики, у турецкой нации таких проблем нет... Эти кампании неправильны. Подходить к решению вопросов с благими намерениями — это одно, а извиняться — совсем другое. Это нелогично». Действительно, просить прощения у незнакомых людей за то, чего не делал ни ты сам, ни, возможно, даже твои непосредственные предки только потому, что «совесть не может примириться» — это где-то вне логики. Господин Эрдоган прав. А мне тогда хорошо запомнилась новость об этой акции-петиции, одной строкой промелькнувшая на горизонте российских новостей. Я подумал, что нация в лице своей духовной и культурной элиты сделала свой выбор. И государство сделало — свой. И с этого времени, с 15 декабря 2008 года, подумалось мне, каждый пойдёт своей дорогой: турецкая нация и культура — в одну сторону, а турецкая чиновничья машина со своими тяжкими историческими веригами и кандалами — в другую.

Тогда на малочисленность подписавших обращение (на сегодняшний день их 32454 человека) кивали как с турецкой, так и с армянской стороны. Дескать, не показатель, мало ли что там кучка граждан затеет, это не то что не весь народ, но даже не вся интеллигенция! И сегодня в официозных СМИ, что у нас, что у турок, подаётся одна и та же мысль: дескать, протестующие на площадях — меньшинство, которое пытается навязать свою волю большинству. Сознание, привыкшее опираться на силу, способна впечатлить только крупная цифра: чья стая многочисленнее, тот и прав. Но позвольте! Где и когда обновлённое состояние умов было изначально достоянием большинства?! Скорее наблюдается обратное: чем острее прорыв в новое интеллектуальное и духовное состояние, тем меньше у него носителей. Реалии нашей жизни таковы, что процентное соотношение земли и соли всегда оказывается не в пользу последней. Даже если бы на Таксим «за нашу и вашу свободу» вышли семеро человек, это был бы важный знак. Но то, что произошло на Таксиме, само проявление духа – НАД политической борьбой, НАД пристрастиями, НАД мучительными поисками «лидера оппозиции» – это явление другого порядка.

Эта история только-только начинается, но ключевое событие уже состоялось. Выводя за скобки страдания людей, уже не принципиально, будут ли дальше лететь камни и литься вода с перцем, будут ли новые аресты, сдержат ли обещание при «необходимости» подавлять протесты жандармерией и армией и как долго просидит Эрдоган на своём посту. Растерянность Эрдогана (плохо прикрытую молодцеватой риторикой) даже можно понять. Ведь турецкое государство не стоит на месте, эволюционирует, и нынешний премьер не похож на султанов, ради сохранения власти топивших в Босфоре своих родных братьев, да и при подавлении «бунта» никого не посадили на кол, ни с кого не сняли живьём кожу. Прогресс!

А людям всё мало. Что поделать, если корпорация чиновничества эволюционирует на порядок медленнее, чем «соль» земли турецкой? Обидно. Чтобы осознать, что ты расположен одновременно и во главе правительства, и в хвосте социальной эволюции своей собственной страны, нужно быть, пожалуй, или героем, или мудрецом. Простой «политической харизмы» тут оказывается явно недостаточно. Пока «локомотив» турецкого поезда уверенно въехал в XXI век с его динамическими сетевыми структурами, стремлением к ненасилию и свободе от накопленных национальных, гендерных, идеологических и прочих стереотипов... значительная часть «вагонов» продолжает катиться по полям XIX-XX веков с их вождями, партиями, «волей большинства» и мечтами о несокрушимой империи. Развилка этического выбора, как оказалась, пройдена стремительно, и отставание чиновнической корпорации (не на уровне отдельных людей, а в целом) резко усилилось. Если не случится сирийского сценария и людей не затянет в воронки всеобщей ненависти и насилия, за будущее турецкого народа едва ли нужно беспокоиться. Процесс перехода на новую ступень стал, кажется, необратимым. А вот за «аппарат насилия» приходится беспокоиться. Слишком велика его мощь и инерция.

 

Идея точного и однозначного божественного всеведения (включающего предвидение будущего) наталкивается на логические противоречия в выстраиваемых двух онтологических иерархиях. Одну из них можно условно обосновать ссылками на концепцию Александра Афродизского, поддержанную Боэцием и принятую Лосским (хотя ни Боэций, ни Лосский не говорят прямо об онтологическом первенстве воли тварей перед всеведением Творца, а Александр Афродизский не рассматривал ситуацию, в которой субъектом предвидения выступает всесовершенное и всеведующее сверх-существо). Другую - ссылками на концепцию Августина. 

Итак, в "первой иерархии" для сохранения персональной свободы сотворенных Богом существ необходимо постулировать онтологическое первенство их воли перед всеведением Бога. 

Во "второй иерархии" постижение образа будущего в божественном всеведущем сознании предваряет само это будущее. Это предварение не может иметь темпорального характера - так как в вечности нет времени. Значит, это "пред-" в божественном "пред-видении" предполагает онтологическое значение.  

Образ "будущего" в божественном сознании первенствует перед этим самым "будущим". Постижение этого образа есть сверхвременной волевой акт сверхвременного абсолютного существа - Бога. Но этот образ складывается из постижения Богом отдельных становящихся во времени персональных воль и их совокупности. Это означает, что во "второй онтологии" в божественном сознании образ волевых актов существ безусловно предшествует самим этим актам. Чем же и через что достигается онтологическое первенство образа волевого акта твари перед самим этим актом? Естественно, что такой образ не может иметь это первенство "сам по себе". Он его обретает только благодаря тому, что присутствует в вечности божественного всеведения. 

Через присутствие в божественном всеведущем сознании образа волевого акта твари (в будущем для нее времени) как пассивного посредника определяется абсолютное онтологическое первенство волевого акта Бога (неучастняемого на познавательный и креативный аспекты) перед еще не осуществленным во времени волевым актом твари. 

Можно ли здесь спасти свободу через утверждение того, что всеведение Богом образа, еще не существующего во времени события, не есть всеведение во всей полноте? 

Заметим, что Лосский был создателем концепции идеал-реализма. А согласно ей объектом познания становится не просто образ, а сам его носитель в подлиннике. Естественно, что абсолютный субъект познает через образ существа само это существо во всей полноте. 

Но даже если мы попытаемся произвести отчуждение образа от сущности (представив ее как непостижимую "вещь в себе"), мы только чуть отсрочим нашу капитуляцию. Ведь Бог как всеведущий субъект не может не знать эту самую "вещь в себе". Мы здесь приходим к новому противоречию. Либо Бог во всей полноте своего всеведения (включающего непосредственное переживание) постигает событие до его свершения в вечности ("до" имеет здесь не темпоральное, а онтологическое значение) и в таком случае событие во времени ("будущем") не обладает самостоятельной онтологической ценностью. Либо Бог лишь образно воспринимает "картинку" будущего - без переживания. Но тогда это знание трудно назвать всеведением. 

Две представленные выше онтологические иерархии не могут быть согласованы или существовать параллельно. Онтологически должно первенствовать что-то одно - либо воля тварных существ перед божественным всеведением, либо перед волевыми актами тварных существ должно первенствовать божественное всеведение (через содержание в вечности их образа как условного посредника). 

Если мы принимаем иерархическую схему "первой онтологии", то из этого неизбежно следует девальвация идеи божественного всеведения. Оно утрачивает не только онтологическое первенство. Оно еще и теряет первенство темпоральное (если о таком вообще допустимо говорить в контексте "божественной вечности"). Ведь если воля тварного существа первенствует перед божественным всеведением онтологически, она должна быть с ним соотносима, "синхронна" (по крайней мере) в темпоральном плане. А в таком случае само употребление термина "предвидение" теряет всякий смысл. 

Если же мы принимаем схему "второй онтологии", то нужно исключить возможность онтологического первенства свободы и творчества существ перед всеведением Бога. А затем и отнести к какой-то далекой периферии божественной жизни Свободу и Творчество как неотъемлемые ее качествования, оставив на первом и центральном (а фактически - единственном) месте божественные Всемогущество и Всеведение. А в мире становящихся существ низвести свободу и творчество до уровня игрушек, ничего не значащих для божественного бытия. Утверждать же, что свобода и творчество будут сохранять свою ценность в экзистенциальной сфере (а не в онтологии) - занятие крайне рискованное. Потому что здесь экзистенциальные ценности, противопоставляясь онтологическим именно в таком контексте, утрачивают свою состоятельность.

Отказ от самого термина "всеведение" в отношении Бога или сопровождение его принципиальными оговорками (фактически меняющими значение этого термина) все же не снимают вопроса о том, знает ли Бог наше будущее (напомним, что под этим понимается именно точное знание Им того, какая из бесчисленных возможностей будет реализована каждой из тварей в каждый момент времени). Отказавшись от идеи божественного знания будущего как полноты его переживания, мы можем представить себе состояние, при котором Бог видит наше будущее только как завершенную, четко оформленную картину, как отчужденный образ. 

Но здесь возникает вопрос о том, что или кто явлется первоосновой этого образа, его сущностным ноуменом, его "вещью в себе". Где и как существует эта первооснова, если "будущего" как завершенной и полностью сформировавшейся сущности еще не существует в настоящем времени? 

Признание того, что Бог ведает все возможности будущего - во всей их полноте и многовариантности - дает нам основание считать, что этот образ укоренен в самом существе Бога. Заметим, что эта укорененность и обеспечивает возможность осуществления любого выбора какого-либо существа (благодаря поддержанию их свободы в сознании-бытии Бога), с другой - не делает Бога виновным в выборах зла (из-за отчужденности образа будущего от его актуализации во временно-пространственной реальности). 

Но точное ведение того, какая именно возможность будет избрана сотворенными существами, уже не может находиться в полноте божественного сознания. Ноумены этих двух образов - совершенно разные. Знание Богом всех возможностей будущего укоренено, как уже отмечалось, в самом Боге, и, соответственно, сознание Бога в данном случае выступает в качестве ноумена для их образа. Ноуменом образа актуализированной возможности является не божественное сознание, а воля действующего в мироздании сотворенного Богом свободного существа.

Воля существа может быть познана Богом во всей полноте только в личном общении с ним, а это общение может происходить только в настоящем - настоящем для этого самого существа, то есть настоящем во времени. Но даже если опять вернуться к идее отчуждения образа от его сущности, Бог не может познать образ того, что актуально не существует. А еще не осуществленная во времени возможность как раз и представляет собой - по определению - не существующий ноумен. Соответственно и актуального образа, который может быть объектом божественного (все)знания, этот ноумен просто не имеет.

С проблемой знания Богом будущего связана проблема завершенного миротворения. В христианской метафизике можно встретить концепции, в которых единовременный акт творения мира сочетался с идеей creatio continua. Некоторые из них весьма радикальны. Так, например, у Мейстера Экхарта Бог творит мир в настоящий момент так же, как в начале времен. Но даже если не обращаться к парадоксальному наследию мистиков... В традиционном официальном христианстве, отрицавшем идею предсуществования душ, эти души возникают фактически в момент зачатия. Тем самым, если "мир" уже создан Богом единожды, души продолжают появляться вновь и вновь "из ничего". 

И все же эти порядки "миротворения" онтологически четко различаются. "Мир" обладает для такой метафизики онтологическим первенством по отношению к "душам". Единожды созданный и предопределенный Богом к некоему эсхатологическому завершению, этот "мир" находится в Его полном ведении. Воля же "тварей" прозрачна для Бога и не имеет для Него никакой ценности. Такую волю действительно нетрудно "всеведать" вечному Богу от начала и до конца времен. Поэтому даже возникновение все новых и новых "душ" не привносит в "мир" принципиальной новизны, неопределенности и непредсказуемости. 

Любопытно, что Лосский в своей концепции сверх-временных и сверх-пространственных "субстанциональных деятелей" не принимал идеи неопределенности для Бога их воли. Возможно, отчасти это было связано со статичностью и одноплановостью их возникновения. В каком-то смысле Лосский даже делал шаг назад по сравнению с традиционным христианством. Если в этом христианстве, как уже было сказано, новые души появлялись во времени, у Лосского все субстанциональные деятели были "уже" созданы и "уже" начали свое становление. О творении Богом новых субстанициональных деятелей Лосский ничего не говорит. Для него их сверх-временность отождествляется с их совокупным возникновением вне времени. Но при этом все же все они начинают свое становление синхронно во времени с самого начала мироздания.

 

 

Так знает Бог наше будущее или нет? Всё сказанное выше совсем не означает отрицания этого знания. Но знание это - вероятностное, а не одномерное. И чем больше в действии личности свободы и творчества, чем острее совершаемый ею выбор, тем менее определенно (и никак не определяюще) знание Бога о ее будущем.

См. также:

Предвидение Богом будущего

Всеведение возможностей

 

 

1.1. Что такое духовный путь?

 

Духовный путь - постольку поскольку он является именно путём - подразумевает некое развитие, переход от стадии к стадии. Вообще говоря, под развитием человека могут подразумеваться довольно разные вещи - это и физическое развитие, и интеллектуальное, и эстетическое, и нравственное, и так далее. О каком же развитии идёт речь в случае духовного пути? В каком направлении и в каких аспектах происходит развитие в этом случае?

То, что я здесь называю духовным путём, является фактически своего рода "сверх-взрослением", в ходе которого человек минует цепь пониманий. Эти понимания могут быть выражены в виде множества концепций, но сами концепции, однако, играют лишь вспомогательную роль в этом процессе.

Более того, само это осознание относительности и подчинённой роли концепций и описаний является одним из проявлений прогресса в этой цепи пониманий.

Итак, духовный путь - это прежде всего понимание, это трансформация сознания. На этом пути мы встречаем определённые стадии понимания.

Какого рода понимание здесь имеется в виду? Нужно подчеркнуть, что это не интеллектуальное понимание, а экзистенциальное, бытийное, прямое.

Например, когда человек становится взрослым, его понимание жизни изменяется в сравнении с тем, какое оно было в детстве или в подростковом возрасте. Когда человек становится родителем, его понимание жизни переходит в новое состояние. По мере психологического взросления человек выходит на новые уровни понимания, включающего в себя прежде всего ценностные ориентиры и саму позицию, с которой человек смотрит на мир и на себя. Сам мозг его изменяется - как структурно, так и в своём функционировании.

В целом, в современной психологии признаётся, что процесс психологического взросления есть, по сути, всё большее удаление от эгоцентризма, возрастание в способности к самоконтролю, саморефлексии и т.д. По сути, духовный путь продолжает этот тренд, просто он идёт намного дальше чем всё, что нам может предложить обычная жизнь. Именно поэтому и был употреблён термин "сверх-взросление".

 

1.2. Особенности духовного пути

 

Из вышесказанного следует, что ошибочно думать, будто в ходе духовного пути вырабатывается какая-то особая "истинная" концепция, которую можно изложить вербально, в виде образов или как-либо ещё, более совершенная чем все другие, или даже что такая концепция играет в этом пути какую-то ключевую роль или, тем более, является целью познания. Такая точка зрения встречается часто и ведёт она к фанатизму, поскольку человек начинает упражняться в убеждённости в какой-то картине мира, думая, что это и есть духовный путь.

Также ошибочно думать, что духовный путь - это путь приобретения неких особых способностей или потусторонних выгод. Приобретением особых способностей занимается скорее магия - духовный путь не имеет к ней отношения.

На магическом пути человек стремится получить определённую личную выгоду: силу, знание, безопасность, свободу и т.д. Для этой цели он выполняет определённые внутренние и внешние действия.

И наконец, ошибкой было бы думать, что духовный путь предназначен для того, чтобы служить неким высшим силам (или даже требует веру в них) или чтобы сподобиться попасть в рай. Это уже прерогатива религии.

Религиозный путь характеризуется ориентацией на служение "добру" или "высшим" силам, чем бы они ни были. Он также характеризуется наличием веры, ритуалов и сакрализацией высшего существа, а также приверженностью к некоей строго определённой картине мира, часто фанатической. В основе такой веры, как правило, находится вера в перерождение адептов в райских обителях.

На духовном же пути человек не ищет какой бы то ни было выгоды и не стремится служить некоему воображаемому добру. Вообще говоря, такой человек может быть атеистом и прагматиком.

Более того, находясь, образно говоря, на стадии 1 этого пути, он не может предвидеть своё состояние на стадии 2 или 3, разве что чисто интеллектуально. Ребёнок не может адекватно представить себе уровень понимания взрослого и тем более не может себе ставить целью достижение этого состояния, поскольку он о нём не имеет сколько-нибудь ясного представления. Поэтому мы не можем ожидать от духовного пути каких-то выгод и призов.

Мотивация для человека на духовном пути может быть описана тремя аспектами:

1. Эрос. Любовь или точнее даже страсть к Абсолюту, который выражает себя в форме атрибутов - красоты, мудрости и доброты. Это тот самый эрос, о котором говорил Платон в "Пире", полагая его основой всех духовных поисков.

2. Агапэ. Сострадание и любящая доброта.

