выход

 

Общество, как и мир в целом, всегда находится в родовом канале, находится в процессе трансформации. Но этот поток не всегда течет одинаково. Спокойные места с заболоченными отмелями и омутами сменяются стремнинами с порогами, водоворотами и водопадами. 

Общества - как на Западе, так и на Востоке - то ли уже вошли, то ли начинают входить в зону бифуркации, в зону творческого хаоса, чреватого новым космосом. Может быть, это очередное рождение будет быстрым - или же трудным и продолжительным. Но роды начались, и младенец в материнской матке не останется. Однако процесс рождения, как знают психологи, задает рождающемуся некую матрицу, которая определит во многом его дальнейшую жизнь, качества психики и черты характера. 

Каково оно будет, это новое общество? Предсказывать просто, когда трансформация происходит постепенно. Но практически невозможно предугадать, каковы окажутся реалии после прохождения ситуацией точки бифуркации, после революции. Любая мелочь, любой камешек, любое, казалось бы, незначительное событие в этот хаотический период могут оказать существеннейшее влияние на то, какими окажутся контуры новой реальности. 

Велик соблазн в такие моменты окунуться в “злобу дня”, пытаться решать сиюминутные проблемы и добиваться неких партикулярных выгод. Исходя из этих прагматических соображений, формировать союзы, бороться за власть - то есть стремиться в первую очередь к тому, чтобы водовороты перемен вынесли на некую вершину социальной пирамиды именно “твою” силу. Поддавшийся такому соблазну человек полагает, что достигнув этих сиюминутных целей, получив в результате перемен силовые инструменты, он реализует свои более глубокие цели потом, оказавшись у власти. 

Но это иллюзия. Оказавшись порабощенным сиюминутным, человек останется подчиненным так называемой “логике событий”. То, что руководило человеком в процессе революции, сохранит свою власть над ним и впоследствии. 

Такова основная проблема каждого конкретного человека в его “переходном возрасте”. Именно в этот период для человека предельно актуализируется проблема его идеала. Предельного - или даже запредельного - идеала. Забвение этих идеалов в критический момент приводит к тому, что в следующий раз человек о них вспоминает только тогда, когда наступает следующий кризис.

Многие люди в России и в мире просто не нуждаются в каком бы то ни было внешнем принуждении и контроле. Они не грабят, не воруют, не насилуют, не убивают не из страха перед властью, а просто потому, что иначе не позволяет им жить их совесть. Ими руководит на их жизненном пути жажда познания, сострадание, творческий импульс. Их мир - это мир будущего, описанный, к примеру, братьями Стругацкими. Их мир - это полдень XXII века. 

Чтобы жить в этом мире, вполне достаточно руководствоваться описанными в предыдущем абзаце идеалами. Жить по совести. 

Но как же устроить общество так, чтобы все в нем жили по совести? 

И вот тут обычно предлагается два полярных рецепта: “принуждение к альтруизму” и “разумный эгоизм”.

“Принуждение к альтруизму” - согласно этому методу, людей следует тем или иным способом заставить делать добро другим людям. Этот рецепт вызывает раздражение у сторонников примата “свободного рынка”. Они утверждают, что доктрины, проповедующие альтруизм, обычно подразумевают установление псевдоэтической диктатуры. 

Согласно критикам этой модели, она ведет к дискриминации работящих и к дальнейшему развращению бездельников. Действительно, часто упрек в эгоизме часто следует читать так: “Ты совершенно не думаешь обо мне - значит, ты думаешь о себе”. Даже если цели человека высоки - эти цели обвинителем могут быть представлены как эгоистические. Эгоистом можно было бы, к примеру, назвать Гаутаму Будду, ушедшего из семьи и оставившего жену с ребенком ради того, чтобы открыть человечеству путь к освобождению.

Сторонники доктрины “принуждения к альтруизму” склонны манипулировать понятием и чувством “долга”. При этом некая высшая инстанция оказывается правомочной определять, что именно люди должны делать. Появляются различные “священные обязанности”, которые одновременно оказываются и “священными правами”. Неисполнение этих обязанностей объявляется неэтичным, хотя человек не выражал свободного желания следовать тем ценностям, которые надстоят над такими обязанностями. 

Человек, таким образом, оказывается в плену обстоятельств своего рождения. Он имеет пол, этническую принадлежность, гражданство/подданство. Он может поменять и то, и другое, и третье - и это не будет предательством, поскольку никакой клятвы верности человек не давал. Он не обязан любить другого человека по факту рождения, не обязан любить место (тем паче - государство), в котором он родился. Его представления о долге могут быть совершенно иными. 

И во всем этом критики доктрины “принуждения к альтруизму” правы. Но вывод, который они делают - всего лишь обратная сторона той же медали, столь же неадекватная, как и критикуемая ими.

Этот вывод - необходимость утверждения иной доктрины, доктрины “разумного эгоизма”. 

Человек по природе своей имеет много несовершенств, говорят адепты этой теории. Исправлять их принудительно нельзя - поскольку, с одной стороны, будет нарушен принцип свободы, а во-вторых, эти пороки неискоренимы (по крайней мере, в обозримом будущем). А раз так - необходимо использовать эти пороки так, чтобы они служили “общему благу”. “Равновесие эгоистических устремлений индивидуумов” - и есть та самая доктрина свободного рынка. 

Однако в этой системе люди оказываются тоже несвободными. Их принуждают к соревнованию. Люди, пытающиеся жить по своей свободной совести, системой “разумного эгоизма” отторгаются точно так же, как и системой “принуждения к альтруизму”. Мало того, этой системой отторгается сама идея выхода человека на новый уровень этического существования, идея преодоления корысти, страха, гордыни, жажды власти, богатства и славы.

Налицо вилка двух ложных альтернатив, деструктивная бинарная оппозиция. Преодолеть ее можно, только пройдя по лезвию бритвы.

Обе эти доктрины глубоко антиэтичны. Но обе в своем корне имеют рациональное этическое зерно. Обе стороны правы в своей критике оппонентов и неправы в своих утверждениях. 

Тем, кто осознает всю этическую неприемлемость этих доктрин, остается только ждать изменений в сознании людей. Работать над дальнейшим изменением собственного сознания (идти путем метанойи). Да, без государственного или экономического принуждения общество может рассыпаться - так опийный наркоман может умереть без очередной дозы. 

Остается постоянно - а в особенности в критических ситуациях - напоминать себе и другим об идеалах. О том, что человек способен жить, любить, познавать без всякого внешнего принуждения, и что к такому состоянию и следует стремиться. По возможности выстраивать в своей среде систему отношений, в которой не будет места коррупции и насилию и корысти. 

И главное - по возможности не участвовать самим в этически ущербных проектах. Объединяться, дружить и устраивать акции гражданского неповиновения в ответ на неэтичные действия властей.

И чиновно-государственное регулирование, и власть крупного капитала не ведут человечество к свободе и нравственному совершенствованию. Движение в этом направлении происходит вопреки, а не благодаря этим силам. Корысть не может привести к свободе, а принуждение - к любви. 

Поэтому нарождающееся в России гражданское общество должно создать инструменты постоянного воздействия на власть. Если вскоре в России будет создано новое, ответственное перед народом правительство, нельзя допустить ситуации начала 90-х. Сегодняшнее положение - прямое следствие ошибок того времени. Граждане разошлись с площади Свободы по домам - и позволили огородить эту площадь высоким забором. Граждане были - а гражданского общества не родилось. Поэтому и экономические, и политические преобразования в постсоветской России оказались проведенными во благо не большинства населения, а узкой группы людей. 

Пусть подлинно этичное сосуществование людей на планете пока мало реально. Но подлинный реализм заключается в том, чтобы к этому стремиться. Свобода, дружба и бесстрашие ведут нас по этому пути. “Будьте реалистами - требуйте невозможного”.

 

 

Итак, получил официальное подтверждение тот факт, что глава РПЦ Кирилл (Гундяев) совершал в мае визит в Китай, пользуясь самолетом специального летного отряда “Россия” - то есть государственным самолетом. И полет совершался на средства налогоплательщиков, в том числе и тех, кто не относит себя к юрисдикции РПЦ и не является прихожанином культовых сооружений, принадлежащих этой организации.

Таким образом, оказалось, что “все мы немножко лошади” - и наплевать что “вы все там химики и нет на вас креста”. Нет - так будет. Вполне логичный шаг после того, как все те, кого РПЦ считает “этническими русскими”, отнесены ей к своей епархии, являются “православными по рождению”. Даже если они уже давно буддисты школы кагью или “родноверы”, проводящие обряды “раскрещивания”. 

Отечественные фундаменталисты, да и более умеренные консерваторы даже и не из церковной среды ссылаются на опыт других стран, вполне себе западных и либерально-демократических - к примеру, некоторых скандинавских. Поминают Италию, Грецию, Грузию. Указывают, что в этих странах “православные” (точнее именовать их восточно-халкидонитскими, чтобы не пользоваться методами НЛП-программирования) деноминации имеют особый статус, выделены государством. И они правы, такие страны есть, в том числе и в Европе.

Однако какова мораль из этого факта следует? Неужели вышеуказанные люди спят и видят Россию в среде ультралиберальных европейских стран - таких, как Исландия, в которой недавно конституцию разрабатывал и утверждал сам народ с помощью интернета? Как-то нет верится - их идеалы вызывают аллюзии если и не с Ираном и Саудовской Аравией, то с отечественными достижениями в области демократии и прав человека - Московским царством Ивана Грозного, романовской империей Николая Первого и, конечно, проектом Иосифа Сталина. Все эти компоненты сторонники церковно-государственной симфонии часто склонны соединять “в одном флаконе”. Несочетаемых вещей не бывает - ворон очень многим похож на письменный стол.

Существуют две логики - логика “закручивания гаек” и, соответственно, раскручивания оных. Церковно-государственные отношения в Исландии являются весьма прогрессивными с точки зрения положения дел в Европе времен императора Юстиниана. И сегодня эта “симфония” фактически никак не ограничивает права представителей религиозных меньшинств, агностиков, атеистов и индифферентных к вопросам вероисповедания людей. Другими словами, мы никак не можем констатировать в Исландии усиление клерикальных тенденций.

Однако в России происходит именно последнее. Только за последние пару недель до меня дошло две не очень масштабных, но весьма колоритных новости. Первая - по жалобе координатора “Союза православных братств» префектура Центрального округа  порекомендовала магазину, торгующему “эзотерикой”, сменить название. Оно звучало как “Ведьмино счастье”. И вторая - история с Крокодилом Чуковского, у которого бдительные мусульмане отняли текст, написанный арабской вязью, который тот, видимо, читал, поскольку говорил по-турецки и учился читать до ататюрковской языковой реформы.

Давление на общество со стороны “религиозных” организаций усиливается (вопрос, что такое “религия”, весьма непрост и неоднозначен, поэтому слово это и его производные я помещаю в кавычки). И общество в условиях неразвитой гражданственности не может противостоять этому давлению, осуществляемому благодаря поддержке или попустительству государственных структур. Взаимная заинтересованность в поддержке в паре “империя-церковь” и есть суть церковно-государственной “симфонии”.

Вместо открытости миру, интеграции и развития “симфоническое государство” начинает воспринимать себя неким сакральным и одновременно политическим центром вселенной. “Симфония” - это сакрализация политики. Системы ритуалов и табу, свойственные государственной “религии” (которая по необходимости профанирующей высокие идеи и дух основателей, если, конечно, высота действительно имела место быть), становятся нормативом для всех подданных - несогласные попадают в то или иное гетто и лишаются ряда прав. К примеру, госслужащие в российской империи были обязаны Великим постом приносить на службу справку о прохождении исповеди.

Далее - может иметь место экспансия. Быстрая и не замедлившая себя ждать - в случае ислама. Юстиниан объединял осколки Римской империи, так же насаждая унификацию. Затем можем вспомнить “крестовые походы” всех мастей и принудительное крещение людей во время колонизации. Одна из мотиваций, которые двигали совершавших экспансию - обыкновенная ксенофобия, вера в то, что “я живу в лучшем месте на земле, у меня самый данный богами язык и самая лучшая страна”. И самые правильные обычаи, конечно. Эти обычаи, по мнению такого эгоцентриста, чем древнее, тем священнее и правильнее. Даже если положение дел на планете сильно изменилось - допустим, если перенаселение ставит человечество перед необходимостью изменить нормы семейной и сексуальной жизни - фундаменталисты будут стоять на своем, даже когда не могут отрицать факт этих изменений (эволюцию отрицать они еще могут, но вот рост численности населения планеты и экологический кризис - нет). Если же нет возможности захватить мир - значит, следует окопаться и “строить социализм в одной отдельно взятой стране”.

Сходное положение дел мы сегодня наблюдаем в Турции - во многом протесты связанны именно с началом клерикализации страны при Эрдогане. Но там, судя по всему, исламизация потерпит крах. Не так хороши перспективы сторонников клерикализации и в России, несмотря на все упования одних и опасения других. Однако гражданское общество должно быть внимательным и вовремя пропалывать баобабы. С другой стороны, дух евангельской проповеди становится труднее воспринимать, поскольку само слово “христианство” в сознании людей связывается не с личностью и учением Иисуса, а с этой самой церковно-государственной иерархической машиной.

То, чему эта машина поклоняется - это сила. Именно эту силу великодержавие и называет часто словом “бог”. То, что отверг Иисус в пустыне, пройдя через искушение царствами, с радостью принимают церковные иерархи, которых, вроде бы, по евангельскому завету, никак не следует называть ни “отцами”, ни “учителями”, ни “наставниками”.

 

Текст опубликован в "Грани.ру".

 

"Теологам-схоластам никогда не удавалось выбраться из затруднений, с которыми они сталкивались, как только предпринимали попытку примирить человеческую свободу с божественным присутствием и знанием Бога о случайном и произвольном будущем; строго говоря, рациональный Бог совершенно чужд случайному, ведь понятие случайности это, в сущности, ни что иное, как понятие иррациональности" (Унамуно. О трагическом чувстве жизни у людей и народов. М., 1997, с. 163).

Лосский, как и схоласты, не раз отмечал, что всемогущество Бога не есть Его вседействие, и что Бог не творит несуразностей. Но те же самые положения можно применить и по отношению к другой сфере - темпоральной. Всеведение Бога означает то, что Он есть Истина, а не то, что Он знает, на какую ветку сядет воробей, который еще не вылупился из яйца в еще не свитом гнезде.

Даже если допустить, что Бог ясно видит будущее, которого еще нет, это Его ясновидение не может быть определено как Его всеведение, потому что всеведение на то и "все-", что предполагает не только созерцание образов, но и активное действие-переживание живой действительности (прошу прощения за намеренную тавтологию). 

Еще одна трудность возникает на уровне понятий. В вечности Бога, в которой вообще нет никакого времени, не может быть предвидения Богом будущего. Уместно говорить о предвидении будущего Богом, вошедшим во время, в историю. А если Бог входит в историю, в которой действуют свободные деятели, Он уже не имеет абсолютного онтологического преимущества своей сверхвременной вечности, Он может провидеть в истории и через историю только бесконечные возможности будущего.

Мой собеседник Андрей Орм в переписке высказал следующую мысль: "Бог и в ограниченной степени Провиденциальные силы ведают все сущее во времени и в вечности, тогда как силы Изнанки, будучи добровольно низвергнуты из Духовной вселенной, не ведают вечного и будущего, а способны лишь просчитывать те или иные варианты развития ситуации. Однако в силу творческой потенции Провидение всегда порождает те или иные непредставимые варианты развития причинно-следственных цепочек, в силу чего имеет стратегическое преимущество". Любопытно, что вопрос о стратегических преимуществах имеет важное значение и для Лосского. Он отмечает, что вера во всеведение и всемогущество Бога дают нам уверенность в конечной победе над злом. Получается, что идеи всеведения и всемогущества - это метафизические костыли, без которых наше сознание не может свободно передвигаться. Словно не всеблагость, не любовь и творчество Бога являются для нас экзистенциальной поддержкой нашей веры. А всемогущество и всеведение как "стратегическое преимущество". Прямо-таки неисчерпаемый "резерв ставки Верховного Главнокомандующего"...

Итак, утверждение "Бог в вечности предвидит будущее" нельзя рассматривать ни как истинное, ни как ложное; оно просто лишено смысла - по причине того, что в в вечности не может быть времени, а значит, и никаких "предвидит" и "будущего". 

Если же мы говорим о том, что Бог предвидит будущее, творчески входя в жизнь мира и участвуя в ней, то здесь может быть предложена следующая идея. 

Предвидение Богом будущего не может заранее включать в себя всей полноты знания, так как эта полнота предполагает не просто пассивное наблюдение Богом из более высокого временного порядка образа будущего события, но Его непосредственное творческое сопереживание тем деятелям, которые участвуют в этом событии. А такое сопереживание может быть достигнуто только в личном общении Бога и становящихся существ. Общение же это может быть только актуальным, то есть происходить не в сфере отстраненного наблюдения Богом их отчужденных образов, а в Его живом соприсутствии с ними во времени-пространстве. 

Т.о. даже если Бог, входящий в мир (и при этом остающийся сверх-временно-пространственным), точно предвидит его будущее, и это Его сверх-временно-пространственное интуитивное предвидение не нарушает онтологической свободы участников мирового процесса (как полагал Лосский), божественное предвидение не включает в себя всей полноты переживания Богом будущего - потому что этого будущего еще просто не существует. Следовательно, эту способность Бога нужно отделять от такого Его абсолютного качества как Всеведение, либо Его Всеведение ограничивать всевозможными оговорками.

Но если столь дорогое для традиционного монотеистического и креационистского сознания утверждение божественного всеведения не будет включать в себя непременного требования идеи об абсолютно совершенном знании-переживании Богом "будущего", то вопрос о возможности божественного предвидения может решаться уже в совсем другой стилистике и другой системе ценностных установок.

Иррациональный Бог экзистенциалистов Кьеркегора и Шестова мог сделать уже бывшее в прошлом - не бывшим. Рационалистический Бог схоластов и неосхоластов делает бывшим еще не бывшее. Утверждение идеи о точном предвидении статичным Богом будущего становящихся существ не возвышает божественную вечность над временем. Оно аннигилирует будущее как сферу осуществления свободы и творчества. 

Всеведение Бога проявляется не в точном знании того, какой именно выбор сделает то или иное существо (возможно, еще и не сотворенное, по крайней мере - не начавшее свое становление во времени-пространстве). Всеведение Бога проявляется в знании Им всех возможных путей становления каждого такого существа в еще не существующем "будущем".

См. также:

Предвидение Богом будущего

У кого онтологическое первенство?

 

 

Ситуация в Турции во многом напоминает ситуацию в России. Против Эрдогана и его про-исламистского правительства объединились и леваки, и либералы, и националисты. Курды, армяне, женщины. Футбольные фанаты различных клубов. Само начало событий - протесты против застройки на парковой территории в Стамбуле - напоминает историю с “химкинским лесом”. В Турции, как и в России, опорой режима является провинция: сельскохозяйственные регионы и маленькие городки. Большие города (Стамбул, Анкара, Измир) - то есть основные центры страны - оказались сейчас в явной оппозиции.

Однако есть и существенные отличия.

В Турции есть независимость судов, страна в большей степени, чем Россия, ориентирована на ЕС. Функционируют независимые от государства гражданские организации. Малый и средний бизнес развит значительно лучше российского. В турецком парламенте представлена мощная оппозиция. Не следует забывать, что на последних выборах партия Эрдогана получила только ок. 50% голосов избирателей - причем ее результаты по сравнению с предыдущими парламентскими выборами ухудшились. Короче говоря, демократический ресурс в Турции куда более значителен.

Не стоит переоценивать и монолитность партии Эрдогана. Если прольется кровь, его перестанут поддерживать многие влиятельные группы в партии.

За время правления Эрдогана Турция стремительно развивалась в сфере экономики. Это вело к тому, что масса жителей малых населенных пунктов и сельской местности перекочевывала в крупные города. А урбанизация вообще никогда не благоприятствовала стабильности авторитарных режимов. Сейчас в Турции городское население составляет более 70%.

Происходящее в Турции связано с потрясением, которое переживает образование, которое я называю Ново-ближневосточной державностью. Что я понимаю под словом “державность” - это тема большой работы, которая готовится к выходу. Вкратце - державности являются умопостигаемыми сущностями, проявляющими себя в деятельности тех или иных государств и подчиняющимися определенным историческим законам.

Ново-ближневосточная державность - одна для многих светских республиканских государств мусульманского Ближнего Востока и Северной Африки. Поскольку она выражает себя сразу в нескольких государствах “Мусульманской метакультуры”, то и характер потрясений в них существенно различается. Например, в Египте на смену светскому режиму приходят умеренные исламисты. А в Турции наоборот - умеренные исламисты вынуждены держать удар оппозиции, часть которой ориентируется на ценности Ататюрка. В Сирии ситуация еще более парадоксальная. Режим Асада изначально был выразителем воли державности (как и все светские республиканские диктатуры Мусульманской метакультуры). Но из-за того, что режим алавитский, его главным союзником оказался Иран, не имеющий к державности никакого отношения. Удивительно то, что Турция выступала противником Асада. Ведь и тот, и другой режим связан с одной и той же державностью. Впрочем, такие конфликты среди светских диктатур Ближнего Востока не редкость. Достаточно вспомнить конфликты Каддафи с Египтом.

Державность не может проявлять себя в монархиях и в конфессиональных диктатурах (таких как Иран), а также в государствах, в которых полиэтничность/поликонфессиональность официально зафиксированы как элемент государственного устройства (Босния и Герцеговина, Ливан). Кроме того, она не может проявлять себя в странах, ориентированных на относительно скорое вступление в ЕС (Албания, Косово). Слишком выраженное повышение роли ислама также снижает присутствие державности в политическом пространстве. Равно как и демократии.

Господство иерократии блокирует присутствие державы. Иерократия переключает на себя энергию власти. Ей не нужна державность. В лучшем случае она ставит ее ресурсы себе на службу. Но в Иране,скорее, мы можем наблюдать именно полную блокировку проникновения державности внутрь государственного механизма. Она не могла туда проникнуть при шахе, не может и при муллах. А монархия - это та самая система, против которой изначально были направлены усилия державы. Монархия (современная Ататюрку и арабским националистам-милитаристам) - это весьма архаичная система, не ориентированная ни на экспансию, ни на светскую интеграцию политического пространства метакультуры. Монархия была изначально не привлекательна для Ново-ближневосточной державности, которая была вынуждена конкурировать с державностями других метакультур, связанными с республиканскими режимами. А  республиканизм - это мощный бонус, усиливающий позицию державы в конфликте с соперницами.

Отличие современной Турции от аналогичных режимов, связанных с Ново-ближневосточной державностью, в том и состоит, что роль армии здесь существенно снижена в результате демократических преобразований. Например, военные по-прежнему у власти в Египте. Но в Турции все изменилось. На армию Эрдоган опереться не сможет. После того, как он оттеснил военных от власти, они вообще никак не будут вмешиваться в происходящее. Если вмешаются, то точно не на его стороне.

Интересно то, что Эрдоган - это проект, на который ориентировались (и ориентируются) арабские революции 2010-12 гг. Это сочетание умеренного исламизма и демократии при сохранении ключевых позиций державности. Собственно, это сочетание как раз и показывает, что она находится в весьма некомфортном для себя состоянии. Наиболее удобный для нее режим - это светская республика с военной диктатурой. И вот тебе раз - даже этот компромиссный уклад лихорадит в современном Египте, а тепрь и в Турции.

В Египте проект типа эрдогановского будет более устойчив, так как страна менее европеизирована. Уровень урбанизации ниже, интеграционных перспектив - пока никаких. Иерократиями государства, подобные Египту, уже никогда не станут.

Ново-ближневосточная державность (как и все остальные ее враги-собратья в мире) обречена на то, что она будет проявлять себя все меньше и меньше. Вне зависимости от того, какая тенденция в краткосрочной перспективе окажется преобладающей - демократическая или умеренно-исламистская.

На демократизацию или ее отсутствие существенно влияет этно-политический характер государства. Наличие этнических меньшинств, проживающих компактно и стремящихся к независимости, существенно сдерживает процесс демократизации. Именно поэтому, например, Иран не может позволить себе демократию - 50% его населения не-персы. И поэтому сначала шах, потом аятоллы - и все ради сохранения целостности государства. Нужна авторитарная интеграционная идея. У Египта, например, такой проблемы нет. Копты не являются угрозой целостности государства. То же самое у Туниса и Ливии. У Турции в отличие от них есть очень серьезная проблема: курды. Поэтому и процесс демократизации здесь такой медленный. Одним из средств поддержания интеграции был умеренный исламизм Эрдогана. Но он явно выдохся. Единственный шанс для сохранения целостности Турции на ближайшую перспективу - это ее вступление в ЕС (как это сделала полиэтническая Испания).

Мне представляется, что наиболее вероятный сценарий - самые оптимистичный. Турция будет демократизироваться, даже в том случае, если сейчас протесты подавят. Хотя я полагаю, что Эрдоган либо пойдет на уступки, либо вынужден будет провести парламентские выборы. На которых проиграет. А потом поднимутся курды, крипто-армяне и пойдет перестройка. В дальнейшем можно ожидать турецкое вхождение в Европу и дальнейшую европеизацию государства и общества. Вопрос во времени. 7 лет? 10 лет? 15 лет? Вероятно, после Турции (самой демократической до 2011 г. унитарной мусульманской страны), должно начаться аналогичное движение в Азербайджане, а затем и в других тюркских пост-советских республиках.

В кругах, имеющих отношение к так называемым "традиционным христианским конфессиям", можно услышать, что "бог попускает зло". Для тренировки, испытания или еще чего похуже. 

 

Но, как я полагаю, это верно только в том смысле, что одно из имен Бога - Свобода. И поэтому для зла есть возможность. Но возможность не есть необходимость. 

И потому - не добро попускает зло, а зло попускает добро. Поскольку без добра абсолютно бесплодно творчески. Вплоть до состояния шестеренки. И для победы в конкурентной борьбе с другими хищниками вынуждено использовать благо и свободу. 

Именно таким методом добро побеждает без насилия. Потому что оно - свобода и любовь, которые человек, вкусив, не спутает с суррогатами. А если и спутает, то, верю, распутается.

Зачем нам тосковать по Серебряному веку - у нас на дворе постурановый трансмодерн. Так куда интереснее, хотя бы потому, что можно поучаствовать. Хотя и серебро в дело пойдет.

 

 

Оторвана этика от онтологии, или нет? Коррелирует ли мой моральный выбор с устроением мира? "Речка - кретинка, облака - идиоты... весь мир такой, что стесняться нечего". Или же обратная связь - "поп плохой, значит, бога (дхармы, дао, добра, любви, правды) нет" - после чего вполне можно применить первое суждение. Что первично - онтологическая курица или этическое яйцо - не так важно. В любом случае, человек вырабатывает себе некий целостный этико-онтологический вектор. В пределах движения по этому вектору он может быть склонен оправдывать травмирующие совесть этические выборы онтологическими характеристиками так называемого "мира".

 

Разрыв этого порочного круга может быть произведен двумя путями. Первый - героическая этика в мире абсурда a la агностический экзистенциализм. Отсутствие надежды на "доброго", но главное, очень сильного дядю из машины - вполне сродни суфийскому "мудрый не жаждет рая и не боится ада". Впрочем, путь этот чреват тотальной депрессией, поскольку от суфизма такую доктрину отличает отсутствие мистического опыта свободы и любви в их онтологическо-этическом единстве.

Осознание этого единства - это и есть второй путь, в котором тоже нет места самооправданию, но нет места и абсурдному учению о мировом ... скажем мягко, мрачном конце.

Однако когда этику, составляющую суть мистицизма (и наоборот) начинают "оправдывать" и "доказывать" с помощью разнообразных сакральностей, говорить, о шаткости "моральных суждений, которые не подкрепляются религиозными заповедями" (что удивительно - Ханна Арендт) - хочется ответить, что в некоторых случаях лучше оторвать этику от онтологии вообще, чем дискредитировать и ту и другую псевдорелигиозной доктриной, оправдывающей власть, какой бы эта власть ни была, с помощью которой власть сакрализует себя.

 

Родо-племенному сознанию свойственно отождествлять свое племя со всем человечеством, считать ценности и поведенческие нормы племени универсальными. Племя склонно считать себя обитающим в центре мира, обладающим высшим по отношению к иным племенам знанием, говорящим на чистом, дарованном высшими силами языке. 

Можно предположить, что оппозиция "свое/чужое" свойственна непросветленному сознанию, является его характерной чертой. 

По отношению к "чужому" непросветленное сознание склонно реагировать тремя патологическими способами - влечением, отвращением и безразличием. Таковы базовые аффекты, выделяемые некоторыми направлениями индо-буддийской мысли. Первым двум как раз и можно дать имена ксенофилии и ксенофобии. Ксенофилия в некоторых случаях может давать априорные суждения о превосходстве "чужого". Она тоже усиливает неадекватность восприятия познающего. 

