Начало читайте в "Миф о благословении Сергием Димитрия: имперско-клерикальная карикатура".

 

Было ли благословение Сергием Радонежским великого князя Дмитрия в 1378 г.?

Отталкиваясь от датировки освящения Успенской церкви на реке Дубенке 1 декабря 1379 г. (заложенной великим князем Дмитрием якобы по обету) Кучкин выдвинул гипотезу (поддержанную Скрынниковым) о том, что Сергий Радонежский благословил Дмитрия не перед Куликовской (1380 г.), а перед Вожской (1378 г.) битвой – на два года раньше. Праздник Успения отмечается 15 августа хронологически близко к дате битвы на Воже, состоявшейся 11 августа. Куликовская битва произошла 8 сентября – в день празднования Рождества Богородицы.

Однако версию о том, что Сергий Радонежский мог благословить князя Дмитрия летом 1378 г., принять невозможно.

Нужно обратить внимание на отношения митрополита Киприана, великого князя Дмитрия Ивановича и Сергия Радонежского. О характере этих отношений летом-осенью 1378 г. можно судить по дошедшим до нас трем посланиям митрополита Киприана своим сторонникам Сергию Радонежскому и Феодору (племяннику Сергия и игумену Симонова монастыря) этого же периода.

Первое послание совсем короткое и датируется 3 июня [1378 г.], когда митрополит Киприан еще не прибыл в Москву из литовских владений. В этом послании Киприан приветствует Сергия и Феодора как своих приверженцев и выражает надежду на скорую встречу с ними.

Еще задолго до смерти митрополита Алексия (февраль 1378 г.) князь Дмитрий стремился поставить в митрополиты своего духовника (и архимандрита Спасского монастыря) Михаила-Митяя. Этой линии Дмитрий следовал с 1376 г. По приказу князя собор церковных иерархов избрал Михаила-Митяя митрополитом. Однако в Константинополе митрополитом был утвержден Киприан, которому Дмитрий не доверял и относился враждебно из-за его якобы пролитовской позиции. Князь Дмитрий был крайне недоволен таким решением церковных властей, и поэтому Киприан после прибытия в Москву подвергся унизительным третированиям со стороны московских властей и был насильственно выдворен за пределы владений великого князя.

Второе послание Киприана датируется 23 июня 1378 г. Это послание могло быть написано либо еще в пределах московских владений – непосредственно перед пересечением границы, либо уже в Литовском княжестве – в Киеве. Киприан как митрополит отлучает от церкви и проклинает князя Дмитрия и его сторонников, настаивает на своих канонических правах на митрополию (вполне обоснованного – со ссылками на постановления и правила вселенских соборов) и упрекает своих сторонников – Сергия и Феодора. Важно отметить, в чем именно упрекает: в том, что они якобы промолчали в момент кризиса. Не в поддержке князя, а именно в отсутствии четкой негативной позиции по отношению к действиям Дмитрия. Письмо Киприана Сергию и Феодору носит не частный характер, а является пастырским посланием главы русской церкви, которое каждый христианин был обязан принять и содействовать его распространению. Киприан объявляет проклятым и отлученным всякого, кто попытается уничтожить или утаить его грамоту.

Какую позицию по отношению к конфликту Киприана и Дмитрия занимали летом 1378 г. Сергий и Феодор? Можно с уверенностью утверждать, что они продолжали поддерживать законного митрополита Киприана. Об этом свидетельствует его Третье послание, датируемое 18 октября 1378 г. В нем присутствуют свидетельства того, что от Сергия и Феодора в период между 23 июня и 18 октября к Киприану пришло по крайней мере одно послание, в котором они открыто солидаризировались с ним: «Елико смирение и повиновение, и любовь имеете к святей Божией Церкви и к нашему смирению, все познал есмь от слов ваших. А како повинуитеся к нашему смирению, тако крепитеся» […] ; […] «а вы, сынове, не тужите; молите же Господа Бога, да сподобить нас видетися, и тогда утешимся веселием духовным и възрадуемся». 

