Классификация государств

В нашем тексте мы не будем углубляться в проблему диалога метакультур и условности их границ. Мы можем говорить о географическом пространстве метакультуры. Пока в истории существует, например, религиозно-этническое сообщество, мы можем говорить о том, что соответствующая метакультура (маркируемая в традиционном несекуляризированном обществе, прежде всего, религией) выражает себя через эту общность. В свою очередь, территория, занимаемая этой общностью и включённая в государства, ведущей идеологемой которых является конкретный религиозный код, может быть условно определена как политико-географическое пространство соответствующей метакультуры. И поскольку основной темой нашей книги является история великодержавных государств, мы остановимся на более или менее верифицируемом элементе их метакультурной идентификации – официальной идеологии правящей элиты, на той религиозной системе (ее реликтах в секулярных системах), которая легитимирует власть (государственную и конфессиональную). Это позволит нам определять, какая метакультура – как целостность – становится жертвой внешней агрессии. Ведь именно эти темы связаны с вопросом о появлении империонов.

В представленном тексте для определения организованных военно-политических общностей, осуществляющих властные функции на определенной территории, будет использоваться понятие «полития» (как по отношению к империонным, так и неимперионным образованиям). Во многом это связано с проблемой стадиального типирования политических объединений, с дискуссионным характером терминов «государство» и «вождество» и с динамическими изменениями, вносимыми рождением империона в социально-политическое устройство той общности, через которое он начинает проявляться. Нередко политический характер такой общности перед рождением империона и в начальный период его существования еще слишком примитивен для того, чтобы ее можно было причислить к «государству». При этом там, где существование «государства» не вызывает сомнения, мы будем использовать преимущественно этот термин, не используя термин «полития».

В нашем тексте термин «полития» включает в себя и такие социально-политические системы как: раннее государство (вождество); зависимая автономия; конфессиональная структура, распространяющая свой суверенитет на некое географическое пространство (римская средневековая иерократия, католические военно-монашеские ордена в Прибалтике, архиепископства, халифат, власть лам в Тибете и Монголии).

Метакультурная идентичность империона определяется двумя факторами. Его рождением в метакультуре, задающим его базовую метакультурную идентичность, и метакультурным характером той политии, через которую он себя преимущественно проявляет.

Метакультурная идентичность империона определяется идентичностью элиты той политии, через которую он себя преимущественно проявляет. Как правило, базовая идентичность империона и метакультурная идентичность подконтрольной ему политии совпадают. Однако в истории могли наблюдаться весьма сложные процессы, когда империон, рожденный в одной метакультуре и обладавший соответствующей базовой идентичностью, впоследствии оказывался сопряжен с политиями других метакультур. Сопряжение империона с чужой метакультурой может достигать такого высокого уровня, что его базовая идентичность может быть абсолютно нивелирована (например, принятие христианства в Риме в качестве государственной религии). .

Политии (как империонные, так и неимперионные) можно классифицировать по принципу их метакультурной идентичности. Политии, связанные только с одной метакультурой, будут обозначены в нашем тексте как ординарные. Неординарные политии одновременно являются феноменом нескольких метакультур. Можно выделить несколько типов неординарных политий:

- Синтетические. Япония до реставрации Мэйдзи; буддийские государства Дальнего Востока (Цзинь, Си-Ся); Парфия на начальном этапе своей истории; Кушаны от Куджулы Кадфиза и до начала упадка после Канишки; Римская империя при Константине I.

- Комбинированные. В этих политиях в качестве государствообразующих выступают несколько этносов (или политических наций), имеющих свои государственные институции на занимаемых ими территориях. Эти политии в свою очередь можно разделить на два подтипа – симметричные и ассиметричные. Первый подтип характеризуется формальным равенством входящих в состав государства территориальных автономий. В качестве примера можно привести современные Бельгию, Канаду, Швейцарию, Боснию и Герцеговину, Эфиопию. Особый случай представляют Австро-Венгрия после 1867 г. и СССР, в которых при формальном равенстве их частей фактически доминировала та часть, с которой преимущественно был связан империон (Австрия и РСФСР). Второй подтип – это политии, в которых формально доминирует одна территориально-государственная единица какой-либо метакультуры, при этом включающая в себя институционно оформленные субполитии других метакультур. Примерами могут служить средневековая германо-римская Империя (включавшая королевства Италия, Бургундия, Чехия), Австрийское эрцгерцогство, затем Австрийская империя (включающая королевства Венгрию, Чехию), китайские государства («империи») с теорией предустановленного суверенитета – в случае признания его «вассалами».