3. Гнозис. Стремление к познанию великой загадки жизни. Альберт Эйнштейн выразил это чувство таким образом:

"Самое прекрасное, что только может выпасть нам на долю, – это тайна. Стремление разгадать ее стоит у колыбели подлинного искусства и подлинной науки. Тот, кто не знает этого чувства, утратил любопытство, неспособен больше удивляться, все равно что мертвый, все равно что задутая свеча. Именно чувство тайны - пусть даже смешанное со страхом - породило религию. Осознание того, что существует нечто, что мы не можем постичь, глубочайшая основа и первопричина, пронзительная красота, доступная нашему уму лишь в наиболее грубых формах - это то знание и то чувство, которые составляют истинную религиозность; в этом смысле, и ни в каком другом, я являюсь глубоко религиозным человеком".

Мы можем заключить, что буддийская традиция, а также мистические традиции христианства и ислама являются в основном духовными. Анализируя их, мы можем уловить нечто общее, существенное для всех этих путей.

Первое, что бросается в глаза - фокусирование этих путей на сострадании и любящей доброте.

Путь будды Гаутамы изначально основывался именно сострадании. Он искал путь спасения для всех. В махаянском буддизме человек даёт обет не покидать сансару, пока все существа не будут спасены. Одной из основополагающих практик является развитие любви, а бодхичитта - любовь и служение - это одна из основ учения.

Ничто не может быть дальше от духовного пути, чем отстранённое наблюдение страданий этого мира и культивирование этакой безмятежности по отношению к ним. Духовный путь - не транквилизатор и не антидепрессант. Наоборот, он ведёт через всё самое болезненное для нашей личности, учит встречать ад с открытыми глазами. Тот факт, что человек, следуя этим путём, становится более устойчивым психически, можно отнести к побочным эффектам, равно как и разного рода чудесные умения, если таковые вообще возможны.

В том, о чём говорил Иисус, мы видим то же. Вся его жизнь представляет собой самопожертвование. Будучи спрошен, какая заповедь наиглавнейшая, он отвечает: "Любовь к Богу и любовь к ближнему". В другом месте он говорит что вторая часть этой заповеди означает делать другому то, что бы ты хотел чтобы делали тебе.

Суфии также непрестанно повторяют, что любовь к Богу невозможна без любви к другим существам.

Шейх суфийского ордена Кадири Курманбек оулу Кадир говорит:

"Самая важная и постоянная практика суфия это "махабба" - деятельная любовь и доброта к божьим созданиям.

<...>

Вся теория суфизма основана на любви через Бога, на познании себя, сражении с эгоизмом, любви к ближнему, независимо от расы, национальности или вероисповедания".

Кроме того, особенностью всех духовных путей является фокусирование на очищении сознания. Этот процесс происходит в ходе совершенствования в саморефлексии и самоанализе, а также в ходе специальных психопрактик. Шаматха, смирение, исихия, полировка грубой личности - всё это имена этого процесса в разных традициях.

Очищение сознания здесь означает прежде всего освобождение психики от эгоистических и паразитических паттернов мышления, действия, реагирования. Зачастую этот процесс заходит очень глубоко, до самых основ психики, которые обычно не осознаются и которые оказываются семенами, из которых вышеупомянутые паттерны произрастают.

Видимо, именно об этом говорил Иисус в Нагорной проповеди - "блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".

Этот процесс подобен омовению, но не тела, а ума, психики, личности. Возможно, именно такое омовение имел в виду Иисус, когда говорил о "водном крещении" в беседе с Никодимом. И уже потом, очищенная душа принимает второе крещение, огненное, Духом, в момент, который невозможно предугадать.

Это то самое очищение сознания, о котором писал д-р Дж.Нурбахш, глава суфийского ордена Ниматуллахи с 1953 года до смерти в 2008 году:

"Стадии очищения следующие:

1. Самость опустошается

2. Самость становится просветлённой

3. Самость трансформируется

4. Самость исчезает (фана')

Ученик проходит через эти стадии в процессе самозабвенного памятования о Боге (зикр).

Первая стадия, опустошение, включает избавление от негативных качеств, желаний, приходящих от самости.

Вторая стадия, просветление, состоит в полировке сердца и души чтобы очистить их от веры в "я" и привязанности к ней. На третьей стадии внутренняя сущность ученика наслаждается божественными атрибутами. В конец концов сущность ученика наполняется атрибутами Истины до такой степени что не остаётся ни следа от его ограниченного существования. Эта четвёртая стадия зовётся "исчезновением себя" (фана')".

Это описание очень напоминает положения буддийского учения. "Очищение от веры в "я" и привязанности к ней" - это чисто буддийское выражение. Собственно, известное определение буддизма - избегай злого, совершай доброе, очищай сознание - говорит само за себя, не говоря уже о том, что именно вера в "я" и загипнотизированность этой верой в буддизме полагается основой неведения - авидьи, избавление от которого буддизм и ставит своей целью.

Интересно, что суфийский термин "фана'" и буддийский термин "нирвана" этимологически являются практически калькой друг друга, означая "отсутствие", "угасание", "прекращение".

Естественно, что процесс очищения сознания невозможен без возрастания в навыке самонаблюдения, наблюдения за собственными психическими процессами. И потому любой духовный путь начинается с воспитания этого навыка. Можно смело сказать, что это основа основ духовного пути.

И наконец, особенностью духовного пути является то, что в двойной заповеди Иисуса прозвучало так:

"возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим…"

(Св. Евангелие от Матфея 22:37)

Это - тоже любовь, но другая её сторона, нежели любовь к ближнему. Под понятием "любовь" подразумевается не только очень хорошее и доброе отношение к объекту любви, но и стремление к этому объекту, желание быть с ним. Таким образом, на духовном пути первый аспект любви распространяется на всё живое, а второй направлен на Бога, на Абсолют. Что же подразумевается здесь под Богом?

Поскольку мы начали со слов Иисуса, попробуем проанализировать их. В авраамических традициях Бог предстаёт как бы в двух ипостасях: это либо верховное существо, Пантократор, создатель Вселенной, либо же - Абсолют, Истина, источник всякого блага и основа Вселенной. Между этими двумя концепциями есть определённая и весьма существенная разница. Первая из них подразумевает некое отдельное существо по какой-то причине сотворившее мир, вторая - своего рода благую Первооснову.

Поскольку то существо, о котором идёт речь в первой концепции, мы увидеть не можем, то остаётся только воображать. То есть получается стремление к чему-то воображаемому, что вряд ли является здоровым подходом. Кроме того, даже если бы мы увидели такое существо, то во-первых, мы не смогли бы проверить, действительно ли оно является творцом Вселенной, а во-вторых, совсем не факт, что мы воспылали бы к нему любовью.

Итак, Иисус, видимо имел в виду что-то подобное второй концепции. Мы знаем прекрасное в этом мире, а Бог - это источник самой красоты. Мы знаем истинное - а Бог это источник самой истины. Мы знаем доброе, а Бог - это источник самого блага. Мы знаем мир, а Бог - это основа самого бытия.

Этот подход подтверждается самим контекстом того, о чём учил Иисус. "Царство Божие внутри вас", "если вы видите меня, то вы видите и Бога" - это говорит о том, что для него Бог не является чем-то отделённым от творения.

Если мыслить о Боге именно в таком ключе, то, во-первых, стремление к нему всем сердцем, всей душой, всем разумением своим оказывается очень естественным чувством, поскольку каждому человеку свойственно стремление к благу, красоте, истине, даже если это стремление и извращается до неузнаваемости. Необходимо лишь очистить его, перестать гоняться за обманками и миражами.

Во-вторых, такая трактовка не противоречит другим духовным путям. В буддизме Татхата - это сознание вне помрачений, вне личностных ограничений, истинное, абсолютное. Для суфиев Бог - это Абсолют, из которого бытие творится каждое мгновение и который проявляет себя в виде атрибутов - красоты, истины и добра.

Итак, духовные пути объединяются этим стремлением. Направлением всех сил, мыслей и устремлений к Абсолюту в вышеописанном смысле.

 

 

Большинство духовных традиций у всех на слуху. Буддизм, суфизм, даосизм, христианство и т.д. В своё время для меня оказалось открытием, что возможна полноценная духовная практика, связанная с созерцанием природных стихий, со взаимодействием с ними. Созерцание ветра или реки может стать очень мощной духовной практикой - именно духовной. Здесь я постараюсь описать основные стадии и методы этого пути.

Я назвал его Элементикой, поскольку его психопрактики имеют дело с "элементами", то есть со стихиями. Иными словами, Элементика - это духовный путь, связанный с природными явлениями.

Те методы, которые я описываю здесь, я не встречал ни в одной открытой традиции. Целостная картина этого пути у меня сложилась относительно недавно.

Изначально я просто выполнял эту практику, не особенно задумываясь о её предназначении и сути, просто потому, что она доставляла мне неизъяснимое удовольствие сама по себе. Ведь это - квинтэссенция того, что мы ищем от общения с природой, как правило, сами того не осознавая.

Потом я начал воспринимать эти занятия как своего рода магию, в кастанедовском или оккультном смысле. Затем отверг и такое понимание и начал трактовать то, что я делал, в "научном" ключе, назвав эту область пси-скопией.

Однако позже я понял, что и первое и второе является ограниченным пониманием по отношению к этому пути. Конечно, человек может использовать методы Элементики в качестве своего рода магии или для исследования восприятия природных феноменов, но для меня Элементика важна именно в своём духовно-практическом значении.

Что такое метод Элементики как таковой?

Представим себе, что некий человек садится в тихом месте и неотрывно, с полным вниманием смотрит на пламя свечи. Проходит час, два, три. В течение полугода или года он смотрит на пламя - скажем, по восемь часов в день.

В результате таких упражнений восприятие пламени у этого человека изменяется неким образом. Что произойдёт в итоге? А если созерцать не пламя, а какие-либо другие объекты?

Если мы проводим научное исследование в этой области (в духе вышеупомянутой пси-скопии) - то, чтобы оно было верифицируемым, оно должно выглядеть примерно так:

 

1. Психотехника (без привязки к каким-либо системам интерпретации)

2. Описание результатов

3. Слепая верификация (идентичность результатов у нескольких исследователей)

4. Рабочая гипотеза

5. Эксперименты по её подтверждению и практическому приложению

6. Дальнейшие выводы и эксперименты.

 

В определённом смысле, этот способ познания можно назвать бытийным или мистическим в том смысле, как это описал Л.Тираспольский, шейх суфийского ордена Ниматуллахи:

 

"... под мистикой можно понимать, не слишком отступая от словарного определения, не нарушения законов природы, а бытийное постижение реальности, скрытой от обыденного сознания.

При этом, согласно словарному определению:

Обыденное сознание — совокупность представлений, знаний, установок и стереотипов, основывающихся на непосредственном повседневном опыте людей и доминирующих в социальной общности, которой они принадлежат. Обыденное сознание отличается от сознания, основу которого составляют научные знания, полученные при применении объективных методов исследования и обеспечивающие проникновение в сущностные связи, характеризующие природу и общество. Обыденному сознанию свойственны ошибки, которые могут препятствовать научному познанию мира, способствуя сохранению укоренившихся предрассудков. Вместе с тем фиксация многократно повторяющихся связей между вещами и людьми (народная мудрость), характерная для обыденного сознания, дает возможность делать правильные выводы, что проверяется практикой повседневной жизни.

Таким образом, то, что скрыто от обыденного сознания, открывается не только научному знанию, но и бытийному - мистическому - постижению".

 

Подобные исследования можно интерпретировать и с несколько иного ракурса. Философ и писатель Кен Уилбер говорит, что каждое явление имеет как минимум две стороны - "внутреннюю" и "внешнюю". Например, в случае с огнём имеются "внешние" аспекты этого явления - частоты излучения, температура и проч. И имеются "внутренние" аспекты - то, как мы огонь воспринимаем. Можно сказать, отражение огня в нашем сознании. Современный человек значительно смещён во "внешнюю" сторону, а "внутренним" аспектам явлений уделяется весьма поверхностное внимание.

Так вот, с этой точки зрения, вышеописанное исследование есть не что иное как исследование "внутренних"-аспектов явлений этого мира.

Можно представить себе и ещё одну интерпретацию (вообще-то их множество). Суфии говорят, что существует три мира:

- физический мир

- мир чистых сущностей

- промежуточный мир, называемый барзахом (в тибетском буддизме есть очень близкое понятие - бардо). То, что современные суфиологи (кажется, с Корбена, но могу ошибаться) называют "творческим воображением", является на самом деле вот чем. Есть воображение произвольное, когда мы можем представить себе тот или иной предмет. А есть - непроизвольное, когда некая форма создаётся нашим мозгом помимо нашей воли. Это особенно часто бывает в сновидениях. Эта форма как бы самотворится. Это самотворящееся воображение и есть "творческое воображение".

Будучи погруженным в барзах, сознание человека полностью отдано на волю творческого или, можно сказать, непроизвольного воображения. В барзахе же происходят встречи человека с сущностями, но он их воспринимает именно посредством творческого воображения, облекая в понятную себе форму.

Все наши заблуждения здесь лежат в области интерпретаций. Любые интерпретации, принятые как истинные, оказываются ошибочными. Таким образом, ошибочной оказывается сама позиция, гласящая, что здесь есть некая истинная интерпретация. Но это не значит, что здесь вообще невозможно какое-либо исследование. Возможно, оно просто должно проходить согласно особой методологии, которая в духовных традициях называется трезвостью.

С этой позиции, упомянутое исследование есть, по сути, изучение определённых аспектов барзаха.

Однако, и магия и наука, как уже говорилось, не исчерпывают всего потенциала, открываемого данными методами. Хотелось бы ещё раз подчеркнуть, что в данной книге мы говорим об Элементике именно как о форме духовного пути. Но сначала - о том, что здесь будет пониматься под термином "духовный путь" и чем он отличается от магического или религиозного пути.

 

 

К вопросу об эвристических способностях ума и роли аномалий в эволюции.

В одном высокоинтеллектуальном разговоре я в ответ на какой-то свой неочевидный для собеседника аргумент получил от него следующее заманчивое предложение, практически никак не связанное с темой предшествующей беседы: "Вы лучше с двух пинков напишите трактат о том как "человек разумный" в изменившихся условиях внешней среды произошел от гомосексуальных связей человекоподобных обезьян, страдавших шизофренией". 

Предложение оказалось слишком заманчивым, чтобы я от него отказался. В течение тех восемнадцати с половиной минут, которые я уделил этой, без сомнения, перспективной и актуальной теме, я успел почти что убедить себя, что так оно и было на самом деле, как тот преподаватель, который, повторив объяснение третий раз, понял его сам, в то время как критикуемые им за недостаток интеллекта студенты продолжали его не понимать.

После принятия, так сказать, российским, так сказать, парламентом, так сказать, закона о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних не могу не внести свою лепту в интригующий и нетривиальный процесс установления того, что представляют из себя понятия "норма" и "традиция" и какой именно круг явлений эмпирической действительности в сексуальной сфере они включают в свой объем.

Итак, рассмотрим проблематику гомосексуальных контактов склонных к шизофрении приматов и их возможную роль в генезисе вида Homo Sapiens. Какие аргументы мы можем привести в пользу этой гипотезы? Аргументы же против оной редакция "Выхода" будет с нетерпением ждать от, так сказать, депутатов г-на Милонова и г-жи Мизулиной. 

 

1. Гомосексуальные связи могли способствовать отрыву сексуальной практики как психотехники от потребностей размножения. 

2. Тем самым такие связи способствовали выделению человека из животного мира, куда более строго обусловленного "природой", предельно узкоутилитарного. 

3. Таким образом, гомосексуальность и признание ее видом нормы могло способствовать эмансипации человека как вида от жесткой обусловленности проблемами выживания, размножения и самосохранения. 

4. Без такого отрыва было бы невозможно развитие философии, искусств и прочего, к выживанию прямого отношения не имеющего. 

5. Шизофренические черты способствовали обретению способности находиться продолжительное время в измененных состояниях сознания, в которых происходят инсайты (разнообразные озарения, вспышки интуиции). 

6. Гомосексуальные связи шизофренических обезьян, таким образом, способствовали разрушению жестких биологическо-социальных стереотипов, выводили коллективное сознание на новый уровень. 

7. Коллективное сознание (бессознательное) является общим для всех особей внутри биологического вида, так что в результате экспериментов гомосексуальных шизофренических обезьян изменялось сознание и остальных, "нормальных" особей вида, которые также получали новые открытые сверхспособности. 

8. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов бисексуальность. Гомосексуальный шизофренический опыт мог передаваться не только на уровне коллективного сознания, но и физически, за счет гетеросексуальных контактов особей, имевших гомосексуальный шизофренический опыт.

9. Нельзя сбрасывать со счетов и фактор, отмеченный Теренсом Маккеной: человек произошел в результате симбиотической связи проточеловеческой группы приматов с некоторыми видами грибов, содержащих психоактивное вещество триптаминовой группы.