Теперь о датах. Битва на Воже произошла 11 августа 1378 г. То есть как раз в самый разгар конфликта Киприана и Дмитрия. Сергий Радонежский поддерживал Киприана, соответственно на рубеже июля-августа 1378 г. он никак не мог дать своего благословения проклятому и отлученному от церкви князю Дмитрию. Если, конечно, считать Сергия принципиальным и последовательным человеком, а не двуличным интриганом.

 

Визит «князя великого»

В самых старых списках "Жития св. Сергия" упоминается о визите "некогда" к святителю некоего "князя великого", имя которого при этом вообще не упоминается. Этот князь жалуется Сергию на Мамая, на то, что он на Русь идет и хочет церкви разорити (чего, кстати, ордынские татары не делали - не из-за любви к восточно-христианской эстетике, а по прагматическим политическим соображениям). Сергий дает ему личное благословение и говорит, чтобы он смело бился с врагом. Причем обещает, что этот князь возвратится здрав со всем воинством (вспомним о сообщениях источников о величине русских потерь на Куликовом поле). При этом ни о каких иноках, посылаемых на битву, нет ни слова. Князь же обещает, что если все будет хорошо, то он построит церковь (какое бескорыстие в отношениях с Богом!). Естественно, что предсказание Сергия сбылось (иначе и быть не могло – это же житие, а не иллюстрация к теориям Нильса Бора). И князь построил "церковь красну во имя Пречистой на Дубенке".

Это сообщение Жития Сергия коррелирует с данными Рогожского летописца и Троицкой летописи о том, что Сергий основал Успенскую церковь и монастырь на Дубенке по повелению великого князя Дмитрия Ивановича (она была освящена 1 декабря 1379 г.). Но из этого еще не следует, что «князь великий» Жития и великий князь Дмитрий – одно и то же лицо.

Можно сделать такое предположение, хотя его будет трудно подкрепить источниками: князь-визитер этот не назван по имени, потому что он не был великим князем Дмитрием – иначе это было бы обязательно отмечено Епифанием или Пахомием. Скорее всего, этот безымянный князь был одним из участников сражения Дмитрия с Мамаем на реке Воже в 1378 г. (так высоко оцененном великим военным стратегом Карлом Марксом). Князь NN приезжал к святителю перед битвой. О чем они в келье говорили – Бог весть. После битвы на Воже этот князь NN стал одним из донаторов Успенского монастыря на Дубенке. Может быть это был сын великого князя Литовского Ольгерда – Андрей, который в 1378 г. прибыл в Москву, участвовал в битвах на Воже и на Куликовом поле и именовался в московских документах «великим князем» (Опись архива Посольского приказа 1626 года. — М. 1977. — Ч. 1. — С. 34-35. — Л. 5-5об.). Кстати, с 1380 г. в Переяславле-Залесском княжил (без права удельного владения) родной брат Андрея – тезка Дмитрия Донского – Дмитрий Ольгердович. Местоположение основанной Сергием Успенской церкви на Дубенке остается спорным – она могла располагаться и на территории Переяславского княжества. А "легенда о благословении" развивалась следующим образом. Безымянный "князь великий" был отождествлен с Великим князем Дмитрием. События 1378 г. сдвинуты на 1380 г. Но, повторю еще раз, это всего лишь мои вольные допущения.

