Классификация религий

Для построения метакультурной карты и создания номенклатуры империонов, важно ввести специальные классификации религий.

1) Текстоцентричные и нетекстоцентричные. Текстоцентричными мы называем те религии, которые имеют свой формализованный священный канон. К таковым можно отнести иудаизм, христианство, ислам, маздеизм, манихейство, индуизм, буддизм, джайнизм, сикхизм, бон. Отчасти к текстоцентричным религиям можно отнести феномены восточно-азиатского культурного комплекса (конфуцианство, даосизм, синто). В случае с этими религиями приходится делать множество оговорок. Во-первых, в Китае феномены такого рода как, например, конфуцианство, имеют два взаимосвязанных аспекта, обозначаемых как цзяо и цзя (что весьма условно можно перевести как “верования” и “школа”). Во-вторых, отношение к текстам, включенным в канон, в Китае и Японии существенно отличается от того, что мы видим в авраамических религиях, индуизме или маздеизме.

Кроме того, нужно особо отметить, что все религии не сразу становятся текстоцентричными, а приобретают это качество в процессе своей эволюции.

2) Профетические и непрофетические. В профетических религиях ключевую роль играет личность харизматического основателя. Непрофетические религии не выделяют какого-либо основателя в своей истории.

3) Профетические религии можно дополнительно подразделить на первично-профетические и производно-профетические. Первично-профетическими являются религии, возникшие в культурной среде, в которой отсутствовало закрепленное на государственном уровне доминирование какой-либо текстоцентричной религии. Примерами таких религий являются иудаизм, маздеизм, ислам, бон. Производно-профетические религии возникают в результате деятельности исторического персонажа (или легендарного основателя) – пророка, начинающего свою проповедь на территории государства, в котором официально закреплено доминирование другой текстоцентричной религии. Примером таких религий являются джайнизм и буддизм (Махавира и Будда начинают свою миссию на территории брахманистских государств), христианство (Иисус учил на территории, где действовали религиозные законы иудаизма), манихейство (Мани начал свою миссию в государстве Сасанидов, государственной религией которых был маздеизм), сикхизм (Нанак начал проповедь на территории Делийского султаната, контролировавшего индуистские земли).


Религии и критерии выделения метакультур

На одной географической территории могут сосуществовать несколько метакультур. И даже так - одно государство может иметь несколько метакультурных идентичностей. Наиболее выразительным примером такого государства является Япония до реставрации Мэйдзи. Это государство имело сразу три метакультурные идентичности: синическую (китайскую), буддийскую и синтоистскую.

Религии, как и любые идеологии, развиваются и трансформируются. Текстоцентризм и даже профетизм (легендарная фигура пророка-основателя) могут сформироваться на довольно поздних стадиях развития религии. Но сам факт существования текстоцентричной и/или первично-профетической религии (до вступления общности в эпоху гражданской нации) – это один из признаков существования метакультуры.

В том случае, если мы не обнаруживаем у лингво-культурной общности, исповедующей такую религию, других метакультурных признаков (в том числе и письменности), ретроспективно можно относить возникновение метакультуры к эпохе сложения самых ранних священных текстов, вошедших в канон.

Появление первично-профетической и/или текстоцентричной религии (к таковым относятся иудаизм, ислам, маздеизм Заратуштры, бон, отчасти - конфуцианство и даосизм) может быть связано с началом формирования новой метакультуры, но может происходить в лоне уже существующей метакультуры.

Важное значение имеет характер отношения представителей новой религии к религиозно-культурной среде, в которой эта религия возникла. Например, иудаизм и ислам формировались в резкой оппозиции к «язычеству» Ханаана и джахилии. А конфуцианство и даосизм никогда не отторгали существовавшую в Китае религиозную традицию. Но это не единственный фактор.

