выход

Начну, пожалуй, сразу с вывода, ради которого и решил написать этот текст: в демократическом государстве не должно быть спецслужб. А точнее, чем больше в стране профессиональных стукачей и тайных палачей, тем меньше в ней демократии. Ибо все, что существует в тайне от граждан и в то же время по факту властвует над ними, существует не по праву. По закону, но не по праву. Законы, как известно, бывают неправовыми — драконовскими, расовыми, Линча, джунглей еtc. Законы, на основании которых работают все спецслужбы во всех странах мира, также являются неправовыми.

Проще всего это увидеть на примере разворачивающейся ныне на глазах у всего мира драмы Эдварда Сноудена, рискующей перерасти в трагедию. Суть коллизии проста.

Есть права человека вообще и права граждан США, в частности, которые грубо нарушило американское правительство в лице NSA (Агентства национальной безопасности — АНБ), установившее слежку за электронными коммуникациями частных лиц по всему миру.

И есть законы США, на основании которых живут и процветают ЦРУ, АНБ и прочие конторы и программы, регулярно нарушающие права человека, лежащие, в свою очередь, в основе конституций любых демократических государств и официально признаваемые "высшей ценностью", защите которой должна быть подчинена вся государственная деятельность.

В итоге возникает коллизия в духе театра абсурда. Эдвард Сноуден как бы говорит людям: "Государство, которое существует на ваши деньги и по вашей воле, и которое обязано защищать ваши права, грубо их нарушает. А заодно — и права миллионов людей в других странах. Вот вам достоверная информация, которую я похитил у правонарушителей и предал гласности! Воспользуйтесь ей, люди! Объедините усилия и укротите спецслужебного Левиафана! Раздавите гадину, мешающую вам жить!".

Если смотреть на это дело с точки зрения права, перед нами – бесспорный подвиг во имя блага человечества в целом и каждого человека в отдельности. И этого героя надо всячески поддержать и прославить.

Но если взглянуть на эту же ситуацию с позиций "шпионского законодательства", то перед нами – опасный преступник. И его, разумеется, надо немедленно посадить. Лучше всего – сразу в газовую камеру. Чтобы другим неповадно было геройствовать!

И вот здесь начинается самое парадоксальное. Ни одна реальная политическая сила в мире не встала сегодня на сторону права. Даже те государства, за гражданами которых АНБ осуществляла массовую противозаконную слежку. Большинство решительно отвернулись от Сноудена.

Но не все. Кое-кто остался на его стороне. Во-первых, те немногие, кого респектабельная пресса презрительно именует "левыми маргиналами" и "анархистами", и кто в реальности ничем существенным помочь Сноудену не может. Во-вторых, несколько государств, которые – по разным причинам – просто хотят демонстративно насолить Америке, а вовсе не защитить "священные неприкосновенные права человека". Как правило, это страны, в которых с правами человека и демократией намного хуже, чем в США — например, Венесуэла или Россия.

С современными государствами и их правительствами, в общем, все понятно. Они – неважно, демократические или авторитарные, доверительно подлизывающиеся к США или злобно покусывающие их высокий спецназовский ботинок – оторваны от общества и давно уже витают в ядовитых облаках Realpolitik, в которых сиюминутная прагматика глобальных расчетов и выгод напрочь вытеснила высокие принципы и вообще всякие приличия.

Но почему за Сноудена не вступаются те, ради кого он совершил свой рискованный и мужественный поступок, – т.н. обычные люди? Почему большинство граждан США (чьи права были нарушены американскими спецслужбами в первую очередь) сегодня либо резко осуждают Сноудена (38%), либо колеблются (29%), и лишь треть уверена в том, что экс-сотрудник NSA, разоблачивший правонарушения своих работодателей, поступил правильно? Почему вполне независимые американские политологи и публицисты не столько критикуют позицию Сноудена по существу, сколько с плохо скрываемой ненавистью "переходят на личности", выплескивая на него обвинения в наивности, малообразованности, неумении быть прагматиком, неудачливости, "большевизме" etc.? 

Ответ очевиден. Потому что эффект "стокгольмского синдрома" — универсален. Он работает не только в случае, когда террористы захватывают самолет с заложниками, но и когда правительства под предлогом борьбы с терроризмом "захватывают" собственных граждан и удерживают их в антиправовом повиновении под страхом репрессий. И спецслужбы здесь – важнейший инструмент торжества силы над правом; авторитарных законов – над всеми формально провозглашенными правами и конституциями.