Здесь уместно задаться вопросом о достоверности сообщения Жития о визите безымянного князя в обитель к Сергию и благословении святителем этого князя. Существует вероятность того, что ранние редакции этого Жития сохранили сведения Епифания, ученика Сергия. Но по мнению Клосса, которое было принято Кучкиным, отрывки Жития, созданного Епифанием, сохранились только в его поздней редакции, датируемой 20-ми годами XVI в. Причем эти епифаниевы фрагменты содержатся только в первой части Жития – до сообщения о визите «князя великого» и его благословении. В сообщениях Рогожского летописца, Симеоновской и Новгородской летописей, и что самое важное – Троицкой летописи (создававшейся в обители Сергия), ничего не сообщается о какой-либо встрече Сергия и Дмитрия перед битвами с татарами. Ничего не говорится об этом и в других ранних источниках: «Задонщине», «Слове похвальном о Дмитрии» (возможный автор – Епифаний), «Слове похвальном о Сергии» (автор – Епифаний). Поэтому у нас есть все основания сомневаться в раннем происхождении рассказа о благословении и авторстве Епифания. Но даже если предположить, что фрагмент о встрече и благословении принадлежит руке Епифания, из этого еще не следует, что оно достоверно. И даже если опять же предположить, что визит Дмитрия в 1378 г. в обитель Сергия состоялся, из этого не следует, что Сергий, поддерживавший Киприана, благословил князя.

 

Отношения Дмитрия и Сергия в 1379-80 гг.

Могли ли измениться взаимоотношения князя Дмитрия и сторонников Киприана, в том числе и Сергия, после битвы на Воже? В 1379 г. изменилась конфигурация на политической и конфессиональной аренах. Ставленник Дмитрия Михаил-Митяй умер близ Константинополя осенью или зимой 1379 г. Обстоятельства его смерти невыяснены. Никоновская летопись сообщает о существовании слуха о том, что Михаил-Митяй был убит. Однако эта версия принадлежит к более поздней «расцвеченной» традиции – ранние летописи, содержащие «Повесть о Митяе» о насильственных причинах его смерти еще ничего не знают.

После смерти Михаила-Митяя московское посольство не выразило желания признавать Киприана митрополитом, а выдвинуло из своей среды нового кандидата. Им стал архимандрит Пимен. Обильные финансовые вливания в казну патриархии сделали свое дело, и Пимен был рукоположен в митрополиты Киева и всея Руси в июне 1380 г., а Киприан остался только митрополитом Литвы.

Впоследствии действия Пимена были объявлены несанкционированными князем Дмитрием. Но так ли это было на самом деле? Мог ли Пимен, зная о судьбе Киприана, действовать самостоятельно, игнорируя волю князя и растрачивая без его ведома огромные суммы на подкуп константинопольского духовенства? Гораздо более вероятно, что между концом 1379 г. и июнем 1380 г. Пимен заручился поддержкой (хотя бы пассивной) князя Дмитрия. Это означает, что летом 1380 г. Дмитрий еще не предпринимал решительных шагов по сближению с Киприаном.

Избрание нового митрополита в июне 1380 г. усилило позиции Дмитрия и, напротив, резко ослабило Киприана. Проклятие Киприана, скорее всего, потеряло каноническую силу, хотя у нас нет никаких свидетельств о «дистанционном» снятии отлучения с Дмитрия митрополитом Пименом. И все же можно предположить, что после июня 1380 г. отношение Сергия к Дмитрию могло измениться. Однако для этого было необходимо, чтобы Сергий был осведомлен об обстоятельствах происшедшей смене митрополитов в Константинополе. Теоретически можно допустить, что Сергий был оперативно информирован князем Дмитрием о происшедших переменах. Но из этого еще не следует, что Сергий изменил свое отношение к его политике.  

 

Записка Сергия в пространной «Летописной повести» о Куликовкой битве

В Рогожском летописце, Симеоновской и Новогородской I летописях о визите Дмитрия в обитель Сергия и о благословении Сергием Дмитрия (личном или письменном) в 1380 г. ничего не сообщается. В Софийской I летописи (и Новгородской IV) содержится пространная «Летописная повесть» о Куликовской битве (далее – ПЛП). Время формирования этого текста является спорным. Однако можно утверждать, что появился он относительно поздно.