С одной стороны, можно сказать, что ксенофилия все же позитивнее ксенофобии, поскольку не ставит на восприятие такой жесткой заслонки, не закрывает его в эгоцентрической обособленности. С другой - можно возразить, что ксенофилия не дает созреть плоду самостоятельного творчества, в силу чего ксенофил может потерять всякую интегративную способность. 

С другой стороны, оппозиция похожего/непохожего включается и в акте ксенофилии. Взгляд ксенофила все равно скользит по поверхности, в нем нет настоящей любви - влечение не означает подлинной внимательности. Поэтому ксенофобия и ксенофилия сполошь и рядом встречаются у одного и того же человека/общности по отношению к одному и тому же "чужому" объекту. 

В случае же безразличного отношения объект может быть просто не замечен - активное сознание воспринимающего не заинтересовано в восприятиях такого рода и сквозь фильтры восприятия информация об объекте не проходит. 

После процедуры адаптации "чужое" начинает восприниматься как "свое". Для непросветленного сознания познанный объект принадлежит познавшему - либо наоборот. Познающий устанавливает между собой и объектом познания отношения власти. На объект накладывается эгоцентрическая классификационная сетка, в результате познающий вступает либо в отношения господства, либо в отношения подчинения, либо в состояние битвы - битвы равных, бунта или подавления бунта. 

В рамках этой условной схемы можно рассматривать появляющиеся в культуре разнообразные "центризмы". Патология человеческого непросветленного сознания заключается в том, что центр для него - это во многом центр силы. Принцип силы играет в построении системы ценностей немалое значение, и преодоление этой тенденции можно рассматривать как движение отдельного человека и человечества в целом по пути этического прогресса. 

К примеру, патологический европоцентризм, с одной стороны, поддерживается многими носителями западноевропейской культуры - если не тотально, то частично. С другой - многие борцы с европоцентризмом сами по сути являются европоцентристами. Для них Европа по-прежнему остается центром силы, центром господства. Осознавая тот факт, что Запад имеет силовое превосходство, такие люди предпочитают занимать в отношении Запада позицию не подчинения, но бунта. Обыкновенно такой бунт обосновывается в рамках различных теорий многополярного мира. Но можно предположить, что в ряде случаев идеология многополярного мира является PR-ширмой, прикрываясь которой, можно попробовать перехватить у узурпатора инициативу и стать узурпатором самому.

 

Эмерджентность макросоциальных систем, так же как и эволюционная направленность их развития - положения, которые, пожалуй, представимы значительно более наглядно, чем их аналоги в биологии. Тем не менее, если теорию эволюционного развития биоценозов можно назвать достаточно сложившейся и разработанной, то заявить то же самое об обществах будет едва ли справедливо. Отчасти, видимо, это может объясняться отсутствием "общих подходов к вопросу". Полагаю, что концепция СД (спиральной динамики) во многом может помочь решению этой проблемы.

Итак, сперва об общей терминологии. Говоря о "механизме" социальных процессов, при заявленном подходе неизбежно возникает потребность раскрыть и поточней обозначить понятие МЕМ.

Этот "пакет информации" и "социальный ген" проявляется, в зависимости от ракурса, как "социальное действие" Вебера или "миф", или, точнее, "мифологема"  Ролана Барта. На индивидуально-психическом уровне тесно связан с буддийским понятием "санскара". Является целостной семантической единицей, имеющей на социальном плане вид "стереотипа". Например фраза "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему." - мем, а весь роман "Анна Каренина" - нет. Мем является социально-культурным феноменом, рассмотрение его с физиологических позиций как минимум необязательно.

О "раскраске" мемов.

В основу "палитры" берётся исходная мотивация формирования и проявления мемов. Разница в "цвете" зависит от такой, казалось бы, трудноуловимой вещи как "сознательность", или, если угодно, широта восприятия, проявляющаяся в осознанности мотиваций и степени их эгоцентричности. Поскольку общераспространённая спиральнодинамическая схема представляется мне не слишком адекватной в проекции на социально-исторический план, дерзну представить собственную её интерпретацию, несколько отличную в деталях, но сохраняющую то же основное содержание.

Итак, "бежевый" уровень. Исчерпывается скорее физиологическими процессами, чем мемами как таковыми. Такого рода "меметика" исчерпывается сообществами организмов, поведение которых базируется на инстинктах, безусловных врождённых рефлексах.

"Фиолетовый". Характеризует мемы безусловной и слаборефлексируемой групповой солидарности. Характерен для сообществ высокоорганизованных животных. В людских культурах не доминирует,  в относительно чистом виде проявляется в кризисные моменты, когда сплочённость локальной группы воспринимается безусловно приоритетно. Нередко является "базовой компонентой" для проявления более "высоких" мемов.

"Красный". Отличен господством "дикого" индивидуализма.  Доминирует в периоды масштабных социальных деструкций. Существование стабильных соц.систем при преобладании этой "окраски" представляется сомнительным.

"Синий". Характерен мотивационной ориентацией на осознанные установки безусловной и неоспоримой авторитетности, не подлежащие критике. Является основным для подавляющего большинства социальных систем, от архаических времён и по сию пору.

"Оранжевый". Уровень построения (а не просто усваивания) рационалистических интерпретаций воспринимаемого, с неизбежными для такого конструирования критичностью, установкой на объективность, прагматичностью и ориентацией на эмпирику (в самых разнообразных формах). Характерен для элитных страт в традиционных обществах. После вступления "передовых" цивилизаций в период модерна считается нормативным, однако ориентация на подобные нормы имеет значительно более узкий и зачастую декларативный характер, чем нередко считается.

"Зелёный". "Уровень торжества неформальной релятивности". "Зелёные" мемы утрачивают индивидуалистичную мотивированность, поскольку на этой стадии осознанности условность индивидуалистических приоритетов становится очевидностью. Может доминировать в редких элитных или контр-элитных сообществах в течении исторически недолгого времени.

"Жёлтый". Соотносится с меметикой уже скорее условно. Принимаемые решения этого уровня уже совершенно не имеют стереотипного характера. Творчество, открытость миру, глубоко осознанный альтруизм этого уровня едва ли могут точно и содержательно описываться с помощью формализованных "количественных" методов. Для известных сообществ этот "цвет" не характерен вообще, его проявления чисто индивидуальны и независимы от социального норматизирования.

Проявления "голубого" или "бирюзового" уже совершенно эксклюзивны, характерны для редких личностей в редкие периоды истории. Этот уровень может являться достижимой целью различных духовных практик, но широкая или даже не очень широкая социализация такой мотивированности неизбежно профанируется и "теряет исходный окрас".

Необходимо отметить, что "цветность", определяемая внутренней мотивированностью, нередко бывает трудноопределимой, причём не только извне, но и "изнутри". Практически в любой "высокоцивилизованной" культуре широко распространена имитация "окраски", при которой, как правило, исходная мотивация представляется "более высокой", и за таковую и выдаётся. Происходит же это из-за привязки "расцветки мемов" к социальным статусам. Высокое положение в социальной иерархии, как правило, связано с воспроизведением "высокоокрашенных" мемов или (что несколько типичнее) с достаточно умелой имитацией этой самой "высокоокрашенности".

Представляется достаточно очевидным, что усиление осознанности является информативным процессом, тогда как препятствующий ему конформизм, связанный с инертностью сознания, соответственно энтропийным. Также достаточно очевидно, что и мемы, и их "окраска" - феномен весьма условный и относительный. Возможно, что картина, в которой мемы представляют собою не столько "корпускулы" сколько "нестабильные уплотнения когнитивного поля", является более точной. Причём мемы разного содержания и окраски вполне могут проявляться (и, как правило, проявляются) через одного и того же индивидуума. И наоборот. В связи с этим вполне можно сказать, что личность в меметике "единицей культуры" не является вовсе, существуя "погранично" и взаимодействуя опосредованно.

Итак, есть все основания полагать, что человечеству исходно была доступна вся "мемовая палитра". Социальная эволюция проходила и проходит в форме развития социальных структур и формирования различных "мемовых комплексов", весьма незначительно касаясь "исходного субстрата" - людей как таковых. Исходные слабо рефлексируемые "фиолетовые" мемы основывались на этологических социальных программах, формирующих три основных класса сообществ - "командного", "клубного" и "общинного" типа, в прямой зависимости от степени благополучия сообщества. Сообщества "командного" типа формируются в условиях, близких к экстремальным, "клубные" - напротив, в условиях относительного изобилия. Общинный тип ориентирован на оптимум. Только последний тип соц.организации можно назвать стабильным, однако все эволюционные трансформации социальных систем проходили через первые два.

Если бы мотивированность людей была жёстко ограничена "фиолетовой" альтруистичностью, никакой социальной эволюции, вернее всего, никогда бы не случилось, да и вообще способность к развитию культуры при таком ограничении выглядит достаточно сомнительно. Как бы тяжко не проявлялись последствия доминирования "красных" мемов, без них процесс, вернее всего, не пошёл бы вообще, о чём свидетельствует культурное положение изолированных архаичных социумов, переживших кризисную фазу в далёком прошлом, оптимально вписавшихся в местные биоценозы и застывших в "гармонизированном" гомеостазе. В большинстве случаев и такие сообщества скреплены "синими" мемами, но "фиолетовая основа" в них, как правило, проявлена наиболее основательно.

Недостаточность "фиолетовости", "эгоистичность человеческой натуры" стимулирует поиски других способов консолидации социума на основе более изощрённых культурных взаимодействий, развитие которых, в свою очередь, порождает возможность формирования новых коммуникационных связей за рамками исходной формы социума - общины - и провоцирует появление новых проблем, решение которых побуждает социальные системы к развитию.

Возможность формирования социальной организации на базе вербально фиксируемых договорённостей, определяемых "синей" меметикой, вероятно, очень быстро сказалась на разнообразии социальной организации человеческих сообществ. Хотя в основе всех традиционных социальных структур находится община, виды меж- и внутриобщинных связей весьма разнообразны и достаточно гибки. Наиболее типичное межобщинное сообщество - племя, видимо, исходно представляющее из себя трансформированную популяцию - встречается не повсеместно, но при этом именно оно стало основой самой распространённой исходной "цивилизационной мутации" - вождества. Другая, тоже достаточно типичная "мутация", представляющая из себя "разросшуюся" общину или слияние нескольких, по всей видимости, сыграла тоже очень значительную роль в формировании сложностратифицированных, "цивилизованных" социальных систем. Типичным примером такого рода социальных систем являются "города" пуэбло. По всей видимости к этой же разновидности относились древние поселения Ближнего Востока - Иерихон, Чатал-Хуюк и т.п.

Основным отличием "архаичного" типа общественного устройства от "цивилизованного" видится наличие развитой социальной стратификации у последнего, как уже отмечалось выше, тесно связанной с "окраской" мемов. Социально-ролевое разделение сообществ несложно увидеть и у животных, людская социальная структурированность отличается рассудочной фиксацией своей институциональности. Благодаря ей становится потенциально возможным формирование новых стабильных социальных структур, основанных не только и не столько на "исконном порядке", сколько на "профессиональном инструктаже".  Этот потенциал не всегда и не везде должен был раскрываться полностью, но само его наличие уже делало эволюционирование социальных систем вопросом наличия стимулов и времени.

Процессы, способствующие усилению стратификации, шли и в "макрообщинах" и и чифдомах, имея при этом вполне схожие основные направления, характеризующиеся упорядочиванием "стратегической" информации, касающейся сплачивающих социум и тесно между собой связанных вопросов мировосприятия и социального устроения, а также задач существования в окружающей социальной среде. Таким образом через новую трансформацию социальной системы выделились два типа "высших" варн или сословий - жреческой и военной. Нормативной "окраской" элиты в обеих разновидностях становится "оранжевость", необходимая как для принятия нестандартных ситуативных решений в нестабильных условиях дипломатии и войны, так и для манипулирования имеющейся обобщённой мифологией.

Первые политии, организованные на таком глубоком и институализированном разделении страт, с лёгкой руки академика Дьяконова стало принято называть "номами", однако и многие более поздние государственные образования, на которые этот укореняющийся в историографии термин распространять не принято, имеют по сути ту же самую структурную специфику. Административный и культовый центр, обычно являющийся также  торгово-ремесленным центром и крепостью, объединял и всячески "опекал" несколько окрестных общин, сам уже общиною не являясь. Эта структура характерна и для древнеегипетской административной единицы, и для уезда Российской империи. Поэтому в дальнейшем эта разновидность общественной организации будет здесь называться социальной системой номового типа, или ССНТ.

В спиральнодинамической схеме стабилизирующая окраска чередуется с деструктурирующей - как мне видится, вполне оправданно. "Оранжевая" меметика социально деструктивна, основанные на рационалистичной редукции картины мира дисгармоничны, а мотивированность этой "окраски", как правило, обострённо эгоцентрична независимо от формальных целевых деклараций. Необходимо сопутствующая этому типу восприятия критичность постоянно дестабилизирует социальные связи, провоцируя либо внутренние кризисы и внешнюю экспансию в случае высокой мотивированности социальной активности, либо расцвет эскапизма в обратном случае. И то, и другое становится характерной особенностью элитных страт ССНТ.

Доминирование этого вида социальной организации в политиях древности имело прямым следствием культурный переворот, характеризующийся, в частности, формированием новой, рационализированной мифологии (в самом широком смысле). Будучи и политически, и культурно экспансионистскими, эти политии при этом становились и более "взрывоопасными", дестабилизирующими социальное и природное окружение. Их, по сути, неизбежная деградация и гибель, связанная с энтропийными процессами "осинения" и мифологической девальвации, утрачиванием актуальности жёстко фиксированной формой мифов, структурирующих социум, как правило, приводило к экологическим кризисам и культурной дезинтеграции целых культурных регионов, образовывающихся ранее преимущественно благодаря их же развитию. Что, в свою очередь, нередко имело следствием стимулирование социально-эволюционных процессов уже в более широких культурно-географических масштабах.

Эволюция обоих обозначенных типов социальных систем напрямую зависела от принятия и распространения (не всегда удачного) относительно "высокой" меметики. Однако не меньшее значение имело наличие направления для этого развития, эволюционный потенциал связанный с появлением новых высоко значимых социальных ниш. В первую очередь, такие ниши открылись с появлением новой формы социальной организации - городского поселения. Новые страты, сформировавшиеся в городах изначально, по всей видимости, повсеместно имели весьма невысокий статус, будучи не более чем обслугой тогдашней элиты. Однако со временем именно они в силу прямой зависимости от "оранжевой" меметики высоких социальных слоёв и относительной "культурной гибкости", связанной как с характером их деятельности, так и с отсутствием столь же сильной зависимости от укоренённой традиционности, начали активно приобщаться к "оранжевости" - естественно, в тех формах, которые соответствовали их задачам и положению. Развитие ССНТ во многом характеризуется их усиливающимся влиянием, тогда как эволюция ССПТ вообще в первую очередь зависела именно от них.

История и ССНТ и ССПТ характеризуется формированием политически связанных агломераций, в случае доминирования ССНТ как основных структурных единиц - "восточный деспотий", ССПТ - "представительских демократий". Глубокие культурные отличия стран, где укоренилась та или другая политическая система, во многом объясняются господством "синей" или "оранжевой" меметики во внутриполитической жизни.

Распространение "оранжевой" меметики на всё более широкие слои населения, на разные страты, казалось бы, можно было бы рассматривать как естественный процесс, поскольку элита могла бы передавать и отчасти передаёт свою мораль и нормы поведения более низкостатусным стратам. На деле же это происходило весьма болезненно и долго, и имело не столько эволюционный, сколько революционный характер. Кастовое обособление страт приводило к тому, что высокостатусные страты скорее "синели", чем сохраняли нормативную окраску, не говоря уж о масштабном "озеленении", а низкостатусные выстраивали собственные иерархии мемов, где внешнее совпадение формы мемов с нормативными для элитных страт были не слишком типичны. К качественным изменениям этот процесс привёл тогда и там, где контр-элите, образованной на основе новых, уже городских социальных страт, удалось не только добиться повышения собственного социального статуса, но и радикальной перестройки социальной иерархии вообще. Речь идёт о так называемом "античном капитализме" Вебера и лежащем в его основе типе социальной организации, появление которого внешне отметилось появлением и распространением политического эгалитаризма, исчезновением социальной основы ССНТ - общинной организации, формированием небывалой доселе "деиерархизированной" и при этом весьма изысканной культуры и т.п. Этот новый тип соц.системы в дальнейшем будет обозначатся как социальная система полисного типа, ССПТ. Уточню, что речь отнюдь не идёт о непосредственном захвате политической власти "третьим сословием". Дело совершенно не в этом, а в появлении нового вида социальных коммуникаций, организованных на основе принципа обратной связи. Который может реализоваться только при доминировании социально-культурных стереотипов имеющих исходно "оранжево-мемовый характер".  

На всякий случай оговорюсь - к ССПТ можно отнести далеко не все древнегреческие полисы, а те, которые проявляют признаки ССПТ, проявляют их не слишком-то ярко. Скажем, у Милета признаки ССПТ можно выявить достаточно легко, а для Аргоса это весьма затруднительно, если возможно вообще.Что отнюдь не странно для эволюционного описания. 

В завершение о перспективах. Итак, ССНТ можно охарактеризовать как элитарную систему с преобладающей "синей" меметикой и доминирующей "оранжевой", а ССПТ - как систему эгалитарную с такими же "цветовыми характеристиками". Широкое распространение "зелёной меметики" не поощряется жёсткими формализованными иерархическими социальными структурами, порождаемыми господством как "синих" приоритетов, так и "оранжевых". Заметно проявляющаяся в большинстве случаев в условиях необострённых кризисов, эта форма восприятия весьма быстро девальвируется сразу же после преодоления кризиса, а нередко даже до этого через имитацию, которая служит основной формой распространения того или иного конкретного мема или меметического комплекса. Ограничение "высокой меметики" приводит к стагнации социальных систем, в то же время всепланетарная интеграция, происходящая благодаря эпизодическому и ограниченному влиянию "зелени", устраняет и основные стимулы для спиральнодинамического развития - межсистемную конкуренцию и внутрисистемные кризисы. Развитие традиционно локализуется в специфических сообществах, продолжающих ограниченно и косвенно влиять на социум в прямой зависимости от степени благополучия оного. В случае торжества "утопического" сценария социального развития а-ля Фукуяма нарождающаяся в своеобразных культурных условиях современности "зелёная нетократия" имеет чёткую перспективу стать "декоративным дополнением" массовой культуры, время от времени привлекаемой "оранжевой элитой" для разрешения тех или иных локальных проблем ради "торжества гуманности". Глобальная трансформация ССПТ в нечто качественно новое, которое можно примерно представить как масштабную сетевую систему, базирующуюся на передаче "чистой информации" и минимально зависимую от обработки и применения "материальных ресурсов", в этой связи выглядит весьма проблематично. И если вектор эволюционного развития не является исключительно умозрительной установкой - без масштабного до глобальности кризиса, похоже, опять не обойтись. Причём причины и характер этого кризиса на данный момент принципиально непредсказуемы для широко-социального принятия. Как обычно и бывало в истории.

 

Следующий серьёзный вынос произошёл ровно через два года на праздновании, соответственно, 98й годовщины до Мировой революции.

К тому времени мои эксперименты с ЛСД и фенэтиламинами привели к достаточно любопытным результатам – я выяснил, что при их воздействии можно активизировать воспоминания о забытых событиях, вплоть до эпизодов самого раннего детства. Вот что к этому подтолкнуло.

Погожее летнее утро 2004 года застало меня за прогулкой с одной из Росянок после употребления довольно слабой марки под названием "Yellow Submarine". Среди прочих подвигов того утра вспоминается спасение кошки от охотящихся на неё ворон с последующим изустным внушением этим воронам, и декламация поэзии Майкла Джиры на близлежащей стройке, сопровождаемая одним из самых полновесных строительных звуков – забиванием свай.

Но наиболее заметным событием трипа оказалось освоение детской площадки по её прямому назначению. Росянка без удовольствия покачалась на качелях, я съехал с горки, пытаясь припомнить те безоблачные времена, когда, отдыхая у дедушки с бабушкой, много в их сопровождении гулял по днепропетровским паркам отдыха и посещал экзотичные горки в виде ракет, слонов и подобного (особенно в одной ракете парка Богдана Хмельницкого было неприятное для задницы место сварки уже почти на съезде), и подумал кстати, что никогда не любил все эти аттракционы, и вообще всё то, чем положено потчевать детей.

Стал вспоминать свои детские страхи. Одним из самых ужасных был, к примеру, Дед Мороз. Воспоминание тем болезненнее, что очень раннее, мне где-то три года. "К тебе кое-кто пришёл" – и тут входит огромный краснорожий человек-чудовище. Я прячусь в угол, бьюсь в истерике, родители и человек видят полную невозможность хоть как-то вызвать меня на контакт, его смущённо уводят на кухню, потом выпроваживают. Все это я рассказываю заливисто Росянке, и тут червь сомнения закрадывается в мысли – у меня рождается подозрение, что Дед Мороз приходил ко мне не один раз! Неужели мои родители были так жестоки, что могли, зная о моей реакции, пригласить его вторично?

Я обзавёлся уже к тому времени сотовым телефоном и не стал откладывать выяснение этого вопроса до лучших времён, а сразу набрал мамин номер и спросил после краткого приветствия, сколько раз ко мне в детстве вызывали Деда Мороза. "Ты знаешь, – говорит мама смущенно, – вообще-то, два раза". Я воскликнул: "Ну почему два? Почему два?! Неужели после первого раза уже всё понятно не было?" А она: "Ну мы думали ТЫ ПОДРОС".

Совершенно забытый и изжитый детский страх вдруг вспомнился мне с удивительной достоверностью, тут же подтверждённой.

Так спонтанно выяснилось изменение особенностей памяти под веществами, которое и проявилось весьма мощно на праздновании 98-летия до Мировой революции.

Поздним вечером 9 мая 2005 года Н. читала "Человек перед лицом смерти" С.Грофа. Мы сидели в сквере перед одним московским окраинным вузом, я употребил довольно сильную марку "Стар Трэк" и вёл беседу с птицами. Н. спросила меня, как я отношусь к тому, что пишет Гроф, можно ли сопоставить с этим мой опыт. Я отвечал неопределённо, потому что слышал его фамилию и перинатальную теорию краем уха и безотносительно друг к другу, так что и вопросу особенного значения не придал.

Фаза активного действия марки уже почти прошла, когда я решил для придания пикантности выходу из трипа покурить гашиша. Уже достаточно рассвело для того, чтобы я, по обыкновению после гашиша, стал делать записи в предназначенный специально для таких случаев блокнот. Всю ночь до этого я занимался подробным самоанализом, сопровождавшимся перетряхиванием ценностей, как я это называю – поверкой самого важного для меня, сохранило ли оно прежний смысл и важность в измененном состоянии. Думается, в подобные диалоги вступал каждый и без всяких веществ, я тоже. Но под веществами иной угол зрения позволяет увидеть скрытое от повседневного сознания, обратиться к себе с точки зрения совести с нелицеприятными вопросами и ответить на них без обычных увёрток (не обходится в таких случаях и без вопроса "ну и зачем опять ты это принял, мало ты испытывал свою  психику, хочешь её окончательно расстроить?"). Действие гашиша структурировало особым образом мысли, и прописывание их на бумаге привело к восстановлению необходимых между ними связей, которые при монологическом мышлении могут незаметно для рассуждающего опускаться и подменяться вместе с существенными выводами.

Я увлечённо писал, и мысль обгоняла написанное, так что я еле за ней поспевал. В один прекрасный момент я осознал, что скрыл от себя очень серьёзный разрыв между моими юношескими идеалами, которые не слишком изменились за взрослые годы, и всей последующей жизнью. Я пристально взглянул на себя собственными глазами двенадцатью годами раньше и ощутил такую пропасть между собой и своей любовью, такое предательство по отношению к ней, что не дописал последней фразы. Слёзы буквально брызнули у меня из глаз, блокнот полетел в одну сторону, ручка в другую, и это оказалось началом интенсивной двухчасовой истерики, в ходе которой я вспомнил всё.

Дело в том, что примерно с двенадцати- – тринадцатилетнего возраста, то есть уже лет семнадцать, я никогда не плакал навзрыд. Конечно, на трогательном месте в фильме или книге глаза мои могли увлажниться, в трудные минуты выступали на них злые слёзы отчаяния и т.д. Но ощущение, когда плачешь взахлёб, с поминутным вздрагиванием и непроизвольными всхлипами, и совершенно не в состоянии остановиться, спустило мой психологический возраст сначала примерно до двенадцати лет, потом до восьми, и так всё дальше и дальше – к образам забытых воспоминаний, на удивление ярким.

Я вспомнил всё – откуда во мне мои привязанности и пристрастия, откуда во мне любовь к тому, что я люблю, привычки, черты моей личности, откуда во мне мои ценности, почему, скажем, я люблю честность (отец всегда говорил "Нельзя врать ребёнку") и литературу (даже названиям цветов в детстве меня учили по книжечкам, картонным, твёрдым – "вот жёлтая книжечка, вот серая книжечка"). С меня слетали эти наслоения, одно за другим, я становился психически всё младше. Происходило то, о чём я сказал, когда останавливался на различии между воздействием грибов и ЛСД. ЛСД буквально сдёрнуло с меня шелуху восприятий, которой я оброс в течение жизни, и перед моим взором всё предстало так, как виделось мне в четыре, в три года.

Я прописал себе водные процедуры, ванну, как в детстве (обычно принимаю душ), и, не в состоянии успокоиться, вздрагивая и рыдая, пускал в ней пузыри, плескал руками, открывал и закрывал дырку слива – всё тот же плачущий маленький мальчик. Водные процедуры не успокоили, я вышел из ванной и воспоминания понеслись дальше, к вовсе уже страшным картинам. Поразмыслив, я отнёс их к моменту собственного рождения – ничем другим это быть не могло. После этого я стал постепенно успокаиваться, мне стали видеться какие-то пещеры, темные проходы и бесконечные подземные воды, то есть, по Грофу, с которым я не был знаком, образы двигались от третьей ко второй и первой перинатальным матрицам.

Ни разу в жизни, ни до, ни после, я не испытывал такой мощной очистки своих представлений о себе самом, своего жизненного пути и своего места в мире. С поразительной ясностью я увидел возможность редукции всего воспринимаемого, а не только ценностей. Не редуцировалась только любовь. Всё оказалось вторично по отношению к ней, в том числе и собственное "я", ясно осознанное тогда как проводник для её реализации.

Впоследствии по словам "воспоминание о рождении" я нашёл в интернете чью-то диссертацию с упоминанием Грофа и его матриц, в описании которых с удивлением обнаружил полное соответствие тому, что испытал сам, и спустя ещё некоторое время узнал о синхронизации с вечерним вопросом Н.

 

***

Одно из своих произведений я начал такими словами.

Ах, как прекрасно бы было, если бы все герои действительно уже умерли! Тогда я, не поступаясь порядочностью, мог бы писать обо всех их подвигах, потому что неприятности у них уже позади.

Порядочностью придется поступиться.

Жить вообще стыдно.

В полной мере это относится к событиям, на которых, по возможности кратко, придётся здесь остановиться.

Летом 2005 года ко мне обратились трое моих друзей, бывший Росянка, Н. и их подруга А. Они сообщили, что им было бы любопытно попробовать ЛСД, благо грибы они уже пробовали неоднократно, А. даже однажды ими передозировалась и сильно испугалась. Как ясно из написанного, я тоже сталкивался до этого с сомнительными последствиями приёма психоделиков, поэтому отнёсся к подготовке трипа очень серьёзно, настолько, что когда в последний момент мне предложили провести его у Н., а не у меня, как мы собирались, я так перенервничал, что даже заимел лёгкий тик на правом глазу, который исчез только тогда, когда первоначальный план был восстановлен.

С утра я обустроил три комнаты и кухню для комфортного во всех отношениях уединения, буде желание уединиться возникнет, и, когда к трём часам пополудни явились друзья, предложил каждому выбрать себе место, где никто не будет иметь права беспокоить его без разрешения, чем вызвал общее недоумение – они собирались общаться и находиться вместе. ЛСД не действовало в течение первых полутора часов, и А. настояла на получении ещё половины порции, несмотря на мои настойчивые предупреждения, что лучше не почувствовать ничего, чем почувствовать слишком много (сам я для большей заботливости принял таблетку экстази). После краткой прогулки у трипующих, как я и предполагал, возникло желание побыть наедине с собой, и все разошлись по комнатам.

Ближе к ночи А. вставило так, что мало не показалось никому. Она позвала меня и доверительно сообщила, что навсегда сошла с ума, возможный выход из этой ситуации – выброситься прямо сейчас из окна, ведь жить совершенно незачем. Я обнаружил в её состоянии большое сходство с тем, что увидел сам, впервые попробовав "велосипед", и обрисовал ей в общих чертах агрессивную бессмысленность существования, которая сейчас ею овладела.