10. В результате этого симбиоза, в ходе которого приматы поедали эти грибы, собирали их и разносили споры (в этом была выгода грибам) человечество выработало коллективное сознание, в рамках которого стало возможно применение второй сигнальной системы, т.е. языка. 

11.Кроме того, возможно, это сознание оказалось общим, "обезьянье-грибным", симбиотическим.

12. В симбиотических актах с грибами шизофрения у приматов приобретала интегральный характер.

13. Именно сочетание интегральной симбионтной шизофрении с гомосексуальной практикой могло вывести эту группу приматов на новый уровень. Шизофрению следовало подкрепить использованием базовых биологических психотехник, иначе у таких коллективных психозов не было бы биологической опоры.

14. Гомосексуализм же без шизофрении не имеет выраженного интеграционного потенциала.

 

А теперь о насильственных (иерархических) и добровольных (горизонтальных, или сетевых) гомосексуальных контактах у приматов.

Иерархические гомосексуальные контакты приматам известны. Альфа-самец совершает сексуальное действие с нижестоящим в иерархии самцом. Альфа - в активном положении, подчиненный - в пассивном. Проблема в том, что стучание по голове подчиненного может вызвать шизофреническое состояние только у подчиненного, но не у альфы - и тем более, не у всей группы приматов (как это имеет место быть в случае поедания психоактивных грибов). Так что нужный эффект не может быть достигнут. Напротив, насильственное действие, будучи иерархическим, притупляет интеграционные способности как у насильника, так и у жертвы. У группы в целом снижается потенциал творческого "горизонтального" внеиерархического сетевого развития. Гомосексуальное же действие насильственного характера не выводит человека из рамок биологической жесткой зависимости - а всего лишь переключает акт с целей размножения на вполне свойственное животным утверждение иерархической пирамиды. 

Да, конечно, внеиерархический свободный с обеих сторон гомосексуальный контакт - могут возразить мои оппоненты - имеет целью вполне животный фактор достижения удовольствия. Но - что важно - взаимного удовольствия. Насилие минимизирует творческую способность и эмпатию. Благотворное влияние интегрирующей шизофрении в такой ситуации (насилия) проявиться не может. Напротив, такие сообщества имеют тенденцию к регрессу.

Впрочем, есть альтернативная под-гипотеза.

Гомосексуальные контакты иерархического насильственного типа тоже способствовали формированию вида Homo Sapiens, в сочетании с интегративной шизофренией. Только развитие это направлялось в деструктивную сторону. Секс как насилие и эгоистическое удовлетворение вносил деструктивную струю в интеграционный процесс. Сам по себе он не мог вызвать интеграционных изменений - они могли быть вызваны только в условиях сети. Таким образом, в интеграционном процессе возникло паразитарное образование, стремившееся, подобно опухоли, использовать позитивные наработки творческого эволюционного процесса в своих отнюдь не прогрессивных интересах.

Таким образом, прогрессивными интеграционными сообществами можно считать те, в которых нормальной считается ненасильственная сетевая гомосексуальная связь и осуждается иерархическая насильственная. Регрессивные же сообщества считают более приемлемой именно иерархическую насильственную гомосексуальную связь - если и не прямую физическую (как в жестких сообществах типа зоны или армии), то символическую (отражающуюся в языке: ""прикрыть ж.пу", "рвать ж.пу" и так далее) - а сетевые добровольные партнерские гомосексуальные связи в регрессивных сообществах осуждаются.

 

Предлагаю российским, так сказать, законодателям и другим, так сказать, ветвям власти рассмотреть указанную гипотезу и поскорее оформить ее в качестве закона природы и общества, преподаваемого в средних и высших учебных заведениях. 

 

Мнение автора, как писал Пелевин, не обязательно совпадает с его точкой зрения.

 

В этот странный день псевдонезависимости от непонятно кого или чего, этакий династический праздник учреждения президентской преемственности мы публикуем статью историка и философа Фёдора Синельникова. В ней, в частности, дается исчерпывающий концептуальный ответ на вопрос, почему в стране назначаются выходными днями и празднуются на государственном уровне такие дни, как сегодняшний "день России", некий заменитель 7 ноября "день национального единства" и происходит нечто, казалось бы, сверъестественное вокруг темы 9 мая - но забыты (государством. конечно) дни с 19 по 22 августа. Почему оцеплена неприступным забором "площадь Свободы". И почему в "новой России" мы наблюдаем так много черт, характерных для СССР.  

Автор утверждает, что современное российское государство имеет ту же метафизическую природу, что и государство советское, что эта метафизическая умопостигаемая сущность просто вступила в следующую фазу своего существования, нисходя далее по пути деградации. Путь этой державной сущности имеет свои закономерности, о которых автор говорит самым подробным образом - и делает, исходя из открытых им закономерностей, прогнозы на будущее.

 

Ранее текст был опубликован в ныне прервавшем свое функционирование журнале "Переход", часть редколлегии которого вошла в редколлегию "Выхода".

 

Циклы российского великодержавия и современность

 

В первой четверти двадцатого века русская религиозная философия обогащается новым концептом – «метаистория». Не то чтобы он был нов в принципе – соответствующие этому слову прозрения и мысли, их выражающие, были и ранее свойственны этой традиции, – но это новое слово стало своего рода фокусом, сконцентрировавшим в себе и преломившем по-новому прежние историософские смыслы.

В России три мыслителя использовали это понятие. Это С. Булгаков, Н. Бердяев и Д. Андреев. Ноесли для Булгакова и Бердяева метаистория – это реальность, возвышающаяся над историей, то для Андреева метаистория пребывает за историей и включает в себя не только восходящий, но и нисходящий мир. Эта иноматериальная реальность неразрывно связана с плотью земной истории и с ее смыслом, постичь который и пытался Андреев. В своих произведениях он предстает перед нами как бы в двух качествах – как духовидец и как мыслитель-историософ. На пересечении этих линий и возникает его метаистория – уже как учение о ходе и смысле исторического процесса, его движущих силах и грядущих итогах.

Значительное место в метаистории Андреева занимает более узкая тема – метаистория великодержавия, и в частности, великодержавия российского. В этой работе мы попытаемся взглянуть на историю российской государственности через андреевский миф. Наш подход в известной степени коррелируется с методологиями М. Вебера, оперировавшего концептом «идеальных типов», и К.-Г. Юнга, предложившего идею архетипов. При осмыслении истории андреевский миф может приниматься подобно тому, как в современной математике для решения сверхсложных уравнений используется «дополнительный аргумент», а в физике – идея кварков, которые остаются ненаблюдаемыми. Иначе говоря, вне зависимости от того, как мы воспринимаем метаисторические образы Андреева, его взгляд на историю позволяет нам увидеть в ней новые смыслы и выявлять некоторые закономерности в ее развитии.

В своих произведениях Андреев говорил об уицраорах – могущественных существах, обитающих в ином временно-пространственном мире и связанных с соответствующими государственными образованиями в истории. В нашем исследовании каждая из российских государственных систем, инспирируемых, согласно Андрееву, таким существом, будет именоваться «державой». Таким образом, мы будем использовать в нашем тексте своего рода терминологические «фильтры», позволяющие, во-первых, сохранить корректное отношение к наследию Андреева, а во-вторых, облегчить для читателя переход от мира андреевской лексики к исторической и политологической конкретике. Череда держав, системная совокупность создаваемых ими политических инфраструктур и моделей и сам дух этого явления истории будут обозначены нами как «державный кластер».

«Держава» нашего текста не тождественна, с одной стороны, уицраорам Андреева, а с другой – историческому государству. Под «державой» мы понимаем реальность, которая представляет собой нечто большее, чем: 1) совокупность государственных институтов; 2) сообщество политически активных сторонников доминирующей государственной модели; 3) характер общественных и даже личных отношений; 4) эмоциональный настрой населения; 5) идеологические доктрины и стереотипы, используемые политической элитой для сохранения своего положения в государстве. Держава является интегральным стержнем всех этих компонентов, она предстает перед нами как корпоративная эмерджентная сущность. При этом жизнь связанных с державой государств и обществ не сводится к ее существованию.

В метаисторической панораме Андреева развитие держав подчиняется определенной и четкой последовательности. Жизненный цикл каждой державы можно сравнить с развитием однолетнего растения, которое за время своей жизни цветет только один раз (этот образ использовал Н. Данилевский по отношению к культурно-историческим типам). Мы полагаем, что этот алгоритм универсален, то есть применим к любым державам, существовавшим в истории. В данном исследовании мы ограничимся только Российской метакультурой¹ и попытаемся определить, какая по счету держава существует в ней в настоящее время и в каком состоянии она находится.

 

Стадии и рубежи державной истории


В истории России можно выделить эпохи трех держав. Первая держава в любой метакультуре возникает в результате ее защитной реакции на агрессию со стороны более мощного в военно-политическом отношении инометакультурного образования. В случае с Российской метакультурой такой агрессией стало монгольское нашествие. Эпоха Первой державы длилась от Александра Невского до междуцарствия 1610–13 гг. Эпоха Второй связана с династией Романовых. Эпоха Третьей начинается в 1917–18 гг.

В истории каждой державы можно выделить несколько взаимно обусловленных рубежей и стадий. Рубежами в существовании держав являются их зарождение, утверждение, надрыв и гибель. Стадиями – протяженные во времени промежутки между этими рубежами. При этом на каждой стадии могут происходить колебания состояний, которые не ведут к необратимым качественным изменениям держав. Нахождение отличий таких колебаний от системных трансформаций, которые переживает держава, переходя с одной стадии на другую, является одной из ключевых задач нашего исследования.

Первый рубеж – это утверждение державы. С этого момента она становится силой, стремящейся воздействовать на все стороны жизни государства и общества. Для Первой державы условной датой утверждения (в ее случае – и возникновения) может считаться 1239 г., когда вскоре после разгрома монголами на реке Сити армии великого князя Юрия Всеволодовича и его гибели (март 1238 г.) началась самостоятельная военно-политическая карьера Александра Невского.

Утверждения Второй и Третьей держав происходили в результате их смен. Условной датой утверждения Второй державы может считаться избрание и венчание на царство Михаила Романова (февраль – июль 1613 г.). Для Третьей державы датой окончательного утверждения является казнь в Екатеринбурге Николая II и его семьи 17 июля 1918 г.

За утверждением державы следует стадия эскалации. Держава в этот период наращивает свое могущество, даже если ей приходится сталкиваться с тяжелыми испытаниями и поражениями. Ее внутренняя и внешняя мощь возрастает, территория расширяется, а население растет.

На стадии эскалации каждая держава совершает креативный рывок. В Первой это произошло при Иване III и особенно при Иване IV (примерно до 1560 г.). Во Второй – при Петре I. В Третьей – при Ленине. При всех этих правителях происходили кардинальные изменения в структуре управления, военной сфере и в идеологическом оформлении государства. Обращает на себя внимание тот факт, что в эпоху каждой новой державы этот поворот совершался все быстрее.

Итогом стадии эскалации становится достижение державой своего предельного могущества (апогея). В эпоху Первой державы максимальное территориальное расширение было достигнуто после покорения Поволжья (Казани и Астрахани) на востоке, а затем и захвата Полоцка в 1563 г. на западе. В эпоху Второй была одержана победа над Наполеоном, и русские войска вступили в Париж в 1814 г., в эпоху Третьей была сокрушена нацистская Германия, подчинена Восточная Европа, а на востоке была побеждена Япония.

Невозможность дальнейшего усиления державы в сочетании с ее попытками продолжать внешнюю экспансию и наращивать давление на общество и/или ее активное противостояние ценностям метакультуры вызывает перенапряжение державы, приводящее ее к очередному рубежу – надрыву. После этого держава переживает необратимую трансформацию. После надрыва может происходить ее частичная стабилизация, но возврат к прежнему «апогейному» состоянию невозможен.

Надрыв может быть процессом, имеющим протяженность во времени. Во внешней политике он связан с внешними поражениями. Надрыв Первой державы начался в 1579 г., когда войска Батория заняли Полоцк. Надрыв Второй – в 1854 г., когда в Крыму русские войска потерпели поражение при Альме, а флот без боя был затоплен в Севастопольской бухте. Начало надрыва Третьей державы условно может быть соотнесено с невозможностью продолжать экспансию, что продемонстрировали провал блокады Западного Берлина в 1948–49 гг. и война в Корее (1950–53 гг.). Завершение надрыва можно условно связать со смертью тех первых лиц государства, при которых держава достигла предельного могущества. Для Первой державы таким рубежом будет смерть Ивана Грозного (1584 г.), для Второй – Николая I (1855 г.), для Третьей – Сталина (1953 г.).

После надрыва держава переходит на новую стадию – деградацию. Для Первой державы это 1584–1610 гг., для Второй – 1855–1918 гг. Третья держава вступила в эту стадию в 1953 г.

Во внутренней политике деградация выражается, главным образом, в идеологическом застое, в следовании несостоятельной экономической модели, а во внешней – в неспособности реализовать амбициозные экспансионистские планы. Это не означает, что держава немедленно и резко ослабевает или на всей этой стадии находится в состоянии постоянного и очевидного кризиса. Она еще может довольно долгое время сохранять свою мощь. На этой стадии спады чередуются с относительными стабилизациями. Например, режимы Федора Иоанновича и Годунова (до 1600 г.), Александра II и Александра III, Хрущева и Брежнева внешне казались прочными.

Державы на этой стадии еще могут конкурировать со своими главными внешнеполитическими соперниками. Они еще способны переходить в наступление на соседей и брать реванши за былые поражения (Тявзинский мир, заключенный Годуновым со Швецией; победа в русско-турецкой войне 1877–78 гг.; достижение ядерного паритета с США при Брежневе). Более того, возможно даже некоторое расширение пределов государства или сферы его влияния (присоединение территорий Дальнего Востока и Средней Азии при Александре II и внешнеполитические успехи СССР в третьем мире при Брежневе). Но все это – только инерция былого могущества. После надрыва меняется характер державного бытия. Если до надрыва происходило постепенное, хотя и, возможно, прерывавшееся нарастание могущества, то после надрыва неизбежно будет следовать ослабление державы, которое мы и называем деградацией. Например, после смерти Сталина, несмотря на все вышеперечисленные успехи, Третья держава безвозвратно утратила былую пассионарность. Скорее она пыталась сохранить то, что имела, чем приобрести что-то новое. Попытки же приобретения часто заканчивались тяжелыми поражениями (самый яркий пример – Афганистан).

На этой стадии могут чередоваться ограниченные реформы и периодические реакции, попытки возврата к тем формам политического режима, которые имели место на стадии эскалации. Но в этот период любая активность державы, направленная на преодоление кризиса – как реформаторская, так и консервативная, – не снимает проблем, а только в лучшем (для державы) случае отодвигает их. Держава оказывается в положении, близком к тому, который в шахматах называется «цугцванг», когда каждый следующий ход ведет к общему стратегическому ухудшению положения. Реформы приводят к активизации противников режима и при этом не могут устранить коренных противоречий державы, а реакция, которая «подмораживает» общественные процессы, только подготавливает следующий социально-политический взрыв. Деградация является необратимым процессом и неизбежно заканчивается гибелью старой державы.

В России одним из основных признаков смены держав является резкость перехода от одного режима к другому, выражающаяся в колоссальных социально-политических сдвигах, сопровождающихся кровавой междоусобицей и иноземной интервенцией. Причем этот переход должен происходить после заметного ослабления политического режима деградирующей державы. Уничтожение старой державы сопровождается физической гибелью связанного с нею верховного политического лидера последнего периода ее существования. Эту гибель можно считать главным элементом кадровой трансформации, сопровождающей смену держав. Смене держав в 1613 г. предшествовала гибель в польском плену царя Василия Шуйского и его брата Дмитрия в сентябре 1612 г. Завершение процесса смены держав в июле 1918 г. сопровождалось убийством Николая II и его семьи в Екатеринбурге.

Для того чтобы рассмотреть состояние современной российской государственности, выделим несколько наиболее наглядных и верифицируемых критериев, позволяющих установить, имела ли место смена держав в России в конце ХХ века и на какой стадии находится ныне существующая держава. Это: 1) контролируемая государством территория; 2) демографическое состояние; 3) состояние вооруженных сил; 4) идеологическое оформление власти; 5) политическая элита и стиль ее правления.

 

Территория

В период смены держав Российское государство каждый раз утрачивало часть территорий. В начале XVII в. были потеряны Смоленск и Чернигов, балтийское побережье. В начале ХХ в. – утрачены Центральная Польша, Западная Белоруссия, Волынь, Прибалтика, Финляндия, Бессарабия.

Вскоре после завершения сопровождавших смену держав междоусобиц и войн с внешними врагами происходило постепенное расширение территории державного государства и сферы его влияния.