Возникновение первично-профетической религии может происходить на географической периферии другой метакультуры или в условиях ее угасания в истории, при том что она успела сформироваться (то есть у нее есть или была своя развитая письменность, крупные города, государственность, монументальная архитектура, обработка металлов), но не имеющей своей профетической текстоцентричной религии, или же метакультуре, лишь только начинающей свое становление (не имеющей ни письменности, ни городов, ни государственности). Примером первого варианта являются евреи и арабы-мусульмане (периферия или реликтовое состояние той метакультуры, к которой относились семиты-политеисты). Примером второго – иранцы, которым проповедовал Заратуштра (хотя здесь мы встречаем как раз резко отрицательное отношение к религии дэвов), или тибетцы – приверженцы Шенраба-основателя.

Проблема метакультурной идентичности связана с вопросами этнических миграций. И здесь, опять же, характер религии мигрантов имеет особое значение. Если лингво-культурная общность становится объектом иноэтнической агрессии или миграции, и ее этносы впоследствии принимают религию победителей или переселенцев и усваивают их священные тексты, то мы можем заключить, что к началу этих миграционных процессов автохтоны и мигранты не могут являться носителями одной и той же метакультурной идентичности. В качестве примера можно привести взаимоотношения дравидов и мигрировавших на Индостан индо-ариев или персов-маздеистов и арабов-мусульман, завоевавших государство Сасанидов.

Сходная ситуация наблюдается в том случае, если религия, возникшая в одной метакультуре, получает распространение в государствах другой метакультуры. В данном случае мы можем говорить о том, что одна метакультура замещает собой другую. Примером может быть распространение ислама в странах Юго-восточной Азии.

Появление в государстве, в котором доминирует текстоцентричная религия, профетической фигуры, которую впоследствии определили в качестве основоположника уже новой текстоцентричной религии, нельзя связывать с новой метакультурой (Махавира, Будда, Иисус, Мани, Нанак).

Текстоцентричная производно-профетическая религия обладает потенцией охвата сразу нескольких метакультур. Но о возможности возникновения и/или существования новой метакультуры, идентификатором которой является такая религия, можно говорить лишь после того, как эта религия проникает в пространство другой этно-лингвистической среды (иной группы языков) и становится на этой территории официальной. Религиями, охватившими несколько метакультур, стали буддизм и христианство, но не стало манихейство.

Еще одной религией, которая как христианство и буддизм, оказалась связана с несколькими метакультурами, является индуизм (на одном из этапов формирования одной из них – метакультуры Юго-восточной Азии), – единственная в истории непрофетическая текстоцентричная религия. *(о проблеме взаимосвязи этих метакультур мы поговорим чуть ниже).

Одним из важнейших элементов при установлении метакультурной идентичности и границ метакультур является этно-лингвистическая идентичность, которая достаточно легко верифицируется, и географическая континуальность этно-лингвистических общностей.

В том случае, если нетекстоцентричные и непрофетические религии распространены в одной и той же географически-континуальной лингвистической области (одна группа языков) и при этом они сохраняют политическую суверенность, мы можем говорить о том, что они охватываются одной и той же метакультурой. В качестве примера можно привести древних семитов-политеистов, принадлежавших к одной и той же метакультуре.

В истории встречаются этно-лингвистические общности, одна часть которой исповедует текстоцентричную первично-профетическую религию, а граничащий с нею мир остается привержен нетекстоцентричной непрофетической религии. В данном случае важно учитывать уровень развития общности, приверженной этой непрофетической и нетекстоцентричной религии, - обладает ли она набором характеристик метакультуры. Если да, то это две разные метакультуры (например, древние иудеи и другие семиты-политеисты). Если нет, то перед нами просто менее развитая в цивилизационном отношении периферия той же метакультуры (например, персы и мидийцы представляли собой средоточие метакультуры, а скифы – ее периферию).

Для определения метакультурной идентичности имеет значение сохранение суверенной государственности, легитимируемой этой религией до эпохи существования гражданской нации. Этот фактор служит достаточным признаком того, что эта религия является феноменом отдельной метакультуры, в том случае, если соответствующая лингво-культурная общность вошла в метакультурную фазу до знакомства с результатами технологической революции Нового времени, а ее религия не является профетической и текстоцентричной. В качестве примера такой религии можно привести синто.