В тексте ПЛП легко различаются несколько самостоятельных повествований. Один из них распознается в текстах Рогожского летописца, Симеоновской и Новгородской I летописях. Если сопоставить все четыре летописных фрагмента, то становится очевидным, что первоначальное сообщение, ставшее основой всех остальных, представляет собой довольно краткое, можно даже сказать скупое уведомление о Куликовском сражении (всего 10 небольших предложений – надеюсь, я через некоторое время размещу вариант реконструкции этого первоначального текста). И только постепенно впоследствии редакторы каждой из летописей (или предшествовавших им летописных сводов) дополняли его новыми элементами или устраняли их. 

Составитель ПЛП дополнил сведения, содержавшиеся в тексте, ставшим основой сообщений в Рогожском летописце, Симеоновской и Новгородской I летописях. Часть сведений представляет собой попытку воссоздания точной хронологии похода Дмитрия. Другие дополнения носили фольклорный, богословский и политико-полемический характер. К ряду фольклорных элементов следует отнести троекратное описание злобы Мамая (в отличие от однократного упоминания в названных выше летописях). Автор ПЛП вкладывает в уста князя многословные обращения к Богу, Богородице и библейские цитаты.

Автор ПЛП обвиняет рязанского князя Олега в предательстве и сообщает о том, что против Дмитрия одновременно с Мамаем выступил литовский князь Ягайло. Заметим, что в первоначальном тексте, присутствующем в Новгородской I летописи о замыслах Ягайлы ничего не сообщается. О позднем происхождении сообщения о походе Ягайлы свидетельствуют слова о том, что тот выступил «со всею силою литовскою и лятьскою», хотя в 1380 г. Ягайло еще никак не мог в борьбе с Москвой опереться на союз с Польшей. О враждебных действиях Олега Рязанского нет никакой информации ни в одной из названных выше трех летописях. Это говорит о том, что антирязанский памфлет был создан в период обострения московско-рязанских отношений, Возможно, эта повесть писалась вскоре после того, как в 1427 г. рязанский великий князь Иван Федорович, внук Олега Рязанского, разорвал договор с Москвой и присягнул литовскому князю Витовту. Эта акция вызвала бурное негодование в Москве. Возможно, что антирязанский памфлет появился еще позже – уже в годы поглощения Рязанского княжества Москвой (1520-21 гг.).

 

Эти небольшие отступления от темы были нужны, чтобы обосновать утверждение о позднем происхождении ПЛП. Теперь вернемся к теме письменного благословения Дмитрия Сергием. Приведем здесь его текст:

[…] и тогда приспѣла грамота преподобнаго игумена Сергия святого старца благословелная, в неи же написано благословление его таково, веля ему битися с татары, «чтобы еси господине такы и пошел, а поможет ти Бог и святая Троица»

Начнем с того, что эта краткая фраза разрывает две сцены, разукрашенные библейскими аллюзиями. Это горький плач в русских городах, уподобляемый плачу Рахили о своих детях, и цитирование как бы в ответ великим князем Дмитрием фразы из 19 псалма. Эти две сцены связаны друг с другом логически и текстуально. И вот между ними вклинивается две фразы, нарушающие эту целостность. Первая фраза о том, что Дмитрий пришел к Дону за два дня до праздника Рождества Богородицы. Эта информация отсутствует в других ранних источниках. Вторая – как раз о получении князем послания от Сергия. Можно заключить, что автор итогового текста ПЛП либо перемежал фрагменты разных источников, либо дополнял имевшийся в его распоряжении текст своими замечаниями и комментариями.

Текст благословения Сергия выпадает из контекста. Это можно утверждать, основываясь на характере предыдущего и последующего фрагментов. В них упоминается Богородица. Здесь же специально отмечается, что Дмитрий подошел к Дону накануне праздника ее Рождества. Но в благословении Сергия Богородица не упомянута: там речь идет о Троице (кстати, это вообще единственное упоминание Троицы в ПЛП).

