Не летят оне. Уже изобрели братья Монгольфье что-то круглое, поднимающее в воздух маркизов и баранов, а братья Райт взлетели сами на чем-то продолговатом. Уже поехал в баллистическом лифте на тринадцатый орбитальный этаж Гагарин, уже активисты общества “Знание” выдвинули свой убийственный аргумент “космонавты летали в космос, а бога не видели”. Уже и самая знаменитая альфа-моль нашего времени возглавила стаю стерхов - а эти все не летят.
Но ведь нам обещал их сам Джоржано Бруно! Он соблазнил нас идеей множества обитаемых миров, мы все уже почти с младенчества были готовы записываться в “Группу свободного поиска” и продолжать в более солидном возрасте продолжать свои вдохновенные труды в “Комиссии по контактам” - но судьба распорядилась иначе, и мы отправились во внутренний психокосмос на маленьких квадратных коврах-самолетах.
И очень вовремя поняли, что возможно все. В то самое время, когда живущие с дивидендов Бруно “ученые в законе” решили, что не к лицу серьезным людям верить в летающие тарелочки. Что быть на белом свете и высвечиваться тонкими и толстыми линиями в спектральном его анализе позволено лишь тому, что их комиссии допустили к существованию. Унылые солдаты добропорядочного скепсиса, решили запечатать кувшин с джинном фантазии печатью своего “нет” всему тому, что не доказано. А то, не приведи батюшка научный метод и матушка эволюция, люди забалуют, растеряют чувство ответственности и начнут верить в тарелочки с голубой каемочкой, которые прилетят с альфацентаврическими волшебниками, покажут инопланетное кино, даром раздадут стопятьсот космических эскимо, и никто не уйдет обиженным.
Но возможно все-таки все - даже то, что эти заботящиеся о нашей нравственности существа лишь на публику надевают свои скептические маски, пряча под ними мудрые инопланетные мозги или их небелковые аналоги. Ведь сверхразумные и доброжелательные сверхсущества могут и впрямь не желать, чтобы в них верили корыстным образом, не заниматься грубым прогрессорством, способным погрузить человечество в патерналистское болото. И вот-вот лектор, ответив “конечно, нет” на вопрос о существовании привидений, медленно растает в воздухе. Сие предположение, впрочем, сильно теряет для меня в своей вероятности в свете соображения, что мудрые доброжелательные сверхсущества не будут нам врать - а потому лекторы эти, бессознательно улавливая мудрый месседж из высших сфер, добавляют к нему свои собственные ограниченные соображения, как это часто бывало в человечеческой истории.
Итак, речь я веду прежде всего о правах возможного на существование. Но примером возьму относительно кошерных для правоверных сциентистов инопланетян - ибо допущение существования дэвов, асуров, ангелов и стихийных духов для них так фундаментально табуировано, что мне нечего будет найти в сциентистских архивах для иллюстрации моих предположений. За допущение хотя бы намека насчет “интеллектуального дизайна Вселенной” ученого его коллеги могут подвергнуть инквизиционному суду с высшей мерой в виде остракизма. А когда речь идет о внеземных цивилизациях, в которых “средневековые мракобесы” не верят (или считают явлениями нечистой силы) - тут сциентист расслабляется и может позволить в своей среде разномыслие, даже и весьма радикального свойства. Попробую воспользоваться этим весьма облегчающим мою задачу обстоятельством.
В 1960 году пират Фрэнсис Дрейк… нет, простите, доктор Фрэнк Дрейк составил некое уравнение, из которого следовал вывод о том, что обитаемые разумными существами миры встречаются во вселенной даже чаще, чем свободная мысль в кругах членкоров научных академий. Финансирование проектов, имеющих целью обнаружение внеземных цивилизаций быстро вышло на новые уровни. Мечтателей хватало и раньше - но тут, полагаю, подключились слуги безопасности, живо представившие приближение к Земле “Непобедимой армады” под флагом какой-нибудь метагалактической Испании, а также экспедиций межзвездных Кортесов и Писарро.