Особую сложность представляют случаи, при которых текстоцентричные и производно-профетические религии охватывают родственные этносы. Например, восточными христианами-халкедонитами являлись болгары и восточные славяне; близкородственные в лингвистическом отношении сербы и хорваты принадлежат к разным конфессиональным группам в рамках одной и той же текстоцентричной производно-профетической религии (христианства); языки восточных славян-халкедонитов и поляков-католиков относятся к подгруппам одной семьи языков; буддисты-сингалы являются индо-ариями (в лингвистическом отношении) как и индуисты Северной Индии. Поскольку текстоцентричная производно-профетическая религия может быть идентификатором нескольких метакультур одновременно, выявить их и определить метакультурную идентичность соответствующих государств оказывается весьма проблематично.

Отчасти нам может помочь здесь критерий географической дискретности. Например, в момент принятия христианства князем Владимиром в 988-989 гг. Русь не имела общей границы с Болгарским царством. То есть в данном случае мы как раз сталкиваемся с дискретностью этно-лингвистического пространства. Другой пример – сингалы-буддисты, которые оказались отделены от индо-арийцев северной Индии массивом дравидических этносов. Здесь опять же географическая дискретность в сочетании с религиозными различиями позволяет допустить возможность существования у ариев-индуистов севера Индостана и сингалов-буддистов Шри-Ланки двух разных метакультур.

Здесь же возникают вопросы: к одной или разным метакультурам относятся индуисты-арии и индуисты-дравиды, буддисты-неварцы и буддисты-арии средних веков? Ведь это всё представители двух разных языковых семей. Таким образом они могут быть и представителями двух разных метакультур. Впрочем, из этой возможности совсем не следует обязательность такой дифференциации. Но и наличие общей границы родственных в лингвистическом отношении этносов еще не означает, что они принадлежат к одной метакультуре (выше уже шла речь о поляках и восточных славянах). В этих случаях мы вынуждены искать дополнительные критерии для определения метакультурной идентичности стран и народов. Как раз одним из таких критериев (хотя и ковсенных) становится теория империонов.

* Индуизм (во всех его хронологических аспектах – ведической религии, брахманизме) – это единственная текстоцентричная непрофетическая религия. Это качество индуизма лишает нас возможности однозначно определить, могла ли такая религия охватывать несколько метакультур. Ведь ключевым элементом, позволяющим текстоцентричной религии выйти за пределы метакультуры, в которой она возникла, и охватить еще несколько метакультур, является ее производно-профетический характер (как это было с христианством и буддизмом). И, напротив, текстоцентричные первично-профетические религии при распространении за пределы изначального (в лингвистическом отношении) географического пространства метакультуры не дают импульс образованию новых метакультур и не формируют их, а сопровождаются распространением изначальной метакультурной идентичности (например, иудаизм, ислам, маздеизм).

Индуизм был воспринят инолингвистическими по отношению к индо-ариям сообществами: дравидами, неварами и народами Юго-восточной Азии (на ранней стадии формирования их государственных систем). При этом за пределы индо-арийской общности – на дравидический юг Индостана, в Непал и в Юго-восточную Азию – производно-профетические текстоцентричные религии Индии (прежде всего, буддизм) стали распространяться одновременно с индуизмом. Более того, есть основания полагать, что в Непал и ЮВА буддизм проник даже раньше индуизма (отметим, что в Средней и Восточной Азии проникновение буддизма вообще не сопровождалось распространением индуизма). Таким образом, мы можем допустить оба варианта метакультурной идентичности непальских (неиндоевропейских тибетоязычных), юговосточноазиатских этносов и даже дравидических этносов: они могли относиться и к Индийской метакультуре или же они стали носителями новых метакультурных идентичностей.