Еще одна странность – слабое воздействие этой записки на Дмитрия и его окружение. В ПЛП ничего не сообщается о реакции Дмитрия и его приближенных, а тем более воинства, на сергиеву грамоту. Уже после ее получения Дмитрий подходит к Дону, встает на его берегах и «много думающе», так как в рядах его воинства обозначились разнонаправленные стремления: «Ови глаголаху: «Пойди, княже, за Дон», а иние глаголаху: «Не ходи поне же умножишася врагы наша, не токмо татарове, но и Литва, и рязанци»». Если бы ПЛП в том виде, в котором она дошла до нас, создавалась одним автором, то структура размещения событий должна была быть совсем иной. Если автор хотел подчеркнуть особую роль благословения Сергия, то его грамота должна была стать последней, кульминационной сценой перед началом битвы.

Отдельно заметим, что в тексте очевидны швы, соединяющие дублеты, что свидетельствует о компилятивном характере ПЛП. Так, о том, что князь начал ставить полки и облачился в одежду мести, в тексте ПЛП сообщается дважды (оба фрагмента стоят после грамоты Сергия).

Непонятен и характер послания, представленного в грамоте. Сергий благословляет князя на выступление против татар. Но это напутствие лишено смысла, так как выступление княжеских войск из Москвы началось значительно раньше. Сбор войска в Москве должен был занять как минимум две недели. Дмитрий с войском вышел из Коломны на Дон 20 августа. 6 сентября он стоит на Дону. Получается, что о сборе войска в Москве знали уже в начале-середине июля. Это означает, что Сергий либо слишком поздно узнал о намерениях князя, который не потрудился уведомить его о своих планах, либо святитель долго раздумывал о том, давать или не давать Дмитрию свое благословение. То есть сообщение о грамоте Сергия вызывает явно не то впечатление, которое хотел произвести автор ПЛП на своего читателя.

Наконец, нужно отметить, что главным церковным персонажем, который действует в ПЛП, является совсем не Сергий, а коломенский епископ Герасим, который торжественно и публично благословляет Дмитрия Ивановича и «вся воя его». Не трудно объяснить, почему именно Герасиму отводится эта знаменательная роль. Киприан и Пимен отсутствовали в Москве. Герасим был местоблюстителем митрополита. Не удивительно, что после отъезда Михаила-Митяя местоблюстителем был объявлен коломенский епископ – ведь именно Коломна была родиной и местом первоначального служения великокняжеского протеже Михаила-Митяя. Передача функций местоблюстителя при живом канонически законном митрополите Киприане была продолжением курса, осуществлявшегося князем Дмитрием, и не могла быть поддержана сторонником Киприана Сергием. Поэтому уже сам факт того, что Герасим благословил князя Дмитрия исключает возможность того, что тоже самое сделал Сергий.

Когда в ПЛП могла появиться вставка о благословенной грамоте Сергия? То, что в ПЛП Сергий назван «преподобным» и «святым» само по себе еще не означает, что это произошло после канонизации Сергия, которую обычно датируют серединой XV века. Эти эпитеты сами могут быть более поздними редакторскими комментариями. Однако ситуацию можно увидеть с другой стороны: только после того, как Сергий был канонизирован, указание на благословление им Дмитрия получило особое значение для летописца и его целевой аудитории. Даже если принять наиболее раннюю дату прославления Сергия как местночтимого святого (обретение мощей Сергия произошло в 1422 г.), это означает, что сообщение о благословлении им Дмитрия отделяется от событий 1380 г. четырьмя десятилетиями. Кроме того, автор ПЛП не был знаком с Житием Сергия, созданным Епифанием в 1417-1418 гг. и позднее дополненным Пахомием Сербом (Логофетом). Именно в этом Житии сообщается о визите в обитель Сергия «князя великого» перед некоей битвой с ордынцами и личном благословении его Сергием.