- Интегральные. Политии этого типа можно разделить на три подтипа. Первый – это полиэтнические политии без территориальной автономии этно-лингвистических общин, являющихся государствообразующими (Люксембург, Сингапур). Второй подтип – полиэтнические политии без территориальной автономии общин, но с их этно-конфессиональным представительством в государственном управлении (Ливан). Третий подтип - это политии, в которых одна из общин доминирует в конфессиональной сфере, при том, что другая община преобладает в военно-политической сфере. Пример – королевства франков (с 496 г.) и вест-готов (с 589 г.) после принятия католицизма в качестве государственной религии. В этих государствах германоязычный элемент доминировал в военно-политической сфере, а романоязычный принимал участие в государственном управлении на вторых ролях, и при том, что государственной религией королевств франков и вест-готов являлся католицизм, государственным языком была латынь, а священство было преимущественно романоязычно.

- Комплементарные. В этих политиях универсальная (надметакультурная) религия является единственной официальной конфессиональной формой для государств метакультуры (примеры – Католические германоязычные политии, Русь после крещения 988 г.).

Отличие синтетических и комплементарных политий состоит в том, что в синтетических политиях один и тот же государствообразующий этнос взаимодействует с самостоятельными конфессиональными системами нескольких метакультур. Сразу несколько конфессиональных систем или этатистских сакрализованных идеологий, связанных с разными метакультурами и имеющих официальный статус, обеспечивают легитимацию политической системы. Например, Япония была политией трех метакультур (Синтоистской, Синической и Северо-Буддийской).

В комплементарных политиях, в отличие от синтетических, роль государствообразующей идеологии играет единственная конфессиональная система. В России или дореформационной Германии господствовала только одна конфессиональная система. У государств Восточно-славянской и Норд-христианской (до Реформации) метакультур не сформировалось собственных конфессиональных моделей.

Тихий дон Диего
Это позволит нам определять, какая метакультура – как целостность – становится жертвой внешней агрессии. Ведь именно эти темы связаны с вопросом о появлении империонов.

Я не считаю, что жервтой внешней агрессии становится метакультура как целостность.

Я уже писал:

“Полагаю, что излишним является тезис о том, что “метакультура как целостность становится жертвой агрессии”. Корректнее сказать, как мне кажется, что агрессии подвергается подконтрольная метадержаве область, Поскольку метадержава явдяется паразитическим образованием, агрессия против контролируемой ею области реальности представляется ангажированному метадержавой человеческому сознанию как агрессия против самой метакультуры - реальности, на которой метадержава паразитирует. Мы не можем говорить о всей целостности, что она становится жетвой агрессии. Кроме того, этот вопрос выходит за рамки тематики этой работы и актуальным становится, только если мы говорим уже не только о метадержавах, но об общей терии метакультур. В данном же случае для нас достаточно того, что метадержава может появиться в том случае, если возникшее в эмпирической реальности метакультурное единство - именно в исторической социокультурной реальности (“в Энрофе”) - оказывается в ситуации угрозы нанесения ему того или иного ущерба (переход к культурному коду агрессора, демографический удар и т.д.). Именно что реагирует что-то в метакультуре - но не метакультура как целостность. “Метакультура как целостность” иначе, прошу прощения, становится похоже на некое “корпоративное фашистское государство”, в котором и рабочий, и олигарх вместе должны противостоять “внешнему врагу”. Можно даже сказать, что реагирует вся метакультура - но различные ее аспекты, различные составляющие ее реалии реагировать могут совершенно по-разному. И некоторые реалии никак не могут быть представлены в качестве “жертв”.

Короче. Нам достаточно, если говорить о появлении новых метадержав, рассматривать такие появления как “запрос” со стороны профанических, низших, редуцированных (можно постараться подобрать более подходящие термины) аспектов метакультурного единства (говоря языком Андреева - эгрегоры, кароссы и т.д.). Тем самым нам не нужно будет в рамках данной работы выяснять и прорабатывать вопрос о взаимотношениях высших аспектов метакультуры и метадержав, имеющих отношение к этой метакультуре.

Прерывание связи конкретных человеческих общностей с эйдосом метакультуры угрожает существованию низших аспектов метакультуры, для которых приоритетом является выживание любой ценой (поскольку существовать они могут только при наличии связи эйдоса с социальными группами). И даже если вопрос о выживании не грозит - любой, даже не такой значительный ущерб, который они могут в результате того или иного исторического процесса потерпеть, может послужить триггером процесса, в ходе которого появляется метадержава.