А. весьма удивилась тому, что нашёлся человек, который понимает её положение, но ещё больше тому, что этот человек до сих пор не покончил жизнь самоубийством. Тогда я осторожно изложил свою концепцию любви как единственно существующего и предложил сосредоточиться на том, что она понимает под любовью. Она вспомнила о сыне, и это несколько приостановило кризис, но тут, на беду, я дал ещё один совет.

Дело в том, что мой поставщик ЛСД авторитетно произнес однажды, что в соответствующем состоянии хорошо "всякие вопросы себе позадавать". Я беспечно сообщил А., что действие вещества скоро кончится, и вместо того, чтобы предаваться отчаянию, лучше использовать это время на освоение нового восприятия, к примеру, позадавать себе вопросы относительно привычных понятий и посмотреть, совпадают ли ответы с теми, что были известны раньше. Усомнившись в том, что это может кончиться, А. и впрямь стала задавать вопросы, но адресовала их не себе, а мне!

Каждый строился по модели "Что такое … ?" – вместо точек смело вставляйте любое известное вам понятие и будьте уверены, что этот вопрос А. мне тоже задала в ту ночь. Сначала я отвечал по мере сил и компетенции, но когда понял, что это только раззадоривает собеседника, стал уходить от ответов, отшучиваться, отвечать "это трудный вопрос", "не знаю", "понятия не имею". Глубокой ночью мы отвезли А. домой на такси, там я ещё долго общался с ней, помышляя о побеге, что очень тревожило А. – всякий раз входя в комнату, она подозревала, что я исчез. К утру я всё-таки вполне легитимно покинул её дом, удивлённый тем, что привычное шести-двенадцатичасовое действие вещества не кончается. А. сообщила потом, что период активного действия продолжался не менее двадцати часов.

На этом её эксперименты только начинались. Через неделю она настойчиво попросила препарат снова. Я с иронией спросил у неё, на кого она укажет, если возникнет вопрос, где она это взяла ("На самого злого врага", – задорно воскликнула А.) и взял с неё обещание, что, если при приёме её опять одолеют страхи, она обратится к живущим с ней в одном доме Росянке и Н. Так и произошло, но Росянка не смог справиться с её сумеречным состоянием, вследствие чего они, несмотря на договорённость, прибыли ко мне. Я разрешил им остаться на ночь, с условием, что они будут вести себя тихо. Тихо они себя не вели, так что около восьми утра я лично проводил их на улицу и пожелал успеха в поимке такси.

Вечером того же дня Росянка позвонил мне и сообщил, что А. убежала от него, вскочила в трамвай и уехала, и теперь пребывает в психушке, что сам он утром следующего дня уезжает в Крым, а я должен уйти в полную несознанку и о веществе, и о том, где провела ночь А.

Так я и поступил, даже в отношении общих друзей.

Через два дня мне позвонила мама А. и в ультимативной форме попросила связаться с лечащим врачом А., заведующим женским отделением психиатрической больницы. Я поехал на встречу с ним и, следуя избранной для меня Росянкой стратегии, ушёл в глухую несознанку. Врач спрашивал меня, глубокий ли человек А., шептал, "мы все вместе, её друзья, должны ей помочь", картинно недоумевал, что одинокая женщина среди ночи берет такси и едет в гости к женатому человеку, я в ответ выражал такое же недоумение странным фантазиям моей не слишком близкой знакомой, которую я последний раз видел, когда она приходила ко мне сканировать фотографии (и забирать ЛСД, кстати).

– Давайте сделаем так, – предложил врач. – Сейчас вы встретитесь с А., пообщаетесь, она станет убеждать вас подтвердить её слова, после этого разговора вы вернётесь ко мне и мы снова потолкуем.

Так оно и случилось. А сообщила мне, что её стратегия проста: она ничего не говорила про вещество, у нас с ней шуры-муры, она приехала ко мне, повинуясь порыву страсти, провела у меня ночь втайне от жены, которая спала в настолько дальней комнате, что ничего не заподозрила и её не видела (ещё как видела!), с утра А. уехала, недалеко от моего дома почувствовала себя плохо, попросила у прохожих вызвать ей скорую помощь, но, поскольку при ней не было страхового полиса, скорая помощь отвезла её в дурку. Мою несознанку это тоже объясняет: я не хотел рассказывать правду из страха перед семейным скандалом.

Я сообщил А., что моя стратегия ещё проще: её у меня не было и я ничего не знаю.

– Но ты-то там, а я-то здесь, – сказала А с заметным беспокойством.

Долго уговаривать меня не пришлось. Снова оказавшись в кабинете врача, я сразу начал бормотать, что "всё-таки она была, вы понимаете, семейный скандал" и т.п. Его картинная реакция наполнила меня счастьем.

– Что-о?! Вон из моего кабинета!!!

Я галопом умчался из его кабинета, с территории больницы и из Москвы вообще, на дачу, где устроил ЛИКВИДацию всех домашних запасов веществ, как я это назвал, благо их было не слишком много.

А. выписали через три недели, не поставив диагноза, так ей удалось запутать лечащего врача не без моей помощи.

Много раз ещё в течение последующих лет А. радовала Росянку, Н., меня и многих других людей провокационными поступками под разнообразными видами гиперстимуляторов, навроде воплей "Милиция!" из их запертой квартиры при звуках открывающейся соседской двери с последующим эксцентричным посещением соседской квартиры, звонков в далёкие города с требованием немедленного прибытия для оказания скорой помощи, зажигательных смсов и т.д.

История с А. надолго отбила у меня желание доставать для знакомых психоделики и, тем более, служить проводником в психоделических опытах, потому что выяснилось, что самый тщательно подготовленный и заботливо проведённый трип не только не гарантирует положительного результата, но и навешивает дополнительную ложную ответственность за происходящее с подопечным.

Кроме того, я убедился, что негативные последствия от приёма группы веществ, с которой мы имеем дело, часто значительно превосходят позитивные, и если побеги из Москвы брата Росянки и грибника можно ещё трактовать в положительном смысле, то интерпретация в том же духе выносов А. с абсолютно бесконтрольным поведением и тягой к новым экспериментам, следствием которых становятся не менее тяжёлые по последствиям выносы, конца которым до сих пор не видно, представляется несколько натянутой. Конечно, дело здесь не столько в веществе, сколько в психологии личности принимающего, но легче ли от этого? Никто не знает, какие психические дали разверзнутся от злоупотребления подобными вещами у других индивидов, и ни малейшего желания узнавать об этом у меня не возникает. Каждый волен справляться или не справляться со своими психическими проблемами сам, а я не священник, не психиатр и не фармацевт.

Замечу кстати, что А., так же как я, пережила серьёзный мировоззренческий сдвиг, и оценивает происшедшее и происходящее с ней в целом очень позитивно.

 

***

Пока А. лежала в психиатрической клинике, я занимался ЛИКВИДацией на даче. Помимо негодования относительно бездарного использования ею столь прекрасного и чистого вещества (то ЛСД было наиболее качественным из всего, что мне доставалось прежде, и вот пришлось отказаться от дальнейших поставок), я столкнулся с весьма интересным феноменом, который скромно назвал "светом божественной любви".

Дело в том, что примерно за полгода до истории с переживанием рождения меня внезапно отпустил владевший мной все годы моей сознательной жизни атеизм. Я вырос в атеистической семье в атеистическое время, отец рассказывал, что Бога придумали богатые для подчинения бедных, бабушка со стороны матери, любимой фразой которой до самого недавнего времени было "я любых попов терпеть не могу", тоже имела на меня большое воспитательное влияние, так что я вырос законченным и последовательным атеистом и антиклерикалом. В школе я попытался кратко сформулировать своё мировоззрение и затеял даже для этих целей краткий труд с претенциозным названием "Несколько слов о новом атеизме", к которому вернулся и закончил в 97м году. Позднее в работах классиков анархизма я обнаружил ровно тот же подбор мыслей – жизнь и здоровье в противоположность болезни и смерти, естественная нравственность и взаимная поддержка для сохранения и укрепления жизни, свобода от страха и уничтожения, навязываемых внечеловеческими, внежизненными структурами государства и церкви, в основе которых лежит идеология, разделяющая на своих и чужих, способность человека к творчеству и бесконечному совершенствованию в отличие от животного и проч. в том же духе. Упорствование в "единственно верном" "понимании" "реальности", возможно, и делало мои триптаминовые трипы такими бэдовыми.

Знакомство с мистическими концепциями и наличие многочисленных религиозных друзей, беседы с ними на духовные темы, чтение авторов самых разных воззрений, временное приятие всевозможных систем мышления и ценностей для их понимания, и не в последнюю очередь планомерное использование психоделиков так подточили моё атеистическое мировоззрение, что в конце концов осталось себе признаться, что я намеренно исключил для себя один из самых плодотворных способов мироощущения, познания, коррекции жизненного пути, утешения и подлинной радости – религиозности. Я давно уже понимал, что скорее ограничиваю атеизмом свою свободу мыслетворчества, чем усиливаю, поскольку закрываю для себя огромную область человеческого сознания (и не только сознания!), в этом был для меня привкус ментального аскетизма, эдакое сужение области интересов, когда не стоит разбрасываться на то, что тебя прямо не касается, а следует делать только дела, за которые взялся (кстати, уже в 95м году я разрешил крестить своих дочерей в православную веру, исходя из той же идеи – что у них будет больший выбор, чем у меня, поскольку уйти из религии гораздо проще, чем прийти к ней).

Ночью в январе 2005 года на одинокой остановке автобуса под медленное падение прозрачных снежинок среди морозного пара я осознал, что не допускать себя к религиозным чувствам и мыслям в мире, о котором я знаю только то, что он позволяет абсолютно любой взгляд на себя, любую схему восприятия, и эта схема наложится на него совершенно впору, значит уподобиться эдакому маньяку с отрицательной идеей фикс, специально, даже в ущерб себе, НЕ думающему о чём-то самом существенном для него.

Я позволил себе, наконец, принять религиозное мироощущение, слишком долгое время никак не развивавшееся во мне, отчего мой генезис как личности имел к тому времени черты, близкие к духовной патологии. В самое краткое время религиозность привела меня к ряду трудностей.

Началось всё с приобретения цифрового фотоаппарата. Лето 2005 года я посвятил тщательному и всестороннему изучению его возможностей и функций, в том числе такой важной как так называемый баланс белого. Если он настроен неправильно, изображение на снимке оказывается желтее или, напротив, синее, чем видимое глазом. Я научился различать тончайшие оттенки белого цвета вплоть до осознания того факта, что чистого безупречного белого цвета просто не существует, ни в природе, ни в рукотворном виде.

Однако скоро я его увидел. Случилось так, что часть дачного трипа я вопреки обыкновению решил провести с закрытыми глазами (скорее всего, это было следствие чтения Грофа). Причудливый визуальный лабиринт, по которому вели меня звуки альбома Massive Attack"100th window", постепенно сменился неким умеренным сиянием, появившимся из правого нижнего угла зрения и мало-помалу заполнившим всё видимое пространство. Я понял, что это абсолютно чистый беспримесный белый цвет достаточной яркости – не ослепляющий и не тусклый. Понаблюдав его некоторое время, я не выдержал переполнивших меня ощущений и открыл глаза.

С завидной регулярностью в последующих экспериментах я стал видеть этот идеально белый цвет, он был безупречен и как-то космически далёк, я дал ему условно-ироническое название "свет божественной любви" (а что ещё, скажите на милость, может быть белым как ничто в материальном мире?) и стал пытаться разглядеть его поподробнее и подольше. Попытки эти привели к неожиданному эффекту. Сила ощущений от пристального и неотрывного наблюдения за этим светом оказалась несопоставима ни с чем до сих пор испытанным, градус эмоций повышался до запредельного, продолжать долго смотреть на него было абсолютно невыносимо, но достаточно притягательно, это было совершенно особое психическое состояние, сходное с состоянием визионерства, уже мне знакомом.

Дело в том, что в период окончания школы и начала обучения в университете (1991 -1993) я столкнулся с эффектом предсказывания событий. Случайно открыв в себе способность узнавать о событиях будущего, касающихся впрямую моей судьбы, я стал полунамеренно развивать её в себе и достиг в предсказательстве немалых успехов. Можно отметить, что я последовательно предвидел достаточно несуразные результаты своих оценок вступительных экзаменов и на второй день знакомства с будущей женой знал, что это моя будущая жена.

Метод был такой: я задавал некий вопрос относительно своего будущего, на него приходил ответ, зачастую неожиданный, и затем предсказание сбывалось. За этическое условие я считал неразглашение информации до исполнения и тематика информации была ограничена исключительно моей дальнейшей судьбой. Я даже в шутку персонифицировал своих ответчиков, именуя их довольно неуважительно.

Однако со временем случайные "Интересно, а … ?" стали получать ответы не просто мне малоприятные, но и вовсе катастрофические. Я решил прекратить практику в ущерб чудо-способностям и стал намеренно себя путать, сбивать с толку свою чувствительность, мешать тонкому ответу намеренно противоположным, и, действительно, зловещие предсказания не сбылись.

Впоследствии только однажды, уже в 2004 году, я припомнил былые забавы с трансцендентным и попытался напредсказывать себе счастливую судьбу на её небольшой развилке. Предсказание оказалось неправильным, судьба сложилась иначе, но тоже вполне удовлетворительно. Больше я не испытывал своих этих способностей из опасения неконтролируемого результата общения с силами, природа которых мне не ясна.

Похожий случай произошёл и с "божественным светом любви". Благодарить здесь следует прежде всего Старину. В декабре 2005 года мы отведали с ним по достаточно сильной марке "Чёрное солнце", на оборотной стороне которой было написано DON 3mg. Трип вышел, как всегда со Стариной, достаточно беспощадным, большую его часть мы провели в весьма жёсткой беседе. Старина указал мне на странный мимический эффект, появляющийся у меня при пересказе моих встреч со "светом" ("Бог страшен и свет его страшен") - обычно достаточно подвижное, моё лицо будто отмирает, меняется голос, из глаз текут слёзы, и я снова  впадаю в своё особое психическое, "визионерское" состояние. Он предостерёг меня от поспешной интерпретации своих видений и безответственного экспериментирования с подобными вещами.

Итогом той беседы стало моё решение креститься. Опасения относительно слишком быстрых успехов, которые я стал делать, едва успев принять религиозное мировоззрение, стали первым резоном для этого решения. Я рассудил, что оставаться самоучкой в области, которая существует столько же, сколько существует человечество, довольно странно, тем более, что область серьёзная, нужна опора на какую-то из традиций. Кроме того, я ясно осознал свою слабость и невозможность выйти из круга личных отношений, в которых запутался, в одиночку. Выбор конфессии был для меня очевиден – традиционной религией в месте, где я живу, является православие, и среди моих религиозных друзей основу составляют православные. Их жизнестроительство всегда казалось мне достаточно гармоничным. Православие не требует сектантской отстранённости от мира, посвящения себя целиком религиозному служению, но и не даёт забыть об относительности мирских ценностей и удовольствий, хотя здесь тоже не без исключений в обе стороны. Наверняка где-то существуют не менее авторитетные религиозные традиции и практики, но я не собирался настолько кардинально разворачивать свой жизненный путь, чтобы менять людей, с которыми общаюсь и место, где живу, ради поиска достойного моей персоны вероисповедания.

С крёстным отцом моих дочерей я тоже посоветовался на тему "видений". Он подтвердил мои сомнения. Со сверхъестественными силами общаться не стоит - ангел не обидится, если человек ему не поверит, тем более, что к общению с ангелами ведут совсем другие пути[4]. Затем кум посоветовал мне весьма крутого священника. Первым делом этот священник сказал, что креститься взрослому человеку смысла нет, если он не хочет дальше жить церковной жизнью, и что ажиотаж первых постсоветских лет в этом смысле прошёл. Далее он предупредил на всякий случай, что крещение не даёт магических способностей (от которых я как раз хотел избавиться!), и велел перед крещением подготовить исповедь. Ему явственно нравилось, что у них в церкви крестят "полным погружением". Среди прочего на исповеди мы говорили про свет и его нестерпимость. Он высказался осторожнее, чем мои товарищи, в том смысле, что мы находимся на самой далёкой орбите божественного света и можем надеяться к нему когда-нибудь приблизиться, но не при помощи игр с подсознанием, а затем посоветовал просить посылать только то, что я могу вынести.

Через месяц после крещения я и встретился с Р., который очень хотел поговорить о дежа вю. Почему бы нет?

 

***

В тот день состав собравшихся адептов нашей секты был довольно представителен, в беседе участвовало всего около десяти человек, среди прочих Старина и обе Росянки. Уважаемого Р. многие из нас видели впервые, так что тем более странно было его желание провести с нами столь своеобразный разговор.

Рассказ его сводился к следующему. Однажды он переборщил с "сибирью" и его очень сильно вынесло, он пережил смерть (2cb – вещество, которое показалось мне, в отличие от прочих фенэтиламинов, на удивление мягким по воздействию, лёгким и красивым, его бы я рекомендовал для первого знакомства с психоделиками как самый мягкий из них, в разумном количестве, разумеется). При выносе он встретился с некоей высшей сущностью, которая продемонстрировала ему всю его будущность (в частности, что он не сможет отказаться от наркотиков), весь мир людей, таких крохотных и жалких (характерный жест – две руки, сжатые в щепотке, приближаются друг к другу и затем к глазам, чтобы продемонстрировать малые размеры виденного), для которых всё точно так же, как для него, предопределено, и нет из этого ни выхода, ни спасения, полное отсутствие свободы воли. Впоследствии, при новых экспериментах, он снова впадал в это особое состояние и снова общался с высшим разумом, который демонстрировал ему предопределённое будущее для него и других крохотных созданий, таких маленьких и несчастных (снова характерный жест), которое потом с неизбежностью сбывалось. Со временем Р. стал впадать в это состояние произвольно, вне зависимости от приёма веществ, оно как бы притягивает его и он не в силах этому сопротивляться. Это состояние высшей истинности, но оно психически совершенно невыносимо. Центральной эмоцией рассказчика было "ну и попробуйте меня, с моим уникальным запредельным опытом, разубедить".

Как видит читатель, в этом рассказе достаточно совпадений с моим собственным опытом, и в части переживания смерти с чувством щемящей жалости к людям, уже таким далёким, и в части предсказаний судьбы, и в части общения с некими духами неизвестной природы, и в части нестерпимости такого общения. Старина, кроме психоделического, имел уже к тому времени опыт реальной  клинической смерти, а Росянка и вовсе преподаватель философии в университете. Ему первому и дали обруч (я нашёл за диваном нелепый детский обруч "хула-хуп" и предложил владеть словом только тому, у кого он в руках, поскольку народу было много,  и все желали говорить одновременно с мальчиком Р., который тоже не прекращал повторять историю своих откровений и характерную жестикуляцию на грани нервного срыва).

Росянка сказал, что детерминистская позиция, которую изложил Р., безупречна и логически разубедить его будет невозможно. Детерминизм нельзя опровергнуть, потому что это стройная внутри себя система, имеющая основательную историю и выдающихся мыслителей среди своих апологетов (Спиноза, Декарт). Абсолютная предопределённость всех следствий из имеющихся исходных данных имеет единственный небольшой недостаток – ощущение полного отсутствия свободы у мыслящего существа, которое, таким образом, полностью лишено воли к каким бы то ни было поступкам и вообще вкуса к жизни. Последовательный детерминист, раб непреложных законов бытия, безропотный винтик в механизме вселенной, не имеющий никаких лазеек из действительности, никаких способов ничего изменить ни в своей жизни, ни в окружающем, вряд ли вообще может долее жить на свете, он должен тут же убить себя об стену, просто потому, что дальнейшего смысла в его существовании нет. Эта проблема сродни проблеме солипсизма, "мозгов в бочке", которая наглядно представлена в популярном кинопроизведении "Матрица" (где о феномене дежа вю тоже идёт речь): если наши ощущения подменены и мы не имеем возможности ничего изменить и ничего узнать про НА САМОМ ДЕЛЕ, зачем жить?

- Так что, - оптимистично резюмировал Росянка, - жить в таком состоянии невозможно. Свобода - вопрос веры. Если она есть, жить стоит. Если нет, видимо, не стоит. Тот, кто выбирает жизнь, выбирает свободу выбора.

Потом он добавил, что подобные явления объясняются и другими способами. К примеру, демонстрируется огромное множество варианов развития узловых моментов жизни, и когда один из них сбывается, кажется, что сбылось именно то, что было увидено, и проч.

Старина, как и в случае со мной, обратил внимание Р. на его повторяющуюся жестикуляцию, когда он рассказывает о своём опыте, так называемый "портал" из щепоток пальцев, через который он как бы попадает в другое измерение, и лицо приобретает особое страдальческое выражение, текут слёзы и проч.

Я, в свою очередь, заметил, что все мы тут не без опыта запредельного, но вопрос доверия такому опыту очень серьёзен, потому что если Р., обычный слабый человек, зная некую сверхъестественную "истину", так от неё страдает, не может выдержать её гнёта, то зачем ему такая истина, от неё следует отказаться, иначе он полностью подорвёт своё психическое здоровье, если не хуже.

- Да, мне сказали, что можно остаться там навсегда, но жить там невозможно – отвечал Р. и прибавил, что всё это уже видел.

- А это ты видел раньше?! – с задором Буратино, показывающего Пьеро золотой ключик, воскликнул я и показал ему за спину. Там висела картина, на которой был изображён человек с очень похожими на Р. восточными чертами лица и в позе, очень похожей на позу "портала".

Р. признал, что не узнаёт эту картину.

- А ведь сейчас важный момент, - продолжал я, - как же может быть, что тебе его не показали?

Р. пришлось признать, что ему необходимо отказаться от своих сверхъестественных путешествий, но проблема в том, что он уже не может выйти из этого состояния, когда в него самопроизвольно впадает. Я поделился опытом, как избегать подобных вещей. Первое – это жестикуляция и мимика, на которую указал Старина. Нужно стараться избегать характерных телесных движений, заводящих в знакомый "портал". Точно так же нужно стараться избегать и характерных мыслей, которые возникают при попадании на пограничье, с которого утягивает в запредельные области. Но самым важным является, конечно, собственное большое нежелание туда опять попасть, а если попадаешь, большое желание выбраться, отвлечься, прерваться, потому что притягательная сила очень велика.

Я предложил поделиться собственным опытом в этой области, а Старина своим опытом клинической смерти, что означало неизбежное впадение в соответствующее состояние, а потом предполагалось совместно выйти из него и таким образом научить и Р. выбираться, но всё же мы не решились проделывать этот эксперимент – последствия подобных действий не очень ясны.

К концу разговора Р. настолько умиротворился, что заснул.

 

***

Собственные испытания в данной области выпали мне на 97-й Психоделический Новый год в мае 2006 года.

C самого начала трип, который я проводил дома у Росянки и Н., оказался весьма мощным – видимо, расчёт вещества был не очень точным. На исходе восьмого часа я получил от супруги СМС примерно следующего содержения: "Да растворись ты в космосе уже. На Земле так мучаешься...", что послужило одной из важных причин,
направивших трип в знакомый мыслительно-чувственный лабиринт, надёжно приводящий к выносу в иные области психического бытия, причём стремительность, с которой происходило это движение, была велика как никогда, соответственно, и последствия должны были стать самыми серьёзными.

Снова, с необычайной на этот раз силой, меня поманил на столкновение с собой мощнейший эгрегор любви к женщине, наиболее эмоционально и аксиологически наполненный для меня, возник даже некий обращённый к себе текст: "Что, ты снова очень хочешь узнать, что для тебя является главным во всей ясности, присущей ему когда-то, в самый экзистенциальный момент твоей жизни, увидеть пропасть, разделяющую это главное и всю твою последующую жизнь и таким образом испытать вновь самую сильную из доступных тебе эмоций? Тебе было мало предыдущих столкновений? Тебе интересны невиданные до сих пор последствия?"

Осознание ситуации и весь предыдущий опыт показывал, что я должен предупредить о возможных последствиях и посоветоваться касательно дальнейших действий с Росянкой, что и было незамедлительно проведено. Я описал, что скорость движения очень велика и что я в определённый момент могу, по меткому замечанию из СМСа "раствориться в космосе". Поскольку подобный опыт я уже имел в каком-то объёме, можно было с большой степенью достоверности обещать, что всё происходящее останется в пределах специальной, закрывающейся на ключ, комнаты, без необратимых последствий, более того, я не буду в ней оставаться один, будет осуществляться полный контроль за происходящим. Но. Поскольку меня настораживает и стремительность запущенных процессов, и их необратимость, и вообще, я не уверен в правильности происходящего, возможно, следует попытаться этот механизм блокировать.

Росянка высказал следующую мысль. Если есть хоть малейшие сомнения в необходимости совершения неких действий, лучше их не совершать до выяснения точной природы этих сомнений, следует определить, что именно их вызывает, и совершать дальнейшие действия исходя из установленного.

Более того. Остановиться на достигнутом, освоиться на том месте, до которого дошёл, и не бросаться дальше, в пучину неизведанного, всегда предпочтительнее, поскольку из неизведанного можно не вернуться, а механизм происходящего ясен только мне. Если я сам смогу "раствориться в космосе" и оставлю остальных в неведении относительно метода, спасу себя сам (если, конечно, это будет спасение) без предоставления такой возможности другим, что ж, это будет мой выбор. На это я возразил, что мне неясно, какое значение может иметь здесь скорость и почему медленная скорость лучше, чем быстрая, если результат неизбежен. Запущенный механизм должен либо разрешиться естественным, логичным для него путём, либо мы его блокируем, прервём, переломим, и это будет неправильно, неестественно.

Это, в свою очередь, ещё больше насторожило Росянку, он отметил здесь большое сходство с  историей Р., и именно в детерминистской его части, в части "неизбежности". Действительно ли у меня нет выбора относительно "портала", в который я "должен" попасть, действительно ли я не имею никакого выбора относительно своих
дальнейших действий, или всё же я могу поступить в соответствии с тем, как считаю правильным и необходимым, даже если это правильное и необходимое не будет совпадать с тем, что "должно" произойти вследствие неких ранее совершённых действий?

Тут я признал, что, действительно, несколько путаюсь, возможно как раз из-за влияния "своего" "портала", и это ещё больше склоняет меня к отказу от его прохождения, каким бы необходимым оно ни казалось.

Итак, мы выбрали блокировку процесса.

Выяснилось, однако, что трудности на этом только начались. Потому что любые известные мне возможности такой блокировки оказалась недейственными. Мы попытались отвлечь меня от мыслительно-чувственного комплекса, ведущего в "портал" - болтовнёй собеседника, моей собственной, даже чтением и комментированием некоторых текстов, включая священные тексты, мной и другими, в частности евангельским текстом об искушении Христа сатаной, но ни это, ни некоторые другие предпринятые шаги не помогли.

Я вспомнил, что именно Старина однажды смог отследить и, если не прервать, то заставить усомниться в необходимости подпадания в это состояние его обличением, мы с ним тогда ругались, и мне показалось именно "поругаться" со Стариной хорошей возможностью прервать процесс.

Однако я не смог дозвониться и вспомнил, что ни разу, когда в разнообразных состояниях я ему звонил, чтобы свериться, соответствует ли мой внутренний Старина, с которым я веду внутренний диалог, внешнему, настоящему Старине (о таких созвонах мы неоднократно договаривались), ни разу, когда я таким образом я пытался дозвониться, этого не произошло. Я вспомнил некое наблюдение, выведенное мной однажды в связи с этим. Старина надёжный человек. Но из надёжных людей такого рода, что они надёжны, когда не надо, и в том, в чём не надо, а когда действительно требуется их помощь и участие, они проявляют надёжность обратного рода - ни помощи, ни участия абсолютно точно с их стороны не будет.

С этой мыслью я сделал ещё одну попытку дозвониться и дозвонился. Взяв трубку, Старина нарушил вышеупомянутое правило - построенная неизбежность была разрушена, была явственно проиллюстрирована постоянная ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫБОРА, в которой возникли было сомнения, стало понятно, что ВОЗМОЖНО преодолеть неизбежность попадания в портал, так же как в случае с Р. было указано на его портрет, и это было первым и важным доказательством невозможности всё предвидеть, ложности детерминизма.

Таким образом был преодолён первый, самый сложный этап блокировки портала.

Я назвал его условно 1 ЭТАП - ЧУДО.

Следующим важным этапом было отделение силы эгрегора от него самого.

Мы с Росянкой установили, что существует некая крайне важная для меня вещь, столь важная, что только при непосредственном столкновении с ней я оказываюсь в пограничном состоянии, однако возникновение некоей силы притяжения к ней, настолько мощной, что она даже создает иллюзию невозможности выбора, очень настораживает. Важно отметить, что состояние моё при этом - всегда состояние полного поражения, я абсолютно бессилен перед этим эгрегором, и частое столкновение с ним ведёт к возможному рабству у него, служению ему, тогда как благо притягивать к себе не может.

Таким образом был пройден 2 этап - СИЛА.

На следующем этапе возникло понятие вектора. Если благо не может к себе притягивать, если Бог не может тащить к себе насильно, тянет к себе сила, а природа любой силы - подчинение, не значит ли это, что собственное направление, собственный вектор должен быть направлен в сторону отрицания - от этого сомнительного плюса?

