выход

 

Не сказал бы, что этот вопрос меня волнует больше, чем остальные. Но так получилось, что именно он стал тем, который подвиг меня взяться за эту работу.

Настоящая проблема здесь в том, можно ли вообще дать обоснованные исторические ответы на историософские по своей сути вопросы.

Нет, в самой историософии ничего такого страшного нет. Более того, ни один исторический текст вне историософского контекста (хотя бы в вопросах периодизации) просто не будет восприниматься. Проблемы начинаются, когда историю начинают путать с историософией, т. е. исторический факт с его ценностной интерпретацией. Массовое сознание молчаливо предполагает, что если ценностная (т. е. историософская) оценка факта изменилась, то история опровергает саму себя или полностью релятивизируется. Такую картину мы и наблюдаем уже продолжительное время. В итоге история начинает восприниматься как чистое поле мифотворчества, постмодернистской или (чаще) идеологической игры.

В этой ситуации возможны два подхода к истории.

Первый — это рассматривать её как кладовую фактов для подкрепления тех или иных мифов, шаблонов, штампов и идеологем. Тогда у каждого история будет своя.

Второй — рассматривать историю как общее пространство коммуникации, общее пространство смыслов, независимое от идеологических предпочтений спорящих. Это предполагает стремление к объективности, принятие как аксиомы того, что история есть, что она не виртуальна, исторические события действительно происходили, и их можно отличить от вымысла и интерпретаций.

Скажу прямо, второй подход мне представляется более продуктивным. Это «хорошая история».

«Плохая история» начинается там, где реальная история автору и читателю неинтересна, а события воспринимаются только через призму определённых идеологических клише.

Например, при ответе на вынесенный в заголовок вопрос наиболее популярны три мифа (которые вообще являются характернейшими признаками «плохой истории» и комплекса исторической неполноценности): миф о великих предках, миф о великой несправедливости и миф об особом пути.

В соответствии с первым «исторические корни» народа (всегда своего) «удревняются» до немыслимых пределов. Апологеты этого подхода почему-то считают, что древним народом, испокон веков «возглавлявшим» исторический процесс, быть хорошо и тем лучше, чем прискорбнее современность. В этом случае производится либо «приписка» к каким-нибудь древним цивилизациям, либо «совершаются» удивительные «открытия» на своей территории.

Согласно второму текущее печальное положение или «отставание» своего народа объясняется некими непреодолимыми обстоятельствами — климатом, иноземными завоеваниями, коварством соседей или иррациональной ненавистью, которую другие народы испытывают к нашему народу-мученику. Нередко сторонники таких взглядов верят в единственность «правильного» исторического пути и страшно переживают, что «мы» не на нём.

Третий миф именно отставание объявляет высшей ценностью, знаком избранности и исключительности: законы истории могут действовать где угодно, но только не у нас.

Соответственно, при ответе «да, Европа, но…» нередко актуализируются первый и второй мифы, при ответе «нет, не Европа» — первый и третий.

Ирония в том, что уже сама постановка вопроса подразумевает ответ. Ясно, что раз он возникает, то ответ — нет. Никто ведь не спрашивает, Европа ли Шотландия, или Норвегия, или даже Польша. Хотя основания для этого вопроса, вообще говоря, есть. Если под Европой мы понимаем «Запад» (наследник «Христианского мира»), то названные страны вошли в него довольно поздно.

Перед Византией этот вопрос тоже не стоял. Она и так знала, что она Римская империя. А так называемый Запад — провинции, временно занятые варварами.

Советские историки ответили на вопрос положительно и доказали принадлежность России к Европе без большого труда, просто соотнеся базовые события и процессы.

Запад («Европа») — Русь (Россия):

крещение — крещение

империя франков — Киевская Русь

феодальная раздробленность — удельный период

коммунальная революция — вечевые города

сословная монархия — земские соборы

великие открытия — освоение Сибири

абсолютизм — Петербургская империя

и т. д.

На «Востоке» ничего подобного не происходило. Тезис доказан.

Проблемы начинаются с самой бинарной оппозиции Восток — Запад. Члены её явно неравноценны.

Если «Восток» здесь — искусственный конструкт, изобретённый для противопоставления Западу Не-Запада, то «Запад», т. е. Европа, как условная общность обладает значительно большей целостностью и набором характерных черт.

Проявляются они ещё в Древнем мире. Вместо вождеств, перерастающих постепенно в бюрократические деспотические (в той или иной степени) империи, мы видим здесь гражданские общины (полисы) и племена — этнополитические общности со слабым монархом, сильной аристократией и народным собранием. Даже империи (эллинистические и Римская) базируются на гражданских общинах.

В Средние века это уже не племена, а «феодальные государства», построенные по принципу практически неограниченного делегирования власти (в рамках феодальной иерархии) той же аристократии, и формирующиеся на этом фоне новые гражданские общины (коммуны).

Подходит под это описание древнерусское общество? В целом да, с примечанием о неразвитости правовых институтов, регулирующих эти отношения.

Возможно, это последнее обстоятельство способствовало исчезновению гражданских общин в процессе централизации (точнее превращению их в фискальные структуры). Масштабы власти, сосредоточенной в руках правителя, с определённого момента начинают значительно превышать западные стандарты и воспринимаются европейцами как несомненно деспотические.

Были ли в Европе аналогичные процессы, которые можно расценивать как политическую «ориентализацию»? Да. Наиболее яркий пример — поздняя Римская империя (ставшая Византией).

Второй психологически важный момент, связанный с идентичностью, — вопрос вероисповедания. Здесь мы имеем классический случай смены мейнстрима. Т. е. ситуацию, когда периферийное общество принимает ту идеологию духовной метрополии, которая в самой метрополии впоследствии оказывается оттеснённой на периферию. Примеры: Индия и буддийские страны Юго-Восточной Азии; Китай и буддийская Япония; Рим и германцы-ариане. В данном случае метрополия (Византия) не меняет свою идеологию, но утрачивает влияние и сама оказывается оттесненной на периферию европейско-христианской цивилизации.

Методологическая сложность и в том, можно ли вообще отождествлять понятия «Европа» и «Запад». Возможен даже вопрос: а Европа ли Европа? Поскольку в процессе исторического развития идентичность и базовые ценности здесь не раз менялись, различные европейские страны, каждая из которых шла своим путём, то удалялись, то приближались к условному мейнстриму.

Конечно, если принять теорию «конца истории» (т. е. считать, что современное состояние Европы — это и есть естественный закономерный результат её развития и если не окончательная, то предварительная цель, как это в своё время сделал покойный профессор Гегель), то путь каждой страны можно считать ведущим к единому результату — ценностям ЕС, например. Соответственно, те страны, которые не разделяют в полной мере эти ценности, оказываются «неевропейскими».

Альтернативой видится переход от декларируемой закономерности цели (т. е. настоящего или некоего идеала будущего) к поиску закономерностей в самом процессе — попытаться понять его внутреннюю логику, выявив, в частности, циклические ритмы, с учётом их асинхронности в разных странах. Именно этим я и собираюсь заняться.

 

Отредактировано ondatr (Сен. 28, 2014 23:50:45)