Любая культурная целостность многоаспектна и многоуровнева. Можно говорить о высших творческих пластах метакультуры, а можно говорить о низших, побочных или паразитарных. Любая культурная целостность расслаивается подобным образом. Так,в научном сообществе существуют его идеалы, высшие принципы, связанные с этическими ценностями познания, открытости и т.д. Но в научном сообществе существует бюрократический аппарат, коррупция, косность, ангажированность властными элитами и множество других реалий, формирующих “низ сообщества”, не имеющий прямого отношения по своей сути к пластам высшим - или вовсе не имеющий к высшим ценностям сообщества отношения, но паразитирующий на нем. При этом структуры низа и персоналии, озвучивающие “голоса” этих структур вынуждены легитимировать свое существование для людей, имеющих отношение к данному социокультурному единству, позиционируя себя в качестве служителей, защитников и менеджеров этих структур, без которых сообщество не сможет существовать в реальном мире жесткой конкуренции, борьбы за выживание на уничтожение. В результате манифестаторы побочных и паразитических структур навязывают социокультурному единству жесткие иерархические структуры господства-подчинения.

Мы можем только предполагать, каким именно образом происходит возникновение метадержавы во всех подробностях. Можно выдвигать самые различные гипотезы, какое отношение имеют высшие аспекты метакультурного единства к появлению аспектов низших, побочных и паразитических - а также в принципе необходимых вторричных, но пытающихся навязать аспектам первичным, высшим, принципиальным свое господство. Эта тема вызывает большой интерес у авторов этой работы, но выходит за пределы тематики последней.

Нам достаточно будет сказать, что метадержава появляется в метакультуре в результате неких процессов, происходящих в низших слоях метакультуры. Эти низшие слои проявляют себя в культуре прежде всего как властные жесткие иерархии и “горизонтальные” социокультурные явления, формирующиеся на основе применения грубых шовинистически-ксенофобских оппозиций типа “свой/чужой”. Процессы в низших слоях метакультуры, приводящие к появлению метадержавы, связаны с внешней угрозой, которую чувствуют “вертикальные” и “горизонтальные” образования этих низших слоев. Эта угроза не обязательно должна быть угрозой уничтожения, угрозой самому существованию этих образований. Это может быть угроза меньшего масштаба - например, угроза сужения сферы влияния. Такого рода угроза создает “пространство”, в котором может появиться метадержава, новая значительно более мощная низовая структура в метакультуре, которая подвергает остальные низовые структуры серьезному переформатированию - однако для появления метадержавы нужно совпадение еще ряда факторов, так что не каждая угроза низшим слоям метакультуры приводит к появлению метадержавы, но лишь некоторые, в определенных случаях. Об условиях появления метадержавы мы в дальнейшем поговорим особо.

Поскольку низовые слои метакультуры, как мы уже отметили чуть выше, позиционируют себя в качестве хранителей и защитников метакультуры, то угроза им самим интерпретируется конкретными человеческими манифестаторами этих метакультурных слоев как угроза непосредственно самой метакультуре. Софистика рэкета имеют особо высокую эффективность, поскольку жесткие агрессивные низовые структуры, представляющие низовые аспекты како-либо социокультурного единства, могут уничтожить физически людей, входящих в иное социокультурное единство, а могут разрушить социокультурные связи внутри сообщества, в результате чего такое сообщество деградирует, в результате серьезных помех в процессе внутрисоциокультурной коммуникации. Но если говорить грубо, “угроза”, могущая привести к появлению новой метадержавы, манифестируется как один из вариантов крика “наших бьют”.

Мы не знаем, каким угрозам подвергаются высшие пласты метакультур и подвергаются ли они угрозам вообще. Мы можем только констатировать тот факт, что низшие метакультурные пласты - вертикальные и горизонтальные - подают сигнал тревоги и пытаются мобилизовать людей, что удается в той степени, в какой они укоренены в сознании/психике последних”.

Тихий дон Диего
Например, Япония была политией трех метакультур (Синтоистской, Синической и Северо-Буддийской). Как конфессиональные, так и культурные структуры каждой из них обеспечивали легитимацию политической системы.

Не понимаю, что в данном случае значит “культурные стуктуры”.

Дмитрий Ахтырский
Не понимаю, что в данном случае значит “культурные стуктуры”.

Пожалуй, термин неудачен. Имелось ввиду то, что в Японии огромную роль играло конфуцианское мировоззрение, во многом определявшее систему образования, формальной и неформальной социальной иерархии, ценностные установки в социуме.