В случае с Юго-восточной Азией еще одна сложность состоит в том, что буддизм и индуизм проникали в этот регион не только из Северной, но и из Южной Индии, то есть из районов проживания телугу и тамилов. Тем самым этносы ЮВА сближаются с иноэтническими по отношению к северо-индийским ариям – носителям первичной идентичности Индийской метакультуры. И в этом случае возникает теоретическая возможность того, что дравиды и этносы ЮВА представляют собой массивы одной и той же метакультуры, отличной от Индийской.

Мы не имеем возможности предложить очевидные критерии для определения времени разграничения Индийской и ее «дочерних» метакультур. Возможно, что это разграничение вообще не может быть обозначено на хролонологической шкале. Мы можем лишь сказать, что в начале XIII века Индийская метакультура из-за мусульманского завоевания северного Индостана и тотального уничтожения здесь буддийских центров утратила одну из своих религиозных идентичностей. А в конце XIII века религиозное размежевание произошло в метакультуре Юго-восточной Азии: ее ключевым религиозным идентификатором стал буддизм.

Для установления того, что кроме Индийской существовала еще и метакультура ЮВА (мы будем называть ее в дальнейшем Аустразийской или Самудранской), и для определения этнических границ между этими двумя метакультурами, мы будем использовать империонный критерий. Об этих разграничениях мы поговорим специально в главах об империонах Индии и ЮВА.

Религии и критерии выделения метакультур (продолжение)

Характер формирования священных текстов производно-профетической текстоцентричной религии является еще одним метакультурным идентификатором. Этот процесс может происходить как в этно-лингвистическом пространстве той метакультуры, в которой действовал исторический персонаж, определяемый ее адептами религии как ее ключевая фигура, так и за его пределами, уже в инометакультурной этно-лигвистической и среде. В первом случае процесс формирования новой религии оказывается связан со старой метакультурой (в качестве примера можно привести джайнизм, буддизм, даосизм), во втором – уже с новой (как это было в случае с христианством).

Лингвистическая среда, в которой развивается производно-профетическая текстоцентричная религия – это не единственное, что позволяет нам различать метакультуры. Выше мы уже отмечали, что, например, евреи-монотеисты и семиты-политеисты, несмотря на лингвистическую близость, были связаны с разными метакультурами. И арамейский язык в начале нашей эры был языком двух метакультур – Циркум-Месопотамской и Еврейской. Поэтому даже формирование христианского канона в арамеоязычной среде еще не означало бы, что здесь не происходит становление новой метакультуры.

Нужно выделить еще один весьма специфический случай – манихейство. Эта была первая текстоцентричная профетическая религия, возникшая в условиях синкретизма нескольких текстоцентричных профетических религий – маздеизма и формировавшегося христианства. Мани родился в Вавилонии. Его родным языком был, по всей видимости, парфянский, но при этом он свободно знал и арамейский язык. До того, как Мани провозгласил свое учение, он был членом одной из иудео-христианских общин в Вавилонии. При этом Мани как религиозный проповедник действовал преимущественно на территории иранского (Сасанидского) государства, официальной религией которого стал очередной вариант «имперского» маздеизма.

Основная часть манихейского канона была написана самим Мани на арамейском языке (Мани в данном случае уникален – он единственный основатель религии, который сам составил ее письменный канон из своих собственных сочинений). И только одна – была создана на средне-персидском языке (Шапуракан). Как уже было отмечено выше, арамейский язык в Западной Азии в III веке н.э. был полиметакультурным феноменом: на нем говорили как политеисты этого региона, так и иудеи и часть иудео-христиан. Кроме того, он играл роль lingua-franca в западных областях Парфянского, а затем и Сасанидского государства. Использование арамейского и средне-персидского языков при создании книг манихейского канона показывает, что манихейство было производно-профетической религией по отношению и к маздеизму, и к иудео-христианству. И соответственно эта религия возникла в двух метакультурах – Иранской и одной из христианских.