Нет, отторжение силы отнюдь не задаёт определённого направления, движение к благу не всегда непременно является движением вообще, а понимание того, что им является, не должно связываться исключительно с силой чувства, вызываемого непосредственным соприкосновением с самым важным в жизни.

Сила, в том числе сила чувства, безусловно, один из важных факторов, влияющих на общее направление, но он не является единственным и совершенно не обязательно должен ориентировать как "к себе", так и "от себя" - не следует ни полностью отказываться от него - это невозможно, ни полностью погружаться в служение ему - это опасно вдвойне.

Итак, завершающим стал 3 этап - ВЕКТОР.

 

 

Если исходить из предположения, что планета является живым саморегулирующимся организмом, то многие явления жизни человеческого общества могут быть интерпретированы новым способом и получить новые оценки, в том числе и морального свойства. В частности, распространение и легитимация как полноправных членов социума представителей сексуальных меньшинств.

Человек привык рассматривать себя как нечто отдельное от остального мира - таковы и авраамические религии, и религии индийского корня, и европейская наука Модерна. Антропоцентризм - явление, которое еще только начинает осознаваться как шовинистическое и даже аналогичное нацизму, если экстраполировать это понятие на план межвидовых взаимоотношений.

Бытовое и научное словоупотребление отразило антропоцентризм множеством способов - в частности, в оппозиции "естественное/искусственное". Искусственное - это вещи, которые появились в результате человеческого преобразующего "естественный", природный мир действия. "Естественное" же - это то, что появилось на свет "само собой" или явилось результатом божественной, сверхчеловеческой креации. Человек таким образом позиционирует себя как нечто неестественное, вышедшее за границы природного мира, чуждое природе господствующее начало.

 

Вполне понятны некоторые психологические причины, формировавшие подобную картину мира. Стремительное увеличение мощи человека, овладение огнем, оружием дальнодействия привело к эмансипации от привычной среды (и связанных с ней психологических паттернов) и резкому повышению самооценки. Человек, создавая подобные концепции, с одной стороны, действительно отражал свой выход на вершины пищевой пирамиды,  а с другой - мстил за многомиллионолетний страх своих родственников по телесной организации перед превосходящими силами природы. Астероиды и землетрясения и сейчас неподвластны человечеству, но их объявили неживыми, бездушными, чисто механическими явлениями - а на бессубъектное не обижаются. А тигры сидят в клетках. Те, которым повезло выжить.

Забавно, что новое экологическое сознание, делая первые шаги, не выходит за рамки оппозиции естественного и искусственного. Оно просто меняет знаки и являет собой обратную сторону дуалистической медали. Словно герой романа Кендзабуро Оэ “И объяли меня воды до души моей”, такие неофиты-экологисты объявляют себя “поверенными деревьев и китов” - и готовы мстить от имени униженных и вымирающих видов живых существ своему виду, готовы уничтожить само человечество как раковую опухоль на теле планеты. “И ни зверь, и ни птица слезы не прольет, если сгинет с земли человеческий род”. Для экологистов такого рода человек и вправду есть нечто искусственное, чужеродное и враждебное природе. Человек должен изжить в себе человеческое и вернуться в природный мир. Непонятно лишь, как же он будет существовать в природном мире, если не будет противодействовать акулам и львам, которые вовсе не готовы подписывать с человеком договор о взаимном ненападении.

С другой стороны, на каких основаниях мы считаем свои дома чем-то искусственным, а муравейники - естественным? Следует осознать, что человек - одно из существ этого мира, и его проявления настолько же естественны, насколько естественны проявления других биологических видов планеты. А если действия человека губят конкретный биоценоз - так действия любого биологического вида могут быть и еще более разрушительны. Стоит вспомнить хотя бы катастрофу-революцию, которую устроили на планете сине-зеленые водоросли, отравившие подавляющее большинство живых существ планеты свободным кислородом, сформировавшим агрессивную среду. В которой, однако, появились новые, кислорододышащие виды.

И если человек является одним целым со своей планетой, то явления человеческой жизни, не только чисто биологические, но и культурные, можно рассматривать с подлинно глобальной точки зрения, как проявление общепланетарных процессов, которые мы только начинаем постигать.

К примеру, вполне вероятно, что начинается процесс нормализации и оптимизации человеческой популяции на планете.

Не стоит делать вывод, что автор проповедует некий фатализм, детерминированность человеческой свободы и творчества внечеловеческими силами. Планета - это мы сами; наше сознание, как предполагают некоторые направления мысли, имеет космический и планетарный уровни, которые, правда, осознаются чаще всего лишь отчасти, но осознание может быть углублено. Таким образом окажется, что решения планеты - это отчасти и наши решения. К тому же, мы можем предположить, что “решение” планеты” не есть единоличный акт чьей-то воли, а “равнодействующая” воль многих сил, составляющих общепланетарный “организм” и общепланетарное сознание.

И если предположить, что в этом планетарном сознании возникла диспозиция, предполагающая сокращение численности человечества, то в культуре и в биологических проявления человека будут происходить некоторые изменения, в перспективе долженствующие повлиять на популяцию в сторону сокращения ее численности.

Есть два пути сокращения численности населения - насильственный и ненасильственный. Военный путь, как показала практика XX века, не остановил рост популяции и даже не стабилизировал его. Кроме того, этот путь этически ущербен и уже поэтому не может принести планете пользу, поскольку цель не только не оправдывает средства - а просто негодные средства могут привести только к негодным целям. Ядерная война, если рассматривать ее как проявление действий планетарного пространства сознания, есть либо самоубийство планеты, либо ее болезнь, либо агрессия чужеродных по отношению к ней сил.

Проявления второго - ненасильственного - пути мы можем попробовать отследить в человеческой истории последнего столетия. 

Технический прогресс позволил качественно усовершенствовать средства контрацепции. Кроме того, дети перестали быть потребны для выживания семьи, для ее экономики. Ребенок становится целью, а не средством. Качество воспитания стало важнее, чем количество потомства. Увеличился процент бездетных, посвящающих свою жизнь другим сферам деятельности.

Наконец, трансформируется сексуальная сфера человечества и аффилированные с ней культурные и юридические нормы.

У меня нет данных, чтобы утверждать, что в человечестве растет процент асексуалов и людей с альтернативными “нормативной” сексуальными ориентациями на биологическом уровне, но я вполне могу предположить, что это так. Но - и это самое важное - происходят изменения в культуре, которые приводят к изменению сексуального поведения человека и без трансформации его биологической сферы.

Таким образом, в рассматриваемой модели окажется, что такие сексуальные практики, которые не приводят к деторождению, являются формой регулирования коллективным сознанием человечества и планеты в целом его численности в целях уменьшения нагрузки на биосферу - поскольку человек хотя и начинает осознавать свою экологическую ответственность, но пока не настолько. чтобы начать, например, ликвидировать “континент мусора” в Тихом океане.

Следствием изменения стратегии формирования популяции в таком случае является легитимизация таких “не-детородных” сексуальных практик. Что мы и видим в наиболее динамично развивающихся сообществах планеты. В тех же регионах остановлен рост населения - или и вовсе вошел в отрицательную фазу.

Сопротивляются же новшествам консервативные структуры с ригидной догматической окостеневшей идеологией, типа так называемых “традиционных конфессий”. Когда они формировались, когда имело место их акмэ, пик их творческой активности - человечество находилось в принципиально иной фазе своего развития, когда увеличение численности населения планеты было морально оправдано. Но ситуация с тех пор, вероятно, радикальным образом изменилась.

Вот и пусть уважаемый читатель снова взгянет на привычную оппозицию искусственного и естественного, нормативного и извращенного - и подумает, что такое “естественность” и “нормальность” в сегодняшней ситуации.

 

Согласно моей гипотезе, "большие циклы" протяжённостью около 300 лет состоят каждый из двух циклов-половин: "кризисной" и "стабильной". В первый происходит: изменение модели расселения, сопровождающееся массовым исчезновением населённых пунктов и формированием новых очагов расселения.

Предпоследний большой цикл датируется сер. XVI - сер. XIX вв. Последний начинается в сер. XIX в. и продолжается доныне. Сейчас мы находимся на стадии перехода от "кризисного" цикла к "стабильному".

Здесь мы рассмотрим процесс подобного перехода между циклами в конце XVII в.

 

Подробнее идея о циклах русской истории изложена здесь http://forum.arimoya.info/forums/ruthenia/

В "кризисный" цикл имело место массовое перемещение населения из нечерноземной зоны на "украины". Как ответ утверждается система крепостного права и складывается новая модель передельной общины.

Эти процессы захватывают почти весь XVII в. : конец XVI в. - заповедные лета, сер. XVII в. - распространение крепостного права на все категории крестьян, кон. XVII в. - случаи продажи крестьян без земли - т.е фактическое приравнивание крепостных к холопам.

Вт. пол. XVI в. - массовый исход населения из Нечерноземья, нач. XVII в. - апогей запустения, пер. пол. - сер. XVII в. - колонизация украин под государственным контролем.

В теч. XVII в. формируется основная этническая территория русских - в основном совпадающая с границами современной России без Кавказа (но с левобережной Украиной).

На протяжении всего "стабильного" цикла сложившаяся система оставалась неизменной.

При большем приближении видно, что каждый цикл-половина является полноценным циклом с точки зрения развития политических институтов. В сер.- вт. пол. XVI в. формируется вполне оригинальная политическая система, сочетавшая деспотию и всеобщее холопство с широким развитием выборных институтов. Система эта, пережив смуту, просуществовала весь XVII в. до правления Фёдора Алексеевича.

Как происходит смена цикла при переходе от «кризисного» к «стабильному»?

"Кризисный" цикл обычно начинается с войны, которая обнажает накопившиеся проблемы и за ней следуют энергичные преобразования. У "стабильного" цикла начало более размытое.

"Кризисный" цикл знаменует начало трансформации модели расселения и производственных отношений. "Стабильный" наступает, когда эта трансформация уже произошла и требует изменения политической "надстройки". В данном случае это крепостнические отношения и производная от них крестьянская община. В нашем случае (а мы живёт как раз на подобном этапе), это завершение формирования городского общества и производственных отношений, основанных на найме и предпринимательстве.

Первые важные реформы обычно начинают вызревать ещё в конце предшествующего этапа. Так важнейшим поворотным моментом становятся соборные уложения сер. XVII в., распространившие крепостное право на все категории крестьянства и впервые юридически оформившие господствующий класс как сословие. Возникают и мысли о модернизации – появляются полки иноземного строя. Ну и, конечно, важнейшей трансформацией становится никоновская реформа и раскол. Т.е. акт сознательной правительственной политики направленной на изменение традиции (что имело революционное значение).

Для нашего периода аналогичным этапом (значительно более радикальным) становятся горбачёвско-ельцинские реформы.

Затем почти всегда наступает период консервативной стабилизации (закрепляющий при этом важнейшие трансформации). Это выразилось в низложении Никона при сохранении реформы.

Вот после этого и наступает начало нового цикла (и наступает оно обычно незаметно).

Суть преобразований начала нового цикла можно обозначить как переход к абсолютизму, т.е. рациональной деспотии. Переход этот свершается в царствование Петра I.

Обозначим основные направления петровской модернизации:
Унификация
Рационализация ("регулярство")
Вестернизация
Централизация
Просвещение

После этого станет очевидно, что все эти направления преобразований были начаты (на первый взгляд, тихо и компромиссно, но непреклонно) ещё до Петра. А именно - в царствование Фёдора III Алексеевича.

Главное, что произошло в результате петровских преобразований - это правовая унификация, т.е. уничтожение различий между вотчиной и поместьем, крепостной зависимостью и холопством, между различными категориями правящего слоя, который объединён в общем понятии "шляхетство" (дворянство) и обязан службой на общих основаниях, без учёта знатности. В результате боярство как правящая сословная группа исчезла, растворившись в новом сословии. (В какой-то степени оно теперь совпадало с бюрократией, образовав её высший эшелон. Но позиции в господствующем слое всё равно определялись поместным землевладением, и целью любого бюрократа (да и любого богача-купца) было стать помещиком.)

Фёдор Алексеевич формально эти грани не стирал, но законодательная работа, направленная на внесение изменений в соборное уложение в духе стирания разницы между вотчиной и поместьем, при нём продолжалась непрерывно. Главным стало право родственников умершего помещика на сохранение поместья в своём роду. Важнейшим актом стало упразднение местничества (т.е. занятия должностей в относительной субординации в соответствии со знатностью рода). Боярская дума при нём была так расширена, что как рабочий орган действовать уже не могла, и превратилась в законодательное совещание. Высшим же распорядительным органом стала Расправная палата во главе с кн. Н.А. Одоевским. Была предложена новая система субординации для высшей знати в 36 ступеней (ранги обозначались названиями наместничеств). Сыновья знатнейших фамилий, которые до этого служили по особым спискам с придворными рангами, были записаны офицерами в регулярные роты.

Происходят и другие преобразования, направленные на унификацию, централизацию и рационализацию системы управления:

Проведена реформа местного управления, с ликвидацией огромного количества должностей (ряд из них считался выборными, но давно уже превратился в коррупционную кормушку). Вся власть на местах сосредоточилась в руках воевод, но из-под их контроля были выведены целовальники – сборщики казённых податей (система откупов и обязательных подношений воеводам была упразднена).

Проведена налоговая реформа, с отменой большого количества налогов и одновременным сокращением общего налогового гнёта.

Проведена военная реформа: система разрядов (своего рода военных округов) распространена на всё государство (став предшественниками петровских губерний). Система военной организации и званий была унифицирована (до этого командиры регулярных формирований не вписывались в общую систему званий).

Проведена генеральная ревизия казённых учреждений, в т.ч. для выявления "заволокиченных" дел.

Начато валовое межевание всех земель (из-за огромного количества поземельных споров). Надо сказать, что оно встретило яростное сопротивление.

Самой неудачно была церковная реформа, которая предлагала чёткую систему иерархии, с подчинением епископов митрополитам. Иерархи согласились только на увеличение числа епархий. Были приняты решения против многочисленного праздношатающегося клира и против нищих (больных взять на гособеспечение, здоровых отдать в работу).

Т.е. работоспособность постарались придать существующим учреждениям. Позднее Пётр не перестраивал их, а создавал новые параллельно. И почти всё время его правления сохранялся параллельный центр власти в Москве, основанный на традиционных учреждениях, что обеспечило управляемость в переходный период. Во главе этого московского правительства стоял соправитель царя - сначала его брат царь Иван, потом князь-кесарь Ромодановский.

В нашем случае новые институты были созданы быстро, но многие из них остались симулякрами (Дума, партийная система).

Что касается вестернизации, то именно при Фёдоре достигла своего расцвета Немецкая слобода. Всем служилым было предписано носить короткое платье (польского фасона). В старинном не пускали в Кремль.

В области просвещения: было принято решение о создании высшего учебного заведения с правами университета (после Фёдора было реализовано в сильно урезанном виде славяно-греко-латинской школы, затем академии)

Создана новая ("Верхняя") типография для массового издания новой светской литературы (в т.ч. беллетристики).

Смягчены наказания – четвертование заменено ссылкой в Сибирь.

Москва полностью изменила свой облик за счет грандиозного каменного строительства (при Фёдоре выстроено 10 000 новых каменных зданий).

Именно при Фёдоре произошла и смена главного геополитического противника – речь идёт о первой масштабной войне с Турцией (регулярные войны продолжались потом больше 200 лет). А затем (при Софье) подписание Вечного мира с Речью Посполитой (завершивший также весьма долгий период регулярных войн).

Т.о. Россия уже при Фёдоре оказалась вовлечённой в процесс политической трансформации, вскоре ставший необратимым.
Происходившие преобразования в той или иной степени были основаны на конценсусе (т.е. страну через колено не ломали). Местничество было отменено на всероссийском совещании служилых людей. Встретив сопротивление священного собора, царь не стал настаивать на своём и т.д. А вот сопротивление раскольников подавлялось беспощадно. Именно при Фёдоре был сожжён Аввакум сотоварищи.

Смена цикла - это смена соотношений между социальными стратами. В рабочем порядке выделю среди них доминирующие группы (с различым статусом, далеко не обязательно сословным). Условно обозначим их как княжата, бояре, дворяне, бюрократы (чиновники), технократы и "общество".

"Княжата" - статус определяется остатками владетельных прав. В результате опричнины и смуты как сословная группа фактически исчезают. Их потомки встраиваются в общую служебную систему уже не по корпоративному принципу.

«Бояре" - статус определяется через службу рода – местничество. Элиту составляют "думные чины". Во вт. пол. XVI - XVII в. они являются доминирующей группой.

Отмена местничества при Фёдоре III предопределяет трансформацию этой сословной категории. Пётр I перестаёт присваивать думные чины и отказывается включить их в новую Табель о рангах (или даже соотнести с ней). Т.о. бояре сходят со сцены, вливаясь в дворянство.

"Дворяне" - служилое (прежде всего военно-служилое) сословие, статус которого определяется через привилегированное помещичье землевладение. Группа эта претерпевает максимальные изменения. Уже к сер. XVI в. она становится главной опорой власти (хотя вершиной карьеры для дворян было получение думных чинов и вхождение в ещё более привилегированную корпорацию). Главным признаком группы был условный характер её землевладения (поместье). В течение XVII в. этот условный характер постоянно "сглаживается", поместье по статусу приближается к вотчине (дворяне , как и бояре, теперь имели земли и на поместном, и на вотчинном праве). Наконец, Пётр I стирает разницу между этими категориями землевладения, а равно между разными категориями дворянства и думными чинами, в то же время решительно отделяя дворянство как сословие от других категорий служилых людей. (Само "шляхетство" как сословие в России впервые было оформлено юридически только в сер. XVII в.). С этого времени дворянство становится доминирующей группой, сохраняя права и постепенно освобождаясь от обязательств.

"Бюрократия" - группа не имеющая сословного статуса, статус определяется исключительно через чин и должностное положение. Появляется как приказная бюрократия. Система приказов как постоянных учреждений складывается как раз в сер. XVI в. При Петре I становится главной опорой государства, в верхних эшелонах сливаясь с дворянством и пополняя его ряды. Для бедных дворян гос.служба (г.о. военная служба) была главным источником дохода. Часто не имели крепостных крупные чиновники из иностранцев. Но признаком действительно удачной карьеры было приобретение поместий.

Две группы в описываемое время только зарождаются:

"Технократия". Промышленность в России была порождена нуждами армии. Первые железноделательные мануфактуры появляются в XVII в. Настоящий бум происходит при Петре I, в условиях Северной войны.

"Общество". Речь идёт прежде всего о лицах, статус которых определяется их образованием. Сама эта группа могла появится уже только в условиях начавшейся модернизации. Истоки её лежат в проекте академии времён Фёдора Алексеевича.

Реформы XVII в., идущие в три этапа – Алексея кон. 40-х - 50-х гг., Фёдора и Петра (после 1698) – в конечном итоге были направлены против «бояр» (как страты, а не как персоналий), чьи сословные привилегии оказались на пути интересов как частных, так и государственных. Полное закрепощение крестьянства и ликвидация белых слобод в городах при Алексее были как раз такой ущемляющей "бояр" – крупных вотчинников – мерой. Отмена местничества при Фёдоре подорвала принцип статуса по "породе", теперь теоретически принимались в расчёт только личные заслуги. Наконец Петр, как уже говорилось, создаёт новую иерархическую лестницу. Смена доминирующей группы прошла довольно спокойно. Бояре растворились в дворянстве. Силой, которая постоянно подталкивала правительство к преобразованиям и самоусилению, были почти постоянные во вт. пол. XVII в. бунты. Плюс имперский проект – великодержавные амбиции.

Этот проект, похоже, сыграл главную роль и в масштабной идеологической ломке – от самоизоляции "Третьего Рима" к борьбе за статус европейской державы.

В нашу эпоху доминирующей группой, которой предстоит уступить свои позиции, является бюрократия. Союз бюрократии с технократией – стержень СССР, был разорван в 90-е (и радикально в "нулевые"). Т.о. скорее всего наше будущее – союз технократии с "обществом". Если он реализуется, то контуры будущего, подобные реформам Фёдора Алексеевича, мы увидим уже в ближайшие годы.

 

Фото - drylov

Изображение символизирует взаимоотношения технократов (в центре) и общества (дома по краям), а также российские реалии перманентного ремонта, то есть перманентных кризиса и стабильности в одном флаконе, стабильного кризиса или критической стабильности. - Прим. ред.

 

В океане "оскорбленных религиозных чувств" утонул Крокодил из "Мойдодыра". Ростовские фантазеры-иллюстраторы решили, что оный крокодил читает газету на арабском языке. Точнее, нечто,свернутое вроде газеты - на картинке в лапе у крокодила листок с арабской вязью в рамочке. 

Характер развития патологического аффекта в данном (и в других подобных случаях) вполне подобен анекдотическому "мама, он меня сукой назвал". Признание в общества законного права требовать за эти самые оскорбленные религиозные чувства санкций к оскорбителю легитимирует самые низменные человеческие проявления - бесконтрольный гнев, насилие, жестокость. Почему-то чувства ярости и ненависти, откровенную и агрессивную ксенофобию позволяют себе испытывать и открыто проявлять защитники того, что они считают своими "святынями". В таких состояниях человек склонен пренебрегать и элементарной логикой. Прихотливая барочная фантазия становится вероятным событием - а затем конспирологическое подозрение, часто полностью минуя стадию проверки гипотезы, становится в сознании аффектированного (или изображающего аффект) человека объективной реальностью. 

Текст свитка на иллюстрации к "Мойдодыру" неразборчив - мусульманские эксперты не смогли дать однозначного ответа на вопрос, является ли этот текст текстом Корана. Но ведь теоретически текст вполне может оказаться Кораном! Особенно для фундаменталистского сознания, в котором все книги,кроме Корана уже сожжены заранее, поелику оказались вредными или лишними.

Оскорбившиеся, видимо, не очень хорошо знают творчество Чуковского - что, с одной стороны, понятно, поскольку они, вероятно, как подобает правоверным, с детства читали только рекомендованные улемами тексты. С другой же стороны - легитимизация обидчивости ведет в итоге, как уже было сказано, к потере рассудительности. Если бы оскорбленные вдумчиво подошли к вопросу и предварительно изучили творчество автора текста, то они бы обязательно прочитали сказку Чуковского "Крокодил". Это тот же самый крокодил, который появляется и в "Мойдодыре" - идентичность доказывается наличием крокодильих детей Тотоши и Кокоши, упоминаемых в обеих сказках. Крокодил в "Мойдодыре" - это тот самый Крокодил, который глотал барбоса, а в конце драматической истории вновь мирно поселился в Петрограде (дело было в 1916 году). 

Интересует же нас одна деталь в персональной идентификации крокодила. Он говорил по-турецки. Спрашивается - каким же шрифтом должен был быть написан текст, который носило с собой это респектабельное, интеллигентное, образованное существо? Конечно же, арабским - ведь в Турции пользовались в то время именно арабской письменностью. Высокая образованность Крокодила, кстати, подтверждается также тем фактом, что он владел как минимум тремя языками - арабским (по египетскому рождению), турецким (языком метрополии) и русским (поскольку мог беседовать с Чуковским, не владевшим ни арабским, ни турецким). "Мойдодыр" был опубликован в 1923 году, языковая же реформа Ататюрка, в результате которой Турция перешла на латиницу, была проведена только в 1928-м. Так что художник исторически абсолютно точен. Правда, этот факт по какой-то причине не рассматривается пишущими об инциденте журналистами, чье детство, казалось бы, явно прошло под знаком поэзии Чуковского. В силу всего вышесказанного, текст, который на рисунке держит Крокодил, может быть текстом газеты, любой книги, даже обыкновенного рекламного объявления или политической прокламации - допустим, отпечатанный на родине героя.

Но допустим, что Крокодил действительно держит в своих то ли лапах, то ли ногах, то ли руках исламский священный текст. Ваш покорный слуга проконсультировался со специалистом-языковедом Родионом Поповым. Он заявил, что внешне кусочек страницы на иллюстрации действительно напоминает Коран, два элемента в углу свёрнутой страницы - номера сур в обрамлении, что традиционно применяется для оформления Корана, а графика текста - насх с огласовкой, которая для турецких рукописей была совершенно не характерна. Казалось бы, ну и что? Крокодил - не свинья, в сказке является положительным персонажем, семейным, чадолюбивым и нетерпимым к нечистоте. Резиновая диета Крокодила и его семьи вроде бы не оскорбляет мусульманские нормы, поскольку потребление в пищу калош никак не регламентировано шариатом.

Однако иллюстрации неверных к сказкам, написанным неверными, подозрительны уже сами по себе. Тем более что по гамбургскому счету никаких крокодилов в каких бы то ни было книгах вообще быть не должно, как и изображений других живых существ. Только буквы, а лучше всего арабская вязь - поскольку, как уже говорилось выше, книги, отличающиеся от Корана, исламскому фундаменталисту не нужны, а сам Коран полноценен,только на арабском.

Безусловно, религиозные чувства правоверных фундаменталистов оскорбляются самим фактом существования светского общества, других религий, тем печальным обстоятельством, что большинство человечества не живет по шариату. Но исламская революция произошла еще не везде - а потому суды не примут к рассмотрению оскорбленность наличием в книге иллюстраций с изображениями человека и животных. А потому придумывается следующий ход.

По исламским канонам запрещено вырывать из Корана страницы для каких бы то ни было целей, даже благочестивых. Практики, распространенные в некоторых африканских странах, - например, прикладывание к больному месту вырванной из Корана страницы в целях излечения - не интересуют европейских и российских фундаменталистов. С африканскими полуязычниками можно будет разобраться после победы мировой исламской революции. А вот страны либеральной демократии или мимикрирующие под них вполне можно заставить подчиниться своим ритуальным нормам, заставить соблюдать свои системы табу, используя правовые нормы самих этих стран - поскольку там оставлена лазейка в виде той самой ответственности за "оскорбления религиозного чувства". 

В США лет двадцать назад разыгрался скандал - в рамках рекламной кампании AT&T художник изобразил людей и животных в разных частях света, радующихся продукции компании. В Африке свои чувства к новому продукту выражала обезьяна, что и стало причиной скандала. Компания сняла рекламу из соображений политкорректности. Формально в данном случае мы имеем дело с явлением того же рода. Иллюстрация не признана преступной - она просто снята самим же издательством. Мусульманская часть населения, вероятно, важна для издательства, которое не хотело терять значительный сегмент рынка. Однако сравним оба случая более внимательно.

Если говорить кратко, в первом случае можно усмотреть унижение человеческого достоинства - сравнение коренного населения Африки с другим биологическим видом, причем это сравнение многократно проводилось в ходе многовековой дискриминации черных как в самой Африке, так и за ее пределами. Во втором же случае нарушается одно из многочисленных табу одной из религиозных традиций, которое не является общесоциальным и не подпадает под нормы светского законодательства. Считать такое нарушение унижением человеческого достоинства и рассматривать его как неполиткорректное значит неоправданно расширять границы и без того расплывчатого термина "политкорректность". 

Проведенное последовательно, подобное расширение даст нам мир, описанный Брэдбери в "451 градус по Фаренгейту". Книгоиздание в той реальности было остановлено потому, что любая книга неизбежно оскорбляла ту или иную группу населения. 

Конечно, бизнес вполне вправе учитывать мнение потенциальных потребителей. В том числе, и в случае крокодила, говорившего и читавшего по-турецки (или по-арабски). Однако использование фундаменталистами темы "преступлений и речей ненависти" (hate crime & hate speech) имеет характер, существенно выходящий за рамки одного конкретного эпизода.

Проблема в том, что демократией и либерализмом вполне способны пользоваться в своих целях люди, чьи цели заключаются, в частности, в уничтожении либерально-демократических ценностей. Еще Джон Локк в XVII веке указывал на это обстоятельство, когда говорил, что в британском государстве должны быть разрешены все религии кроме "папизма" (католицизма) и "атеизма", поскольку если последователи этих доктрин придут к власти, то лишат свободы вероисповедания всех остальных. Сами фундаменталисты часто отнюдь не церемонятся с ценностями, значимыми для людей иного образа мысли. Пропагандировать свои ценности - к примеру, убеждать других в недопустимости изображения людей - им запретить невозможно. Но такая пропаганда сопровождается силовым давлением. Нарушителям чужих табу может грозить не просто падение продаж, но внесудебная расправа.

Религиозные символы тут выступают символом господства. "Оскорбление символа" приравнивается к насилию против человека, и, следовательно, в отношении нарушителя легитимизируется ответное насильственное действие. Заставить окружающих почитать культовые предметы, причем именно в той форме, которую предписывает та традиция, в которой эти предметы являются культовыми, значит делать эту традицию доминирующей в обществе. Аргументировать такое навязывание "многополярностью", "многонациональностью" и "многоконфессиональностью" значит просто скрывать свои итоговые цели или быть наивным. Клерикальное государство не сможет быть "многоконфессиональным". Как в фильме "Горец", "остаться должен только один". А если и не один - так все равно один будет доминировать.