Первые московские князья действовали в раздробленной стране, разоряемой Ордой, но при этом территория Московского государства постоянно расширялась, а его могущество росло. Вторая держава утвердилась в стране, разоренной иноземными вторжениями и внутренней смутой. Но территориальные потери России, сопровождавшие смену держав в 1612–13 гг., были сравнительно невелики – именно благодаря тому, что на месте старой деградирующей державы утвердилась новая. Поскольку Вторая держава унаследовала от своей предшественницы политическую инфраструктуру, процесс реинтеграции территорий в XVII в. прошел значительно быстрее, чем интеграция в XIII–XIV вв. В 1634 г. начался возврат западных земель. В 1654 г. под контроль Москвы вернулся Смоленск и была захвачена Левобережная Украина.

Утверждение Третьей державы сопровождалось разрушительной и кровопролитной гражданской войной, интервенцией, голодом и эпидемиями, экономика была почти полностью разрушена. Но в результате событий 1917–21 гг. находившаяся на стадии эскалации Третья держава не потеряла контроля над русскими этническими территориями и вскоре смогла создать новую военно-политическую структуру еще быстрее, чем Вторая в XVII в. Более того, уже в 1939 г. – всего через 21 год после утверждения державы – начинается ее военная экспансия на Запад, завершившаяся захватом в 1945 г. почти всей Центральной Европы.

Итак, мы можем выделить один из признаков стадии эскалации – держава не переживает утраты подконтрольных ей значительных территорий. Более того, Вторая и Третья державы после того, как их положение стабилизировалось, сразу же начинали готовиться к броску на соседей, к возврату утраченных и захвату новых земель.

Что же мы наблюдаем в конце XX века? Россия не становилась объектом иностранной интервенции, гражданская война не разразилась, но размеры территориальных утрат российской государственности поражают. После августа – декабря 1991 г. в результате соглашений, упразднивших СССР, за пределами России осталось 50 % населения и 25 % территории бывшего Советского Союза. Численность этнических русских на этих территориях в 1991 г. превышала 25 млн человек.

Можно ли говорить о том, что на постсоветском политическом пространстве после 1991 г. наблюдается возрождение державной государственности, аналогичное тому, которое происходило при Михаиле Романове и после завершения гражданской войны в 1921 г.?

СНГ, находящееся в сфере российского влияния, существенно отличается от СССР: если в Советском Союзе в период эскалации Третьей державы нарастали центростремительные тенденции, то в Содружестве в 1992–2010 гг. российское влияние неуклонно сокращается.

В последнее десятилетие центробежные процессы проявились в «цветных» революциях в Грузии (2003 г.) и на Украине (2004 г.). Показательно, что в этих странах не только рухнули или пошатнулись коррумпированные режимы имитационной демократии, но и уменьшилось российское влияние на них. СНГ превращается из инструмента, которым пользовалась держава для сохранения своего контроля над постсоветскими республиками, в клуб национальных государств, находящихся в процессе более-менее цивилизованного развода (о чем был вынужден заявить Путин в октябре 2006 г.).

После прямого российско-грузинского военного конфликта в августе 2008 г. стало более выраженным российское присутствие в Абхазии и Южной Осетии. Однако это не является показателем расширения внешней экспансии державы. Эти регионы входили в зону военно-политического влияния России и до конфликта. Более существенно то, что в августе 2008 г. дистанцирование Грузии от РФ приобрело новое качество – это государство вышло из состава СНГ.

Проблемы державы связаны не только с сокращением влияния России в СНГ, но и с постепенным ослаблением связи автономных национальных республик с Центром. РФ представляет собой структуру, напоминающую СССР, и сохраняет административно-политическое деление советской эпохи. Российская Федерация – это национальное государство, в которое входят еще двадцать национальных республик, имеющих почти все государственные атрибуты и институции.

Самым ярким примером является положение в Чечне. Российское руководство с начала чеченского кризиса оказалось неспособно его разрешить. Начало военных действий в декабре 1994 г. продемонстрировало некомпетентность российского политического руководства и военного командования. Первая чеченская война унесла десятки тысяч жизней и закончилась унизительным для державы Хасавюртовским миром. Начавшееся в 1999 г. новое «замирение» Чечни привело к установлению в этой республике диктатуры клана Кадыровых. Более того, РФ фактически стала данником нового чеченского режима, лояльность которого пока обеспечивается массированными финансовыми вливаниями из федерального центра.

Особой проблемой РФ является уменьшение численности русского населения в национальных республиках. В Чечне и Ингушетии за 16 лет русское население почти полностью исчезло (в 1989 г. треть населения Чечни составляли русские). Конечно, Чечня и Ингушетия – это особые случаи. Однако процессы уменьшения русского населения протекают в большинстве национальных республик РФ. Например, в Татарии доля татарского населения с 1989 по 2002 г. преодолела пятидесятипроцентный рубеж (согласно официальным данным, признанным Москвой). В Якутии в 1989 г. представители титульной нации составляли только треть населения, а в 2002 г. – уже более 46 %. В органах власти практически всех национальных республик доля этнических русских меньше, чем их доли в численности населения этих республик. Уменьшение доли русских (представляющих собой силу, привязывающую автономии к РФ) предопределяет постепенный дрейф национальных республик от Центра и, в конечном счете, их отделение.

 

Демография

Демографическое благополучие является одним из ключевых проявлений сильной державы. Новые поколения, идущие на смену старым, обеспечивают эскалирующей державе динамизм, их ресурсы могут быть направлены ею на расширение своей экспансии – политической, идеологической, экономической и военной.

В прошлом смены держав сопровождались в России катастрофической убылью населения, но вскоре после этого начинался его устойчивый рост. Если в середине XVI в. в России проживало около 9–10 млн чел., то к 1620 г. ее население сократилось до 3,5 млн², но уже в 1719 г. составило 15,6 млн чел.³

Демографической катастрофой сопровождалась смена держав в начале ХХ века. Однако уже в 1922 г. начинается стабилизация положения. За четыре года (1922–26 гг.) население СССР стремительно увеличивалось и, согласно переписи 1926 г., превысило 147 млн Это примерно столько же, сколько жило на этих территориях в 1917 г. Впоследствии, несмотря на колоссальные потери в ходе коллективизации и войны 1941–1945 гг., численность населения СССР на стадии эскалации Третьей державы довольно быстро восстанавливалась. Коэффициент суммарной рождаемости (фертильности) в СССР в период правления Сталина опускался ниже уровня простого воспроизводства населения только в 1944–45 гг.

Вскоре после того, как Третья держава перешла на стадию деградации (1953 г.), демографические показатели в СССР заметно ухудшились. В середине 1960-х гг. в РСФСР (основной республике СССР) коэффициент суммарной рождаемости опустился ниже уровня простого воспроизводства.

Тенденции, наметившиеся в демографии России в 1960–80-е гг., после 1991 г. только усилились. За 1992–2010 гг., по официальным данным, естественная убыль населения составила около 12,9 млн чел. Латентная депопуляция, в которой находилась Россия с середины 1960-х (за исключением короткого промежутка 1986–88 гг.), сменилась явной.

Сокращение российского (и прежде всего русского) населения и бесконтрольность миграционных процессов, неспособность государства обеспечить адаптацию прибывающего в Россию населения наглядно демонстрируют, что политическое руководство РФ оказалось некомпетентным или незаинтересованным в решении демографической проблемы, в обеспечении безопасности собственного государства.

Деградация державы и естественное сокращение численности населения связанного с ней государства – пересекающиеся, но не совпадающие процессы. Деградация державы может сопровождаться депопуляцией, но может протекать и без нее (Россия конца XIX в. и позднесоветского периода). Но держава не может находиться в состоянии эскалации, если в связанном с ней государстве на протяжении двух мирных десятилетий происходит явная депопуляция. Достижение державным государством уровня простого воспроизводства населения – это необходимое условие сохранения державой состояния эскалации.Латентная депопуляция в государстве, связанном с державой, является признаком ее деградации. В России с 1992 г. наблюдается уже не латентная, а явная депопуляция. Это означает, что современная российская государственность связана с деградирующей Третьей державой.

 

Состояние вооруженных сил

Третий наиболее яркий индикатор состояния державы – ее вооруженные силы, само предназначение которых – обеспечивать безопасность и экспансию державы. Заявления об усилении в последнее десятилетие военной мощи РФ не соответствуют действительности. Заметим, что успешность второй чеченской кампании вызвана не военными операциями, а «чеченизацией» конфликта – тем, что безуспешно попытался осуществить еще Ельцин в 1993–1994 гг. Выигрыш же войны с Грузией объясняется оставшимся еще с советских времен многократным превосходством российской армии в массовых вооружениях.

Обратимся к цифрам. Расходы на оборону в 2000–2006 гг. лишь на 11 % превышают в долларовом эквиваленте суммарные расходы за неблагоприятные с точки зрения сырьевой конъюнктуры 1993–1999 гг.: 90,13 и 80,75 млрд $ соответственно. При этом ельцинский максимум 1994 и 1997 гг. (18 млрд $ в год) был превзойден лишь в 2005 г.⁴

Численность вооруженных сил сократилась с 1992 по 2003 гг. с 2,75 до 1,16 млн чел. и продолжает медленно снижаться. В части техники показательна динамика количества танков: в начале 90-х гг. у СССР их было более 65 тыс., в современной России – 23 тыс., при этом в строевых частях – около 6 тыс., а в частях постоянной готовности – лишь 1–1,5 тыс. машин. На начало 2003 г. доля современных образцов вооружения и военной техники составляла, по официальной оценке, 20–30 %, в то время как в современных армиях мира этот показатель – более 70 %. Таким образом, валовые показатели количества техники и вооружений слабо отражают состояние современной российской армии и являются в основном советским наследием, уже физически и морально устаревшим.

В постсоветский период оборонно-промышленный комплекс РФ утратил множество технологий и целые поколения квалифицированных кадров. Значительной проблемой остается демотивация военнослужащих и их депрофессионализация, низкий уровень подготовки офицерского и генеральского корпуса.

На 01.01.92 г. РФ имела 6 447 ядерных зарядов, на 01.01.00 г. – 5 842, на 01.01.07 г. – 3 344 заряда, а на 01.07.09 г. – 2 683 заряда, т. е. почти в 2,5 раза меньше, чем в 1992 году. При этом если в 90-е годы настойчивое требование США ликвидировать высокоустойчивые и малозаметные (выглядят как обычный вагон-рефрижератор) мобильные железнодорожные комплексы РТ-23 реализовано не было, то в 2000–2003 гг. все РТ-23 были уничтожены. Оставшиеся в большом количестве «Тополя» малоэффективны в условиях развитой спутниковой оптической, инфракрасной и радиолокационной разведки. При сохранении существующих тенденций (крайне низкий темп строительства новых ракет при ускоряющемся выводе старых) в течение ближайших 10 лет РВСН могут сократиться до 100–200 однозарядных межбаллистических ракет.

В сфере обычных вооружений отмечается существенное (в несколько раз) снижение объемов закупок по сравнению с периодом 1990-х годов, срыв государственных программ перевооружения и деградация содержания самих этих программ. Так, в 1992–1999 гг. войска получили 120 танков Т-90 (4 батальона) и до 30 Т-80У (1 батальон). За 2000–2007 гг. поступление танков не превысило 90 Т-90 (3 батальона). В ельцинское правление ВВС получили до 100 машин (Ту-22М3, Су-24М, Су-27, Су-30, Су-35, МиГ-29С, МиГ-31Б). За 2000–2007 гг. было закуплено всего два новых самолета Су-34 и модернизировано 30–40 Су-27 и Су-25. В 1992–1999 гг. ВМФ РФ получил около 50 боевых кораблей и катеров, заложенных еще до распада СССР, а также построены или начато строительство еще нескольких подлодок и до десятка катеров. С 2000 г. поступление новых кораблей на флот резко сократилось. Были достроены еще три единицы, заложенные до развала Советского Союза, 6 катеров и подводная лодка, заложенные в 1990-е. Единственной боевой единицей ВМФ РФ, целиком построенной после 2000 года, стал малый артиллерийский корабль. На Тихом океане самые старые из японских эсминцев являются ровесниками самых новых российских надводных кораблей.

Темп перевооружения и качественные характеристики закупаемых образцов военной техники таковы, что при сохранении существующих тенденций силы общего назначения РФ в течение ближайших 8–10 лет достигнут размеров вооруженных сил средней европейской страны, что не позволит обеспечить обороноспособность РФ, особенно в условиях параллельной деградации сил ядерного сдерживания.

  

Идеологическое оформление власти

Идеологию можно считать идентификационным кодом держав. Однако следует учитывать, что в период существования одной и той же державы этот код может трансформироваться – достаточно вспомнить европеизаторские реформы Петра I.

Марксистская доктрина была стержнем государственной идеологии СССР. Однако отказ от марксизма еще не свидетельствует о смене держав в Российской метакультуре.

Во-первых, переход от авторитарной идеократии к менее жесткому режиму может быть связан как со сменой держав, так и с деградацией прежней державы. Очевидно, что Третья держава на стадии деградации эволюционировала в сторону смягчения режима. Период Хрущева и Брежнева в политическом, социальном и экономическом планах был мягче, чем режим Ленина и Сталина. Режим Горбачева, Ельцина и даже Путина – в целом мягче режима Хрущева и Брежнева. Периодически может наблюдаться реакция, но тенденция в сторону смягчения режима при деградации державы в долгосрочной перспективе сохраняется.

Во-вторых, советское идеологическое наследие продолжает поддерживаться в современной РФ. Это присутствие можно разделить на две составляющих – пассивный фон и активно используемые идеологемы.

В современной России можно увидеть повсеместное присутствие советских идеологических элементов. В центре Москвы стоит Мавзолей с мумией первого лидера эпохи Третьей державы, за ним – советский некрополь, а над ними на кремлевских башнях продолжают светиться установленные Сталиным рубиновые звезды. По всей России (а также на Украине, в Белоруссии, Казахстане, Киргизии, Таджикистане) стоят памятники Ленину. Не Александру Невскому, не Минину и Пожарскому, не Филарету и Михаилу Романовым. Стоят памятники и другим деятелям советской эпохи, а в самом центре буржуазной и гламурной Москвы возвышаются статуи создателей коммунистической доктрины Маркса и Энгельса. Множество населенных пунктов, районов и улиц в РФ и в некоторых бывших республиках бывшего СССР носят имена советских политических деятелей.

Обращает на себя внимание масса деталей – по-прежнему пользуется особым статусом звание Героя России (точная калька звания Героя СССР); правоохранительная система до 2011 г. продолжала носить название «милиции» (это же название продолжает использоваться в Абхазии, Белоруссии, Приднестровье, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, на Украине, в Южной Осетии); знаменем армии РФ является полотнище, на котором двуглавые орлы соседствуют с красными пятиконечными звездами, сохраняются и знамена советских войсковых частей, официально существует обращение «товарищ» (в том числе и к верховному главнокомандующему); продолжают выходить газеты и журналы с советскими названиями; по российскому телевидению постоянно демонстрируются старые советские фильмы с выраженным идеологическим посылом. И детали эти можно перечислять очень долго.

Ряд советских элементов присутствует в государственной идеологии РФ не пассивно, а активно. При Путине в нескольких городах появились бюсты Сталина и рельефы с его профилем. В 1999 г. на здании КГБ на Лубянке восстановили мемориальную доску Андропова. В 2004 г. в подмосковном городе Дзержинский был открыт трехметровый памятник основателю советской карательной системы. В городах РФ уже в новом тысячелетии стали появляться памятники советским лидерам эпохи застоя. Так, в Новороссийске был открыт памятник Брежневу, а в Петрозаводске – Андропову (оба – в 2004 г.).

Остановимся на двух идеологических моментах, которые представляются наиболее интересными и выразительными – на государственном гимне и официальных праздниках.

Гимн является чем-то вроде светской молитвы господствующей политической системе. В конце 1990 г. гимном России становится «Патриотическая песнь» Глинки, десять лет остававшаяся бессловесной. Но уже в 2000 г. в качестве государственного возвращается гимн СССР, в основе музыки которого – мелодия «Гимна партии большевиков». Инициатором превращения в 1943 г. партийного гимна в государственный был Сталин. Он же выбрал итоговую музыкальную аранжировку и был главным редактором текста. Отсутствие в гимне РФ имени Сталина и упоминаний о партии и коммунизме не меняет его сути. Показательно, что для написания нового текста гимна российская власть выбрала все того же Михалкова, одного из авторов советского гимна и в сталинскую, и в брежневскую эпохи.

В новой России стали возникать и гимны регионов. Особенно показательна история с гимном Москвы. Им стала написанная при Сталине советская военная песня «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». В ней с хрущевских времен отсутствует последний куплет, завершающий восхваление красной столицы: «Здравствуй, город великой державы, // Где любимый наш Сталин живет!»

Теперь обратим внимание на российские официальные праздники.

Праздник – это событие, выходящее за пределы обычного порядка жизни. В общем праздновании, даже в самом поздравлении с праздником, происходит духовное единение людей и их обращение к высшим ценностям и смыслам, надстоящим над ходом обыденного времени.