Поэтому чем больше чрезвычайщины, шпионажа и "служебной безопасности" в той или иной стране – тем меньше в ней свободы, человеческого достоинства и безопасности гражданской. Например, построенная на "опричном" фундаменте Россия, в которой по сей день гэбэшные метастазы выполняют функции головного мозга, позвоночника, сердца и всех прочих внутренних органов, на несколько порядков менее гражданственна и демократична и более подвержена шпиономании, "охоте на ведьм" и репрессиям, чем изначально демократичные и федералистские США. Тем не менее, оба этих государства оказываются одинаково заточенными на то, чтобы тайно узурпировать права граждан… Дельфин, конечно, не акула. Но силуэт – очень схож. И оба – хищники…

А это значит, что для развития в политическом организме такой антиправовой опухоли, как тайная полиция, имеет значение не только авторитарная модель власти (которой в США нет). Не менее важным фактором оказывается размер государства с его прямыми производными: оторванным от общественного контроля и самодостаточным, а потому тяготеющим к узурпации прав человека бюрократическим аппаратом; замкнутыми и варящимися в собственном антиправовом соку "политическими элитами"; антиправовыми же, по своей сути, военно-геополитическими амбициями и т.д.

Однако о связи между синдромом великодержавности и шпиономанской хворью – чуть позже. А сейчас поспешу ответить на вопросы, которые, уверен, уже накопились у некоторых из тех, кто решил прочесть этот текст.

"А как же без спецслужб? Кто же тогда предотвратит войны и теракты? Кто защитит нас от внезапной агрессии извне и изнутри? Кто снабдит правительство информацией, которой оно затем сможет воспользоваться во спасение и благо всех нас?"… И т.д.

Отвечу сразу: кто угодно – политики, гражданское общество, герои-одиночки, полиция, военные — но только не спецслужбы. Дело в том, что "тайная полиция" и "тайные угрозы" — две стороны одной и той же фальшивой медали. Спецслужбы существуют только потому, что существуют угрозы, с которыми они борются и которые на самом деле никогда не устранят, да и не стремятся устранить. Ибо если вдруг исчезнет, допустим, "угроза терроризма" или "угроза внезапной войны" — исчезнет и надобность в опутавшем общество паутиной страха и тотальной прослушки "аппарате спецслужб".

В истории нет ни одного примера, когда спецслужбам удалось успешно решить хотя бы одну из тех задач, которые, вроде бы, ставит перед ними общество, зазомбированное страхом и трепетом.

Спецслужбы могут до бесконечности ловить и "мочить в сортире" террористов. Но на место убитых боевиков тут же приходят новые. И мокрушно-сортирное дело возобновляется с прежней силой. И безысходностью… Ибо в основе любого затяжного террора – политические, а отнюдь не полицейские причины. Террористы рискуют и жертвуют жизнью – своей и других людей – потому, что в обществе есть проблемы, которые политически не урегулированы, и которые наиболее радикально настроенные оппоненты существующей системы сублимируют в террористический экстаз. История много раз подтверждала: как только политики брали на себя ответственность за принятие радикальных, но верных политических решений, террор довольно быстро сходил на нет.

Так произошло, когда премьер-министр Российской империи Петр Столыпин смог добиться того, чтобы в стране заработала Государственная дума и возник феномен хотя и ограниченной, но все же свободы слова и политической жизни. Именно это, а не азефовщина и прочие тайно-полицейские спецоперации и провокации тех лет, привело к тому, что общество в целом перестало сочувствовать террористам, и приток молодых людей с воспаленным сознанием и взором в их ряды вскоре иссяк.

Так же случилось и когда президент Франции де Голль решил остановить войну в Алжире. И хотя против него повела борьбу целая тайная военно-террористическая организация – ОАС – довольно быстро не только сама война, но и антифранцузский террор арабов, и агрессивные вылазки ультра-правых канули в небытие.

Ясно, что баскский, ирландский, корсиканский, тамильский, чеченский и т.д. террор иссякнут не тогда, когда спецслужбы отловят "последнего террориста", а когда политики примут некие разумные решения, лишающие террор всякого политического смысла. Я вовсе не "оправдываю террор". Просто констатирую факт: спецслужбы – не панацея и не заменитель разумной политики.