Следует отчетливо понимать, что цель фундаменталистов - уничтожение светского общества с его структурами и обычаями. Что каждая уступка им - шаг на пути к мировой тоталитарной идеократии. И бизнесу тоже следует иметь это в виду - поскольку бизнесмены являются не только извлекателями прибыли, но и членами гражданского общества. И быть готовыми, если они все же предпочитают идти на уступки, что завтра от них потребуют вообще перестать иллюстрировать книги изображениями живых существ, но только орнаментальной графикой, а затем и перестать издавать не одобренную официальными "духовными" авторитетами литературу. 

"Посмей только переступить через эту черту! Я дам тебе такую взбучку, что ты с места не встанешь! Горе тому, кто перейдет за эту черту!" Этой фразой неплохо выражается репрессивный аспект навязывания системы табу. Если человеку в пространстве имеющихся у него свобод ни с того ни с сего говорят подобную фразу - самое лучшее вспомнить другую: "Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек".

 

 Изначально текст опубликован автором в издании "Грани.ру".

 

 

Когда-то самые радикальные из ученых - как правило, из схоластов-номиналистов, любивших побаловаться экспериментами и разными затейливыми кунштюками, которые потом стали "естественной философией", а затем просто "наукой" - предложили "теорию двух книг". Типа, реальность открывается человеку двумя способами - через божественное откровение и через исследование природы с помощью "естественного разума". Что познание должно идти двумя дорогами - чтобы быть полным. Инсайт (свой или чужой-авторитетный) - с одной стороны, рассуждение - с другой.

Теперь воинствующие сциентисты преследуют в своих рядах то, что некоторые из них назвали "аккомодационализмом" - то есть, попросту, "соглашательством". "Вы стираете, Федор Симеонович, вы всячески замазываете! Мы, конечно, стираем противоречия... Между умственным и физическим... Между городом и деревней... Между мужчиной и женщиной, наконец... Но замазывать пропасть мы вам не позволим!" 

Отлично, им не нравится идея "разумного дизайна". Но что они предлагают вместо этого? Может быть, строго доказательные рассуждения? Нет, всего лишь свой вариант догматического мифа. У сциентистов свои откровения и свои инсайты - и неважно, что получать их, согласно их теориям, неоткуда. От верблюда - такой вот источник информации. Такой особый тип нейронных сетей, особые пути импульсов в нервной системе - называются "абсолютная истина". Все просто. Сказано - "случайно", значит, случайно. А вам профанам, молчать в тряпочку и учить матан. А кто матан знает, да еще и в совершенстве и все равно упорствует - ну так ему, наверное, религиозные фонды забашляли, и вообще он социал-предатель. Тут классовая борьба в полный рост усиливается по мере построения фиг уже кто поймет чего именно, фундаменталисты на Изюмском шляхе безобразничают, а с ними совместно ведь надо еще всяких там ньюэйджеров мочить... Сложна выбегаллина жизнь - столько всего в голове держать нужно и выдавать порциями исключительно что-то своевременное...

Содержание:

Часть I. Основы

    1. Восприятие

    2. Критерий истинности

    3. Вера

    4. Анализ никео-цареградского символа веры

    5. Анализ буддийского символа веры

Часть II. Дзэн-христианство

    1. Об Иисусе

        1.1. Бог

        1.2. Путь к Богу

        1.3. Помощь на пути к Богу

    2. Так что же такое Дзэн-христианство?

    3. Элементы этического пути

Послесловие

---

 

 

 

Предисловие

Так сложилось, что буддизм и христианство для меня равно близки. Между этими двумя путями я никогда не видел противоречия и вот, наконец, я попытался сформулировать эту непротиворечивость в виде более или менее последовательного текста. То, что в результате образовалось на пересечении буддизма и христианства, я называю необуддизмом (по примеру Б.Д.Дандарона), или, чаще, дзэн-христианством.

Слово «дзэн» - японское – происходит от санскритского термина «дхьяна», то есть «сосредоточение, созерцание». Дзэн-буддизм, известный также в Китае как чань-буддизм, в Корее – сон-буддизм, во Вьетнаме – тхиен-буддизм, это ответвление буддизма Махаяны, в котором упор делается на духовную практику. Всё, не относящееся к ней напрямую, отбрасывается. Такой подход вообще характерен для буддизма, но в дзэн-буддизме он выражен особенно сильно и последовательно.

Термин «дзэн-христианство», таким образом, несёт в себе двойную смысловую нагрузку. Во-первых, здесь находит выражение интенция, примиряющая буддизм и христианство, предпринимается попытка нащупать общую основу в этих двух, казалось бы, таких разных традициях. Во-вторых, приставка «дзэн» указывает на общую ориентацию этого поиска: практическую. Можно сказать, что это своего рода этический или христианский прагматизм.

Здесь ни в коем случае не провозглашается какая бы то ни было новая синкретическая религия. Скорее то, о чём здесь пойдёт речь – это взгляд на религию, родившийся из культурного котла современного мира, в котором традиции всё больше соприкасаются, в том числе и в наших головах, давая возможность взглянуть на жизнь под разными углами.

* * *

Религиозные традиции, на первый взгляд, имеют очень много различий. Это странно, потому что по своему предназначению все мировые религии призваны быть инструментами обожения человека, приближения его к Истине. Если не так – то какая же это религия? И вот, если они так различаются между собой, то неужели они ведут к разным Истинам?

Однако, всё же несомненно есть нечто, что их объединяет. То, что делает их родственными, ведёт человека по лестнице в Небо. Не в этой ли общей для всех мировых религий базе и сокрыта Истина?

В последние десятилетия эта тема поднимается всё чаще. Например, Далай Лама XIV в своей книге «Этика для нового тысячелетия» пытается говорить именно об этом. Подобно ему, я убеждён, что основой нового миропонимания для человека должна стать именно этика.

Кажется, человечество попросту уже выросло из традиционной религиозной системы. Люди сейчас в большинстве своём не религиозны. И это не потому, что народ обмельчал духовно, нет. На мой взгляд — скорее наоборот, человечество повзрослело, и процесс этот случился лавинообразно. Экспоненциально он нарастал в течение 18-19 веков, а в веке двадцатом уже нёсся как локомотив. Люди стремительно трезвели, а духовные традиции за ними хронически не поспевали. Культуры столкнулись друг с другом вплотную, взаимопроникли, перемешались и оказалось, что у каждого — своя правда, и каждый по-своему прав. Глаза наши увидели гекатомбы злодеяний и теодицея начала сильно пробуксовывать. Моральные принципы оказались эфемерны, относительны и необязательны. И тем, кто совершал самые ужасающие злодеяния, Бог никак не помешал. Бог умер.

Помню, я читал одну автобиографическую книгу, герой которой, еврейский мальчик, очень набожный хасид, попал в концлагерь во время Второй Мировой Войны. И вот, на его глазах происходили все возможные зверства и однажды он взмолился Богу, о котором всё знал из Священных Писаний. Он взмолился со всей силой своего сердца, так, как молился, возможно, сам Иисус в Гефсиманском саду, когда — кровавый пот. Этот мальчик взмолился, чтобы Бог вмешался и прекратил этот ужас и наказал виновных… Но ничего не произошло. И в этот момент мальчик понял, что Бога – нет!

Итак, человек начал задумываться. Если раньше он слепо верил, довольствуясь этим, то в последние два века он вкусил плод с древа познания и преступил границы. И… ничего не произошло. Вроде бы. Именно поэтому, на мой взгляд, религия в её старом, традиционном смысле уже не может работать. Человеку нужно совершить определённое насилие над собой чтобы поверить в того Бога, о котором ему говорят с амвонов.

Религиозные традиции – это инструменты, призванные сохранить и преумножить определённого рода истины. И дело не в том, что истины эти устарели. В определённой степени устарел, видимо, инструмент.

На мой взгляд, целый ряд христианских догматов не служит иной цели кроме возведения межконфессиональных барьеров и обоснования собственной конфессиональной исключительности. Таковы, прежде всего, утверждения об исключительной божественности Христа и о непогрешимости церкви.

Есть такие вещи и в исламе. Например, постулат об абсолютной непогрешимости Мохаммеда. По этому поводу есть великолепная книга Самира Алескерова, «Великий парадокс, или Два почерка в Коране». В ней он проводит различие между «мусульманами» и «магометанами»:

"Официальный" ислам требует, чтобы мусульмане во всем подражали Мохаммеду. Неспроста их раньше называли магометанами. Мы вправе разделить тех, кто называет себя мусульманами, на два общества - это собственно мусульмане и магометане. Подражать Мохаммеду считают нужным и возможным только магометане. Они агрессивны, они редко говорят об Аллахе, зато часто, с благоговением, произносят имя Мохаммеда. Что самое страшное - если возникает ситуация, когда человек стоит перед выбором: считать то или иное положение религии ошибкой Мохаммеда, или ошибкой Бога - они выбирают второе, правда, не говоря об этом прямо. Их бог - не Аллах, а Мохаммед. Непогрешимый и правильный, несмотря на очевидные факты биографии. Чем не язычество, чем не идол?

Что же касается буддизма... ему тоже есть от чего отказываться. Однако, на мой взгляд, меньше, чем в других религиях и сделать это ему проще, поскольку буддизм изначально и специально был «заточен» под такой отказ, под отбрасывание всего, не относящегося к делу спасения. Впрочем, при желании можно и из буддизма сделать ортодоксию.

Кроме того, хочу заранее принести извинения. Многие мои рассуждения в этой книге покажутся оскорбительными для представителей той или иной религии. Ни на что не претендую: это не более чем размышления человека, который привык всё подвергать сомнению.

Эта книга является попыткой осмыслить результаты всемирного трезвения, и выработать взгляд, соответствующий ему. Буду рад, если кому-нибудь эта книга поможет понять что-то важное.

---

 

Часть I. Основы

1. Восприятие

Одним из ключевых моментов, касающихся нашего пути и миропонимания, является вопрос о том, каким критерием пользоваться для определения большей или меньшей истинности того или иного утверждения, толкования, взгляда на мир.

Для того, чтобы понять, что же мы можем считать истинным, а что — не очень, поговорим сначала о восприятии и его интерпретации. Очень условно и примерно.

Прежде всего, необходимо зафиксировать один момент, поскольку от этого будут зависеть все последующие рассуждения. Момент этот можно сформулировать следующим образом: «всё есть восприятие». Попробую пояснить.

Всё, что мы знаем о мире – это наши восприятия. По сути, для нас существуют только восприятия. Окружающий нас мир, то, что мы воспринимаем, это – восприятие, помимо которого мы ничего знать не можем. Все «объективные» измерения любых параметров с помощью каких угодно приборов это опять же только наше восприятие. И восприятием являются не только физические ощущения, но и мысли, и эмоции, и само восприятие наличия восприятия, то есть осознавание. Само сознание неотличимо от восприятия.

Не хочу сказать, что «объективного мира» не существует. Речь не идёт о солипсизме. Хочу лишь сказать, что помимо и сверх восприятия мы ничего о мире сказать не можем.

Само восприятие – процесс довольно сложный и многостадийный. Начинается он с того, что можно назвать первичным восприятием. Первичное восприятие - это сигналы, подаваемые в наш интерпретирующий центр от разного рода органов-сенсоров. При этом заметим, что своего рода органом восприятия обладает и ум, однако это, в данном случае, не столь уж важно. Важен сам факт, что в основе нашего восприятия лежат первичные импульсы, первичные сигналы, которые находятся вне слов и только потом проходят через процесс интерпретации. Это трудно себе поначалу вообразить, но восприятие - и вполне осознанное - может пребывать на этой стадии, то есть до любых интерпретаций. В этом состоянии сознание подобно зеркалу, для которого нет даже понятия о зеркале и отражении, а значит - есть только Бытие в его таковости.

Следующая стадия процесса восприятия может быть названа «рефлекторной», или первичной интерпретацией. Этот вид интерпретации характерен, по-видимому, для всей органической жизни, обладающей рецепторами. У высших животных система «рефлекторной» интерпретации развита и, кроме того, более гибка. Она может вырабатывать новые логические цепи и стирать ненужные. У простейших организмов эта система менее сложна. В рефлекторной системе интерпретации можно различить как бы два слоя: более глубоки, безусловный, содержащий, так сказать, «заводские настройки», «прошитые в хардвер» существа. Этот слой имеется у всех живых существ, в том числе и у человека. Второй же слой, «условный», развивается и видоизменяется в ходе жизни существа. Этот слой почти отсутствует у животных примитивных, и чрезвычайно развит у высших животных, достигая пика своего развития у человека.

«Рефлекторная» интерпретация не несёт личностной оценки и не пользуется словами и понятиями. Это просто обработка сигнала с последующим продуцированием команды, как в простейшем калькуляторе. Но уже этот вид интерпретации может давать ошибочные команды для реакций на внешние раздражители. Именно в этой области лежит интерпретация воспринимаемого как «зрительное», «имеющее такую-то форму» и т. д., а также - «приятное», «нейтральное» и «неприятное». И именно разделение воспринимаемого на эти три категории и вносит главное, субъективизирующее, искажение. Однако, причина этого искажения лежит глубже, в том, что можно назвать «я-чувством» или «жаждой существования». Это нечто фундаментальное, самая безусловная из всех «заводских настроек».

Следующая стадия - вторичная интерпретация, которую можно также назвать «абстрактной». Здесь воспринимаемые феномены распределяются по определённым классам, заносятся в память и далее операции производятся уже с этими существующими в памяти объектами. Это - уровень компьютера, на котором картина уже может быть очень неадекватной. Например - мы можем увидеть в верёвке, лежащей на земле, змею, и наоборот. То, что современный человек идентифицировал бы как ядерный взрыв, человек античности описал бы как бога, чья голова упирается в небеса и лик подобен солнцу. Вторичная интерпретация начинает сбоить особенно явственно, когда воспринимаемые объекты имеют мало общего с уже знакомыми. Впрочем, в этом случае и первичная интерпретация тоже ведёт себя, как правило, не адекватно.

Надо сказать, что, по всей видимости, высшие животные в той или иной мере обладают системой абстрактной интерпретации. Эта система оперирует с отвлечёнными понятиями, которые могут быть обозначены словами, образами или другими сигналами. Естественно, что даже у самых высших животных словесное обозначение воспринимаемых феноменов отсутствует. Тем не менее, вполне возможно некое кодовое обозначение в виде, например, звуковых сигналов или образов, которые привязаны к данному классу объектов и автоматически вызываются, если феномен причислен к данному классу. По сути, это - продолжение первичной интерпретации, в которой система получает способность к более эффективному самообучению. У человека же этот вид интерпретации, по сути, гипертрофирован, и в настоящее время по большей части оперирует с так называемыми понятиями, обозначаемыми словами.

Однако знаковые системы, в которых происходит оперирование информацией, могут быть разнообразными, и не только словесными. Например, одно и то же впечатление кто-то выразит в виде суровой прозы, другой - стихотворением, третий - в виде мелодии, четвёртый - в виде танца или иного движения. В процессе абстрактной интерпретации у некоторых людей происходит многократное переложение информации между различными знаковыми системами, обнаруживаются параллели, ассоциации, логические связи и так далее. Это своего рода «игра в бисер». Развитый аппарат абстрактной интерпретации как раз и отличает интеллектуала от не-интеллектуала.

Кроме того, то, что мы привыкли считать плодом размышлений, иногда не является таковым, но - результатом особого рода восприятия с помощью некоего тонкого органа чувств, способного погружаться напрямую во вселенский океан информации (тот самый «умный» орган восприятия). Получаемое непосредственное знание впоследствии лишь подвергается интерпретированию в удобоваримую для нас форму. Особенно ярко этот процесс можно видеть на примере таких деятелей науки, как Никола Тесла, Дмитрий Менделеев или Фридрих Кекуле, а также на примере многих деятелей искусства.

И, наконец, можно выделить стадию «третичной» интерпретации, которую назовём «личностной». Она несёт в себе оценку, как правило эмоциональную. Первый шаг формирования этой системы состоит в том, что в ходе абстрактного интерпретирования в воображении создаётся объект, обозначаемый как «я» и применяемый к воспринимающему «субъекту». Процесс этот происходит в детстве в результате наблюдения других подобных же существ и взаимоотношения с ними. Образуется система ценностей, поддерживающая именно этот образ, и, соответственно, - эмоции, поддерживающие этот образ «я».

Этот вид интерпретации вырастает из «жажды существования», и является его предельным выражением. У животных личностная интерпретация присутствует в зачаточном виде, да и то лишь у самых высших животных. Однако у человека она расцветает пышным цветом. Излишне говорить, что личностная интерпретация, рождающаяся из «я-чувства», априори страдает предвзятостью и ужасающим образом искажает картину мира, подчиняя себе также и вторичную интерпретацию и даже, в значительной мере, интерпретацию первичную.

Для иллюстрации этих видов интерпретации можно рассмотреть ситуацию, когда некий автомобиль окатывает нас водой из лужи. Первичное восприятие - вне слов и не может быть описано, а только выражено. Рефлекторная интерпретация заставит нас в мгновение ока оценить ситуацию и отскочить от опасного места. Абстрактная интерпретация расскажет нам, что по дороге ехал автомобиль такой-то марки и такого-то цвета с высокой скоростью и, проехав по луже, вызвал поток воды. А личностная интерпретация станет причиной вспышки эмоций, проистекающих из оскорблённого самолюбия.

Однако, в конечном итоге важно лишь, что имеется первичное восприятие и его интерпретация, в которой конечным звеном выступает личностная интерпретация.

Теперь посмотрим, как обстоят дела у "нормального" современного человека. Первичное восприятие ему фактически не доступно, как и остальным живым существам на земле (если, конечно, эти существа — не будды). Рефлекторная интерпретация находится в полном беспорядке и по большей части сильно искажена и задавлена интерпретацией абстрактной и личностной.

Яркая иллюстрация такого искажения - существование отдельных понятий для голода и аппетита. Не все даже осознают, что это вообще-то разные вещи. Здесь первичный сигнал - это специфическое физическое ощущение в области желудка. Рефлекторная интерпретация - чувство голода, абстрактная интерпретация - мысль о еде. Личностная интерпретация - аппетит, мечты о вкусной пище. У нас очень часто бывает, что две последние стадии возникают без наличия первичных сигналов и рефлекторной интерпретации. И так во всём. Мы уже не видим мира, не слышим того, что Бытие говорит нам, но пребываем в мире абстрактных картинок и эмоций.

Что касается абстрактного уровня интерпретации, как правило, мы начисто игнорируем тот факт, что та картина мира, к которой мы привыкли - всего лишь картина, не более. Причём картина, за которой сам мир уже и не виден. Обыкновенно мы не умеем отключать этот вид интерпретации, не умеем даже менять его на какой-либо другой. Почему? На мой взгляд, опять же из-за своей фиксированности на личностных интерпретациях, ведь то «я», к которому мы привыкли, является частью принятой нами картины мира. Привязанность к «я» мешает нам отказаться от своей картины мира. Вместо того, чтобы работать над решением этой проблемы, мы увлечены войной с другими «я» и устройством своего «я» в этом мире.

Личностная интерпретация выражается в виде эмоций, мыслей о «я», от имени «я», в адрес других «я», а также в виде «моих» убеждений, явных и неявных, причём — по любому поводу. При этом подразумевается наличие некоего объекта «я», данного нам в ощущениях и именно это «я», его интересы (выстраиваемые на основе сравнения с другими «я»), ставится во главу картины мира. Хочу подчеркнуть: я не отрицаю наличие «я» (прошу прощения за тавтологию). Не отрицаю. Речь идёт не о том, что «я» нет (как, впрочем, и не о том, что «я» - есть), а о том, что его как минимум нет в том виде, как мы привыкли думать и рисовать себе. Нет ничего, на что бы мы могли указать и сказать: «Это - я». Но дело даже и не в этом. Всё ещё проще. Фиксированность на личностной интерпретации вносит в наше восприятия искажения, которых можно было бы избежать. Более того, эта фиксированность приносит нам самим и окружающим постоянные страдания...

Итак, мы практически никогда не имеем дело с первичным восприятием, обладаем покалеченной рефлекторной интерпретацией и довольно редко в полной мере осознанно пользуемся абстрактной интерпретацией, ведь для этого нам сначала нужно хотя бы научиться отказываться от личностных интерпретаций. Абстрактная интерпретация полностью зависит от понятийной системы человека и его интеллектуального уровня (то есть способности этими понятиями оперировать), которая формируется культурой, воспитанием, образованием, персональными особенностями.

Первичное восприятие, безусловно, тоже несовершенно по определению, потому как несовершенны наши органы восприятия.

Из вышесказанного можно сделать вывод, что истинного или объективного восприятия как такового для нас не существует вообще. Есть лишь некий идеал, к которому можно приближаться бесконечно.

Итак:

1. Всё, с чем мы имеем дело в нашей жизни, есть восприятие и его интерпретация (которая тоже является восприятием).

2. Ни то, ни другое не совершенно.

3. Считать своё восприятие и/или его интерпретацию чем-то совершенным и верным - ошибочно.

---

 

2. Критерий истинности

Как же быть? Единственная опора, которую можно найти в этом океане неопределённости, единственный критерий, которым можно было бы воспользоваться для выбора той или иной интерпретации воспринимаемого - это плоды, приносимые данной конкретной интерпретацией и те мотивации, которые руководят нами при выборе той или иной из них.

Подчеркнём: речь идёт не более чем о том, какими критериями руководствоваться при выборе той или иной интерпретации, того или иного способа действовать. В том числе — при выборе веры (о ней речь пойдёт в следующей главе). Речь идёт не более чем об отношении к нашим картинкам, к нашим ментальным конструкциям, к нашим убеждениям. Поскольку надеяться на полностью адекватное восприятие мы не можем, единственное что остаётся - научиться выбирать ту интерпретацию воспринимаемого, а также то отношение к тем или иным интерпретациям, ту веру, которая даёт нам наиболее приемлемые плоды.

Проиллюстрировать этот подход можно на таком простом примере: человек едет в автомобиле и слышит, что мотор вроде бы работает с каким-то другим звуком, чем обычно. При этом у него нет никаких оснований считать это изменение в звуке чем-то незначительным. Интерпретация воспринимаемого может быть следующая:

1.    Водитель легкомысленно решает, что ничего опасного не случится, да и лень выходить из машины.

2.    Водитель настораживается, но не останавливается и продолжает движение, пребывая в беспокойстве оставшуюся часть пути и уверяя себя, что успеет дотянуть до конечного пункта пути.

3.    Водитель допускает вероятность серьёзной поломки и кроме того, он не привык потакать своей лени в таких случаях, поэтому останавливается и проверяет двигатель всеми способами, которые ему доступны.

Понятно, что приведённые интерпретации можно было бы расположить по степени адекватности (с точки зрения практической пользы) в следующем порядке по убыванию: 3-1-2. Первые два варианта вообще могут иметь самые плачевные последствия, причём не только для самого водителя. Однако, в первой ситуации водитель хотя бы не истощает себя беспокойством.

Плоды - интерпретаций ли, или любой нашей деятельности вообще, можно рассматривать с точки зрения следующих аспектов:

• Этический

• Психический

• Физический

• Интеллектуальный

• Утилитарно-практический

• Гедонистический

• и т.д.

При этом под этическим аспектом разумеются те самые плоды духа, о которых было сказано апостолом Павлом в послании Галатам, глава 5, стихи 22 и 23:

Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.

А так же - различение добра и зла, о котором упомянуто в послании Евреям, глава 5, стих 14:

твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла.

Иисус этот принцип сформулировал в виде Двоичной Заповеди о любви к ближнему и любви к Истине¹.

В буддийской традиции то, что можно назвать «этическим критерием» формулируется как «уменьшение суммы страданий всех живых существ», а также - «не-ненависть, не-алчность, не-неведение». Здесь под ненавистью подразумевается отвращение к неприятному, под алчностью — стремление к приятному, а под неведением — леность ума, при которой человек не докапывается до сути вещей, не стремится к бодрствованию и трезвости.

Психический критерий заключается в сохранении душевного здоровья, внутреннего покоя и равновесия, того, что считается психическим здоровьем в современной психологии.

Физический критерий означает сохранение безопасности, физического здоровья и возрастание в нём.

Интеллектуальный критерий означает приобретение новых сведений и навыков.

Утилитарно-практический критерий характеризует то, насколько данная интерпретация даёт нам возможность усовершенствовать нашу способность манипулировать предметами и явлениями этого мира с тем, чтобы добиваться своих целей, приобретать материальные блага и так далее.

Гедонистический критерий определяет, то, насколько та или иная интерпретация позволяет нам получать наслаждение.

Данные виды плодов наших действий и интерпретаций перечислены в иерархическом порядке по мере убывания главенствования. То есть, если некий образ мыслей и действий кажется нам более удобным с точки зрения душевного покоя и самоудовлетворённости, но противоречит голосу совести и заповедям, а другой кажется не таким удобным для нашей души, но зато более правилен с точки зрения нашей совести, лучше выбрать именно второе. Хотя обычно как раз для нашего истинного внутреннего покоя, в конечном итоге, всё же в большей степени благоприятны именно действия в соответствии с совестью. Однако, мы можем и ошибаться, думая, что сохраним душевный покой и, стремясь сделать это, в результате получаем нечто противоположное...

Однако, я совсем не настаиваю на непременной неизменности приведённого порядка, в котором каждый критерий имеет главенство надо всеми остальными. Неизменным здесь является только то, что предельным критерием истинности для наших интерпретаций и действий является именно духовный, этический аспект, а не что-либо ещё, поскольку именно он составляет основу созидательного развития жизни, тогда как остальные аспекты носят скорее прикладной, второстепенный характер и могут быть расположены индивидуально.

Но почему именно этический критерий имеет примат? Здесь, конечно, каждый решает за себя. Однако, исходя из собственных наблюдений, могу сказать, что только следование духовным приоритетам приводит нас к внутреннему взрослению, развитию, а не к деградации. Это как минимум. В конечном итоге, действия, противоречащие духовному началу, ведут к увеличению суммы страдания. Мы страдаем сами и заставляем страдать других и в результате мир становится чуть более похож на ад. Это связано именно с тем, что такие действия усугубляют искажённость нашего восприятия. В последующих главах я постараюсь так или иначе обосновать это утверждение.

Если какая-то интерпретация лишь укрепляет нас в картинке нашего "я", это не только не несёт никакой пользы по какому бы то ни было из вышеперечисленных критериев, но и наносит множественный вред, ведь мы тем самым ещё больше утверждаемся в личностной интерпретации, искажающей и без того несовершенное восприятие. Фиксированность на личностной интерпретации порождает плоды, прямо противоположные плодам духа.

Некий суфийский шейх однажды рассказывал об одержимости джиннами (нечистыми духами). Шейх этот упомянул интересную вещь: одним из признаков такой одержимости является то, что окружающих людей, не поддерживающих его точку зрения, такой одержимый джиннами человек начинает видеть как чудовищ, подозревать их во всех грехах и т.д. Мир начинает делиться на своих и врагов. Ещё одним признаком является то, что человек абсолютизирует своё видение, считает его единственно верным и яростно его защищает. В психиатрии это тоже имеет свой вполне определённый диагноз. В терминах православной аскетики это называется прелестью. В рамках же того дискурса, который мы сформировали в этой главе, эта ситуация говорит о болезненной фиксированности человека на грубо-личностной картине мира, при которой эта картина полностью заслоняет от человека реальность.

Тем не менее, это заболевание в той или иной мере свойственно почти каждому из нас. В основе этого мировосприятия находится склонность к личностным войнам, стремление к обретению преимущества над «другими», к удовольствиям, избеганию неприятного и т.д., то есть - эгоцентризм. Именно эгоцентризм и является корнем бедственного состояния современного человека с его внутренними, душевными, нестроениями, и внешними перекосами в виде многообразно проявляющегося насилия над собой, себе подобными, природой, а так же в виде других деструктивных явлений.

Хотелось бы подчеркнуть, что проблема не в самом восприятии как таковом, а скорее - в отношении к нему воспринимающего. Нам следует тщательно наблюдать, какие плоды мы получаем из этого отношения, и какие мотивации нами движут при выборе интерпретации. Даже если само воспринимаемое носит крайне искусительный (в широком смысле) характер, оно может быть обращено на благо посредством правильного к нему отношения.

С другой стороны, если мы привержены искажающим личностным интерпретациям, мы не сможем извлечь сколько-нибудь благие плоды из какого бы то ни было восприятия, даже самого, казалось бы, просветляющего. Большая часть таких благих восприятий вообще становится для нас в этом случае недоступна, другие же попросту отравляют нас (хотя на самом деле единственная вещь, отравляющая нас - это то самое личностное, эгоцентрическое мировосприятие). Эгоцентризм заставляет нас цепляться к излюбленным системам интерпретации и это цепляние дополнительно искажает наше восприятие. Это очень важный момент: человек тщеславный и эгоцентричный не может преуспеть в постижении сутей Бытия.

