Сергей Кладо - Фёдору Синельникову

Cпасибо за поправки. Град Божий, равно как и Царствие Небесное - русские слова, за которыми для русского уха стоит несколько веков православия, стоит и пахнет, отчего я и употребил латынь - как абракадабру.

По твоим приведенным размышлениям, я вижу, что я ошибался, считая, что твое такое понимание фрагмента связано с какими-то переменами во взглядах на жизнь. Готов вполне принять, что речь идет о разнице аргументов.

Свои аргументы я изложил мало того, что длинно, но еще и сумбурно (последнее - в попытках красноречия, оттенок которого тебе наверняка заметен и сейчас - книжку досоветскую читаю, вот и лезет). И, как ты увидел совершенно верно, не только, чтобы обосновать позицию по конкретному вопросу, но и заодно письменно зафиксировать некоторые положения, на которых основывается мое мировоззрение, но которые до сих пор я высказывал лишь устно. Теперь, когда эта длинная часть в целом выдана (нуждается еще в доработке, несомненно), я могу позволить себе выделить главное.

Я ведь начал "от печки" именно потому, что Иисуса Христа и Бога можно понять друг через друга - Бога через Ешуа, Ешуа через Бога. Зло существует потому, что насилие ДАЖЕ НАД ЗЛОМ (чтобы мы под ним не понимали в любом частном случае) невозможно, если Бог - добро. ЕСЛИ насилие возможно (в одном, отдельно взятом, самом что ни на есть любом крайнем случае проявления зла) - тогда невозможна НИКАКАЯ теодицея, потому что возникает сразу вопрос - почему под это исключение не попал в первую очередь сам первоисточник, антагонист Бога? Иными словами: само существование в мире зла для человека, исповедующего Бога благого, Бога абсолютного добра, есть прямое указание на НЕВОЗМОЖНОСТЬ насилия от Бога. Чистая логика, ничего личного. Личное только в том, что я именно такого и исповедую.

С этой моей позиции я полагаю, что люди на земле, более других знающие Бога, и стремившиеся это знание донести, исповедовали ненасилие - как милосердие, например. Все в разной степени милосердия, и степень милосердия в том или ином учении или практике и есть степень близости этой практики или учения к Богу. Абсолютное милосердие - абсолютная близость к Абсолюту.

Следовательно, если сей Иисус есть Христос (что можно и оспаривать), слова Ешуа о ненасилии следует понимать как универсальные. И никак иначе. Исключения невозможны - см. выше. Про щеку - очень интересно, но ведь не отменяет. И так С КАЖДЫМ, С КАЖДЫМ конкретным эпизодом, как из НЗ, так и из Истории.

Настолько ли Ешуа "от Бога", чтобы не принимать никакое насилие ни в какой форме? Более того, раз Бог - последователен, настолько ли Ешуа "от Бога", чтобы быть последовательным, как Он, и не осуществлять никакое насилие ни в какой форме на земле?

Это - вопрос. Должен ли быть таким Христос, и если должен, то Христос ли сей Иисус? Это вопрос, который можно обсуждать. Вот чего нельзя обсуждать, это то, что - Бог и насилие не совместимы. Ни при каких условиях, ни в каких формах, ни в каких случаях, исключения невозможны. Доказано. Точка. Следовательно, любая уступка Ешуа в этом вопросе, есть уступка в пользу...

Ты пишешь: "И эта динамика касается не только времени, в котором Он развивался, но и конкретных ситуаций, в которых Он действовал." - Нет, Федя. Развивался - это я еще могу принять, но чтобы он юлил - это невозможно.

Дело вкуса, принять или не принять версию, что в Ешуа-человеке Бог пробуждался постепенно (и последовательно, а не в зависимости от ситуаций!) и высшей точкой этого пробуждения было (???), и именно пробуждение как процесс, который наблюдали его ученики, позволили им и их ближайшим последователям развить этот процесс и в себе, "по образу и подобию" и с тоже "неплохими показателями" и через схожие обстоятельства.