Более того, история знает массу примеров, когда вмешательство спецслужб в политику вредило государству, частью которого они являлись.

Можно вспомнить историю с афганской авантюрой, рожденной противоборством между разведслужбами советской армии и КГБ, спланированной и спровоцированной ведомством Юрия Андропова. А ведь не секрет, что именно война в Афганистане стала одним из факторов мощнейшего морального, а затем и политического кризиса, который в итоге обрушил Советский Союз.

И дело не только в ошибках и просчетах отдельно взятых обер-шпионов, а в изначально изломанной, "не человеческой" философии работы спецслужб, основанной на презумпции подлости и глупости. Однако, во-первых, среди людей встречаются не только агрессивные дебилы, но также романтики и идеалисты, а во-вторых, работники спецслужб – тоже не ангелы и не дьяволы, а обычные люди. И потому спецслужбистам точно так же свойственно быть агрессивными идиотами, как и всем прочим. С той только разницей, что идиотизм "всех прочих" — на виду и может быть сравнительно быстро скорректирован, а идиотизм спецслужб – не виден и потому более вирулентен.

В итоге в странах, где культура спецслужб разрастается до неимоверных размеров, возникает своего рода синдром, который условно можно было бы назвать "шпионской болезнью Паркинсона" — когда мультипликация тайной агентуры не улучшает, а ухудшает информированность правительства о реальности, погружая его в паранойяльный мир доносов и шифрограмм. Ибо все они одновременно вызывают "и доверие, и недоверие, и требуют перепроверки, и т.д.". Особенно наглядно абсурдность такой ситуации видна, когда речь идет не о войнах с "внутренними врагами" (которых, если что, можно просто обратить в лагерную пыль), а об обеспечении внешней безопасности страны — что и является главной задачей спецслужб.

Яркий пример – ситуация накануне Второй мировой войны. У Сталина скопилось такое количество противоречивых донесений, что он до последнего момента так и не мог решить, кому же верить – тем, кто говорит, что война неизбежна и начнется 22 июня 1941 года, или тем, кто подкреплял его гипотезу о том, что немцы ни в коем случае не повторят ошибку 1914 года и не станут воевать на два фронта. Одним словом, "слишком успешная" работа советской разведки никак не помогла Сталину принять верное решение накануне войны. А вот у Гитлера, напротив, был дефицит шпионской информации о Советском Союзе. Он даже не знал, каким колоссальным численным перевесом в технике обладает Красная армия (по некоторым позициям в 5-10 раз) – и потому напал. И довольно быстро этот перевес — к своему собственному удивлению — ликвидировал. Проиграл же он в итоге не потому, что не имел нужных донесений, а потому, что не послушался умных генералов, не вписался в сроки и завяз под Москвой. При этом генералы оперировали вполне очевидными аргументами и фактами, а отнюдь не тайными шифрограммами.

"Сведения, которые добывали шпионы, решающей роли в обеспечении безопасности той или иной страны в новейшей истории не играли, — говорит петербургский военный историк и писатель Вячеслав Красиков. — Успехи разведки — это, главным образом, украденные планы крепостей — расположение батарей, минных полей, сведения о гарнизонах и запасах продовольствия, боеприпасах. Реже выкрадывали планы развертывания войск на случай войн с соседями. Из "глобальных достижений" современности — сведения, добытые американцами у Олега Пеньковского о советском ракетно-ядерном потенциале. Однако этими сведениями американцы практически (и слава богу!) не воспользовались, не попытались развязать превентивную войну, пока СССР еще не был способен дать Америке симметричный ядерный ответ. У советской разведки главное достижение — воровство секрета атомной бомбы. Но разве это событие, стоившее жизни двум идеалистам — супругам Розенберг, предотвратило войну с США? Кроме того, надо иметь в виду, что шпионы, за редчайшим исключением – "мелкие сошки", не имеющие прямого доступа к первым лицам. Но именно эти последние, в конечном счете, и принимают все роковые решения. Притом зачастую очень оперативно и в очень узком кругу. Утечка такой информации, как правило, совершенно исключена".