Письменность, мифология, стиль

Особое значение для различения метакультур или, напротив, для рассмотрения локальных культур в рамках одной метакультуры, имеет письменность. Здесь нужно выделить два момента: 1) связана или не связана этно-лингвистическая общность с профетической текстоцентричной религией; 2) какой характер имеет письменность, используемая этно-лингвистической общностью (иероглифика, силлабо-идеографическое письмо, слоговое письмо, консонантный алфавит, консонантно-вокалический алфавит). Если в этно-лингвистической общности отсутствует или не доминирует текстоцентричная профетическая религия, то сложность письменности является одним из самых значимых критериев, позволяющим идентифицировать метакультуры. Очевидно, что усвоение этно-политической общностью иероглифики более развитой культуры предполагает гораздо большее погружение этой общности в другую цивилизацию, нежели усвоение ею алфавита. При этом в рамках одной и той же метакультуры могут сосуществовать разные системы письма.

Еще один аспект, который мы можем принять во внимание при идентификации метакультур и определении их географического пространства - это мифология, стиль архитектуры и изобразительного искусства, литературные заимствования. Этот аспект имеет особое значение в тех случаях, когда мы рассматриваем этно-лингвистические общности, не исповедующие профетическую текстоцентричную религию. В некоторых случаях тождественность религиозно-мифологических систем прослеживается сравнительно легко (например, у шумеров и аккадцев). Но в целом при рассмотрении стиля и мифологии в таких общностях идентифицировать метакультуры оказывается весьма проблематично, поскольку формализовать соответствующие критерии в данном случае крайне сложно.

Для идентификации лингво-культурных сообществ, не связанных с текстоцентричными профетическими религиями, необходимо обратить внимание на переводы художественных религиозно-мифологических текстов с языков, метакультурная идентичность которых определена - особенно если это происходит вместе с заимствованием письменности у более развитых соседей. Например, хетты использовали аккадскую клинопись и формировалась под значительным влиянием переводной хурритской и аккадской литературы. Если к тому же учитывать близость мифологий хеттов, хурритов и аккадцев, то мы можем рассматривать всех их как этносы одной и той же метакультуры.

Вводимые критерии метакультур являются предварением теории империонов. В свою очередь теория империонов позволяет нам в ряде случаев выявлять метакультуры, устанавливать их лингвистический и политический характер, намечать метакультурную идентичность значительного числа государств.

Желательно было бы привести примеры непрофетических религий. На каком основании мы можем счесть некую религию непрофетической? Где провести демаркацию?

Тихий дон Диего
На одной географической территории могут сосуществовать несколько метакультур

Метакультуры на территории могут проявляться, но не “существовать на территориях”.

Тихий дон Диего
Возникновение первично-профетической религии может происходить на географической периферии другой метакультуры или в условиях ее угасания в истории, при том что она успела сформироваться (то есть у нее есть или была своя развитая письменность, крупные города, государственность, монументальная архитектура, обработка металлов), но не имеющей своей профетической текстоцентричной религии, или же метакультуре, лишь только начинающей свое становление (не имеющей ни письменности, ни городов, ни государственности).

Эту фразу надо разбить на части - в общем, как-то прояснить. Через нее продраться практически невозможно.

Тихий дон Диего
Если лингво-культурная общность становится объектом иноэтнической агрессии или миграции, и ее этносы впоследствии принимают религию победителей или переселенцев и усваивают их священные тексты, то мы можем заключить, что к началу этих миграционных процессов автохтоны и мигранты не могут являться носителями одной и той же метакультурной идентичности.

Почему?

Все это разнообразие условий и критериев наводит на мысль, что первична номенклатура, а критерии подбираются вторичным образом.

Почему индуизм - непрофетический, и на каком основании мы можем говорить, что это индуизм - этио одна религия, а не конгломерат нескольких или многих?

Тихий дон Диего
особенно если это происходит вместе с заимствованием письменности у более развитых соседей.

Посмотри свой последний пост в этой ветке, третий абзац. Попробуй изменить фразу так, чтобы исчезло слово “это”, имеющее отношение к “переводам”.

Тихий дон Диего
Например, хетты использовали аккадскую клинопись и формировалась под значительным влиянием переводной хурритской и аккадской литературы.

“Формировалась” - кто?