Вот почему наша задача заключается не в том, чтобы получить некие потусторонние восприятия, что на самом деле не так уж сложно. Нет. Наша задача скорее в том, чтобы научиться правильно интерпретировать наш опыт - любой опыт. Чтобы сделать это, нужно укреплять навык наблюдения за своими мыслями, словами и действиями. Всё, что исходит от нас, должно быть испытано на предмет того, согласуется ли оно с благим началом или нет.  Например, в конфликтной ситуации необходимо выбирать такой взгляд на ситуацию или проблему, который позволил бы нам лучше понять человека, избежать вражды и разрешить дело наиболее дружественным и разумным способом, даже в ущерб нашему самолюбию (которое, вообще-то, является не более чем частью личностной системы интерпретации).

На первых порах наилучшим руководством для такого анализа могут послужить религиозные заповеди. В этом случае, рано или поздно, мы можем испытать особое состояние внутренней тишины, очищенности или успокоенности ума, полной любви и сердечного тепла. Это состояние - наилучший критерий для различения благого. Итак, этот путь может быть описан в трёх словах: трезвость, осознанность и любовь.

В результате, у нас появляется особое чувство правильного. Это не рассуждение, а именно чувство. Теперь мы можем видеть благо напрямую, с большей или меньшей ясностью. Апостол Павел назвал это «чувствами, навыком наученными к различению добра и зла». Что это за «чувства»? Это можно уподобить своеобразному органу чувств. Не физическому и даже не тонкому, а, если можно так выразиться — наитончайшему, духовному. Следуя по этому пути, мы постепенно развиваем этот духовный орган чувств, настроенный на восприятие Истины, то есть Бога.

И тем не менее, как бы далеко, по нашим представлениям, мы ни продвинулись (а уже сама такая мысль о собственной продвинутости явно отдаёт самодовольством, а значит — личностной интерпретацией), для нас всегда остаётся актуальной проверка своих интерпретаций и через простое рассуждение и сравнение с путём, описанным в заповедях или другом этическом пути. Нужно всегда проверять - не тешит ли она на самом деле наше самолюбие и чувство собственной исключительности? Не порождает ли наш взгляд на что-то стремление защищать именно его и упорствовать в нём? Не бежим ли мы от чего-то, что ранит наше самолюбие?

В любом случае, это возвращает нас к необходимости постоянного наблюдения за происходящим в нашем сознании. Все помрачения, все отклонения от духовного состояния, описанного апостолом Павлом, имеют свои корни и, проследив их, мы обязательно откроем в себе некие глубоко укоренившиеся шаблоны личностных интерпретаций.

---

 

3. Вера

Встречаются ли среди нас абсолютно неверующие люди? Разница между нами лишь в том, что есть люди, осознанно выбирающие предмет веры, и те, кто подходит к этому делу неосознанно. Если рассматривать веру как вовлечённость в некую картину мира², то верой обладает любое существо, обладающее индивидуализированным сознанием. Однако, здесь мы поговорим о вере больше в её христианском смысле.

Не побоюсь сказать, что для современного человека с научным складом ума при погружении в христианство именно вера в её христианском смысле оказывается камнем преткновения, то есть буквально - камнем, о который он, современный человек, спотыкается. Нам зачастую трудно понять главное - ЗАЧЕМ ВЕРИТЬ-ТО? и почему этому в христианстве придаётся такое значение?

Одно дело - принять какую-то рабочую гипотезу как руководство к действию и объект исследования. Или просто — выбрать действовать так-то и так-то, скажем — жить по заповедям. Но ведь требуется верить в некие вещи, в которые вообще-то верить совсем вроде бы не обязательно, которые никак не проверишь на собственном опыте и никак не воплотишь в конкретные внешние или внутренние действия.

В буддийской Дхарме тоже есть такой пункт — вера, но там как раз всё трезво и понятно. Там вера это скорее такое несгибаемое намерение. Например, несгибаемое намерение следовать Дхарме. Способность в своих действиях отбрасывать сомнения и колебания, когда нужно (а это иногда необходимо, чтобы не рассеивать внимание и силы и действовать с полной самоотдачей).

И в то же время, в христианском вероучении вера является основой. В Евангелиях слова, связанные с верой, встречаются в несколько раз чаще, чем слова, связанные с любовью. И тем не менее, если любовь это в определённом смысле квинт-эссенция, корень, цель, если угодно (вспомним слова Христа о наиважнейших заповедях), то вера это скорее инструмент в христианской религиозной практике.

Ап. Павел сказал: "вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом" (Евр.11:1). То есть, если брать вторую часть этого утверждения (первая вроде бы соответствует вышеописанной вере по-буддийски), например, ты не видишь Бога, но уверен, что Он — есть. Но тут возникает тонкий момент. Если ты уверен, что Он - есть, то ты уверен, что Он не просто есть - а есть такой, как ты уверен. То есть ты, получается, веришь в собственные же картинки, что, вообще говоря, очень нездорово.

То есть, вера как несгибаемое намерение, способность действовать без сомнений - это своего рода «мышца» или инструмент, который можно направить на что угодно, хоть горы двигать взглядом, если «мышца» достаточно сильная.

Но возникает вопрос - на что именно направлять этот инструмент. Опыт показывает, что он эффективен для чисто практических целей, то есть для того, чтобы осуществлять задуманное. Но вот когда включается уверенность в истинности каких-то идей, картинок и представлений, и по отношению к ним отключаются сомнения и критический подход, начинается фанатизм той или иной степени тяжести.

Иными словами, вера как намерение скорее похожа на волю, волю осуществлять задуманное, следовать своему выбору без колебаний или вопреки колебаниям.

То есть, если, скажем, инвалид, повредивший позвоночник, решает восстановить моторику и осуществляет это, у него была вера или воля, можно сказать и так и этак.

Но есть и другой аспект веры. Например, есть некая концепция, и человек выбирает жить так, как будто она верна, поскольку плоды такой жизни его удовлетворяют. Однако неизбежно приходит момент, когда от этих костылей нужно отказаться. Эта лодка нужна только для переправки через реку, чтобы идти дальше, её надо оставить. Вот почему очень полезно тщательно выбирать во что верить, всегда помнить зачем ты это делаешь и, кроме того, помнить, что вообще говоря, без этих костылей можно обойтись.

Например, человек верит, что Бог руководит его жизнью и он каждое своё действие посвящает Ему. Это даёт такому человеку определённый внутренний покой и самоотверженность, позволяет отбросить мирское «попечение», и в результате образуется особое состояние сознания. Вот когда оно достигнуто, эта вера сама по себе отмирает, поскольку уже не нужна. Человек и без неё чувствует этот Поток (то есть, приходит некое практическое знание, опыт). Впрочем, как правило, мы продолжаем тащить за собой свою веру подобно тому персонажу притчи, что тащил на себе лодку после того, как переплыл реку. К этому же состоянию сознания можно придти и без вышеупомянутой веры, просто и напрямую культивируя безмятежность, «беспопечение», либо используя другой предмет веры.

Для нас необходимость в костылях веры проистекает, видимо, из потребности компенсировать давление «внешней реальности», её неизвестность и недостаточную полноту нашего знания-восприятия. Это - своего рода щит.

В измерительной технике, если не хватает данных для производства вычислений, используются «суррогатные величины», то есть данные, которые как будто бы были получены в результате измерений. Иначе система просто не смогла бы функционировать. Так вот, вера похожа на такую «суррогатную величину», которую человек вынужден использовать из-за недостатка знания.

Большинство людей, как правило, даже не способно выбирать предмет веры самостоятельно, то есть верит слепо, не проверяя предметы своей веры. Система современной власти, отбросив в большинстве случаев силовое принуждение, использует веру как более тонкий и эффективный инструмент, роль и мощь которого многократно повысилась с появлением масс-медиа. Однако, этот инструмент использовался власть предержащими издревле. Недаром в большинстве социумов древности и средневековья у власти стояла не только военная власть в лице вождя, короля, царя, но и власть духовная в лице шамана, жреца, священника (а позже и комиссара).

В последние десятилетия во всём мире, кажется, тенденция воспитания людских масс в духе отсутствия критического подхода несколько усилилась. Это сквозит во всём: в образовании, нацеленном на «выпуск» узкого специалиста, натасканного на совершение определённых задач, но не приученного «зрить в корень», думать, в развитии масс-медиа и использовании различных технологий для управления общественным мнением. Если эта тенденция продолжится, то нас ждут не самые лучшие времена. Весь средневековый фанатизм, все ужасы тоталитаризма покажутся в сравнении с этим детскими шалостями.

На Западе у людей, кажется, есть вещи, которые они априори не подвергают сомнению. Например, что демократия - это самое лучшее народоустройство. Или что Бог есть. Там почти все верующие, но верующие как-то фоново, чисто автоматически, потому что так воспитали. Или что по телевизору всегда говорят правду. Или, например, что у них впереди 10, 20, 30, 40 лет спокойной и стабильной жизни, и что вообще так будет всегда. Или что на жизнь можно повлиять, запланировать. Такая вера требует минимальных подпорок и психических усилий в условиях их жизни. Однако, если что-то всё-таки рушится, такой человек сходит с ума. Вплоть до того, что малейшая неприятность в жизни может довести до самоубийства.

Идеальная опора - отсутствие всяких опор. Некий буддийский учитель сказал как-то:

Если ты хочешь попасть в рай, ты должен верить в Бога и т.д. А если ты хочешь выйти за пределы всех миров, ты должен выйти за пределы веры.

Эти слова означают следующее: кроме любой дихотомии наподобие "теизм-атеизм" есть третье состояние. Это очень важно понять. Не обязательно верить в А либо верить в Б, которое противоположно А. Возможно третье состояние - состояние, в котором человек видит, что нет необходимости вовлекаться в веру в какую-либо сторону этой дихотомии. Есть вера, скажем, в существование Невидимого Розового Единорога. Есть вера в то, что этого Единорога на самом деле нет. А есть состояние, в котором, так сказать, на внутреннем мониторе человека горит надпись: "Для вывода не достаточно данных и нет необходимости делать какой-либо вывод." На определённом этапе человек понимает, что вся та картина мира, в которой он живёт день за днём - основана сугубо на неосознанной вере, на этих дихотомиях. И после этого человек отходит от них в третье состояние, состояние максимальной трезвости.

И тем не менее, даже буддисты, как уже говорилось, как правило нуждаются в вере, хотя бы на каком-то этапе. Чтобы начать продвижение в Дхарме, нужно как минимум в неё поверить. То есть начать действовать так, будто она верна.

Вернёмся к словам апостола Павла. Цитата:

Вера есть осуществление желаемого и уверенность в невидимом

Вера без дел - мертва

Итак, вера – это прежде всего действие. Без дел вера мертва. Что значит – мертва? То есть – не может быть проверена (или может, но не проверяется) на практике, не порождает в нас никаких изменений, не приносит никаких плодов. Либо приносит плоды мёртвые, то есть гнилые. Таким образом, верить во что-то означает, прежде всего, жить так, как будто то, во что мы верим – истинно. И прежде всего жить – внутренне, в своих помыслах. И потом уже следует внешнее выражение этой веры в действии. Если я живу в соответствии с верой, значит я верю. Это – всё, что нужно.

Очень важно, всегда смотреть – почему мы верим во что-то или чему-то и почему не верим (то есть верим в противоположное). И очень важно верить только в то, от чего твой путь зависит практически. То есть, вера не должна быть отвлечённой. Остальное попросту не требует от нас ни веры, ни не-верия. Относительно этого остального можно говорить лишь о вероятностях, целесообразности и т. д., но не более.

Когда от нас требуется верить во что-либо просто так, безосновательно, только силой авторитета, это должно стать тревожным сигналом, поскольку на деле целью или следствием такого требования является отключение критического ума. Человек с отключенным критическим умом становится легко управляемым. Сила, для которой необходимо чтобы человек стал управляемым, не может быть доброй.

В основе нашей веры или неверия может лежать что угодно: боязнь оказаться в дураках или попасть впросак, испытать ущемление самолюбия или просто страх, или желание быть как все. Или – желание убежища. Или – голос рацио. Или алчность. Очень важно всегда понимать свои мотивы в выборе той или иной веры.

Мы начинаем действовать в соответствии с нашей верой или неверием, и получаем плоды. Плоды являются ещё одним критерием, по которому мы можем судить, приемлема ли для нас данная вера или нет. Вера поверяется практикой.

Живая вера не требует споров и защиты. Живая вера - это просто путь, которому ты просто следуешь и тут не о чем спорить - есть путь, состоящий из конкретных действий, и есть его плоды. Правильно ли это назвать концепцией или убеждением? Концепция - это всё же именно ментальная конструкция, которая, как правило, висит в воздухе. Убеждение — это концепция, к которой приложена вера. Причём эта вера как правило оказывается слепой. Если мы на собственном опыте проверили, что огонь обжигает, к этой концепции совсем не обязательно прилагать веру. Она совсем не обязана становиться убеждением. Это просто опыт и логический вывод на основании имеющихся данных и не более того. Убеждение нам говорит: огонь всегда обжигает. И это — слепая вера, некорректное утверждение, поскольку мы не проверили все случаи. И поэтому есть вероятность, что бывает огонь, который не обжигает.

Живая вера растёт и развивается. Будучи действием, она приносит плоды в виде знания, опыта. Это знание и этот опыт изменяют саму веру, делая её ещё более глубокой или же вообще разворачивая на сто восемьдесят градусов. То есть живая вера является предпосылкой к знанию.

Хотим мы это признавать или нет, но верит почти каждый человек. Просто в силу ограниченности своего восприятия. Атеист верит в то, что Бога нет, христианин — что Бог есть и он такой-то и такой-то. Сциентист верит в силу науки. Большинство верит, что доживёт до завтрашнего дня и дальше. И это, как правило, - вполне живая вера, то есть вера, воплощаемая в жизнь. Вопрос в том - какие она даёт плоды.

Во всех перечисленных случаях у человека нет достаточных оснований для того, чтобы доказать верность того постулата, который является его предметом веры. Именно поэтому это - вера, а не знание. Но если человек уверен в истинности того или иного постулата, в истинности своего символа веры, он — фанатик.

Живая вера совсем не требует уверенности в непогрешимости своего символа. Ведь мы не можем знать, как оно там «на самом деле». Эта «вера в веру» - очень тревожный признак, признак фанатизма. Живая вера требует одного: жизни в соответствии с ней. И тогда она приносит знание. Хотя бы знание о своей неприемлемости.

Подведём итоги:

1. Живая вера — это, прежде всего, - действие, жизнь в соответствии с символом веры, в мыслях и делах. Отличие живой веры в том, что её можно воплотить практически, в конкретных действиях, внутренних и внешних, причём начать воплощение можно прямо сейчас.

2. Необходимо тщательно выбирать предмет веры. Он должен быть «живым» и «зрячим», то есть осознанным.

3. Не нужно веровать в непогрешимость своего символа веры. Нужно просто жить в соответствии с ним.

4. Нужно тщательно отдавать отчёт в своих мотивах при выборе предмета веры.

5. Вера познаётся в том числе и по её плодам.

6. Вера - лишь инструмент, подпорка. Рано или поздно через неё нужно будет перешагнуть в третье состояние, состояние вне дихотомии.

---

 

4. Анализ никео-цареградского символа веры

Попробуем, в связи с вышесказанным, провести анализ никео-цареградского символа веры, который признаётся большинством христианских Церквей. Анализ будет производиться по следующим критериям:

1. Возможно ли проверить этот постулат практически,

2. Возможно ли, и если да, то каким образом, воплотить эту веру в жизнь, в конкретных делах;

3. Каковы возможные цели принятия данного постулата и то, насколько хорошо этот догмат справляется с поставленной целью, а также — необходимость его для выполнения задачи;

4. Плоды веры в этот догмат. Особенно — их соответствие духовной пользе.

Прежде всего, хочу предупредить, что данная глава может быть крайне болезненной и раздражающей для православных верующих. Заранее подчёркиваю: настаивать на чём-либо не могу, всё вышесказанное является не более чем моими личными рассуждениями, безусловно ограниченными. Это рассуждения, если угодно, современного человека-дикаря, не обременённого пластами многовековой традиции с одной стороны, и приученного ко всему относиться критически – с другой.

Я бы никогда не дерзнул публиковать эту главу, если бы не надеялся, что она принесёт больше пользы, чем вреда, послужит возрастанию трезвости и взаимопонимания в мире.

Итак, разберём православный символ веры почти по слову:

1. Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, всего видимого и невидимого.

Начнём с «единого Бога». Как можно воплотить в жизнь веру в единого Бога? Видимо, через духовную практику, ориентированную на то, что бытие имеет одну Основу. По сути, такая вера – это поиск этой Основы. Поиск Истины, лежащей в основе бытия.

Проверяемо ли это – то, что в основе бытия – единый, скажем так, Первоисточник? Видимо, да. Через эту же практику. О том, что это за практика – мы сейчас не говорим.

Таким образом, этот пункт соответствует живой вере. Целью этой веры является, судя по всему – познание Истины. И даёт она, сама по себе, богатые духовные плоды, поскольку следование ей это как минимум следование буддийской максиме не-неведения, причём, пожалуй, в её предельно возможном воплощении. Иисус тоже об этом говорил — это одна из двух основополагающих заповедей — о любви к Богу, к Истине.

Однако, всё это — только если не принимать во внимание остальной части догмата. Догмат этот сформулирован так, как сформулирован. А именно – декларируется не просто вера во единого Бога, в единую Истину, а – в «Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, всего видимого и невидимого». И вот тут уже начинаются проблемы.

Во-первых, можно ли, хотя бы теоретически, всё это каким-либо образом проверить? То есть то, что у Вселенной действительно есть некий Отец-вседержитель, Творец и прочее. Я лично не представляю, как это возможно. Написаны тонны книг, в которых авторы пытались доказать либо опровергнуть этот постулат. Однако, суть-то в том, что по отношению к нему невозможно ни то, ни другое. Быть предельной Истиной совсем не обязательно значит быть одновременно и Творцом «всего». И более того - у Вселенной такой Творец совсем не обязательно должен быть. Но дело даже не в этом. Дело в том, что с точки зрения познания этой самой предельной Истины данный постулат попросту не имеет смысла, не нужен, и более того — вреден, поскольку вовлекает разум человека в излишнее фантазирование ни о чём. Таким фантазированием и пустым умствованием в этом случае оказывается, например, теодицея, да и (прошу прощения у богословов) богословие вообще в значительной своей части, поскольку рассуждения в нём строятся на заведомо непроверяемых постулатах.

Но возможен ещё более печальный исход подобной веры — когда она всё-таки находит пути своего воплощения в жизнь. Да, воплотить эту веру в жизнь всё же возможно. Но при этом человек неизбежно начинает рассматривать Бога как некоего стороннего (отдельного от нас и от мира вообще) Мегадемиурга, то есть — как некое существо-творца. А как может быть творец не-существом, не индивидуумом?

В лучшем случае это будет пустой фантазией и просто ни к чему не приведёт, как в детстве ни к чему не приводит общение с невидимыми вымышленными друзьями или вера в Деда Мороза. А в худшем случае может привести к тяжёлым нарушениям в психике, когда человек реально начинает видеть этих невидимых друзей (да и врагов) и верить в их существование.

К счастью, некоторые христиане, интуитивно следуя принципам трезвости, умудряются избегать этот момент в своей духовной практике. Именно отсюда родилась апофатическая теология³. А между тем она, будучи принята среди православных теологов, прямо противоречит вышеозначенному догмату символа веры православной. В самом деле, какое тут может быть «нети-нети», когда прямо и положительно утверждается, что есть некий «Он»-Бог, Отец-вседержитель, Творец и т. д.? Православные свв. Отцы, судя по их писаниям, очень чётко осознавали вышеозначенную «демиургическую» опасность и потому особенно настаивали на безобразности по отношению к Богу, на воздерживании от любых картинок и фантазий по отношению к Нему. Вступая тем самым, как уже говорилось, в некоторое противоречие с догматом символа веры.

В-третьих, с какой целью могут быть даны все эти положительные определения заведомо неопределимого? Давайте подумаем. Если они мешают достижению Истины, то вероятно цель лежит в некоей другой плоскости. В какой же? Вера в непроверяемое, как уже говорилось, отключает критический ум. Единственная цель, для которой это необходимо — власть над умами. Вот этой цели данный постулат послужил вполне исправно. В споре с религиями языческими, многобожными, такое утверждение было, видимо, призвано укрепить авторитет религии. «Наш Бог — самый крутой. Он вообще всё может! Он вообще всё создал! Круче просто некуда!»

Кроме того, подобные положительные определения Бога могли быть данью древней иудейской традиции, описывавшей Его скорее именно как Мегадемиурга.

Когда-то, в древние времена, этот догмат мог быть даже полезен в том плане, что укреплял человека в строгом единобожии, не давая увлечься ещё более духовно вредными языческими культами в определённых культурных регионах и предоставляя такому человеку понятную и яркую картинку, за которую он мог бы зацепиться. Апофатики древний человек, живущий категориями простыми и конкретными, просто не понял бы и не принял.

Однако позже, и тем более сейчас, этот догмат скорее отвращает людей от религии, а те, кого не отвращает, вынуждены либо изощряться в теодицеи, пытаясь оправдать Бога-Творца, допускающего всё, что происходит вокруг, либо — становятся фанатиками, "слеповерами".

2. Верую и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рождённого от Отца прежде всех веков; Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, несозданного, одного существа с Отцом, через Которого всё сотворено.

Суть этого постулата, фактически, в утверждении второго лица Троицы. Как я ни пытался добиться от верующих христиан, как они воплощают в жизнь именно эту веру и вообще веру в Троицу, ничего у меня не вышло. Дело в том, что вера в то, что Иисус – благ и через Него можно спастись, совсем не нуждается в утверждении, что Он является ипостасью единого Бога. И чем Он в этом плане исключительнее и божественнее того же Будды — не понятно совсем. Поэтому в контексте задачи спасения смысл этого догмата не ясен. Как его воплотить в жизнь — не ясно. Как его проверить — не ясно. Как он может поспособствовать спасению — не ясно.

Обычно в качестве основания для утверждения этого догмата приводят слова самого Иисуса:

Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его.(Ин.14:6-7)

И другие подобные. Однако, посмотрим на эти слова внимательно. Подразумевают ли они исключительную божественность Иисуса? Мы с определённостью можем из этих слов сделать положительный вывод: да, Иисус есть олицетворение Истины. И кто знает его, знает и Отца. Но сначала он охарактеризовал то, что он подразумевает в данном случае под «я»: путь, истину и жизнь. Следует ли из его слов отрицательный вывод о том, что никто больше не может олицетворять тот же путь, ту же истину и ту же жизнь?

Прежде чем подумать о возможных причинах введения этого догмата, рассмотрим плоды веры в него: прежде всего это — религиозный шовинизм. И христианский вообще (поскольку признать Христа единственным Богом для нехристиан невозможно), и конфессиональный внутри христианства, поскольку каждая из христианских конфессий трактует божественность Иисуса немного по-своему, и это даёт богатую пищу для того, чтобы все остальные точки зрения считать неверными. Повторим: НЕПРОВЕРЯЕМО! НЕВОПЛОЩАЕМО!

Другим плодом этой веры являются бесконечные измышления и умственные изощрения на тему того, почему Иисус — единственный Бог, как это возможно, и что из этого вытекает. Естественно, эти бездоказательные умствования, стоящие на зыбкой почве непроверяемых постулатов, не приводят ни к чему.

Для чего же нужен этот догмат, какую цель преследовало его введение? Цель эта вполне прозрачно выводится из плодов этой веры: тому, кто ввёл этот догмат в оборот, было необходимо утвердить исключительность христианской веры перед всеми остальными. Ведь если Иисус — единственный Бог, то христианство — самая наибожественнейшая религия, а остальные уже не актуальны.

Совпадают ли плоды этой веры с плодами Духа? Ответ, думаю, излишен.

3. Для нас людей и для нашего спасения сшедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святаго и Марии Девы, и сделавшегося человеком.

То, что Иисус пришёл к нам ради нашего спасения — с этим вопросов нет. Это можно и воплотить в своей практике (молитвой Иисусу как Спасителю), получив определённый опыт. Это можно, в конце концов, и проверить через ту же практику и тот же мистический опыт. И даёт это плоды, соответствующие плодам Духа. Подобная практика задаёт как бы мощный духовный камертон человеку и имеет множество других положительных следствий. Однако, то же можно сказать и, например, о Будде Шакьямуни.

Но вот остальное — о непорочном зачатии и тому подобном — опять возникает вопрос. Я не хочу сказать, что непорочного зачатия не было. Не хочу сказать и обратного. Хочу лишь подчеркнуть: ни то, ни другое непроверяемо. И более того — не имеет значения для спасения, поскольку не может быть воплощено в практику и никак оному спасению не помогает. Так зачем же мы должны в это верить? И как воплотить эту веру в жизнь кроме пустого кликушествования?

Цель и плоды этой части догмата схожи с таковыми у предыдущего.

4. Распятого же за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного.

Единственный путь, которым это положение может быть обращено во благо, кажется, является такая трактовка этого постулата, при которой человек, веруя в то, что Иисус прошёл через самозаклание ради всех нас, ради каждого, сам проникается этим духом самоотречения и сострадания. Следование этому духу в повседневной жизни будет воплощением этой веры в жизнь. Плоды этой веры соответствуют духовным плодам.

Однако, в буквальной трактовке этот догмат проверить невозможно. Вера в эти факты приводит к фанатизму, отключает критический ум. Представьте, что вас бы попросили поверить в то, что когда-то жил, скажем, Наполеон. Сразу возникает несколько вопросов: во-первых, что делать в связи с этой верой, в каких действиях её можно воплотить? Во-вторых, как можно её проверить? То есть, конечно, имеются исторические документы. Но они сами по себе не могут доказать ничего кроме собственного наличия, а относительно Наполеона – они лишь повышают вероятность существования этого человека в своё время.

5. И воскресшего в третий день, согласно с писаниями (пророческими).

Трактование этого положения в том духе, что Иисус, воскреснув, находится с нами и готов придти на помощь прямо сейчас, может быть воплощено в жизнь ко благу.

Добавление «согласно с писаниями», судя по всему, нацелено скорее на дополнительную легитимизацию церковного учения. Вера именно в это, в то, что это действительно согласно с писаниями, не воплощаема и, соответственно, мертва. Со всеми вытекающими последствиями.

Кроме того, сама формулировка этого догмата сделана таким образом, что его нельзя проверить. То, что от Иисуса можно получить помощь прямо сейчас – проверить можно. Но то, что он воскрес в третий день – проверить нельзя. И соответственно, нельзя проверить факт согласности этого события с писаниями пророческими. Строго говоря, воплотить в практику этот пункт тоже невозможно. Вера в факты, которые невозможно проверить, как и в предыдущем случае, ведёт к фанатизму.

6. И восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца.

Этот догмат подразумевает сразу множество сопутствующих «подвер»: то, что существуют некие «небеса», то, что там можно сидеть одесную Отца. Что вообще можно сидеть одесную Отца. Целый набор картинок. Апофатическое богословие попрано.

Понятно, что вера в то, что Иисус и сейчас неким образом доступен для общения и оказания нам помощи — и проверяема и прозрачна с точки зрения практического воплощения. Однако, здесь ведь утверждается не только и даже не столько это, сколько то, что Иисус — главный. То есть совсем главный. Главнее просто не бывает. И именно в этом основной смысл этого положения.

Понятно также, что богословы толкуют этот догмат не в буквальном смысле, а пытаются представить его в некоем иносказательном виде и так далее. Но во-первых, эти иносказательные толкования остаются достоянием узкого круга, а во-вторых – зачем тогда вообще было формулировать догмат таким образом?

И опять оказывается, что и для этого догмата целью является, скорее всего, не более чем утверждение главенства и непреходящей актуальности христианской религии и церкви как человеческой организации на земле. Ведь иначе достаточно было бы лишь утверждения того, что Иисус непреходяще благ, работает для нашего спасения и способен помочь нам и ныне, и присно, и во веки веков. Без подчёркивания Его непременного главенства и исключительности. Ведь сидит Он «одесную Отца» один, единственный Сын Божий.

7. И опять имеющего прийти со славой судить живых и мёртвых, царству Которого не будет конца.

Вера в непроверяемое. Вера, которую непонятно как воплотить в жизнь.

Плодом её, к сожалению, слишком часто становится злобное шипение в адрес «грешников» (к коим, конечно, относятся и все не-христиане, да и представители иных христианских конфессий) в том духе, что вот мол, придёт Он и будет вам ужо! Будете, мол, гореть в геенне! В лучшем случае - это ощущение собственного превосходства и самодовольства от принадлежности к данной традиции. Вера, которую очевидно внедрили для ещё большего послушания верующих масс.

Хотя, вероятно, при некоторой трактовке можно добиться и благотворного воздействия этого постулата в виде некоторой «духовной алертности». Однако, эта трактовка будет найдена христианином скорее вопреки формулировке догмата, чем благодаря ей.