Одним словом, независимо от того, какие сведения добывала или не добывала разведка, холодная война не переросла в третью мировую не благодаря Джеймсам Бондам и послевоенным Штирлицам, а просто потому, что в те годы никто не хотел атомной войны – ни страны, ни народы.

Выходит, спецслужбы, по большому счету, не нужны ни для внутренней безопасности, ни особо для внешней. Они нужны, чтобы обезопасить власть от собственных граждан. Чтобы максимально пролонгировать внутриполитический status quo, позволив уже устоявшимся и окопавшимся элитам удержать достигнутые рубежи счастья, именуемые "социальной стабильностью", как можно дольше. По сути, мы имеем дело с органами не общественной, а властной безопасности. И это справедливо как для путинской Росии, так и для обамовских США, а равно для всех государств, где есть казенные подразделения "рыцарей плаща и кинжала".

Доказать этот тезис – проще простого. Дело в том, что спецслужбы существовали не везде и не всегда. В античных полисах, например, их не было. Конечно, у Афин, Спарты или Фив были осведомители и лазутчики, которые наблюдали за противником и передвижением его войск, а порой проникали и в его расположение в условиях уже начавшейся или готовящейся войны. Однако в небольших городах-государствах древней Греции не было никаких специальных подразделений по слежке за собственными гражданами.

Да, в Афинах были т.н. сикофанты ("доносчики фиг"). Но это были не госслужащие, а, так сказать, представители свободной профессии. Они занимались тем, что собирали компромат на сограждан и тащили их в суд. Порой по дороге "договаривались" и брали отступное за прекращение дела. При этом они рисковали. Ибо всякий сикофант, не получивший в свою пользу одной пятой части голосов судей, подвергался штрафу в 1000 драхм и лишался права на будущее возбуждать судебное преследование против кого-нибудь. Но даже эта, вполне, так сказать, правовая форма стукачества, вызывала бешенство афинян. Вот что говорил Демосфен: "Сикофант, …это собака демоса, которая тех, кого выдает за волков, не кусает, а наоборот, овец, которых будто бы защищает, сама пожирает. Его ум не направлен ни на одно доброе государственное дело. Сикофант не занимается ни искусством, ни земледелием, ни ремеслом, ни с кем не вступает в дружественное общение. Он ходит по площади, как ехидна или скорпион, подняв жало, устремляясь то туда, то сюда, высматривая, кому бы причинить беду, поношение, зло и, нагнав на него страх, взять с него денег … Он ходит, окруженный тем, чем окружены нечестивые в Аиде, как их рисуют живописцы, — проклятием, руганью, завистью, раздором, враждой". В конце концов, а Афинах был издан закон, запрещающий ремесло доносительства. Но на практике сикофанты, конечно же, продолжили существовать.

Однако если бы какому-нибудь архонту или стратегу пришло в голову создать целое "секретно-служебное" ведомство, его бы немедленно отстранили от должности. А то и подвергли остракизму или предали суду. Ибо это нонсенс — когда выбранная народом власть начинает за этим самым народом тайно следить.

В начале XX века, когда на фронтах Первой мировой стали применять химическое оружие, многим казалось, что теперь это – навсегда. И, уверен, тогдашние идеологи Realpolitik выстраивали все свои расчеты "с поправкой на иприт". Однако правительства все же одумались — в 1925 году был подписан "Протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств". И это сработало: в ходе Второй мировой войны ни одна из сторон не нарушила Женевскую конвенцию.

Этот пример обнадеживает. Вполне возможно, люди осознают, что спецслужбы приносят "намного больше вреда, чем пользы" (как говорит Сноуден), и тогда государства подпишут Конвенцию о всеобщем запрете на тайную слежку. И будут ее соблюдать.

А до тех пор, пока этого не произошло, человечество, увы, будет продолжать жадно поглощать сериалы про отважных шпионов, извиваться в пароксизмах "стокгольмского синдрома", сидя при этом по подбородок в политических нечистотах Realpolitik и раздражаясь на "недобитых романтиков", которые, подобно Эварду Сноудену, Брэдли Меннингу и Джулиану Ассанжу, имеют наглость "гнать волну"…

 

Текст напечатан с разрешения автора. Оригинал - в издании РосБалт и в ЖЖ Дмитрия Коцюбинского.