Антитезисом к вытекающему из уравнения Дрейка предположения стал “парадокс Ферми”. Сей Ферми, один из создателей атомной бомбы, заявил: “Ну и где они, в таком случае?” Вероятно, он понял, что надо спасаться - ведь такого талантливого оружейника могут заставить изобретать новейшие варианты приветствий для гипотетических визитеров. Объявление же фронта работ несуществующим - неплохой способ попытаться уклониться от выполнения оных работ. Все просто - “чего не было, того и не будет”. Прекрасная индуктивная логика - надо сказать, очень древняя.
Не совсем, правда, понимаю, почему “диалог” Дрейка и Ферми назвали “парадоксом” и почему именно “парадоксом Ферми”. Есть масса возможных причин, почему мы до сих пор не встретили на нашей планете ни одну делегацию, прибывшую с официальным дружественным визитом - и ни одну армаду, которой могли бы попытаться дать отпор. А если мы можем предложить объяснительные модели, вполне рационально разрешающие проблему - то парадоксом такую проблему обычно не называют.
Фермианская позиция заключается в том, что разумная жизнь на Земле одинока - по крайней мере, одинока в нашей Галактике, поскольку в ином случае мы бы наблюдали активность инопланетных форм жизни.
Две стороны в этой по ряду причин (о них пойдет речь чуть ниже) весьма примечательной дискуссии - есть ли во Вселенной разумная жизнь - конечно, могут иметь свои самые разнообразные мотивации в этом споре. Сторонникам положительного ответа может быть вменено желание переложить бремя ответственности за существование человечества на плечи старших (или даже Больших) братьев по разуму. А может быть, даже и отцов - поскольку некоторые выдвигают гипотезу, что жизнь на Земле вообще и человеческая форма жизни в частности возникли и развиваются под контролем одной или нескольких высокоразвитых внеземных цивилизаций. Что еще? - жажда чудес и прочей экзотики, восторженность, умножение сущностей без необходимости, попытка уйти от сложных научных и философских проблем с помощью всеобъясняющей концепции “вмешательства извне”. И некоторые сциентисты понимают, что инопланетян вполне можно попытаться поставить на место прежних объектов поклонения.
Однако скептиков тоже можно упрекнуть в попытке легитимировать рационально собственные психологические установки. В частности, весьма деструктивные и в области познания - например, гордыню собственным величием. Антропоцентристы в науке пытаются отрицать не только внеземной разум, но и крайне критично относятся к предположениям о наличии разума у животных. Вполне можно предположить, что они просто не желают никому отдавать первого места, не желают признавать иных претендентов на роль “венца” - все равно, венца чего именно, творения или эволюции.
Для многих весьма важно чувствовать себя “царем горы”. И в вопросе статуса инопланетян и животных обнаруживается весьма любопытная параллель между учеными-скептиками и адептами авраамических религий. Последние в наши дни весьма лояльно относятся к идее нашего одиночества во Вселенной. Пусть она оказалась куда больше, чем казалось авторам авторитетных в их традициях текстов, пусть Земля оказалась в ней весьма скромной по сравнительным размерам и подвижной - зато наша планета, будучи единственным в космосе местом обитания разумных существ, остается пусть не геометрическим, зато ценностным центром мира. И недаром современные традиционалистские теологи столь часто пользуются в качестве аргумента в пользу своих построений “антропным принципом”. Какая бы большая Вселенная не была - а создана она была, по их мнению, для человека.
Так что большой вопрос, кто “льет на мельницу сил реакции” больше воды - скептики или энтузиасты. Недаром по многим вопросам - например, таким, как отношение к экстрасенсорике и другим так называемым “паранаукам” - ученые-скептики и религиозные фундаменталисты выступают чуть ли не единым фронтом, имея общих противников. Таким образом, скептиков, следуя их собственной логике, можно обвинить в том, что те тащат за собой атавистические антинаучные антропоцентристские хвосты, коренящиеся в самой что ни на есть религиозной догматике - и ради сохранения этих хвостов готовы пойти даже и на практически прямой сговор с этими самыми “силами реакции”.
А что до антипатии по отношению к новому и необычному - то она, может быть, гораздо более пагубна для познающего, чем жажда “чудес”.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