Возможно, даже внутри этой версии, что именно перед последним и самым большим испытанием, крестом, у Ешуа дважды происходят "срывы" - с "мечом" и с "бичом". [Кстати, само наличие бича в принципе говорит о том, что Ешуа как Богочеловек был "неполон", если только гонял там всех лично сам. Да даже если и не сам]. Но, даже в этом случае, и то и другое есть именно СРЫВЫ. На любое из трех искушений нельзя было поддаться, а здесь - такая маленькая победа "правды жизни" - возможно, что взаправдашняя, возможно, вымышленная. Проверка на подлинность "парадоксальностью" (я бы прям назвал это методом Мережковского) - это всегда лишь косвенный аргумент и никогда он не может быть единственным. Другой твой фильтр - если вставка, то никто и никак не использовал - слабый. Не использовал - не пригодилось (другие нашлись, конъюнктура внезапно изменилась и пр.), или еще используют - такие "мины" срока давности не имеют, а мы пока еще не в конце истории живем. Парадокс, вопиющее несоответствие - да. Но это философское несоответствие, системное. Оно должно быть концептуально обосновано внутри системы, или быть признано не соответствующим системе. Концептуально обосновать его внутри системы, как мы уже убедились, нельзя. Значит оно ей не соответствует. И это, как мне кажется, самое главное. Я склонен думать, что уровень развития Ешуа накануне ареста был весьма высок. Он изгонял бесов и лечил людей прикосновением (в этом у меня практически нет сомнений) - ему ли бояться бандитов с большой дороги? Или вы думаете, что не встанут на защиту тысячи тысяч ангелов, если я кликну? А ученикам? Грабят - отдали и пошли дальше, или им что - за имущество свое людей резать? И ему ли, так свято верившему, что исполнится то, что дОлжно, думать о самообороне, если даже батюшки у нас на дорогах ремнем не пристегиваются, чтобы не обвинили их в маловерии? Ему ли, знающему, что непротивление есть СИЛА, что непротивление ЭТО И ЕСТЬ СИЛА, настоящая, ему ли заботиться о мечах? Если даже по Москве многие по ночам безоружными из принципа ходят, без мечей? Ему ли вообще заботиться о "дне завтрашнем"? И т.д. и т.п. Или просто нам нужно закрыть на все это глаза? И все это ради того, доктор, чтобы принять фрагмент из Луки за подлинный? Потому что уж больно складно выглядит?

Чтобы выяснить его подлинность по-серьезному, надо его искать в первоисточниках и смысловые параллели ему в других местах. Но это чисто акробатическая наука. Потому что для нас-то главное - неприемлемость насилия ни в какой форме. И каждый раз, когда мы оступимся (по основаниям очень серьезным , мы должны понимать, что мы - оступились. И что он тоже оступился, если фрагмент - правда. Но то, что он оступался, не делает нас автоматически "как он" (право оступаться у нас есть по умолчанию и без него), нам по-любому до него далековато - хоть он и на расстоянии вытянутой руки. И то, что мы, с полным к нему уважением, оступаемся, не делает его автоматически "как мы", хотя он и один из нас, и он всячески это подчеркивал. Вот это есть настоящее ЗНАНИЕ. Насилие есть зло. Любое. Всегда. Без оговорок. Точка.

Другой вопрос, что мы-то - не без оговорок. И мир вокруг нас - тоже.

Ну, так это нам и думать, как совмещать.

Вот накопал суперинтересный текст по вопросу, это выступление в полемике о телесных наказаниях, и контекст тоже любопытный. Я много нового узнал и много нового через это понял. В контексте реализации справедливости через наказание, которое по сути есть лишь оправдание похоти насилия.

http://school.bakai.ru/?id=arh1141120050841

13.05.2009

Фёдор Синельников - Сергею Кладо

Буду периодически использовать идеи Франка и Н. Лосского. Я думаю, ты помнишь о них (по "Миру власти в Розе Мира..."). Бог и насилие несовместимы. В Боге нет насилия, в насилии нет Бога. Здесь все ясно. Эту идею мы с тобой оба разделяем, обсуждать ее излишне. Любое насилие, совершаемое в этом мире есть грех и отступление от Бога. Это тоже понятно. Но...

Конкретный человек в конкретной ситуации (назовем его условно "заступник") может применить насилие против, ну, например, убийцы, покушающегося на жизнь человека, неспособного в этот момент себя защитить. Примененное заступником насилие никоим образом не перестает быть злом и грехом. Но из этого не следует, что заступник не должен был его применять. Это не означает, что другой человек, оказавшийся перед аналогичным выбором, обязан использовать насилие. Здесь в каждом конкретном случае - вопрос личного выбора, личной совести. А совесть - это вещь предельно индивидуальная. Здесь не может быть универсальных императивов. Любой настоящий и глубокий (а значит - свободный) выбор человека - это творчество, а не следование авторитетной догме, даже если эта догма о ненасилии. И, я думаю, Иисус (человек ли, богочеловек) это прекрасно понимал.

Конечно, было бы прекрасно, если бы "заступник" мог остановить насильника и убийцу взглядом, словом или молитвой. Имей этот "заступник" веру с горчичное зерно. И некоторые люди могут остановить словом даже беснующуюся толпу ("Кто без греха, пусть первым бросит камень..."). Но не все достигли такого уровня сознания. И, согласись, было бы странно обличать в грехе богоотступничества заступника (игра слов - случайно получилась; и "случайно получилось" - тоже забавная аллитерация), связавшего серийного убийцу и упрекать его в том, что он маловер. Тем более, если он к тому же сам осознает, что примененное им насилие - даже в отношении этого негодяя - есть зло.