В поздний советский период было два главных государственных праздника – День Октябрьской революции и (с 1965 г.) День Победы. Третья держава отмечала свое утверждение и свое главное военно-политическое достижение. После отказа от коммунистической идеологии день Октябрьского переворота перестал быть главным государственным праздником, однако оставался красным днем календаря до 2004 г., получив название «День примирения и согласия». С 2005 г. он был заменен на «День народного единства» 4 ноября. Власть и общество не пожелали или оказались неспособны отстраниться от «ноябрьских праздников». При этом день 7 Ноября был сохранен как «памятная дата» (таких дат в календаре всего пять, и только эта связана с крупным политическим событием), и ему было возвращено первоначальное значение – «День Октябрьской революции». Более того, 7 ноября на Красной площади продолжают проводиться военные парады.

Главным государственным праздником РФ и большей части ее населения по-прежнему остается День Победы 9 мая – триумф сталинского СССР, праздник государства, которое уже перестало существовать. Превращая День Победы в главный государственный праздник РФ, ее политическая элита продемонстрировала свою духовную политическую преемственность от советского строя. Начало превращения «Победы» в главный российский праздник относится к 1995 г. и проходило на фоне поражений российской армии в Чечне, только что закончившегося в 1994 г. вывода российских войск из Германии и стран Прибалтики. Эти события, отражавшие униженное состояние российской государственности, только ускорили востребование советских символов. При Путине культ событий 1941–45 гг. становится главной темой в исторической части государственной идеологии РФ.

Если судить по первым годам Советской России, можно сделать вывод, что после смены держав у новой, только что утвердившейся державы, насыщенной новыми яркими идеологическими образами и находящейся на стадии эскалации, не возникает надобности в положительном идеологическом использовании великих военно-политических побед предыдущей, ниспровергнутой ею державы. Ни Ленин, ни Сталин не превращали победы Ивана Грозного или Александра I над внешним врагом, знаменовавшие апогей могущества прежних держав, в главный советский праздник. До конца 30-х годов отношение большевиков к главному военно-политическому триумфу романовской России – войне 1812 г. – было даже враждебным. Если бы в 90-е г. произошла смена держав, то новая, набирающая мощь держава не стала бы превращать триумф предыдущей в главный объект своего почитания.

Особое место в РФ занимают еще два праздника, связанных с советской государственностью. При Путине становится выходным днем 23 Февраля. Заметим, что в качестве «Дня защитника Отечества» можно было взять день, связанный с военно-организационной деятельностью Петра I. Но лидеры РФ, конечно же, предпочли советскую традицию. Продолжается празднование дня основания ВЧК 20 декабря. Еще в 1995 г. указом президента Ельцина этот день был объявлен «Днем работников органов безопасности». Он вряд ли может быть отнесен к рядовым профессиональным праздникам типа Дня пожарника или мелиоратора – это День чекистов, стоявших на страже советской системы с 1917 г.

Получили ли статус государственных праздников даты, связанные с новейшими историческими событиями, потрясшими Россию в 90-е годы? Ведь в прошлом после смены держав каждая новая стремилась всячески подчеркнуть положительную значимость переломных исторических событий, обеспечивших ее господство. Для Романовых это были вступление в Москву в 1612 г. народного ополчения Минина и Пожарского и день коронации Михаила, для большевиков – Октябрьская революция. Что же мы видим в случае с августом 1991 года? В РФ если он и не предан политической анафеме, то, по крайней мере, игнорируется государственной властью и большей частью населения. 22 августа объявлено «Днем государственного флага». Но этот день не стал в РФ нерабочим и даже не был включен в число памятных дат (зато такой датой стало 7 Ноября). Более того, в официальном президентском послании Федеральному Собранию в 2005 г. крушение Советского Союза (прямое следствие августа 1991 г.) было названо «главной геополитической катастрофой ХХ века».

Наряду с советским наследием в современной РФ осваивается и традиционная российская символика, частично возрождается историческая топонимика. Однако востребование государством старинных символов (в случае РФ – герба, флага и прочих менее важных элементов) еще не свидетельствует о смене держав. Но даже если предположить, что в начале 90-х гг. утвердилась новая держава, сам факт ее обращения к древним государственным символам является дополнительным аргументом в пользу их политической универсальности, а значит, и возможности их использования любой державой, в том числе и Третьей.

Современная эклектическая идеология РФ, соединяющая в себе советские и традиционные исторические элементы российской государственности, может рассматриваться как прямое продолжение эволюции государственнической доктрины Третьей державы. Во второй половине правления Сталина, особенно во время и после войны 1941–45 гг., советская государственная доктрина была дополнена элементами старой русской государственности (национальная риторика, дореволюционные воинские звания, ордена русских военачальников, введение министерств вместо комиссариатов, послабление РПЦ и т. д.).

После 1991 г. изменилась политическая роль РПЦ МП. Однако и здесь мы можем проследить преемственность с советской эпохой. Современная РПЦ была создана в 1927 г. советским режимом с нарушением канонических правил и использовалась им в своих целях, как, например, в момент острейшего кризиса в 1941 г. При Брежневе отношение государства к церкви было относительно терпимым, а РПЦ превратилась в одного из коллективных «борцов за мир», деятельность которого санкционировалась партаппаратом. Высший клир при Сталине, Хрущеве и Брежневе был укомплектован штатными сотрудниками КГБ (заметим, что сегодня многие из них продолжают свое служение). При Горбачеве отношения государства и церкви стали приобретать новое качество. В 1988 г. тысячелетие крещения Руси отмечалось уже при участии этого государства. После 1991 г. РПЦ МП повысила свой политический статус, превратившись из прислужника государства, попускающего его существование, в его зависимого союзника. Сегодня патриарх награждает церковными орденами чекистов, а в лужковском храме Христа Спасителя, в сентябре 2007 г. торжественно отмечается 60-летие российского (!) ядерного оружия. Его покровителем объявлен святой Серафим Саровский, чья обитель была превращена при Сталине в Арзамас-16.

Сам факт идеологических заимствований или даже идеологической преемственности между режимами еще не свидетельствует о том, что перед нами – одна и та же держава. Важно обратить внимание не только на наличие или отсутствие элементов советской идеологии в политической системе РФ, но и на характер этого присутствия.

В современной РФ мы можем наблюдать идеологическую половинчатость и невнятность державной системы. Осуждения преступлений советского режима не произошло. Единственная попытка такого рода закончилась полным фиаско – суд над КПСС, организованный при Ельцине, превратился в фарс.

Ныне существующая держава не может вернуться к советской идеологии, но и не в силах от нее полностью отказаться. Ее элементы, с одной стороны, занимают весомую часть пространства РФ, а с другой – все же относятся к ушедшей эпохе и не претендуют на роль развивающейся идеологии. В результате можно наблюдать странное сосуществование памятников первого вождя пролетарской революции и многомиллиардных состояний олигархов; трехцветного знамени, под которым воевала армия Власова, и празднования сталинской Победы; красных звезд над Кремлем и коронованных двуглавых орлов; комплиментов «эффективному менеджеру» Сталину и рассуждений о благах демократии.

Значительная часть населения России до сих пор не имеет отчетливых чувств по отношению к Российской Федерации. По данным Левада-Центра в 1994 г. так или иначе («постоянно» и «иногда») чувствовали себя советскими людьми 58 % россиян, причем 30 % опрошенных осознавали себя советскими людьми «с гордостью»⁵. В 2000 г. 45 % респондентов лучшей из политических моделей назвали советскую⁶.

Российское общество и сформировавшаяся на его основе элита слишком во многом остались советскими, потому что смены держав не произошло. Или же можно сказать наоборот: смены держав не произошло, потому что общество и политическая элита остались советскими. Отречение от советского тоталитарного наследия еще не означало бы, что в Российской метакультуре произошла смена держав или, тем более, что прекратил свое существование сам кластер российского великодержавия. Но то, что этого до сих пор не произошло, означает, что в настоящее время деградирующая Третья держава продолжает оказывать воздействие на российскую государственность.

 

Политическая элита и стиль ее правления

Обе смены российских держав (в XVII и XX вв.) сопровождались знаковым событием – гибелью последнего верховного лидера государства, связанного со старой державой: Василий Шуйский и его брат погибли в польском плену осенью 1612 г., Николай II и его семья были расстреляны в Екатеринбурге в июле 1918 г.

Что же происходило с последним лидером СССР после августа 1991 г.? В декабре 1991 г. Горбачев ушел с поста Президента СССР, подписал указ о собственной отставке и, передав Ельцину «ядерный чемоданчик», стал главой фонда своего имени (представьте, что в 1920-е гг. недалеко от Кремля работает «Романов-фонд» во главе с Николаем II).

Особенно важно, что в 1991 г. не произошло смены системообразующих политических элит и аппаратов управления. У власти оказалась отчасти новая генерация, отчасти другая ветвь старой номенклатуры – партийные и хозяйственные функционеры, десятилетиями делавшие карьеру в Третьей державе. Причем это касается всех уровней государственного аппарата – от глав администраций сельских районов до высших государственных лидеров. На высшем уровне эту преемственность (и иерархическую, и историческую) обеспечивала фигура самого Ельцина, бывшего первого секретаря Свердловского обкома, ставшего в 1987 г. первым секретарем МГК и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. На среднем уровне, т. е. во главе регионов, оказалось множество бывших первых партийных секретарей, принявших режим Ельцина.

Остались в политике многие видные лидеры СССР, сохранившие приверженность советской идеологии. А. Лукьянов (Председатель Верховного Совета СССР в 1990–91 гг.), поддержавший августовский путч, и Н. Рыжков (Председатель Совета министров СССР в 1985–91 гг.) в декабре 1993 г. стали депутатами Государственной Думы от КПРФ (Рыжков с 2003 г. – член Совета Федерации). В 1994 г. Дума объявила амнистию всем участникам событий 1991 и 1993 гг., а генерал Варенников, отказавшийся от думской амнистии, был полностью оправдан Президиумом Верховного суда РФ. Один из лидеров ГКЧП В. Стародубцев вскоре стал губернатором Тульской области. В 2004 г. президент Путин наградил Варенникова и другого бывшего участника ГКЧП Язова (в прошлом – советского министра обороны) орденом Почета.

Весьма показательна карьера Е. Примакова, который в 1989–90 гг. был Председателем Совета Союза Верховного Совета СССР, в 1990–91 гг. – членом Президентского Совета СССР, с сентября 1991 г. – руководителем Первого главного управления КГБ СССР, а затем Центральной службы разведки СССР. Сразу после упразднения Советского Союза он становится первым директором Службы внешней разведки РСФСР-РФ и занимает эту должность до 1996 г. Впоследствии Примаков был министром иностранных дел РФ, а в 1998–99 гг. – главой российского правительства.

Одной из системообразующих партий современной России является КПРФ – продолжение, а точнее – осколок КПСС. Не выступая с революционных по отношению к правящему режиму позиций, она являлась крупнейшей думской партией ельцинского периода. КПРФ оставалась поставщиком кадров для государственной машины. Спикеры Государственной Думы (в 1993–2002 гг.), десятки губернаторов и министры были членами этой партии.

В свою очередь «либеральные реформаторы» 1991–99 гг. по своей сути оказались марксистами, считающими экономику самой главной основой жизни общества. Не понимая или не желая понять, что сущность государства осталась прежней, они пытались реформировать старую систему, созданную Лениным и Сталиным для совершенно иных целей. Реформаторы хотели в России совместить советский партийно-хозяйственный аппарат и экономический либерализм. Эта попытка привела к всепроникающей коррупции, к криминализации государства и общества, к созданию страты «олигархов», исполняющих функции государственных капиталистов, зависящих от существующего режима и потому поддерживающих его. При этом почти ничего не было сделано для создания институтов гражданского общества.

Для нашего исследования особое значение имеет имидж первого главы государства, связанного с только что утвердившейся державой. На стадии ее эскалации политической элите удавалось создавать (а массам воспринять) харизматический образ первого правителя (Александра Невского, Михаила и Филарета Романовых, Ленина). Причем после ухода таких политиков с политической сцены их популярность только возрастала – пока соответствующая держава находилась на стадии эскалации. Ельцин же после прихода к власти стал стремительно утрачивать популярность. Через несколько лет после триумфа 1991 г. и установления своего единовластия в 1993 г. рейтинг Ельцина резко снизился, и для его переизбрания в 1996 г. понадобилась лихорадочная предвыборная кампания с промыванием мозгов и умелым подсчетом голосов. Такого падения популярности в истории России не знал ни один из первых проводников воли новых, только что утвердившихся держав. Но победивший Ельцин представлял собой жалкое зрелище. Больной и уставший, он продолжал вести РФ к новым экономическим кризисам, подготавливая неминуемую политическую реакцию – новый постсоветский застой.

Преемником Ельцина на посту президента стал представитель спецслужб, начинавший свою карьеру в Пятом управлении КГБ, которое охраняло советский строй и занималось инакомыслящими. Примечательно, что другие потенциальные преемники 1998–99 гг. – Примаков и Степашин, – как и Путин, были выходцами из спецслужб. Вероятно, перехват спецслужбами рычагов государственного управления был к тому времени уже предопределенным событием.

В 80-е гг. Путин не принадлежал к высшим слоям советской номенклатуры. Но ротация кадров – это неизбежный и естественный процесс, который был лишь ускорен демократической революцией 1989–91 гг. Политическая элита пополнилась тогда новыми кадрами из демократического движения и государственного аппарата – «перестроившегося» партхозактива, комсомольских вожаков и, конечно же, представителей спецслужб. И Путин сделал карьеру в уже новых условиях – в период губернаторства А. Собчака в Петербурге. Этот союз демократа и чекиста стал олицетворением нового политического консенсуса, позволившего державе пережить болезненную трансформацию рубежа 80–90-х гг.

Если компартия обеспечивала идеологическое наполнение режима, то органы ЧК-КГБ являлись его грозным стражем. Долгое время Третья держава существовала благодаря симбиозу компартии и госбезопасности. А. Авторханов в книге «Сталин у власти» отмечал, что в СССР «…за всех думает, действует и диктует одна абсолютная сила. Имя этой силы – НКВД-МВД-МГБ. Сталинский режим держится не организацией Советов, не идеалами партии, не властью Политбюро, не личностью Сталина, а организацией и техникой советской политической полиции, в которой самому Сталину принадлежит роль первого полицейского». По мнению Авторханова, в СССР подлинно властвующей силой являлся «универсальный чекизм».

В Третьей державе после смерти Сталина две ее структуры – партийный аппарат и госбезопасность – периодически вступали в соперничество. До 1982 г. некоторые функционеры державы, сделавшие карьеру в «органах» и пытавшиеся прийти к вершине власти, терпели поражение (Берия, Шелепин, Семичастный). Но затем государственная власть оказалась в руках представителя клана госбезопасности – Андропова, сохранившего тогда баланс сил между партаппаратом и своим ведомством.

Крушение советского режима не привело к ликвидации службы «безопасности». Примечательно, что само ФСБ официально позиционирует себя как прямое продолжение ЧК – ОГПУ – НКВД, ведя свою историю от 1917 г., а в списке своих руководителей прошлых времен называя Дзержинского, Ежова и Берию. В РФ в 90-е гг. так и не была проведена люстрация. Избавившись от косного партийного курирования, госбезопасность в условиях «дикого» капитализма конвертировала часть своего политического могущества в бизнес – а затем вернулась во власть.

 

Итоги

В событиях Августа 1991 г., Февраля 1917 г. и 1612–13 гг. прослеживаются общие черты. Однако заметные во всех трех случаях проявления предельного ослабления державы получили разное разрешение. Если в 1612–13 и в 1917–18 гг. ослабевшая держава погибла, уступив место новой, то в 1991 г. гибели державы не произошло и ее деградация продолжилась. На это указывают: отсутствие территориального восстановления, переход от латентной к явной депопуляции населения, нарастающая деградация вооруженных сил и ВПК, сохранение советского идеологического наследия, отсутствие внятной государственной доктрины, сохранение советской политической элиты и стиля ее правления. Дополнительным признаком отсутствия смены держав является то, что на рубеже 80–90-х гг. не произошло гибели лидера государства, не было гражданской войны и интервенции.

События 1991 г. (утрата Коммунистической партией монополии на власть, отказ республик бывшего СССР от марксистской идеологии, а также упразднение СССР) не означают, что Третья держава прекратила тогда свое существование. Советское государство и Коммунистическая партия были связаны с Третьей державой, но не тождественны ей. Коммунистическая партия имела собственные институции, традиции и эмоциональное сопровождение. Даже если предположить, что в начале 90-х произошла смена держав, существование КПРФ показывает, что Коммунистическая партия в России может существовать отдельно от Третьей державы. Распад СССР не свидетельствует о гибели Третьей державы, так как СССР возник в 1922 г., а первым и основным государством, связанным с Третьей державой, была РСФСР, образованная 7 ноября 1917 г. в день Октябрьского переворота.