Вообще, отсылка к неким событиям прошлого или будущего как к объектам веры, это весьма нехороший знак, поскольку ни то, ни другое заведомо непроверяемо. Более того, даже будучи проверяема (например, если речь идёт о вере в некое событие в ближайшем будущем), такая вера не идёт во благо, поскольку связывает человека эмоциональной зависимостью от результата. Именно так, вообще говоря, действуют все лохотроны, прошу прощения за аналогию.

8. Верую и в Духа Святаго, Господа, подающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равно со Отцом и Сыном, говорившего через пророков.

Этот пункт, за исключением отсылки к концепции Троицы, и проверяем, и воплощаем в жизнь через практику и по сути своей даёт некие плоды, определённого рода благой опыт. По сути, это не больше и не меньше чем вера в то, что упомянутая в пункте 1 Истина способна проявлять Себя особым, нарушающим закон вероятностей и причин-следствий, образом. И подразумевает эта вера совершенно определённую практику. Не нужно быть убеждённым в том, что так оно и есть. Достаточно просто воплощать это в своей практике. Для спасения эта вера не принципиальна, но способна дать определённое подспорье, утешение, наставление.

Отсылка же к Троице автоматически узурпирует Святой Дух в рамках христианской церкви. А всё, что вне её — объявляет подделкой. Что опять же сделано, скорее всего, из чисто политических и идеологических соображений. «Благодать квакеров и суфиев – не от Бога, потому что не от церкви». Как вам такое категоричное утверждение? А между тем, я слышал подобное от православных священников не раз и не два. И эти слова – прямое следствие того символа веры, который мы сейчас рассматриваем.

9. Верую и во единую святую, соборную-вселенскую и апостольскую церковь

Этот постулат, да, воплощаем в жизнь и вроде как проверяем. Для этого нужно стать ревностным адептом церкви. Воцерковиться, как сейчас говорят. Если же плодов не будет, всегда можно сказать, что ревностность твоя недостаточна, что Бог тебя испытывает, что... и так далее. Для нейтрализации бросающегося в глаза диссонанса между действительностью и верой изобретается масса ухищрений.

А диссонанс этот непременно будет бросаться в глаза каждому, кто хоть немного позволяет себе мыслить критически. Не является ли этот догмат настоящей хулой на Дух Святой, если он говорит, что вот эта вот церковь с этими вот попами есть святая и равноапостольная? Не делает ли это служителей церкви схожими с теми фарисеями, которые кичились своим происхождением от Авраама, и которые в конечном итоге распяли Христа?

Да, церковь в этом догмате рассматривается богословами как Церковь, небесное тело Христово, сообщество людей Христа. Однако, странным образом, эти эпитеты – «святая, соборно-вселенная и апостольская» переходят без умаления и на церковь земную. Тем паче, в догмате буква «ц» - прописная. И вот уже эта земная церковь становится неподсудна и непогрешима, напрочь отучившись признавать собственные ошибки.

Цель объявления «соборно-вселенской и апостольской» церкви святой (т. е. априори непорочной), думаю, для всякого человека, который позволит себе об этом задуматься, лежит на поверхности. Когда кто-либо объявляет себя непогрешимым, это о многом говорит.

Теперь отлучение от церкви равнозначно отлучению от Бога. Удивительно мощный инструмент для манипулирования сознанием верующих людей. В прежние времена отлучение от церкви было почище исключения из партии при коммунистах.

10. Исповедую одно крещение во оставление грехов.

Перевод этой фразы на современный язык такой: «верю в то, что то крещение, которое производится в церкви, полностью очищает человека от всех прошлых грехов». Добавим: а исповедь-покаяние и причащение (причём именно церковное!) — от последующих.

Проверить это невозможно. Вернее, достаточно легко проверить обратное, если понаблюдать за собой - куда делись твои грехи и их последствия после крещения.

Следовать же этой вере — очень просто и заманчиво. Покрестился — и всё, чист как младенец. Погрешил-погрешил, потом исповедался-причастился — и опять чистенький. Очень удобно.

Каковы плоды этой веры? Самообман и психологическая зависимость от церкви, от её «услуг».

Очень много сказано о благодати крещения, подаваемой человеку самим фактом проведения над ним этого обряда. Но все мы знаем, насколько искусно человек может индуцировать в самом себе ожидаемые эмоции. Если он верит в то, что этот обряд благодатен, он и получает соответствующие этому эмоции. А если не получает, то придумывает их для себя, из самых благочестивых намерений. Но какое отношение имеет накручивание эмоций к трезвости?

Между тем, как уже говорилось, человеку непредвзятому довольно легко проверить тезис о безусловной благодатности обряда крещения. Все привычки ко греху остаются нетронутыми. Все последствия наших прошлых грехов, висящие над нами как снежный ком, никуда не делись. Есть только некое эмоциональное чувство приобщения к чему-то светлому. Само по себе оно, возможно, и не плохо, но явно не соответствует заявляемому.

11. Ожидаю воскресения мёртвых.

Вопрос: зачем? И в каком смысле? И что в результате? И что от этого меняется?

Как воплотить эту веру в жизнь, как её проверить — естественно, не понятно. О цели, думаю, говорить уже излишне.

Хотя, эту часть символа веры можно интерпретировать и в смысле апокатастасиса – непременного спасения всех существ в конце концов, рано или поздно (впрочем, споры в церкви по поводу этого учения не прекращаются до сих пор). В этом случае практика этой веры вполне представима, и даёт благие плоды в виде большей терпимости. Хотя и приводит к этому плоду окольным путём, да ещё и через веру в непроверяемое (апокатастасис, вообще говоря, непроверяем).

Буддийский (а точнее - махаянский) обет о спасении всех существ от страданий тоже сродни такой трактовке, однако носит характер скорее не веры, а декларации намерения и своего полного самоотречения. По сути, этот обет схож скорее с со-распятием со Христом.

12. И жизни будущего века.

В виде некоей психологической подпорки, вне привязки к определённым организациям и их учениям, эта вера сама по себе может быть полезна. Просто в качестве надежды на то, что «всё будет хорошо», если ты сам будешь трудиться Богу.

Однако, эта польза ограничивается очень малочисленным типом людей и весьма специфическими условиями. При этом необходимо заметить, что с этой же целью можно использовать и другие инструменты. Например, буддийский — учение о карме, перерождении и т. д.

Кроме того, польза может быть немалой и если следовать этому положению в рамках веры в Иисуса как Спасителя и в Его Царство Небесное как Чистую Землю (подробнее см. Часть II, Главы 1 и 2).

И всё же — жёсткая привязка этого догмата к церкви разрушает даже и ту возможную пользу, которая могла бы быть от такой веры, поскольку плодом её в этом случае является всё та же психологическая зависимость от церкви.

Итак, что же мы видим? Большинство догматов, так или иначе, оказываются ориентированы на... борьбу церкви за власть над умами людей. Плодами является фанатизм (что вообще характерно для непроверяемой, т.е. мёртвой, веры) и религиозный шовинизм.

Ни в коем случае не хочу утверждать, что все священники участвуют в этом «проекте». Я знаю, что есть среди них люди искренние и глубоко чистые. Более того, даже тот, кто радеет о власти церкви над умами, вполне возможно действует, руководствуясь самыми благими намерениями.

Но дело тут ещё и вот в чём. Даже те постулаты символа веры, которые можно истолковать ко благу верующего, являются не более чем духовными инструментами, отнюдь не единственно возможными и непременными для всех, и отнюдь не нуждающимися в провозглашении их единственной и непременной непреложности.

Я совершенно уверен, что всё настоящее, сохранившееся в церкви, пришло от пути, данного и воплощённого Иисусом, а не из христианской религии, сформировавшейся позже. И самое печальное, что первое и второе – разные вещи, хотя они часто непостижимым образом сочетаются в конкретном христианине. Убедиться в этой разнице, как говорится — почувствовать её, читатель сможет сам чуть ниже, в главе 1 части II этой книги, когда будет анализироваться «символ веры» Самого Иисуса.

Без этого христианство давно превратилось бы в самую ужасающую тоталитарную секту.

Напоследок, выделим все элементы живой и благой веры, встреченные нами при анализе православного символа веры:

- единый Бог (без дополнений на подобие Троицы и вседержительности)

- Святой Дух – вера в то, что Бог может проявлять Себя непосредственно в нашей жизни

- Иисус Христос как Спаситель, готовый помочь в спасении и поныне

- Церковь не как организация, но как сообщество богоживущих, способных помочь (интересно сравнить с буддийской Сангхой, см. ниже).

Эти элементы очень важны.

---

 

5. Анализ буддийского символа веры

Попробуем теперь для сравнения провести анализ буддийского символа веры. Анализ будет производиться, опять же, по следующим критериям:

1. Возможно ли проверить этот постулат практически,

2. Возможно ли, и если да то каким образом, воплотить эту веру в жизнь, в конкретных делах;

3. Возможные цели данного постулата и то, насколько хорошо этот догмат справляется с поставленной целью, а также — необходимость его для выполнения задачи;

4. Плоды веры в этот догмат. Особенно — их соответствие духовной пользе.

В качестве некоего аналога символа веры в буддизме может выступать так называемая Триратна — Три Сокровища или Три Прибежища. Для каждого буддиста необходимо верить в три следующие вещи: 

1. Будда. Вера в Будду, то есть принятие прибежища в Будде, означает веру в «буддовость», то есть в то, что существует состояние вне сансары, вне страдания, просветлённое состояние, которого в своё время достиг исторический будда Шакьямуни.

Проверить этот постулат можно одним способом: соответствующей практикой.

Цель этого постулата лежит на поверхности: если ты не веришь, что буддовость существует и достижима, то и самому пытаться нет смысла. То есть, целью является — подвигнуть человека к практике. И эта цель вполне достигается.

Плод этой веры, в конечном итоге, – просветление. В любом случае – посильная практика. 

2. Дхарма. Дхарма — это тот путь, который описал будда Гаутама для достижения освобождения. Иными словами, предлагается поверить в то, что данный путь действительно ведёт к освобождению, к буддовости.

Проверке этот постулат прекрасно поддаётся опять же путём следования Дхарме, которая описана весьма подробно и является, по сути, руководством к действию, инструкцией. И инструкцией, надо заметить, наиподробнейшей.

Цель этого постулата идентична оной для предыдущего догмата. И она реализуется великолепно.

Плод этой веры – тот же, что и в случае с верой в Будду. 

3. Сангха. В данном случае предлагается верить в то, что имеет место сообщество существ (не говорю – людей, поскольку их уже невозможно назвать людьми в каком бы то ни было смысле, как нельзя назвать дуб жёлудем), достигших буддовости и стремящихся помочь остальным существам. Вот как пишет о Сангхе Бхиккху Бодхи:  

"... Однако, община монахов не является сама по себе Сангхой как третьим составляющим прибежища. Сангха, являющаяся прибежищем – это не общественный институт, а неформализованное множество последователей, объединяющее всех тех, кто постиг глубинную сущность учения Будды. Сангха как прибежище – это замечательная община, состоящая только из благородных личностей, то есть из людей, обладающих высоким духовным уровнем. Входящие в неё люди связаны друг с другом не формальным членством, а невидимой нитью внутренней самореализации. Для автоматического вступления в эту общину нужно лишь достичь той самой реализации.

Для достижения уровня благородной личности больше подходит образ жизни, установленный для членов монашеской общины и делающий основной акцент на отрешение и медитацию. Но при этом Сангха монахов и Сангха благородных являются разными понятиями. Их смысл различен по двум причинам. Во-первых, многие монахи (подавляющее большинство) являются обычными людьми (puthujjana) и поэтому не могут служить прибежищем. Во-вторых в Сангху благородных личностей могут входить и миряне. Членство в ней зависит сугубо от достижений в духовной практике, а не от получения монашеского посвящения. Любой человек (мирянин или монах), познавший учение Будды с помощью прямого знания, автоматически входит в неё в момент этого достижения.

Сангху благородных составляют восемь типов личностей, которых можно разделить на четыре пары. Первая пара – это люди, идущие по пути к вхождению в поток и уже вошедшие в него. Они вступили на путь освобождения и достигнут своей цели не более чем за семь жизней. Вторая пара – это идущие по пути однократного возвращения и возвращающиеся однажды. Эти существа перед достижением цели однократно вернутся в мир людей. Третья пара – это идущие по пути к невозвращению и невозвращающиеся. Они уже не переродятся в мире людей и достигнут конечной цели в чистом небесном мире. Четвёртая пара – это идущие к состоянию Архата и достигшие этого состояния. Существа уровня Архата уничтожили все пороки и освободились от 10 пут, привязывающих к Сансаре.

Есть ещё один способ деления этих восьми типов личностей на два класса. Первый составляют существа, которые, поняв учение, встали на надмирской путь к освобождению, но им ещё необходимо заниматься практикой, чтобы достичь его. Сюда входят первые семь благородных личностей, которых называют "учащиеся" (sekha), потому что они всё ещё находятся в процессе обучения. Во второй класс включаются Архаты, закончившие практику по достижении конечной цели. Их называют "закончившие обучение" (asekha), потому что они успешно завершили всю необходимую практику.

Как учащиеся, так и Архаты на своём опыте получили прямое знание истинного смысла учения Будды. Учение пустило в них корни, и сколь бы не была велика оставшаяся часть пути, они более не зависят от других в вопросе достижения его конца. Благодаря этой внутренней способности, данные личности обладают качествами, необходимыми для ведения других людей к конечной цели. Это значит, что община благородных (ariyasaṅgha) может служить прибежищем."

Проверка этого постулата производится через молитву Будде и бодхисатвам, просветлённым существам. В результате, если человек практикует достаточно целеустремлённо, он неизбежно получает некий положительный опыт, хотя бы в виде духовного камертона. На это, в частности, направлены, судя по всему, практики гуру-йоги в тибетском буддизме.

Цель этого постулата, видимо, в том, чтобы помочь человеку идти по пути к просветлению. Чтобы не дать ему впасть в отчаяние и ложную убеждённость в том, что Буддовость индифферентна по отношению к нам. И эта цель достигается.

Плод этой веры – укрепление в практике.

Можно ли усмотреть в этих трёх постулатах какие-либо ещё мотивы, выгодные любой группе людей или организации? Подумайте сами. Мы видим, что буддийский символ веры весь построен только для одной-единственной цели: практики освобождения человека из пут сансары.

И так практически во всём в буддизме: он как бы говорит на каждом шагу - "не верь слепо, но - проверь на своём опыте то, что здесь говорится". Впрочем, сам будда Гаутама не раз повторял подобные слова.

Другое дело, что сами постулаты иногда извращаются. Однако, характерно это, как правило, для разнообразных псевдо-буддийских сект новейших времён. Руководители этих сект пользуются тем, что большинство населения на Западе, да уже и на Востоке (в Китае, например), слабо знакомы с основами буддийского вероучения.

В любом случае, наш путь не должен основываться на зыбкой почве теорий, картинок, объяснений, теодицей. Весь фанатизм в мире проистекает именно из-за приверженности к той или иной теории, в принятии её в качестве истины. "Буква мертва, Дух животворит..."

Если путь человека основан на вере в какую-либо картинку, это довольно легко проверить. Нужно лишь проделать несложный мысленный эксперимент: что если та картинка, которую мы себе нарисовали, окажется полностью ложной — изменится ли от этого наш путь? Что если нет никакого доброго и грозного Бога на Небесах, и Небес самих нет, а Иисус был просто хорошим человеком? Или - что если Вселенная на самом деле сотворена из слюны какого-то космического мегаидиота, которая капнула, когда тот брёл куда-то по своим идиотским делам? Изменится ли в этом случае ваш путь? Если нет — значит он не зависит от этой картинки.

Надо сказать, что вера в буддизме как таковая вообще не фигурирует. То, что в переводах обозначается этим словом, в оригинале называется шраддха, что можно перевести примерно как устремление, решимость в следовании Дхарме. Вера в классическом смысле, как уверенность в чём-то без доказательств, противоречит буддийскому учению. Сам будда говорил об этом достаточно ясно и определённо и буддизм в результате является не столько религией, сколько философией.

Приведу цитату из статьи буддолога М.Кожевниковой "Вера и рациональность в буддизме":

"Выступая 13 марта 1993 года на конференции западных учителей буддизма, Далай-лама XIV Тэнзин Гьяцо отметил: "Великие индийские учителя ясно показали, что буддийский подход должен всецело основываться на фактах и исследованиях. Если в Учении Будды мы обнаружили нечто, не согласующееся с реальностью, мы имеем право отклонить это и не принимать буквально. Если единственным критерием для буддиста была бы вера в существование горы Меру, я не был бы буддистом". Имея в виду, что Далай-лама – уже современный человек, живущий большую часть своей жизни в контакте с современной культурой и даже наукой, можно было бы списать такую его позицию касательно веры и рациональности на «западные влияния». Но вот другая цитата – из тибетского канона, широко используемая традиционными тибетскими учителями в своих учениях:

«Как золото при покупке купцы

Рубили, раскатывали, расплавляли,

Так вы мною сказанные слова,

В анализе подвергайте проверке

Не принимайте лишь из почтенья».

Слово  «почтенья» указывает здесь на веру, задающую иерархию, по одной из своих функций."

Интересующиеся темой могут прочесть всю статью, там вопрос раскрывается достаточно подробно.

---

 

Часть II. Дзэн-христианство

Попытаюсь обрисовать ту точку зрения, при которой буддизм и христианство не противоречат друг другу.

 

1. Об Иисусе

Попробуем сначала взглянуть на Иисуса и его учение «глазами инопланетянина».

Первое, что бросается в глаза — исторический Иисус находился полностью в рамках иудейской традиции. Об этом свидетельствует всё: его слова о Боге, в которых тот подразумевается неким верховным, наимогущественнейшим существом, повелевающим судьбами мира. То, что он постоянно цитирует иудейские писания, либо апеллирует к ним, либо просто их подразумевает. Его приверженность традиционным иудейским установлениям и представлениям вполне очевидна. Ни намёка, ни слова из иных традиций нет. Даже последние его слова на кресте были цитатой из 21-го Давидова псалма.

Поэтому теория о том, что Иисус совершал путешествие на Восток и постигал там буддийские и индуистские премудрости, вряд ли оправдана. Это непременно бы отразилось на его речах, хотя бы намёками, хотя бы аналогичными притчами или ещё чем-то. Однако, ничего этого нет. Вступив на путь, так сказать, общественного служения, он постоянно сталкивался с тем, что дух проповедуемого им противоречил голосу традиции, в которой он вырос. И поначалу, кажется, этот голос в нём был весьма силён. Вспомним, например, эпизод с хананеянкой⁴. Однако, даже в рамках Евангелий видно, что он быстро осознал это противоречие, и выбор его был не в пользу буквы, но в пользу Духа. Под действием живой благодати, он всё больше отходил от буквы иудейского закона.

И тем более, с учётом малой вероятности того, что Иисус был знаком с буддизмом, интересны параллели между его учением и учением Будды Шакьямуни.

Здесь я попытаюсь выделить эти параллели, свести вместе эти учения, поскольку в этом, видимо, кроется нечто сущностное.

На мой взгляд, есть три основные вещи, о которых говорил Иисус:

1. Бог

2. Путь к Богу

3. Помощь на пути к Богу.

Рассмотрим подробнее эти три пункта.

 

1.1. Бог

Попробуем, исходя из слов Иисуса, определить, чем или кем является тот Бог, о котором он говорит.

• Бог есть некое предельно истинное начало. Этот постулат, думается, не требует доказательств.

• Бог есть любовь (1Иоанн 4:8), которая, подобно солнцу, равно светит и праведным и неправедным (Матф.5:45, Иоанн 8:7). Любовь, не делающая различий. (Рим. 2:11)

• Бог сотворил всё сущее, и всё в этом мире и в других мирах происходит под его контролем. Вспомним, например, его слова о том, что у нас и волосы на голове все сочтены (Матф. 10:30, Лук. 12:7)

• Бог, судя по всему, является активным, личностным началом. Это — существо, которое вмешивается в дела людей и способно на любые чудеса. Этот постулат вроде бы следует уже из самого прихода Иисуса к людям да и вообще постоянно сквозит в контексте.

Теперь посмотрим на эти пункты вот с какой точки зрения: какие из вышеперечисленных свойств являются имманентными для Бога, проповедуемого Иисусом.

Первое свойство — безусловно имманентно. Иисус называет Бога Истиной, и если бы это было не так, то это был бы не Бог.

Второе свойство — безусловно имманентно. Бог Иисуса это именно любовь и если это определение не применимо к Богу, значит, это — не Бог Иисуса. Всё учение, весь путь Иисуса построен на любви.

Третье свойство. Представим себе, что Бог Иисуса, являясь предельно истинным и благим началом, любовью, тем не менее, как оказывается, ничего в мире не творил, ничего не контролирует, и т. д. Единственное, что о нём можно сказать — что только в нём — Истина и спасение. Остался ли бы в этом случае Бог — Богом Иисуса? Да. Значит, это свойство не является имманентным для Бога Иисуса.

Четвёртое свойство. Надеюсь, никому не надо объяснять, что не всякое существо (буде есть такое), несметно превосходящее нас могуществом и способное на различные «чудеса», является Богом. Для гипотетического разумного муравья человек вполне мог бы сойти за Бога. И где здесь граница могущества и масштаба, с которого начинается Бог? И чем отличается в этом случае Бог от всех остальных существ, кроме масштаба и могущества? И где гарантия, что нет ещё более могущественного существа? И почему какое бы то ни было существо достойно преклонения? Только из-за своего могущества или из-за того, что может нам что-то дать? Рискну утверждать, что во-первых, данное свойство не имманентно для Иисусова Бога, а во-вторых, такое представление о Боге является не более чем плодом архаических культов, характерных не только для иудеев, но и вообще для большинства древних культур. Ну и наконец — если Благое проявляет иногда себя в нашей жизни особым образом, о чём это говорит? Да ни о чём более этого.

Итак, Богу Иисуса соответствуют три имманентных свойства:

• Бог есть предельно истинное начало.

• Бог есть любовь, которая, подобно солнцу, равно светит и праведным и неправедным. Любовь, не делающая различий.

• Бог иногда проявляет себя в нашей жизни, он не является чем-то индифферентным.

Ни больше, ни меньше. Самое интересное, что любой буддист под этим мог бы подписаться. Предельное проявление Татхаты — асанскрита-дхармы — это праджня и каруна, мудрость и любовь. Это особое восприятие всепоглощающей «праджнякарунности». Сама же Татхата — это ещё один шаг дальше, к Источнику асанскрита-дхармы. Будда способен проявлять себя в нашей жизни, не являясь при этом ни Творцом, ни сотворённым, ни личностью, ни безличностным началом.

 

1.2. Путь к Богу

Мне приходилось слышать точку зрения, что Иисус не оставил сколько-нибудь чётких инструкций для пути к Богу. Это объяснялось тем, что у него была другая задача, что он пришёл как спаситель, чтобы просто отмыть нас от грехов и неким трансцендентным способом привести нас в Царство Небесное в будущей жизни.

Такая точка зрения повлекла за собой множество последствий. И церковную индульгенцию, и отсутствие какой-либо внутренней практики помимо церковной жизни, и, наконец, узурпирование церковью Благодати. Согласно этой точке зрения Благодать находится в руках Бога, а человек вне церкви ничего не может сделать, чтобы приобщиться к ней. Только церковь, являясь наместником Бога на земле, может дать нам Божию Благодать.

Однако, возьмём в руки Евангелие и посмотрим, действительно ли Иисус не оставил после себя никаких инструкций. С удивлением мы обнаруживаем, что инструкции-то вполне подробные и чёткие. Даны они в виде заповедей. Важность этих заповедей такова, что Иисус говорит: Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. (Ин.15:10) О церкви, заметим, - ни слова.

В основе всех заповедей, в основе самого пути Иисуса, лежат две главные заповеди, подобные друг другу:

Матф. 22:

[35] И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря:

[36] Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?

[37] Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим:

[38] сия есть первая и наибольшая заповедь;

[39] вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя;

[40] на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.

И так далее. Любовь, любовь, любовь. Вот основа пути Иисуса, его суть. В других местах он подробно описывает, что такое, так сказать, практически - возлюбить ближнего и возлюбить Бога.

Путь Иисуса не магический, и не путь праведности, но – путь этический. Точно то же можно сказать о пути Гаутамы. Он имеет целью не достижение изменённых состояний ума, не обретение чудесных способностей, и даже не праведность, но — полное очищение от помрачений и преображение.

В заповедях блаженства — подробная внутренняя дисциплина, а слова «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» - целая и полная практика, в том числе, в своём пике, доходящая и до того, что в буддизме называют дхьяной, медитацией.

 

1.3. Помощь на пути к Богу

Но и это ещё не всё. Иисус постоянно твердит о том, что людям доступна помощь на пути к Богу. Он постоянно твердит о Царстве Небесном, которое «приблизилось». С этого вообще началась его проповедь. Он говорит: «что бы вы ни попросили во имя моё — будет вам». Что именно имеется в виду, какая именно подразумевается просьба? Конечно, о помощи на пути. Апофеозом этого стало нисхождение Духа Святого на апостолов. Что есть по сути Дух Святой? Благая сила, помогающая и наставляющая на пути.

И вот, спустя какое-то время, была придумана концепция Троицы. Иисус стал единственным Богом, Дух Святой — тоже. Бог далеко, нельзя даже помыслить о том, чтобы общаться с Ним вне церкви. И опять — церковь, присвоившая себе роль единственного посредника, опять соблюдение церковных установлений и обрядов и так далее⁵.

Между тем, то, о чём говорил Иисус, явно больше, чем даже буддийская «арьясангха». Иисус явно говорит о чём-то большем, о чём-то, что стало доступно только с его приходом. Он говорит о приблизившемся Царстве Божием, он говорит о «духе-утешителе», о втором пришествии, которое случится уже при жизни многих присутствовавших.

Далее я буду говорить не более чем о своих предположениях, которые, с одной стороны, имеют некоторые доводы в свою пользу, а с другой — всё ещё нуждаются в сосредоточенной проверке. Впрочем, проверить эти предположения может каждый, если задастся такой целью. Итак.

Согласно буддийской космологии, существуют так называемые "Чистые Земли". Это своего рода локальные миры, созданные бодхисаттвами специально для помощи людям. Там - идеальные условия для духовной практики. И самое главное: людям намного проще попасть в Чистую Землю и завершить процесс просветления там, чем при жизни достичь полного просветления здесь, в мире людей. Это потому, что практика, потребная для достижения перерождения в Чистой Земле, намного проще и доступнее Прямого Пути. Иными словами, наличие Чистой Земли позволяет спастись намного большему числу людей.

Может возникнуть вопрос: где же существуют эти миры? Ответ: в восприятии, как и всё вообще. Сказать что-либо сверх этого будет уже лишним.

Ещё одна функция Чистых Земель состоит в том, что, устанавливая связь с нею, человек уже при жизни открывается для общения с бодхисаттвой. Это одновременно ускоряет и сам Прямой Путь.

Например, есть Чистая Земля будды Амитабхи. На этом построена Школа Чистой Земли или амидаизм. Их практика - один в один Иисусова Молитва, только она адресована не Иисусу, а Амитабха Будде. Цель этой практики - установить внутреннюю связь с Чистой Землёй Амиды с тем, чтобы после смерти оказаться прямиком там. Есть, согласно буддийскому учению Махаяны, и другие Чистые Земли.

Загвоздка в том, что для того, чтобы переродиться в Чистой Земле, необходимо прямо в неё и метить. То есть, устремляться конкретно к этому бодхисаттве в его Чистую Землю, имея в виду там обрести спасение. Для этого нужно обращаться именно к бодхисаттве и верить в возможность спасения с его помощью.

До Христа во всём Западном, "не-дхармическом", мире не было понятия о Чистых Землях. Не было понятия и о том, что в тибетском буддизме называется «гуру-йогой». Существовавшие религиозные традиции вели либо очень трудным путём к Освобождению, либо - окольным и опасным через «миры дэвов». Либо же вообще были, по сути, магией. Строго говоря, нет сведений о том, что до Иисуса где-нибудь вообще было известно понятие о Чистых Землях (не путать с райскими обителями, которые, на самом деле, представляют собой нечто другое).

В порядке бреда можно предположить, что Иисус создал мощнейший оплот для спасения людей в Западном мире⁶ и воплотился среди нас для того, чтобы принести людям благую весть об этом. Как иначе Он мог дать знать об этом людям? Для Него это воплощение было настоящим самопожертвованием. И ведь Он прямо говорил о Своей Земле: достаточно почитать все Его слова о Царстве Небесном.

Христианскую практику, а в особенности - Иисусову Молитву - можно рассматривать как средство, позволяющее обрести перерождение в Небесном Граде Иерусалиме, Чистой Земле Иисуса⁷.Но кроме того - и средство для получения от Него прямой передачи уже при жизни, ускорив таким образом и сам Прямой Путь. "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!" - теперь эти слова звучат по-иному, не так ли?

Время возникновения первой на Востоке школы Чистой Земли - Общества Белого Лотоса - начало 5-го века. Самая древняя сутра, относящаяся к учению о Чистых Землях, относится к первым векам нашей эры. Так что, Чистая Земля Иисуса, вполне может быть, была вообще первой, открыв человечеству доступ к Чистым Землям.