 

Мотив утаивания Дмитрием благословения в «Сказании о Мамаевом побоище»

Поздним и самым большим по объему источником о Куликовской битве является «Сказание о Мамаевом побоище». Согласно ему князь Дмитрий со своими приближёнными прибывает в обитель Сергия перед Куликовской битвой. Он отправляется туда из Коломны, где уже собраны войска. Причина этого визита может быть только одна – получение князем благословения Сергия. Естественно, что армия не может не знать о том, что её командующий перед судьбоносным сражением специально направился в Троицу. Это особенно важно, потому что московскому истэблишменту известно о том, что князь Дмитрий был проклят и отлучён от церкви митрополитом Киприаном «по правилам святых отец и соборов».

Визит князя в Троицу должен поднять боевой дух московского войска – нас благословит сам игумен Сергий! Но получив всеми ожидаемое и столь необходимое благословение Сергия и его пророчество о победе своего воинства, князь Дмитрий никому о них не сообщает. Такое развитие событий кажется совершенно фантастичным: ведь утаивание результатов беседы с Сергием, к которому князь прибыл за благословением, должно было создать впечатление о неблагоприятном исходе их встречи – Сергий либо отказался благословлять князя, либо возвещение прозорливца Сергия было неблагоприятно для московского войска. С каким настроением оно, в таком случае, пойдёт в бой?

Из того, что в «Сказании» возникает сюжет с намеренным утаиванием личного благословения в обители, следует, что не было не только личного благословения, но и присылки грамоты Сергия. Если бы о грамоте Сергия с благословением войску князя Дмитрия было известно к началу сражения, то не возник бы мотив утаивания личного благословения князя в Троицкой обители. Какой смысл сообщать армии о грамоте с благословением, умалчивая при этом о благословении личном?

Связать победу в Куликовской битве с именем Сергия было нужно не столько Московскому государству в период его подъёма, сколько церкви. Поэтому именно в церковной среде могли возникнуть два апокрифических предания об участии Сергия в куликовских событиях: о куликовской грамоте Сергия и о тайном благословении.  

Рассказ о тайном благословении Сергием Дмитрия не мог быть изначально связан с рассказом о торжественном и открытом визите Дмитрия. Логика развития событий требует соединения торжественного визита Дмитрия в Троицу с таким же явным и торжественным благословением его Сергием. Но этого комплекса в «Сказании» нет. Значит, эти два рассказа первоначально существовали в двух разных и независимых друг от друга источниках. Какой же из этих рассказов является более древним и соответствующим исторической правде? Если бы торжественный визит Дмитрия в Троицу перед Куликовской битвой был историческим фактом, зафиксированным и широко известным русскому обществу конца XIV в., то не было бы и той социально-культурной среды, в которой возник рассказ о тайном благословении Сергием великого князя и в которой он оказался востребованным. И напротив, вполне естественно предположить, что из потребности связать образ Сергия с Куликовской битвой сначала возникает рассказ о тайном благословении им Дмитрия, а потом уже, на его базе – рассказ о торжественном визите великого князя в Троицу накануне битвы.

Существует такой закон при исследовании текста. Если событие описано в двух источниках, и в одном из них оно дополнено и разукрашено, то, как правило, следует считать эти приукрашивания поздними вставками. «Удовольствие от приукрашивания» (по выражению И. Иеремиаса) – для древнего и средневекового сознания очень характерное состояние. Этакая прелесть автора или переписчика.

В «Сказании о Мамаевом побоище» сообщается о личном благословлении Дмитрия не только Сергием, но и Киприаном! Можно догадаться, как рождалась легенда. Сначала была придумана грамота – сразу говорить о визите Дмитрия к Сергию перед Куликовской битвой в первой четверти XV в. было невозможно. Ведь святитель Сергий умер в 1392 г., и в 1420-е гг. в обители еще могли жить те, кто помнил о том, что происходило в 1380 г. Но затем живые свидетели событий уходят из жизни, и уже ничего не мешает заинтересованным авторам говорить о том, что св. Сергий и митрополит Киприан лично благословляли Дмитрия на битву.