Мирная демократическая революция 1989–91 гг. привела к консолидации российской политической нации. Знаковыми событиями в этом процессе стали свободные выборы в Верховный Совет РСФСР в начале 1990 г., принятие Декларации о государственном суверенитете РСФСР 12 июня 1990 г., общенациональные выборы первого президента РСФСР 12 июня 1991 г. Таким образом, современная Россия является прямым продолжением России Советской. Переоформление российского национального государства не означает ни того, что оно связано с новой державой, ни того, что в 1990-е гг. произошла смена держав. Российское национальное государство может существовать как в связи с той или иной державой, так и без этой связи.

До 1989 г. Третья держава контролировала и использовала такие образования как СССР и ряд государств Восточной Европы. Крушение советской системы привело к тому, что территория, подвластная Третьей державе, как бы съежилась. После 1991 г. роль СССР для нее стало исполнять российское национальное государство – РФ, которое (как и СССР) включает в себя несколько национальных автономных образований. СНГ и сопутствующие ему структуры в рамках договоров ЕврАзЭС и ОДКБ можно считать эрзацем Варшавского договора и СЭВ.

Если до 1991 г. партнером и инструментом Третьей державы выступала КПСС, то после 1991 г. на ее месте возник целый ряд менее влиятельных партий (включая КПРФ и сменяющие друг друга эфемерные «партии власти»), которые одновременно являются инструментами Третьей державы и структурными элементами российского национального государства.

События Августа 1991 г. во многом созвучны Февралю 1917 г. Но в истории последних десятилетий не произошло ни Октября 1917 г., ни 17 июля 1918 г. Более того, острый демографический кризис в России, вероятно, делает уже невозможной смену держав. С окончательным завершением цикла Третьей державы можно ожидать скорее гибели всего российского державного кластера, нежели утверждения Четвертой державы.

В настоящее время деградирующая Третья держава находится в относительно устойчивом состоянии. Режим РФ не только напоминает период брежневского застоя, но и фактически является его повторением в новых исторических и политических условиях. Только на этот раз Третья держава находится в более ущербном виде, чем в предыдущий период. И новый, путинский застой является всего лишь флуктуацией на стадии деградации Третьей державы и неизбежно сменится новой «Перестройкой».

 

 

Экскурсы в миф Андреева. Приложение

 

Февраль 1917 г. и август 1991 г.

В текстах Андреева⁷ мы находим восторженную оценку Февральской революции 1917 г. Это событие Андреев связывает с ударом Демиурга⁸ Российской метакультуры по цитадели российского великодержавия: 

«…Глыбы ее треснули и расселись, и эта минута стала великой и потрясающей для всего русского народа. Треснула и расселась сама имперская государственность, и сквозь образовавшуюся брешь миллионы человеческих душ увидели духовным зрением голубое сияние Навны⁹. Они увидели близость той, чье освобождение будет залогом осуществления метаисторической миссии русского народа – путем ко всечеловеческому Братству. Их сознания не могли вместить это лучезарное видение, но на несколько великих дней вся атмосфера их существа исполнилась неописуемой радости и опьяняющей веры. То была вера в свершение вековой мечты, в наступление всеобщего счастья. […] Видение угасло, цитадель устояла, разум так и не понял ничего в происшедшем, но память о захватывающей минуте какого-то всемирного предчувствия, какого-то предварения всечеловеческого Братства осталась во множестве человеческих душ …» (РМ, 442).

Эти слова Андреева кажутся созвучными не только событиям Февраля 1917 г., но и Августа 1991 г. Как и в 1917 г., в 1991 г. произошло крушение государственного режима. Но из того, что вскоре после Февраля 1917 г. в Российской метакультуре произошла смена держав, еще не следует, что после Августа 1991 г. события должны были развиваться точно так же. В новейшей истории России нет события, аналогичного ни Октябрю 1917 г., ни 17 июля 1918 г.

В текстах Андреева мы можем найти любопытный фрагмент, имеющий отношение к теме нашего исследования. Это отрывок из черновых записей, который можно датировать примерно 1957 г. В нем встречаются слова о том, что рано или поздно между Демиургом и Третьим Жругром¹⁰ произойдет решающая битва, которая завершится гибелью последнего уицраора и самого российского великодержавия. Но при этом Андреев допускал, что этой великой битве может предшествовать еще одна: «До вел[икой]. битвы м[ожет]. случ[иться]. еще 1. Она отобразится синхронически переворотом в Р[оссии]. и К[итае]. – оппоз[иция]. внутри и, перев[орот]. демокр.». Заметим, Андреев не говорит о том, что в демократическом перевороте, который произойдет в России, отразится смена уицраоров или что такая смена последует за демократическим переворотом. Напротив, у Андреева демократический переворот будет лишь этапом к полному уничтожению государственности Третьего Жругра и всей династии российских уицраоров.

В том, что отражением битвы Демиурга и Синклита с Третьим Жругром должен стать именно демократический переворот, можно увидеть не только политическую позицию Андреева по отношению к демократии, установление которой воспринимается им как следствие активности провиденциальных сил, но и предвидение событий, произошедших уже на наших глазах. В 1989 г. в Европе произошел распад советского блока, а в самом СССР и России демократическое движение привело к падению власти КПСС в августе 1991 г. и распаду СССР в декабре 1991 г. Одновременно с началом демократизации в СССР началось демократическое студенческое движение в Китае, которое было жестоко подавлено в июне 1989 г. (в своих записях 1957 г. Андреев не отмечает, насколько удачными или неудачными будут предвиденные им демократические перевороты).

Эгрегоры

Уицраоры в концепции Андреева – не единственная сила, определяющая бытие державных государств, тем более государств современного мира. Здесь следовало бы остановиться на понятии «эгрегор».

Эгрегоры – это «…иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами. Эгрегоры лишены духовных монад¹¹, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности» (РМ, 143). Отсутствие у эгрегоров экзистенциальных центров (монад) делает их текучими, а их волю – изменчивой, склонной к восприятию чужой, более сильной воли. Андреев говорит о существовании эгрегоров государств, конфессий, партий, племен.

Согласно Андрееву, любое государство имеет свой эгрегор, даже Люксембург (РМ, 143). Из этих слов можно сделать вывод о том, что эгрегор имеется и у государств, инспирируемых уицраорами. Существование под какой-либо государственностью демона державности не означает, что у такого государства отсутствует эгрегор. Просто наиболее часто этот эгрегор является чем-то вроде орудия уицраора.

Отметим, что в тексте «Розы Мира» есть фрагмент, который, казалось бы, можно понимать в том смысле, что эгрегоры государств исчезают после появления под соответствующим государственным образованием уицраора. Андреев так пишет о послемонгольском периоде русской истории: «Эфирные ткани русского эгрегора были поглощены демоном государственности. Эгрегор, как некое подобие личности, обладавшее подобием сознательности и подобием воли, перестал существовать. Те излучения человеческих психик, которые превращались в его ткань, отныне сделались продуктом питания Жругра» (РМ, 291–292). Очевидно, что под «русским эгрегором» в данном случае понимается государственный эгрегор Киевской Руси: «Как и всегда над большими коллективами, над Киевским государством дышало и зыбилось то иноматериальное образование, о подобных которому уже говорилось в главе про средние слои Шаданакара¹² под названием эгрегоров» (РМ, 270).

Но в каком историческом процессе отразилось поглощение эгрегора уицраором?

Андреев отмечает, что эгрегор, о котором идет речь, отличался нестабильностью: неблагоприятные метаисторические обстоятельства, как внутренние, так и внешние, приводили к «отрывам» от него «…отдельных частей, начинавших жить ущербной, призрачно-самостоятельной жизнью» (РМ, 275). Если мы посмотрим на историю Киевской Руси, то нетрудно будет заметить, что уже в XII в. она фактически распалась на несколько самостоятельных княжеств. Монгольское нашествие способствовало их дальнейшему обособлению.

Территориальный рост Московского княжества, в котором стала проявляться воля первого уицраора, приводил к постепенной ликвидации самостоятельных русских княжеств и земель. Последней была ликвидирована независимость Рязани – в 1520–21 гг. В пределах Литовского государства остатки Киевской государственности были упразднены в 1471 г. – именно тогда перестало существовать автономное Киевское княжество.

Мы видим, что если эгрегор государства перестает существовать, то этот процесс находит рельефное выражение в земной истории. Но это еще не всё. Сам факт поглощения российским уицраором тканей древнерусского эгрегора еще не означает, что Московское государство не имело собственного эгрегора, подконтрольного уицраору.

Здесь мы можем привести слова Андреева о том, что уицраор США родился только в ХХ веке (РМ, 187)¹³, тогда как американское государство сформировалось в последней четверти XVIII в. Появление уицраора не привело ни к ликвидации, ни к заметной внешней трансформации институтов национального демократического государства. А именно данные институты представляют собой проявление в истории этого государственного эгрегора. Если же допустить, что с появлением уицраора эгрегор США исчез, то тогда нужно будет признать, что изменения в метаисторической сфере могут никак не отражаться на ходе исторического процесса. В таком случае были бы тщетны все наши попытки провести метаисторический анализ, опираясь на эмпирические факты, а метаисторическая панорама Андреева оказалась бы полностью от них изолированной.

Следующий пример из текста «Розы Мира» касается нового уицраора Мусульманской (Ближневосточной) метакультуры, родившегося после поражения Османской империи. Андреев говорит, что он проявляет свою волю то в одном, то в другом государстве этой метакультуры, начав с кемалистской Турции (РМ, 187). А это означает, что каждое из этих государств помимо уицраора связано и с собственным эгрегором.

Еще один любопытный фрагмент – о Корее. Андреев говорит, что после 1949 г. попытки советского и китайского (коммунистического) уицраоров перейти в наступление в историческом слое «завершились трехлетней войной в Корее…» (РМ, 492). Но главным инициатором и участником войны было отдельное государство, которое к 1950 г. уже даже не было оккупировано советскими войсками, – Северная Корея. У этого государства были все соответствующие атрибуты и символы, национально-коммунистическая идеология, правительство, армия. Исходя из логики Андреева, у него должен быть и свой эгрегор, пусть и подконтрольный на тот момент двум уицраорам.

Если мы с Дальнего Востока перенесемся в Восточную Европу и здесь применим логику и лексику Андреева, то увидим, что сателлиты СССР в этом регионе находились под контролем Третьего Жругра. Но эти восточноевропейские государства продолжали иметь свои эгрегоры.

Вполне естественно, что свой эгрегор имел и СССР, а также и входившие в его состав республики, в том числе РСФСР – сколь бы слабыми и незначительными эти эгрегоры ни были. Собственный эгрегор был и у ВКП(б)-КПСС – Андреев отмечает существование эгрегоров «массовых воинствующих партий нового времени» (РМ, 144). Соответственно, выход из-под контроля российской государственности ряда восточноевропейских стран и прекращение существования эгрегоров СССР и КПСС еще не означает, что вместе с ними погиб и Третий Жругр.

 

Отпочкования

Согласно Андрееву, за время существования уицраора от него отпочковываются детища, стремящиеся уничтожить своего родителя и занять его место. В российской истории борьба отпочкований с погибающим уицраором и друг с другом проявлялась в кровавых междоусобицах, сотрясавших Россию в 1605–14 гг. и в 1917–21 гг.

Если отпочкования возникают на стадии эскалации уицраора, они обречены на уничтожение. В эпоху Второго Жругра таковыми были отпочкования, связанные с движениями Разина, Пугачева, декабристов (РМ, 436). В эпоху Третьего – с внутрипартийной оппозицией 20–30-х гг. и власовцами в 1942–45 гг. (РМ, 485). Но деградирующий уицраор не в состоянии уничтожить ни одно из отпочкований, бросающих ему вызов. В эпоху Первого Жругра они направляли различные движения эпохи Смуты, в эпоху Второго – народовольцев и продолжавших их дело эсеров; большевиков; кадетов и октябристов; и уже в 1917 г. перед самой гибелью Второго Жругра как более-менее политически организованная сила появляются анархисты.

Только что утвердившийся после смены новый уицраор быстро (обратим на это внимание) уничтожает своих «собратьев», возникших на стадии деградации прежнего уицраора. Вскоре после 1613 и 1918 гг. были подавлены все очаги оппозиции, связанной с отпочкованиями, возникшими в эпоху предыдущего уицраора.

В «Железной Мистерии» после гибели Третьего Жругра в результате схватки с уицраорами Запада (в истории она должна была отразиться в ядерной войне) остаются три его детища, три, как их называет Андреев, «отпочкования», стремящихся стать новым уицраором. Их волю в историческом слое выражают три Оратора:

П е р в ы й о р а т о р

Мы – обездоленные
эксплуататорской
цивилизацией,
О коммунизме
припоминающие,
скорбя…

В т о р о й

За мною – русская,
многострадальнейшая
из наций,
От иностранщины
обороняющая
себя…

Т р е т и й

За мной – Европа
военных подвигов,
а не иллюминаций:
Стальной пружиной
она раскрутится,
мир дробя!

(ЖМ, 267–268)

Ядерной войны в 60-е гг. удалось избежать, хотя в 1962 г. СССР и США стояли на самом ее пороге (в момент Карибского кризиса, который закончился фактически поражением СССР). Следующий виток холодной войны завершился новым поражением СССР. Оно происходило параллельно нарастанию внутреннего кризиса и оживлению с середины 80-х гг. общественной жизни. И в середине-конце 80-х гг., когда демократия сделала возможным открытое провозглашение политических взглядов, в политической жизни СССР появились радикальные движения, за которыми угадываются те самые отпочкования Третьего Жругра, появление которых предвидел Андреев.

Если посмотреть на радикальную антидемократическую оппозицию в современной РФ, стремящейся к свержению существующего политического режима, то будет нетрудно заметить, что политические радикалы, появившиеся в середине 80-х гг., продолжают сохранять активность и в настоящее время. В современной РФ действуют три политические течения такого рода: необольшевистское (к которому не относится КПРФ, являющаяся составной частью ныне существующего политического режима), национал-традиционалистское (к нему не относится ЛДПР) и, наконец, неонацистское. Все эти течения несут в себе ядра потенциальных держав. Они не столь влиятельны, но их представителей отличает резкая нетерпимость к существующей ныне державе и стремление заменить ее новым строем.

Три отпочкования, если следовать логике андреевских текстов, должны были появиться вне зависимости от того, погибнет Третий Жругр или нет. При этом Андреев, предсказавший их появление, ничего не сказал о «демократическом» отпочковании. Но если в настоящее время царствует некий уицраор и у Третьего Жругра должно было появиться всего три отпочкования, которые в настоящее время живы и активны, то из этого следует, что царствующий ныне уицраор – это все тот же Третий Жругр. Именно поэтому этот дряхлый уицраор не может уничтожить своих мятежных отпрысков. Если бы смена уицраоров произошла в 90-е гг., новый воцарившийся полный энергии уицраор легко уничтожил бы всех своих неудачливых собратьев-конкурентов.

Немецкая параллель

В 1991 г. на смену советскому авторитарному строю пришел новый строй, сочетающий демократические и авторитарные элементы. Замена тоталитарного (а также авторитарного или полуавторитарного) режима на демократический (в той или иной степени) еще не означает, что произошла смена держав. Попробуем проиллюстрировать это утверждение конкретным историческим примером, сопоставив политические судьбы современной России и Германии первой половины ХХ века.

Государственность Германии – это один из тех немногих случаев, когда мы можем найти в текстах Андреева относительно развернутые суждения о метаистории иной страны. И мы полагаем, что небольшие фрагменты текстов Андреева, в которых идет речь о германской государственности, дают возможность установить, когда происходила смена держав в Германии, а затем и сопоставить сделанные выводы с нашей оценкой ситуации в современной РФ.

В «Розе Мира» даны примерные временные координаты существования немецких уицраоров. Андреев называет Вторым уицраором Германии то существо, которое воздействовало на ее государственность в XIX в.: «…в этом столетии II германский уицраор стал настолько силен, что плен этой соборной Души в одной из цитаделей Мудгабра¹⁴ превратился в почти полное порабощение ее воли…» (РМ, 230). Соответственно, этот же уицраор несет вину и за развязывание Первой мировой войны 1914–18 гг.: «…инициатором мировой бойни явился уицраор Германии, обезумевший от стремительности собственного роста, алчности и зависти, потерявший правильный глазомер и лишившийся способности трезво сопоставлять вещи и в своем, и в нашем мире» (РМ, 441). Третьим уицраором Германии являлось то существо, человеко-орудием которого был Гитлер (РМ, 480 – на этой странице имя Гитлера прямо не названо, но из контекста понятно, что речь идет именно о нем). В 1945 г. Третий уицраор Германии погиб. И вместе с его гибелью прекратилась старая династия уицраоров Германии (РМ, 187), а его сердце было пожрано Третьим Жругром (РМ, 485).

