Текст Даниила Андреева (под текстом в данном случае можно понимать совокупность трактата “Роза Мира” и поэтических произведений “Русские боги” и “Железная мистерия”) представляет собой предельный метанарратив. Это попытка всеохватного синтеза, включающего в себя всю реальность как таковую. Это предельно инклюзивистская попытка - ее можно было бы охарактеризовать как тотальный интегризм при отсутствии социальной интегрирующей структуры. Андреев не говорит от имени какого бы то ни было сообщества - конфессионального, научного, художественного, литературного или политического. Его текст не манифестирует никакое конкретное социальное поле - он предельно индивидуален, хотя и претендует на небывалую универсальность. Напротив, в своем проективном аспекте андреевский текст претендует на формирование новых социальных полей или радикальное переформатирование старых - предполагает возникновение новой религии, новой науки, нового искусства, новой политики. нового опыта, новой социальности в целом.

Андреевский текст являет собой предельно индивидуализированное, предельно авторское описание открывающейся перед внутренним взором автора реальности - и в этой предельности парадоксальным образом исчезает сам автор, исчезает в тем большей степени, чем более инклюзивным оказывается текст. Вряд ли случайным можно признать тот факт, что текст Андреева появляется примерно тогда же, когда на концептуальную арену выходят мыслители-постструктуралисты. Мы сталкиваемся с явлением, которое можно было бы назвать мистическим постмодернизмом - или, если угодно, альтернативным постмодернизмом. Различные варианты альтернативного постмодернизма, выходя из крипты, подполья, маргинальности на поверхность общемировых культурных процессов, ныне получают именование трансмодернизма или метамодернизма.

Точно так же, как “смерть автора” декларируется постструктуралистами предельно своеобразным авторским способом - вплоть до попыток полной замены всего философского понятийного аппарата и ракурсов созерцания и конструирования реальности - так и Андреев, создавая свой текст, производит радикальное переустройство языка, описывающего и/или конструирующего универсум. Тотальность распада и радикальный отказ от метанарративов, предполагаемые постструктуралистами можно признать практически полностью рядоположной тотальности андреевского синтеза и его метанарративистской предельности. Крайности сходятся - и вещи, достигая своего предела, переходят в свою противоположность. Радикальный отказ от нарративов открывает дорогу к полностью свободному индивидуализированному неоппрессивному творчеству универсалистских метанарративов.

Текст Андреева, таким образом, можно рассматривать как описание личной Вселенной, в которую автор пытается включить все известные ему сферы человеческого опыта и практики - равно как и собственный, индивидуальный мистический, визионерский, творческий опыт. В этом отличие Андреева от Толкиена - последний создает альтернативный универсум со своей собственной историей, языками и культурами, включая в него интерсубъективную человеческую реальность, если можно так выразиться, микродозами, не претендуя ни в какой степени на предельную инклюзивность.