Надеюсь, понятно, что речь не идет об оправдании насилия, о пресловутом выборе "меньшего из зол" и пр. и пр. Здесь вообще количественные критерии не работают. А насилие как принцип оправданию не подлежит. Но что такое "принцип"? Есть, например, в геометрии идеи точки и прямой. Т.с., чистые принципы (эйдосы). Но в мире нет никаких "чистых" прямых и точек. Так же и с насилием. Принцип (эйдос) насилия - от лукавого. Но в силовом действии заступника наряду с проявлением этого принципа может присутствовать и масса иных "чистых" эйдосов, источником которых будет совсем не дьявол.

В этом временно-пространственном мире все перемешано. Здесь нет ни Бога, ни дьявола в "чистом виде". Это не значит, что нужно смириться с "правдой жизни" "мира сего". Это лишь означает, что при стремлении к ограничению эйцехоре через использование универсальных облигатных положений можно придти к прямо противоположным результатам.

Универсальность вести Иисуса в отношении насилия (как я ее понимаю в силу своей ограниченности) состоит в утверждении о несовместимости Бога и насилия, Бога и власти. Но из этого не следует, что существует универсальный императив "от Бога": "никто никогда не имеет права применять насилие".

Теперь о мечах.

Ты пишешь: "Другой фильтр - если вставка, то никто и никак не использовал - слабый. Не использовал - не пригодилось (другие нашлись, конъюнктура внезапно изменилась и пр.), или еще используют - такие "мины" срока давности не имеют, а мы пока еще не в конце истории живем".

Ты сейчас рассуждаешь сходно со сторонниками идеи непогрешимого священного текста - только наоборот. Для них священный текст весь написан Богом, причем так, что хорошая божественная мина может рвануть когда угодно, при любой плохой игре. Ты же готов увидеть в тексте мину дьявола. Вопрос только в том, почему такая слабая мина? Если уж вставлять, так не амбивалентный эпизод, который можно трактовать в том числе и как отказ от насилия ("Довольно"), но что-нибудь посерьезнее - типа "убивающий ради Г-да спасется".

Евангелие писали люди. Причем люди, стремившиеся подкрепить свои личные убеждения ссылками на Иисуса. Евангелие - это проповедь (керигма), созданная для конкретной аудитории. В том числе и Евангелие от Луки. Там все служит определенной цели, которую четко видели перед собой составители (авторы и редакторы) текста. Если у Луки Иисус посылает апостолов купить мечи, а потом их останавливает ("довольно"), то, возможно, Лука хочет показать своим греческим читателям, что Иисус перед арестом не выступал за проведение насильственных акций против Рима. Другое дело, что у Луки в результате получается.

В конце концов, эпизод с бичом представляет собой событие, не менее скандальное. Если в "диалоге о мечах" последним словом Иисуса становится "довольно", то в храме Он лично берет в руки бич. Этот эпизод тоже можно объявить вставкой из-за "нелогичности"? Но ты сам называешь эпизод с бичом "срывом". Почему же не могло быть другого "срыва"?

Ты пишешь: "Чтобы выснить его подлинность по-серьезному, надо его искать в первоисточниках и смысловые параллели ему в других местах. Но это чисто акробатическая наука. Потому что для нас-то главное - непреемлимость насилия ни в какой форме".

"Диалог о мечах" встречается только у Луки. У которого вообще много фрагментов, не имеющих параллелей у других евангелистов. Что не означает, что все эти фрагменты вымышлены позднейшей традицией. "Диалог о мечах" вписывается в логику син. текста: один аспект - это изгнание торгующих, другие аспекты - "да минет меня чаша сия". Впрочем, из этого не следует, что Лк в данном случае первичен по отношению к Мк-Мф...

Отдельно замечу, что если мы будем основываться на ев. свидетельствах, то можно увидеть, насколько динамичен Он был. И борьба в Нем шла до последнего вздоха на Кресте - "Боже, зачем Ты меня оставил". Кстати, финал у псалма, начало которого цитирует Иисус, вполне торжественный.

Теперь о неприемлемости насилия в конкретной историко-культурной ситуации.

Иисус действовал в конкретных социо-культурных и исторических условиях. Он обращался к конкретному народу. Он репрезентировал лучшее начало этого народа. И задача этого народа состояла в совершении духовной революции. При совершении этой революции насилие было недопустимо. И Иисус в себе стремление к насилию преодолел. Отбросив бич в храме (если он вообще его брал в руки - сообщение об этом есть только в Ин, у синоптиков про бич ничего не сказано), Он обрек Себя на бичевание легионерами. Сказав апостолам "довольно" и отказавшись от мечей, Он принял крест.

13.05.2009