Когда же произошла смена немецких держав? В истории Германии первой трети ХХ века есть две ключевые политические даты, связанные со сменой политических режимов, – 1918–19 гг. и 1933–34 гг. Естественно, что до Ноябрьской революции 1918 г. государственность Германии была связана со Второй державой, а после августа 1934 г. (2 августа умер президент Гинденбург, 19 августа на референдуме большинство немцев высказалось за объединение постов канцлера и президента в руках Гитлера) – уже с Третьим. Значит, смена держав может быть соотнесена с одной из этих дат.

Для определения этой даты посмотрим на состояние Веймарской Германии. Во-первых, в этот период Германия была побежденным и ослабленным государством. Постоянные экономические и политические кризисы, аннексия и оккупация части территории победителями, угрозы нацистского и коммунистического переворотов – все это демонстрирует, что держава Германии находилась в этот период в состоянии глубокого упадка. Во-вторых, президентом Германии с 1925 по 1934 гг. был Гинденбург, который всю свою жизнь служил кайзеру и остался монархистом, даже будучи президентом республики, а в 1914–18 гг. был основной фигурой немецкой военной машины. В-третьих, ведущими политическими партиями в Веймарской Германии были социал-демократы и католический Центр – те самые партии, которые имели наибольшее влияние в рейхстаге до ноября 1918 г., то есть в период существования Второй державы. Совокупность этих факторов позволяет сделать вывод, что государственность Веймарской и кайзеровской Германии была связана с одной и той же державой.

Вторая держава Германии в 1914–18 гг. пережила перенапряжение, а в августе – ноябре 1918 г. – надрыв. Следовательно, в 1918–34 гг. она находилась на стадии деградации, предшествующей смене держав. Соответственно, смерть Гинденбурга и проведенный Гитлером референдум по вопросу о слиянии постов канцлера и президента в августе 1934 г., окончательно утвердивший над германским государством власть Гитлера, можно считать событиями, ознаменовавшими завершение процесса смены держав. Германии (в отличие от России) удалось избежать гражданской войны во многом благодаря тому, что давно сформировавшееся и устойчивое немецкое национальное государство блокировало междоусобицу.

О том, что смена германских держав произошла в 1934 г., свидетельствует целый ряд политических сдвигов: утверждение новой радикальной тоталитарной идеологии, смена политических элит, стремительное усиление германского государства после 1934 г., резко контрастирующее с его приниженным положением в 20-е и в начале 30-х гг.

Итак, мы можем заключить, что факт установления в 1918–19 гг. демократического режима в Германии не означал, что там произошла смена держав. После революционных потрясений 1918 г. Вторая держава Германии смогла отчасти перестроиться и просуществовать еще некоторое время в условиях демократии. Таким образом, переход от авторитарного режима к демократии еще не означает, что параллельно этому процессу обязательно происходит смена держав. И если мы проведем параллель между Германией и Россией, то произошедшая в 1989–91 гг. в СССР-РСФСР демократическая революция еще не свидетельствует о том, что РФ не связана с Третьей державой.

Теперь сравним состояние современной РФ и послевоенной Западной Германии. Это сравнение имеет особое значение, так как во второй половине 40-х гг. под государственностью ФРГ возник новый уицраор (РМ, 187). Со второй половины 40-х и до начала 60-х держава ФРГ находилась на стадии эскалации.

В Германии гибель старой державы, связанной с нацистским режимом, и возникновение новой, связанной с государственностью ФРГ, сопровождались денацификацией. Из официальной концепции государственной власти были исключены любые элементы, относящиеся к старой державе. Здесь важно обратить внимание именно на полноту отказа новой системы от какой-либо идеологической преемственности с предыдущей державой, отягощенной тоталитаризмом.

Коэффициент суммарной рождаемости в Западной Германии до конца 60-х гг. был выше уровня, необходимого для воспроизводства населения. И это несмотря на то, что страна находилась на стадии перехода от индустриальной экономики к постиндустриальной. Население РФ сокращается, хотя значительную его часть (ок. 27 %) составляют сельские жители.

Экономика Западной Германии, разрушенная войной, в 50-е гг. бурно развивалась. Уровень производства ФРГ (то есть только Западной Германии) превысил уровень производства всей довоенной Германии уже в 1950 г. (!). К началу 60-х экономика ФРГ была второй экономикой западного мира.

К какой же Германии ближе политическое и государственное состояние современной РФ – Веймарской Германии Гинденбурга, нацистской Германии Гитлера или ФРГ Аденауэра? Что мы видим в РФ?

Советское идеологическое наследие не преодолено. Чтобы лучше почувствовать, как сильно идеологически отличаются режимы ФРГ и РФ, представим себе на минуту, что в каждом немецком городе стоят памятники Гитлеру, государство возглавляют бывшие гестаповцы, а дни Пивного путча или назначения Гитлера рейхсканцлером отмечаются как памятные даты.

Экономика держится за счет продажи углеводородного сырья. Несмотря на нефтегазовый бум, в РФ только в 2006 г. (согласно официальным данным) был достигнут уровень производства РСФСР 1990 г. – отнюдь не самого благополучного года советской экономики. Уровень жизни в России существенно ниже, чем в странах Запада, хотя никаких войн и оккупаций РФ в 90-е гг. не переживала.

Особенно важно отметить асимметричность в соотношении государства и общества и их сил в послевоенной Германии и постсоветской РФ. Если в Германии в период правления Аденауэра сильное национальное государство сочеталось с развитым гражданским обществом, это государство контролирующим, то в России Ельцина и Путина слабое и коррумпированное государство осуществляет давление на еще более слабое и недоразвитое гражданское общество.

В середине 90-х А. Янов назвал РФ «Веймарской Россией». В этом определении очень точно уловлено состояние российской государственности после 1991 г. Правда, в отличие от Германии 30-х в современной России смена держав уже, вероятно, произойти не может. Хотя претенденты на эту роль и проявляют себя в политическом пространстве современной РФ. 

 

ОБСУДИТЬ НА ФОРУМЕ

 

 
________________
¹ У Д. Андреева «метакультура» – это многомерная метафизическая и метаисторическая реальность, находящая свое проявление в истории и географии. Развитие метакультуры представляет собой значительно более сложный процесс, чем те линейные модели, которые представлены в цивилизационных концепциях Данилевского, Шпенглера, Л. Гумилева. В нашей работе мы будем использовать термин «метакультура» как аналог «цивилизации», понимаемой как историко-культурная общность, обладающая неповторимым своеобразием и особой миссией. При этом метакультуры в истории не изолированы друг от друга, границы между ними во времени и пространстве весьма условны. Они все находятся во взаимодействии друг с другом и составляют единую человеческую цивилизацию.     [обратно]

² Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI – начало XX вв.). – М., 1973. С. 26; История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. – М., 1993. С. 17; Копанев А. И. Население Русского государства в XVI в. // Исторические записки. 1959. Т. 64. С. 237–244.     [обратно]

³ История Европы. Т. 4. – М., 1994. С. 272.     [обратно]

⁴ 1993 г. – 3,34 млрд $, 1994 г. – 18,43; 1995 г. – 13,04; 1996 г. – 15,65; 1997 г. – 18,03; 1998 г. – 8,42; 1999 г. – 3,84; 2000 г. – 5,08; 2001 г. – 7,5; 2002 г. – 9,01; 2003 г. – 11,27; 2004 г. – 14,36; 2005 г. – 19,17; 2006 г. – 23,74 (по Храмчихин А. На повестке дня – создание новой армии // Независимое военное обозрение от 08.02.08 г.).     [обратно]

⁵ Левада Ю. Человек в поисках идентичности: проблема социальных критериев [1997] // Он же. От мнений к пониманию. М., 2000, с. 422–437. http/www.polit.ru/research/2005/04/14/neighbours.html#_ftn1     [обратно]

⁶ http/www.polit.ru/research/2005/04/14/neighbours.html#_ftn1     [обратно]

⁷ Ссылки на тексты Д. Андреева даются в круглых скобках. Условные обозначения: РМ – «Роза Мира», ЖМ – «Железная Мистерия». Номера страниц указаны в соответствии с изданием: Андреев Д. Л. Собрание сочинений в трех томах. М., 1993–1997. Нумерация страниц во втором томе соб. соч. соответствует отдельному изданию «Розы Мира» – Д. Л. Андреев. Роза Мира. М., 1998.     [обратно]

⁸ Демиург – дух-народоводитель метакультуры.     [обратно]

⁹ Навна – условное имя соборной души Российской метакультуры.     [обратно]

¹⁰ Жругр – общее имя уицраоров Российской метакультуры.     [обратно]

¹¹ Монада – первичная неделимая бессмертная духовная единица.     [обратно]

¹² Шаданакар – система разноматериальных слоев нашей планеты.     [обратно]

¹³ На наш взгляд, возникновение Американской державы можно отнести к 1894 г., а ее утверждение – к 1896 г.     [обратно]

¹⁴ Мудгабр – иноматериальный слой, в котором обитает античеловечество Северо-западной метакультуры.     [обратно]

Мы продолжаем знакомить читателей с темой, занимающей сейчас мировое гражданское общество - в данном случае, прежде всего, гражданское общество стран Запада. Эта тема - скандал, связанный с недавно вскрывшимся фактом массированной слежки за  людьми в электронной среде.

Технический прогресс во многом двигали и двигают вперед военные заказы. Так повелось еще с лорд-канцлера Британской империи и по совместительству идеолога науки Нового Времени Фрэнсиса Бэкона, который советовал ученым отвлечься от схоластических абстракций и направить свой ум на решение насущных практических вопросов - например, как создать нержавеющую сталь, так потребную человечеству (ну, в конечном итоге - а в первую голову, британской армии, конечно).

Поскольку интернет разработан под патронажем военных, трудно было бы ожидать, чтобы в сеть не были встроены некие инструменты контроля за происходящим в ней. Надежда свободных людей в том, что сеть, тем не менее - саморазвивающееся образование. А потому ее развитие и развитие технических средств сделает ее развитие более быстрым, чем развитие средств контроля за нею. Эта гонка - технологий контролирующих и технологий, выводящих из-под контроля - один из нервов подковерной интернет-жизни.

С одной стороны, гражданское общество пытается отстаивать идею приватности, минимизировать контроль. С другой стороны, процессы глобализации и интеграции, а также некоторые вполне понятные человеческие потребности (например, определить свое местоположение на местности) приводят к тому, что все большая часть человеческой жизни оказывается в доступе для специальных служб, у которых на вооружении находятся мощные современные технические средства слежения и сбора информации. 

Однако уходящие от контроля могут пользоваться еще более современными методами (поскольку им не нужно, к примеру, утверждать их использование, проходя через бюрократические иерархические процедуры), а также использовать нелинейные ходы и несимметричные ответы, находя дыры в сетях ловцов. Они просто имеют возможности оказаться быстрее. И второй значимый момент в этом противостоянии - можно предположить, что определенные качества сознания людей, стремящихся к свободе, активизируют и совершенствуют их творческие способности. Силы контроля всегда творчески ущербны, поскольку двойной стандарт имеет свойство в итоге балансироваться. Ограничение свободы других приводит к ограничению и внутренней свободы человека, к блокировке его творческих способностей, к шаблонному мышлению. А потому, повторяем, есть надежда на то, что контроль над человеческой жизнью не станет тотальным.

Призываем еще раз читателей в России не считать эти события малозначимыми и несравнимыми с беспределом российских властей. Если общество в странах Запада смирится с контролем подобного рода, трудно будет рассчитывать, что российская власть, которой местное гражданское общество может противодействовать весьма в малой степени, не воспримет происходящее как карт-бланш на куда более масштабные и грубые действия в отношении тех, кого она воспринимает не как граждан, но как контингент или человеческий материал.

***

Предлагаем вашему вниманию перевод статьи Jane Meyer из журнала New Yorker. Журналистка в своем аналитическом тексте приводит объяснения эксперта что такое "метаданные" и почему вывод их из зоны приватности не менее, а, может быть, и более чувствителен и болезнен для человеческой независимости, чем непосредственная прослушка переговоров и перлюстрация переписки.

 

Метаданные – что случилось?

Диана Файнштейн (Dianne Feinstein), демократ из либеральной Северной Калифорнии и председатель сенатской специальной комиссии по разведке, уверяла общественность еще недавно, что правительственное отслеживание записей о телефонных переговорах американцев совершенно не является проблемой, поскольку получаемая информация была только “мета”. Она имела в виду, что к реальному содержанию телефонных переговоров доступ не предоставлялся, предоставлялись только данные о звонке - кто звонил, кому, когда и откуда. К тому же, сказала она в подготовленном заявлении, “имена абонентов” не включались автоматически в метаданные (хотя номера, конечно, могли быть использованы для их идентификации). “Наши суды неизменно приходят к заключению, что абоненты не могут обоснованно ожидать, что подобные метаданные будут сохранять приватность, а следовательно, для их получения не требуется ордера на обыск”, - сказала она, добавив, что любые последующие усилия, направленные на то, чтобы получить доступ к содержанию переговоров между американцами, потребуют специального постановления суда FISA.

Она сказала, что понимает важность приватности - “поэтому это и делается так осмотрительно” - и заметила, что 11 особых федеральных судей, составляюших суд по надзору за внешней разведкой (FISA), заседания которого проходят в режиме секретности ,,санкционировал разведывательный сбор огромного количества информации. Сотрудник Белого дома расставил такие же акценты в разговоре с журналистами, сказав: “Постановление, опубликованное накануне, не дает правительству разрешения прослушивать чьи-либо телефонные переговоры,” и подчеркнув, что процесс проходит “в совершенно законном порядке”. Суть защиты была такова: в противоположность тому, что происходило при администрации Буша, данная форма тайного внутреннего надзора была легитимной, поскольку ее санкционировал Конгресс, и ратифицировала судебная ветвь, и что реальные слова, сказанные одним американцем другому, все же остались приватными. Так почему же это так плохо?

Ответ, согласно математику и бывшему инженеру Sun Microsystems Сьюзан Ландау (Susan Landau), автора книги “Надзор или безопасность?”, которую я интервьюировалa по поводу бедственного положения Томаса Дрейка (Thomas Drake) сообщившего о злоупотреблениях в NSA - дела хуже, чем многие думают.

“Общественность не понимает”, - сказала она мне, говоря о так называемых “метаданных”. “Это намного глубже вторгается в вашу жизнь, чем прослушивание содержания переговоров”. Она объяснила, что правительство может узнать огромное количество частной информации, просто изучая, “кому вы звоните». Если вы можете отслеживать это - вы точно знаете, что происходит, и вам не нужно знать содержание”.

Например, сказала она, в мире бизнеса паттерн телефонных звонков управляющих высшего звена позволяет узнать о грядущем поглощении компании. Персональные телефонные звонки могут открыть деликатную медицинскую информацию. “Вы видите звонок гинекологу, затем онкологу, а затем звонок близким членам семьи”. Кроме того, информация с телефонных вышек может раскрыть местоположение говорящего. Метаданные, указала она, могут дать столько информации о том, с кем разговаривали журналисты перед публикацией «слива», что традиционные методы расследования утечек информации, такие как ордера на обыск и повестки в суд, выглядят просто устаревшими. “Вам видны все источники”, - сказала она. Когда ФБР запрашивает информацию такого рода у новостных агентств, каждое нарушение приватности должно быть подписано Генеральным Прокурором. Когда же NSA заглатывает миллионы записей в минуту, неясно, существуют ли подобные тормоза.

Метаданные, заметила Ландау, могут также раскрыть чувствительную политическую информацию - показывая, например, если встречаются оппозиционные лидеры, кто вовлечен, где они собираются и сколько времени продолжалась встреча. Такие данные могут также открыть, у кого с кем романтические отношения, если по ночам отслеживать местонахождение мобильных телефонов.

Использование метаданных позволило сотрудникам правоохранительных органов, ответственным за определение местонахождения террористов, решить трудную задачу. Халид Шейх Мохаммед, автор плана атаки на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября, “был задержан благодаря его мобильному телефону”, - говорит Ландау. Многие другие лица, подозреваемые в преступлениях, были найдены по следу их метаданных. На деле сокращение среднего срока, потребного силовым структурам для задержания беглецов с сорока двух дней до двух дней, произошло, в частности, благодаря новым инструментам слежки - таким, как метаданные.

Но каждый такой технологический прорыв приводит к вторжению в сферы, которые ранее считались приватными. “Это и в самом деле ценно для правоохранительных органов, но нам необходимо пересмотреть законы о прослушивании телефонных переговоров”, - сказала Ландау.

Точно такого же рода обеспокоенность мотивировала математика Уильяма Бинни (William Binney) - бывшего работника NSA, с которым мы обсуждали историю Дрейка - уйти в отставку, чтобы не продолжать работать на агентство, которое, как он подозревал, начало попирать фундаментальные американские права на частную жизнь. Как я упоминала в своей статье, Бинни рассказал, что после 9/11 генерал Майкл Хейден (Michael Hayden), позже ставший директором NSA, убеждал всех, что NSA не закидывает широкую сеть –и это была правда. В этом не было необходимости - они просто-напросто получали сразу всю рыбу, имевшуюся в море.

Бинни, считающий себя консерватором, опасался, что программа NSA по извлечению данных настолько широка, что может привести к “оруэлловскому государству”.

Как он обьяснил в нашем разговоре, слежка с помощью прослушки требует тренированных живых людей-операторов, а извлечение метаданных - это автоматический процесс, которым можно накрыть всю страну. Предположительно, правительство могло “мониторить Tea Party, журналистов, в принципе любую понадобившуюся группу или организацию”, - сказал он. “Отцы-основатели на такое никогда бы не согласились”.

 

Оригинал текста и иллюстрация - сайт журнала New Yorker.

 

Я подошёл к кульминации своего повествования – крымскому выносу, не сопоставимому по силе ни с чем до сих пор происшедшим. В его ходе я полностью расстался с так называемым реальным миром и пребывал в полной уверенности, что больше никогда в него не вернусь, и когда всё-таки вернулся, очень удивился. Постараюсь изложить происшедшее со всей возможной точностью, но сразу оговорюсь, что последовательность событий, связь между ними и моё тогдашнее понимание данной связи не поддаются полному и достоверному восстановлению. Кроме того, это был опыт, вызвавший мои наибольшие сомнения относительно своей природы.

Итак, в августе 2006 года мы почти всей сектой отдыхали в Симеизе, точнее, в палатках на камнях под горой Кошка, что между Симеизом и Кацивели. Накануне запланированного трипа я острил, что мне необходимо четыре дозы, никак не меньше. Так и вышло. Незадолго до этого мой поставщик подарил мне пустой нафтизиновый пузырёк, в котором когда-то перевозили ЛСД. Как я узнал впоследствии по нескольким подобным опытам, в таком пузырьке оказывается обычно никак не менее двух доз. Ещё две перед дорогой в Крым туда вылил Росянка. Когда мы открыли пузырёк, в нём было абсолютно сухо. Я много слышал о том, что вещество от хранения "не в холодильнике" "портится" и "слабеет", а тут уж вовсе высохло, в общем, я решил дать остальным участникам трипа (благо, веществом распоряжался я) сохранившиеся при перевозке в шприце три дозы на четверых, а для себя скромно промыть пустой пузырёк и пустой шприц с колпачком, в котором тоже остаётся обычно чуть менее одной дозы. Вещество не испортилось. Сколько точно там было, сказать не могу, могу сказать только, что ни до ни после такого количества столь чистого вещества мне принимать не приходилось.

Чувствуя, что меня выносит, я осторожно поинтересовался у Росянки, достаточно  ли друзьям досталось. "Нам-то что! Тебе-то, главное, досталось?" – иронично отозвался Росянка. "Немножко" – ответил я со всей возможной непринуждённостью. Ещё я успел поделиться с Росянкой ощущением счастливого социального устройства, при котором каждому достаётся по потребностям. "Коммунизм" – смог я выдавить из себя полушёпотом. Он понял меня по-своему. "Да уж. Голые люди сидят на камнях". Потом у меня сильно повысилась раздражительность и нервозность, сначала их  вызвала болтовня племянницы, а примерно через полчаса после приема по несчастному совпадению в близлежащем кацивельском аквапарке начался концерт Верки Сердючки – это было слышно по многократно усилившемуся живому звуку и характерным солёным шуткам в адрес каких-то зрителей.

Мне это очень не понравилось, и я отреагировал весьма бурно – громко вслух начал рассуждать на следующую тему. Вот, наконец, я нашёл место, где чувствую себя абсолютно комфортно и покойно и покидать его мне никак не хочется. Но соседями оказываются люди, которые имеют достаточно средств, чтобы при помощи агрессивно-бессмысленных звуков помешать моему отдыху. Я отсюда уходить никуда не собираюсь. Они, похоже, тоже. Примириться с их действиями я не могу, воевать с ними не хочу, потому что не знаю, имею ли право участвовать в каких бы то ни было военных действиях. Но на каком уровне, как донести до них, что их деяния не гармонируют с остальным творением божьим, ни по виду (сине-жёлтые кишки, как злокачественная опухоль на зелёно-буром теле гор), ни по звуку (Верки-Сердючкины экзерсисы), ни по сути (коммерческая гидра развлечений, купание за деньги на берегу моря)? Где находится у этих людей их самое важное, чтобы при обращении к нему они увидели гнусность своих деяний и прекратили их? Мы же умные люди, как можем мы убедить их, что их свершения не приведут их к благу? Не стоит ли пойти в аквапарк прямо сейчас и пообщаться с местной администрацией? Или, может быть, обратиться непосредственно в контролирующие инстанции? Или ещё выше? Но не будет ли это превышением наших полномочий? Проходящие мимо отдыхающие тоже оказывались в поле моего внимания. Я обращался и к ним:

- Вам нравятся эти звуки? Не проходите мимо, поучаствуйте в мирной дискуссии.

Но они шли дальше, не решаясь ничего отвечать на мои выпады. И правильно делали. Меня окончательно стало выносить.

- Нет. Я не хочу ни с кем сражаться, - повторял я. Я не знаю, где уровень ответственности. Где уровень? Чем выше уровень, тем больше ответственность.

Росянка сказал с обеспокоенной сосредоточенностью:

- Если у тебя сегодня битва, выбери правильного противника.

При очередных коробящих звуках я вскричал:

- Что ж мне, Антихристом себя объявить, что ли?

И тут случилось дежа вю. Характерно, что ни в этот момент, ни позднее я не вспомнил разговор с Р. про дежа вю. Осознание, что наши с ним истории оказались связаны этим общим понятием, пришло значительно позже, прошло не менее двух месяцев. Очевидно потому, что вещи, которые с нами происходили, происходили принципиально по-разному.

Он, как я понимаю, в трипе столкнулся с предсказанием относительно своего безысходного будущего, и потом оно сбылось. Я же в тот момент вдруг ясно УЗНАЛ ситуацию, в которой нахожусь. Я понял, что всё это мне знакомо, причём не просто знакомо: в тот момент, когда это уже случалось, я тоже узнавал происходящее. Это было подобно зеркалам, отражающимся друг в друге, образуя бесконечную вереницу, нескончаемое число миров, в которых это происходит. Если обычно мы слышим о радости узнавания, здесь был ужас узнавания.

Я закричал, глядя на Росянку:

- Я это помню! Не смотри на меня так! Я помню этот твой взгляд и эту твою шапку!

Во взгляде его читалось суровое древнее осуждение. Происходил суд, Страшный суд, на котором мне, как обычно, выпала роль подсудимого. Этот людской полукруг вокруг и выше меня на камнях и один камень слева, пустой, что-то вроде места вынесения и исполнения приговора, всё было исполнено знакомым последним смыслом. Более того, я прекрасно помнил, что должно произойти далее. Меня побреют налысо и после этого я должен броситься вниз с обрыва. В ужасе я сообщил о своих открытиях судьям, черты лиц которых стремительно изменялись, покрываясь орнаментами, глаза и ноздри расплывались, подобно цветастым кругам на воде или узорам в визуализациях программы Winamp.

Мы с Росянкой были двумя сущностями, находящимися у истоков мира, он был моим отцом-творцом, а я злым созданием, отпавшим от него, противобогом, наше взаимодействие породило когда-то мир, я находил себе в этом оправдание и предлагал сделку – в эту очередную нашу встречу сотворить совместно новый мир, снова, как обычно. Вероятно, это удалось бы нам при помощи известной практики – смотреть друг другу в глаза. Возможно, слияние и порождение нового удалось бы при помощи какого-то телесного контакта.

- Нет, целоваться мы с тобой не будем, - сурово ответил судья-отец.

Участники суда смотрели на меня сочувственно. Я понял, что пришёл конец мира, очередного мира. Помню, с каким сожалением я смотрел на свой сотовый телефон и понимал, что снова, в очередном мире, достигнута ступень развития, при которой возможны мобильные телефоны, и что это в очередной раз ничем мне не поможет.

Я оказался самой последней душой, идущей, наконец, к Богу, это райское место оказалось неким бесконечным финалом жизни, реплики проходящих отдыхающих в мой адрес, казалось, это подтверждали, где-то неистово кричали петухи, и тут я осознал, что не всё, что я хочу, здесь возможно, более того, всё меньше моя связь с миром и всё меньше возможностей заполучить то, что я желаю. К примеру, я захотел видеть жену, но мне сообщили, что это уже для меня невозможно. Я захотел, чтобы изменилась погода, и было другое время года, более прохладное, но становилось только жарче. Последние желания подсудимого здесь не выполнялись. Я понял, что с раем это место имеет мало общего.

- А, так я в Аду? Кайф полный!

Что же я должен предпринять? Я продолжал изворачиваться в качестве собственного адвоката, пытался зацепиться хоть за какую-то ценность, хоть за какое-то понятие, продемонстрировать их знание. Но все понятия и ценности, которые я вспоминал, вызывали у судей только один жест - они горько покачивали головами, как будто я не понимаю относительно себя какую-то элементарную, но крайне важную вещь. Я оглядывался вокруг и обнаруживал своё знание этих ныне пустых понятий и ценностей:

- Язык? Национальность? Дружба? Любовь? Бог? Пол?

На каком-то из этих понятий надо было сосредоточиться, надо было сотворить на нём медитацию, полностью сконцентрироваться, слиться с ним. Я смотрел для этого на свой указательный палец, проваливался внутрь него, взгляд скашивался в правый нижний угол обзора, сам я, сидя на земле, принимал позу, будто пытаюсь нырнуть в сторону ног, и каждый такой нырок, казалось, рождал меня в новом мире, но я всё оставался в том же положении, на вершине под деревом, наделённый какой-то страшной и очень тяжёлой миссией.

Сочувственные взгляды окружающих показывали, что я избран для этой невыносимости, пришёл мой черёд творить мир, мой черёд держать на себе его страдание, я попал, наконец, на тот самый высший уровень, самый ужасный уровень абсолютной ответственности за всё, уровень вне времени, на котором уже был, но которого не помнил, на котором нахожусь вечно и никуда с него не сойду, в который раз пришла очередь для моей души потерпеть ужасную роль демиурга, и каждый мой особый жест пальцев, раскрывающихся из горсти, порождает новые миры, и каждый мой особый ныряющий жест в сторону ног рождает меня в мирах.

Выходя ненадолго из цепи перерождений и миров я снова видел колышущиеся травинки, скалы, дерево в камнях, море с руинами какого-то сооружения на сваях вдалеке – самую древнюю и единственную из возможных картин "вне мира".

Рядом со мной сидел супруг моей племянницы по прозвищу Ангел. В трипе его образ приобрёл, действительно, черты Ангела Карающего, от имени Творца он обращался ко мне с грозной обвинительной речью:

- Человек, ты понимаешь, что с тобой?

Стараясь соответствовать своей роли, которую не очень понимал, я кротко кивал.

Постепенно понятия и слова языка стали исчезать, заменяясь какими-то рудиментами слов, отдельные значимые элементы стали производить слова, не имеющие собственного значения. Я пытался сказать что-то, но это было более всего похоже на детский лепет, уже почти осмысленный, когда ребёнок уже знает, что речевой поток делится на слова, как строятся слова его языка, и очень похоже повторяет за взрослыми новые для него понятия, но проговорить правильно не может и не понимает их.

Воспроизвести их здесь для читателя не представляется возможным, потому что они не имели законченной формы, а менялись от попытки к попытке что-то выразить. Возможно, в детстве у меня действительно существовали такие слова, и в кризисной для психики ситуации они всплыли. Можно только догадываться, откуда взялись то ли РАЗДРАЛЮЦИЯ ТРУСЕНИЦ, то ли ЗАЛЕГАДСКАЯ БУЗНИЦА, или что-то вроде ВГЛЯШУТНАВИЧНЫЙ, видимо, из очень ранней поры овладевания языком, во всяком случае, говорить внятно я окончательно перестал.

Попытки медитировать на палец, исчезнуть, слиться с солнцем приводили к очередному провалу в переживание цепей творений и перерождений. Я оказывался в любой роли – от самого главного демиурга до малейшего винтика в механизме Вселенной, и каждая роль оказывалась полной величайшего страдания и ответственности. Демиург отвечает ЗА созданные им миры страданий, создание отвечает ПЕРЕД творцом за своё существование.

"Отчего, – вопрошал я, - творятся нижние миры, в чём причина возникновения адов?". "Ты сам их творишь, – приходил ответ, - их природа обусловлена их местонахождением – они дальше всего от Творца". "Как же вырваться из страдания? Я хочу прекратить его, упразднить". "Нет ничего проще – сияющая пустота есть освобождение". И я видел, что в сияющей пустоте, в безмирии, в отсутствии воплощения просто СКУЧНО.

Актом творения я творил мир и тем самым – себя. Новый жест раскрывающейся горсти, от которой разлетаются миры – одновременно очередная Вселенная, вмещающая в себя вселенные, которые фракталообразно вмещают в себя ещё бесконечное множество вселенных.

Вселенные были живыми, всё, что их составляло, тоже было живым, я переживал все возможные судьбы, и это была моя собственная судьба, всякий раз новая и неповторимая,  узловые же их моменты были общими.

Очнулся я внезапно. Никогда ни до, ни после действие ЛСД не прекращалось так резко – как будто я внезапно проснулся после глубокого сна. Причиной пробуждения были проходящие мимо и мирно беседующие отдыхающие. Я лежал всё на том же месте – под "вечным" деревом на "вечных" камнях суда, передо мной разворачивался всё тот же "вечный" пейзаж со скалой, на которой проросло небольшое деревце и развалинами на сваях вдалеке в море, но вид этот больше не приводил меня в ужас.

Солнце уже зашло.

 

В Соединенных Штатах Америки и Англии разворачивается скандал, грозящий распространиться и на другие страны либеральной демократии. Под угрозу поставлены базовые, ключевые права граждан, закрепленные в конституциях (там, где они есть). Газеты Washington Post и Guardian опубликовали информацию, согласно которой спецслужбы (в частности, NSA, Агентство национальной безопасности США) осуществляли масштабнейшие акции по секретному сбору информации из социальных сетей и других электронных средств передачи информации, таких, как телефонные сети и банковские операции.

Показательна типичная реакция людей в России, относящихся к наиболее европеизированной части населения страны. “А разве можно было предполагать, что дело обстоит как-то иначе? Это же очевидно! Таковы власти, и они везде и всегда поступают подобным образом”. “Подумаешь! Ды вы сравните с тем, что у нас в России творится!”

Творится. Станица Кущевская, бутылки из-под шампанского в отделениях милиции - список не имеет обозримого конца и края. А в Африке творится много чего еще. Даже главы государств бывают по совместительству людоедами. Дело не в этом. А в том, что если падет Запад, человечество если и не падет, то встанет перед грандиозными проблемами. Иные культурные зоны пока не могут предложить моделей, сочетающих свободу индивидуума со уровнем солидарности более качественным образом, чем это сделано в тех же Соединенных Штатах или Европе. Урезание или ликвидация либеральной демократии в этих регионах может стать для человечества тяжелейшим испытанием, планета может войти в эпоху господства диктатур - вплоть до мировой диктатуры.

Поэтому живущим в России происходящие коллизии между властью и гражданским обществом на Западе не должны быть безразличны. Практически неизбежной злорадной реакции российских властей - “вот видите, у них тоже никакой свободы!” - следует противопоставить поддержку - в том числе и информационную - гражданского общества стран Запада, а в конечном итоге и планетарного гражданского общества, частью которого являемся и мы с вами.

Для самих же США и Великобритании это поистине грандиозный скандал, чреватый самыми серьезными последствиями как тактического, так и стратегического характера - все-таки люди в этих странах росли, зная, что тотальная слежка - это удел подданных в государствах-концлагерях типа сталинского или маоистского. Среди возможных эффектов наличествует и импичмент Обаме, который заявил, что знал о слежке и ее масштабах и поддерживает эти меры. А если говорить о макроуровне, то ситуация может стремительно развиться как в сторону ужесточения государственного контроля за гражданами и резкого урезания их свобод, если граждане смирятся с политикой властей, как это имеет место в России - или же гражданское общество одержит весьма важную победу и усилит свое влияние, а общество выйдет на новый уровень самоуправления. Конечно, в наличии имеется и весь спектр промежуточных вариантов.

Российская пресса по разным причинам не уделяет этим событиям достаточно внимания. Проправительственные СМИ колеблются. Обвинить Запад в двойных стандартах и нарушении прав человека? Но слежка за электронными средствами связи в максимально возможном технически масштабе является мечтой российской власти, которую она не слишком-то и скрывает. “Либеральные” (в данном случае, с приставкой “псевдо”) СМИ, видимо, не очень хотят компрометировать свою “землю обетованную”, о которой “либо хорошо, либо ничего”.

Журнал “Выход” в меру своих скромных возможностей постарается освещать подробности этого скандала, давать ссылки на зарубежные источники, цитировать и пересказывать их, давать собственные комментарии текущих событий.

 Дмитрий Ахтырский