У нас есть не меньше оснований верить в Чистую Землю Иисуса Христа, чем в Сукхавати, Рай Будды Амитабхи. И в самого Иисуса Христа у нас не меньше оснований верить, чем в Будду Амитабху или, что ближе к Иисусу по духу – в бохисаттву Майтрейю. И в любом случае, эта практика для некоторых людей может быть весьма полезна духовно, в смысле уменьшения помрачений.

Теперь взглянем на ситуацию вот ещё с какой стороны. Ниже приведён некий непридуманный опыт. Прошу обратить внимание вот на что. То «существо», которое было воспринято в этом опыте, христианином могло бы быть идентифицировано как Иисус. Однако, человек, воспитанный в лоне буддийской традиции, скорее всего увидел бы в этом «существе» некоего бодхисаттву или проявление Будды.

Вокруг - ослепительное золотое сияние, всё тонет в нём, очертания предметов угадываются смутно, всё плывёт в этом мареве, в этой золотой радиации. Это энергия, очень плотная и мощная. Оглядевшись, он видит нечто вроде дворцового зала, где всё создано из этого сияния. Одной стены в зале нет и там - Ничто, похожее на небесную пустоту. В противоположном конце зала - нечто вроде трона, на котором восседает божество, а по правую руку от него - какой-то человек.

Божество это так же создано из света и его трудно разглядеть, лицо же его вообще почти невозможно увидеть из-за этого света - точно как когда смотришь на солнце, хотя здесь отсутствовала одна черта: болезненность - солнечный свет ранит, а этот свет не ранил. Сначала я подумал было, что это божество - женщина и даже вроде бы почти разглядел женские черты лица сквозь сияние и вообще что-то женское было в энергии этого существа. Но потом пригляделся и понял - нет, это не женщина, это всё-таки мужчина, изящный, с манерами принца в самом высоком смысле этого слова. Но позднее я отчётливо понял, что понятие пола вообще неприменимо к этому божеству как неприменимо оно к лучу света. И форма эта - лишь создание моего разума, подпорка, с помощью которой он, разум, пытался совладать с этой трудно перевариваемой картиной.

Его «правая рука» обладал более умеренным сиянием, в сравнении с божеством даже казавшемся тускловатым. Можно было разглядеть его лицо, худое и суровое, одет он был, как казалось, как-то необычно. Он стоял. Когда я появился, тот человек начал говорить что-то не слишком приветливое: стал перечислять мои грехи, говорить, что, мол, как я посмел здесь появиться и т.д. и т.п. Честно говоря, я не очень-то его слушал почему-то. И кроме того, божество всё время остужало пыл этого обвинителя - не словами, а как-то ... просто остужало. Мол, не перегибай палку. Наконец, божество совсем заставило того человека замолкнуть и спросило меня, что ему надо или зачем он здесь. Спросило опять-таки без слов, без телепатии, просто между нами не было границ.

На его вопрос я не нашёлся что ответить - просто ничего не было в тот момент в голове. Я был поглощён созерцанием этого божества. Было оно бесконечно милосердно: в его свете не было даже намёка на муть, все грехи, даже самые тяжкие, пред его ликом просто забывались как прошлогодний сон, исчезали как туман под утренним солнцем, теряли свою реальность. Даже не так: оно являло собой состояние совершенной, фундаментальной безгрешности и глядя на него, я видел, что все мои грехи - лишь морок, своего рода помрачение. Я увидел, что безгрешное состояние истинно, естественно, мощно и чудесно.

Божество мгновенно поняло моё состояние и с тихой и какой-то удивительной бесстрастной нежностью и любовью сказало ему без слов примерно следующее:

- Всё хорошо. Не отчаивайся. Всё хорошо.

И стало понятно, что пора уходить. Но природа этого существа такова, что оно не могло отпустить меня просто так. И оно сделало на прощание подарок: внезапно я погрузился в поток золотого сияния, пронизывавшего до самой основы, сияния, которое, казалось, вот-вот растворит меня и я не был против. Ни одной мысли не было в голове. Усилием воли я попытался помолиться, и обрывки этих показавшихся сейчас такими грубыми слов были унесены этим золотым потоком на глазах, устанавливая полное безмолвие. Это тоже была своего рода молитва, но без слов, без «я», словно бы безмолвное устремление внутреннего взора к Истине, к Сердцу Бытия. Одновременно я начал ощущать плавный спуск.

Через какое-то время интенсивность сияния стала спадать и сквозь него стали проступать контуры моей комнаты. Я ощутил своё тело, полное невероятной неги, всё какое-то блаженствующее, отдохнувшее и словно бы исцелившееся, было удивительно хорошо, сердце казалось омыто в святой воде. Невольно улыбнувшись, я прошептал: «Спасибо». Некоторое время я лежал так с открытыми глазами и улыбался, глядя в потолок...

После этого эпизода я ощутил в душе новое качество - тихое и радостное смирение, безмолвие. С полной отчётливостью я увидел, как на каждом шагу, каждой своей мыслью предавал это Сияние. С полной же отчётливостью я увидел все моменты, когда предавал любовь других людей... И эта чистая горечь странным образом не противоречила тому тихому смирению, а лишь углубляла его.

Итак, если мы вспомним Буддийскую Триратну (Будда, Дхарма, Сангха), то параллель с Иисусовыми Богом, Путём и Помощью, на мой взгляд, весьма напрашивается. Более того, Будда при некотором взгляде весьма схож с Богом (при отделении от последнего древне-иудейских религиозных наслоений), Дхарма - с Путём, а Помощь осуществляется через весьма близкий аналог Сангхи.

---

 

2. Так что же такое – дзэн-христианство?

Вот единственный и главный постулат Дзэн-христианства, в котором заключена вся его суть и всё его учение:

Бог есть любовь. Не кто-то там большой и любящий, а сама любовь. Иными словами, мы приближены к Богу ровно на столько, на сколько в нас воплощена любящая доброта, просветлённое сознание, свобода от помрачений («блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»). Ничего другого о Боге говорить не нужно и не возможно. Нельзя сказать, что он – творец или не-творец. Что он – личность или не личность. Какие-либо утверждения помимо того, что Бог есть любовь – излишни!

В буддизме то, что мы сейчас назвали Богом, называют Асанскрита-дхармами, или Корнями Благого. На самом деле – это только максимально полное проявление Бога для человека. Сам же Бог – в источнике этих Корней. Состояние пребывания в этом Источнике в буддизме называют Нирваной. По сути, в этом – всё Дзэн-христианство. Ничего более не требуется. Не требуется верить во что-то или не верить, требуется просто очищать своё сознание, взращивать в своей жизни любовь, избегать помрачений, которыми в том числе являются и элементы слепой веры, а также – эмоции, механические мысли, желания и т.д.

Иисус был действительно Богом, потому что полностью воплотил в себе любящую доброту, сострадание («что ты спрашиваешь каков Бог – ты видишь Меня, и раз ты видишь Меня, ты видишь Бога»). Однако, Богом был и Гаутама Будда и, видимо, ещё некоторые люди, которые, по сути, превзошли всё человеческое.

Будда сухим языком истинного рафинированного философа преподал нам Прямой Путь, Дхарму. Он подробно разжевал, как нужно идти и что делать, дал пошаговые инструкции. Иисус же поступил иначе. Начать с того, что он пришёл к другим людям, не привыкшим к точному и сухому языку учёных. К людям пророков, к людям неистовой веры. И он дал им веру. Такую, которая, по крайней мере, не могла им повредить. Эта вера заключалась в следующем:

1.      Бог – один и Он есть любовь, и нет никакого другого Бога. Если ты исполняешь заповеди Его, ты в Нём и Он в тебе. А заповеди Его – это заповеди любви.

2.      Бог может проявлять Себя как некая Сила, Дух Святой. То есть это не просто состояние любви, но – действующая сила. Это никак не противоречит Буддизму.

3.      Иисус способен помочь даже после своей физической смерти. Нужно обратиться к нему как к воплощённому Богу. Тут сразу же вспоминаются практики Чистой Земли и гуру-йоги у буддистов. Заметим, что Амитабха Будда, с которого начался буддизм Чистой Земли (примерно в первых веках после рождества Христова) и сам Иисус могут быть попросту одним лицом. Чистая Земля Будды Амитабхи, напомню, называлась Сукхавати, или Западный Рай⁸. По характеру же своего учения и жизни Иисус, пожалуй, более уверенно может быть соотнесён с бодхисатвой Майтрейей. Но это для меня – просто предположения, а для кого-то могут стать предметом веры, который приведёт его к неким открытиям.

4.      Сообщество просветлённых также никуда не девается и трудится для помощи живущим и ныне, и присно, и во веки веков. Это сообщество называется церковью, или на греческом - экклесиа, то есть собрание. А в буддизме это собрание называется Сангхой.

И второй пункт, если его исследовать практически, на собственном опыте, весьма важен. И третий пункт может быть полезен очень многим. Ведь молиться Иисусу, памятовать о нём, совмещать себя с ним, впускать его в своё сердце, может любой человек. Эта практика очень доступна. Однако, повторюсь: по сути, ничего кроме того самого единственного и главного постулата не требуется. Не зачем.

Если понаблюдать и поразмыслить, можно увидеть, что всё, что противоречит Богу, ведёт нас и наших близких к страданию. Всё это порабощает ум привычками к дурному, злому, страстному, тупому.

Не требуется верить в воздаяние в загробной жизни, в реинкарнации, не требуется изощряться в теодицеи, если отбросить фантазии о Боге. Я просто выбираю следовать за Богом. Выбираю следовать любви. Остальное совершенно не важно, просто таков мой выбор. У меня есть только это мгновение и в нём я выбираю следовать Богу, который есть любовь.

По сути своей, дзэн-христианство это очищенный этический путь, очищенный от всего, что напрямую не связано с практикой. Это своего рода этический прагматизм.

---

 

3. Элементы этического пути

Мистические пути, видимо, можно разделить на три большие группы: магическую, «парадизную» и этическую.

В первой человек имеет целью получение неких личных выгод: обретение могущества, знаний, безопасности, свободы и т. д. Для этих целей совершаются определённые внешние и внутренние действия. Для таких путей характерна явственная прагматичность средств. Часто ради достижения своих целей адепт не гнушается никакими средствами, вплоть до демонопоклонничества.

Вторая группа характеризуется направленностью на служение «добрым силам», что бы под этим ни подразумевалось. Как правило, здесь характерна сакрализация обрядов и некоего высшего существа, а также зависимость от картин мира, часто фанатическая. В центре вероучения – перерождение в райских мирах. По сути, именно это ставится целью такого пути.

На этическом пути человек не ищет никакой выгоды и не стремится служить некоему воображаемому добру⁹. Он, фактически, действует лишь исходя из двух побуждений:

1. Сострадание

2. Устремление к познанию самой изначальной сути бытия.

Эти побуждения полностью аналогичны Двоичной Заповеди, данной Христом – о любви к ближнему и к Богу. Для этих путей характерно осознание чисто вспомогательной и символической роли обрядов, картин мира и недопустимости поклонения каким бы то ни было высшим существам. Главная же черта — примат этики, духовного начала, надо всем остальным. Вплоть до полного самоотречения.

Надо сказать, что в религиозных традициях магические, «парадизные» и этические пути, во-первых, не разделены чётко (просто часто не осознаётся отчётливо граница между ними), во-вторых искренне ищущий человек в конце концов скорее всего приходит к этическому пути. Кроме того, часто перерождение в высших мирах рассматривается скорее как вспомогательная промежуточная ступень на этическом пути. Как правило, магическая и «парадизная» стороны присутствует в религии в виде экзотерической части, а этический - в виде части эзотерической, хотя границы здесь, ещё раз повторимся, нечёткие.

Провозглашая своей целью не достижение сверхспособностей, не перерождение в райской обители, но полное преображение, буддизм, а также мистические течения христианства и ислама ставят себя в особый ряд не магических или теоцентрических традиций, но традиций этических.

Если мы рассмотрим те практические шаги, которые делает человек в каждой из них, мы сможем уловить нечто общее, то, что составляет суть, квинт-эссенцию этического пути вообще.

Первое, что бросается в глаза — сосредоточенность на сострадании. Для Будды это основа пути, главная мотивация. В Махаяне вступающий на путь просветления человек даёт обет не оставлять сансару до тех пор, пока не будут спасены все существа. На этическом пути не может быть иной мотивации кроме самоотречения и предания себя во благо бытию. Во-первых, человеку на этом пути предстоит преодолеть себя, перешагнуть через главное препятствие на пути спасения - «яшность». Во-вторых, само восприятие приближающейся Истины оказывается ничем иным как прозрением в сути, которые оказываются Со-бытием, бытием всего во всём. И вот уже нет «моих» и «не моих» помрачений. И вот уже благое дело уходит в бытие, а совершённый другим человеком помрачённый поступок отзывается болью в самом тебе. Ты распинаешь себя вместе со Христом в страданиях этого мира. Нет ничего более далёкого от этического пути — буддизма ли, христианства или ислама в лице суфизма — чем отстранённое наблюдение за страданиями существ и воспитание в себе этакой безмятежности. Этический путь — не транквилизатор и не антидепрессант. То, что человек в ходе этой практики становится более устойчив психически, можно смело отнести к побочным эффектам. Туда же — и просыпающиеся иногда сиддхи¹⁰.

У Иисуса мы видим то же. Вся его жизнь есть по сути самозаклание. Когда его спросили, какая заповедь наибольшая — он ответил - «возлюби Бога и другая, подобная этой — возлюби ближнего своего как самого себя». В другом месте Евангелий он поясняет, что означает вторая часть заповеди: поступать с другими так, как бы ты сам хотел, чтобы поступали с тобой.

Суфии тоже не устают повторять, что любовь к Богу невозможна без любви к ближнему.

Шейх суфийского ордена Кадири Курманбек уулу Кадыр говорит:

Самая главная и постоянная практика суфия - это "махабба" - проявление любви и доброты по отношению к Божьему творению. <...>
Вся теория суфизма основана на любви через Бога, на познании самого себя, борьбе с самим собой, любви к ближнему, независимо от расы, национальности и религиозной принадлежности.

Кроме того, особенностью всех этических путей можно назвать направленность на очищение сознания. В буддизме это так и называется. В буддийской школе Тяньтай очищению сознания соответствует стадия Чжи (Самадхи). В исихазме это называется бесстрастием и безмолвием (исихия), а суфии называют это «полировкой грубого я» и достижением внутреннего безмолвия. Именно об этом, видимо, говорил Христос в Нагорной Проповеди: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Именно безмолвие является той удобренной почвой, в которую сажается семя поминания Бога в суфизме и исихазме. Именно оно является той пустыней, в которой возглашается глас одинокого ко Господу. Именно его, как я подозреваю, подразумевал Иисус, когда говорил Никодиму о крещении водном (Ин.3:5) и уже после, в эту пустыню нисходит Дух и крещает нас Огнём. Нисходит он в момент, который нельзя предугадать и не от нас это зависит. От нас зависит только крещение водное и ожидание и бодрствование. И устремление.

Вот что об очищении сознания пишет д-р Дж.Нурбахш, глава братства Ниматуллахи с 1953 по 2008-й годы:

Стадии очищения таковы:

1. Самость опустошается 

2. Самость становится просветлённой 

3. Самость преображается 

4. Самость исчезает (фана')

Ученик проходит эти стадии в процессе самоотверженного поминания Бога (зикр). Первая стадия, опустошение, включает в себя избавление от негативных качеств, желаний, идущих из самости. Вторая стадия, просветление, состоит из полировки сердца и души с целью очищения их от веры в самость и привязанности к ней. На третьей стадии внутреннее бытие ученика украшается Божественными Атрибутами. В конечном итоге сущность ученика наполняется Атрибутами Истины - до такой степени, что не остаётся и следа его ограниченного существования. Эта четвёртая стадия называется "исчезновением самости" (фана').

Если проследить параллель с буддизмом, то мы увидим, что хотя "зикроподобные" практики в нём используются вроде бы редко, но невозможно утверждать, что его практика - нечто другое. Можно сказать, что буддист, удерживая внимание (памятуя) на осознавании дыхания, на чистоте, на осознанности, по сути делает то же самое: осознанность, чистота, сострадание - это "божественные", предельные атрибуты, которые скоро вытесняют из состава человеческого сознания помрачения - негативные качества, желания, идущие из самости.

Это - первая стадия. Вторая стадия ещё более схожа с буддийской практикой. «Очищение от веры в самость» - это прямо-таки буддийские слова. Третья стадия — это принятие необусловленных дхарм. Четвёртая стадия — великое сатори.

И наконец, ещё одной особенностью этических путей является то, что в двоичной заповеди Иисуса формулируется как «возлюбить Бога всем сердцем всей душой, всем разумением своим». Что это такое? Это тоже любовь, но как бы оборотная её сторона. В сострадании, в благоволении к другим существам – одна сторона любви, в устремлении же – другая. Ведь помимо предельно доброго отношения любовь это ещё и стремление к возлюбленному объекту. Однако, обычно у человека всё поворачивается таким образом, что стремление его направлено на другого человека или какой-либо иной объект, являясь по сути страстью, тем, что на греческом называется филией или сторге. Доброе же отношение и сострадание нам часто совсем не известно, разве что суррогатная доброта к «себе любимому», обращаясь в эгоцентризм.

Истинное же состояние человека, описанное Христом, состоит в том, чтобы благоволение и сострадание обратить на других существ, на окружающий мир, что на греческом называется духовной любовью, агапэ. Устремление же отдаётся Запредельному, Богу. И сейчас мы говорим именно о таком устремлении. Что делает человек, обуреваемый страстью к другому человеку? Он постоянно, каждую минуту помнит об этом человеке и всеми силами ищет способы быть рядом. Точно так же и в случае с божественным устремлением: человек постоянно помнит о Запредельном и ищет способы погружения в Него, познания Его. Нет стремления к приобретениям – в виде сверхнормальных ли способностей, свободы ли, святости ли. Есть лишь стремление к окончательному познанию сути, к пробуждению. Поначалу это как правило выражается в отрицательном виде: человек лишь отвергает все «зацепки» и соблазны этого мира и других миров. Такой отрицательный модус имеет место потому, что мы в начале своего пути ещё не представляем к чему же мы идём, ведь Оно – запредельно. Однако, чем дальше, тем всё более чётко мы видим, сначала отблесками, потом прямо, Цель.

Эти отношения сильно напоминают любовные отношения между людьми. Недаром и в христианстве и в суфизме так распространено обращение к Истине как к возлюбленной или возлюбленному. Более того, в суфийской традиции прямо считается, что тот, кто не познал любви земной, не способен вместить и любви к Богу, поскольку сердце его не раскрыто.

Буддизм, как правило, не столь склонен к такой интерпретации пути (хотя, если вспомнить некоторые течения тантры или чудесные гимны Миларепы, то мы увидим, что и буддизму она совсем не чужда). Интересно отношение к пути как к охоте на некоего чудесного зверя. Например, знаменитые десять картинок Дзэн, в которых истина уподобляется дивному быку, которого выслеживает ищущий. Сначала он не знает где искать и лишь бродит в траве, внимательно высматривая следы и прислушиваясь. Потом он видит на земле следы и идёт по ним, потом видит в камыше мелькнувший хвост, потом настигает быка, ловит за хвост, усаживается верхом, усмиряет и едет на нём домой, по достижении которого забывает о быке, потом и о самом доме… И внезапно – горы опять горы, а река – снова река, и человек возвращается в людскую толчею с открытым сердцем, даря им себя.

Уже говорилось, что традиция, которой положил начало Иисус, во многом напоминает путь праведности, ведущий в райские кущи Дэвалоки. Однако, на мой взгляд, это сходство обусловлено лишь тем, что таковым был тот «субстрат» ветхозаветного мировосприятия, на котором Иисусу пришлось взращивать этический путь.

---

 

Послесловие

Совершенно не важно, кто «круче» - Христос или Гаутама. Этот вопрос не имеет смысла. Важно вот что: Иисус - благ, Его путь - благ, Он — Спаситель. Ровно то же можно сказать и о Гаутаме. Остальное уже, судя по всему, относится к области мёртвой веры, то есть такой, которая в плане духовном не даёт ничего, кроме балласта убеждений.

Спаситель - один. Это — Бог. Однако, если мы считаем, что Христос - это эксклюзивный Бог, то начинаются трудности. Бог — один. Кто Он? Так вот, о Боге нельзя сказать что Он — Любящий. Нет. О Нём можно сказать, что ОН ЕСТЬ ЛЮБОВЬ. Не Любящий, а Сама Любовь, Сама Чистота, Само Благословение. Всё остальное, все остальные рассуждения — бессмысленны. И более того – они, в конечном итоге, вредны, потому что являются суемыслием и идолотворением.

И вот, Иисус - Бог ровно настолько, насколько Он воплощает в себе Любовь, Чистоту, Мудрость, Благословение. И Гаутама. И Кришна. И кто угодно. Если они воплощали всё это в данный момент, они были Богом в данный момент их существования.

Однако, Гаутама ушёл совсем. Он оставил Дхарму и ушёл. Иисус — остался с нами во веки веков так, чтобы мы, по слабости своей, могли Его видеть. И более того, Он жил среди нас и это был и есть Его дар нам, чтобы мы могли спастись через Него, зацепиться за Него и спастись.

Дхарма Будды - для немногих. В ней спасение происходит через само учение, через Путь. Но это трудно для большинства. Дхарма это очень чистое, рафинированное учение. И в этом была, видимо, миссия Гаутамы. Дать такую прямую как стрела, беспримесную Дхарму. И Гаутама пришёл перед Христом, а потом пришёл Иисус, чтобы спасти миллиарды. Чтобы подставить Свою спину малым нам, чтобы мы могли ступить на неё и спастись. Степень Его самозаклания не поддаётся описанию.

Все эти фантазии относительно того, какой Бог и кто Бог, и Бог ли Иисус, а другие не Боги - всё это очень отягощает людей, как мне кажется. Это - груз неудобоносимый, нагромождения пустых мудрствований.

Бог есть Любовь. И всё. Гаутама всё разъяснил относительно того, что есть любовь, что есть Благо. Разложил для нас всё по полочкам. Такова была его миссия — разъяснять – подробно, полно, методично. И он делал и делал это в течение всех десятилетий своих проповедей.

А у Иисуса миссия заключалась в том, чтобы подставить Свою спину. Это даже миссией трудно назвать. Он ведь ничего толком и не разъяснял. Он только говорил и говорил – «цепляйтесь за Меня и Я вас вытащу. Все — идите ко Мне, всем хватит места». Чистая Земля – это особое, чистое состояние сознания, которое в конце концов перерождает всё наше существо. И Иисус отдал самого себя для того, чтобы мы могли зацепиться за это состояние, за него самого и спастись.

Творец ли Бог мира? Вседержитель ли Он? Какая разница! И вот, всё отпадает. Все эти богословские выверты, теодицеи и т. д. Всё оказывается неважным. Важно только одно: Бог есть Любовь.

Христиане не прекращают танцы с бубном вокруг вопроса о Троице. А если Он - не Троица - это что-то меняет в нашем пути? а если Он - не Вседержитель? а если Он не творил Вселенную?

Если Он — Троица, меняется только одно: тогда христианство — это единственно и идеально верная религия. И всё! А сам путь остаётся тот же. Добавляется только повод для самодовольства. Человек становится жизненно заинтересован в этой концепции, поскольку если она не верна, то получается, что его путь — не эксклюзивный! И вот, человек начинает изобретать доводы, городить богословие в подтверждение своей концепции. И так у него появляется целая картина мира, основанная на чистой фантазии и догадках, и на самолюбии. Сколько я ни пытался понять, что же ещё меняется для верующего в Троицу, ничего больше не нашёл, хотя, впрочем, может быть плохо искал. Далее.

Творец, Вседержитель. А если нет? Если Творец и Вседержитель этой Вселенной — какой-нибудь Люцифер? Или вообще никакого Творца и Вседержителя нет? Что от этого меняется? Перестанем ли мы идти за Иисусом? Если да — грош нам цена.

И далее — вопрос о личности. Личность ли Бог? Встречный вопрос: личность ли Любовь? Безлична ли Она? Не ощущается ли бессмысленность этого вопроса? И почему мы так болезненно заинтересованы в этом вопросе? Не потому ли, что мы болезненно заинтересованы в собственной персоне?

Иисус явил Собой личное живое воплощение Любви, живое воплощение Бога. И Он сказал: «Вот Я, кто знает Меня, тот знает и Отца. Смотрите на Меня и пользуйтесь Мной для того, чтобы стать совершенными как Отец наш Небесный. Я есть Путь и Истина и Жизнь. Кто познает моё внутреннее состояние, познает и Бога. Пользуйтесь мной как мостом, как Путём. Я — зацепка для вас».

То, что в этой книге названо «дзэн-христианством», не является чем-то новым. Так или иначе, принципы, лежащие в основе этого взгляда, высказывались и высказываются различными современными деятелями.

Очень близко к ним подошёл Томас Мёртон, искавший общее в христианской, буддийской и суфийской традициях. Буддийский учитель из Вьетнама Тхить Нят Хань в своих книгах прямо постулирует фундаментальную общность христианства и буддизма. Можно порекомендовать его книгу «Путь домой. Иисус и Будда как братья». Подобные взгляды я встречал и в корейской дзэн-буддийской школе Чогё. Далай Лама в книге «Этика для нового тысячелетия» фактически описывает принципы дзэн-христианства. О том же говорит и дзэн-буддийский наставник Вон Кью Кит, который находит определённое сходство между практическими результатами духовной практики во всех мировых религиозных традициях.

Напоследок хочу привести два текста, которые предельно чисто выражают дух дзэн-христианства. Первый из них — это четырнадцать заповедей вьетнамского буддийского ордена Тьеп Хьен, чьё название можно перевести как «Со-бытие».

Первая Заповедь. Не делай идола из какой бы то ни было доктрины и не привязываться к ни к какой концепции, теории или идеологии, даже буддийской. Все умозрительные системы являются лишь руководящими инструментами; они не являются абсолютной истиной.

Вторая заповедь. Не считай, что знание, которым ты сейчас обладаешь - это неизменная, абсолютная истина. Избегай ограниченности и привязанности к существующим точкам зрения. Учись, и практикуй непривязанность к точкам зрения, чтобы быть открытым к принятию точек зрения других людей. Истина находится в жизни, а не в концептуальном знании. Будь готов учиться всю свою жизнь, наблюдая реальность внутри себя и в мире непрерывно.

Третья заповедь. Не принуждай других каким-либо способом принять твою точку зрения, пользуясь ли авторитетом, угрозами, деньгами, пропагандой или даже образованием. С другой стороны, через сострадательный диалог помогай другим отказаться от фанатизма и ограниченности.

Четвёртая заповедь. Не избегай контактов со страданием и не закрывай своих глаз перед страданием. Не теряй осознавания существования страдания в мире. Ищи любые пути быть с теми, кто страдает, включая личное общение, визиты, изображение, звук. С помощью таких средств пробуждай себя и других к реальности страдания в мире.

Пятая заповедь. Не собирай богатств в то время, как миллионы голодают. Не делай целью своей жизни известность, выгоду, богатство или чувственные удовольствия. Живи просто и делись временем, энергией и материальными ресурсами с теми, кто в этом нуждается.

Шестая заповедь. Не потакай гневу и ненависти. Как только гнев или ненависть возникают, практикуй медитацию на сострадании, чтобы глубже понять тех, кто вызвал в тебе гнев и ненависть. Учись смотреть на каждое существо глазами сострадания.

Седьмая заповедь. Не теряйся в рассеянности и в окружающих отвлечениях. Учись практиковать слежение за дыханием чтобы достичь спокойствия тела и ума, практиковать осознанность и развивать концентрацию и понимание.

Восьмая заповедь. Не произноси слов, которые могут стать причиной раздора и раскола общины. Прилагай все возможные усилия, чтобы примирить и разрешить все конфликты, даже малые.

Девятая заповедь. Не лги, преследуя личные интересы или чтобы произвести впечатление на людей. Не произноси слов, которые могут стать причиной раздоров и ненависти. Не распространяй новости, в подлинности которых ты не уверен. Не критикуй и не осуждай того, в чём ты не уверен. Всегда высказывайся правдиво и конструктивно. Имей мужество говорить о случаях несправедливости, даже если это может угрожать твоей собственной безопасности.

Десятая заповедь. Не используй Буддистскую общину для получения личной выгоды и не превращай свою общину в политическую партию. Однако, религиозная община должна занимать чёткую позицию против угнетения и несправедливости и должна бороться за изменение ситуации без участия в повстанческих конфликтах.

Одиннадцатая заповедь. Не занимайтесь профессией, которая приносит вред людям и природе. Не вкладывайте средств в компании, которые лишают других их права на жизнь. Выбирайте профессию, которая помогает реализовать ваш идеал сострадания.

Двенадцатая заповедь. Не убивай. Не позволяй другим убивать. Изыскивай все возможные способы, чтобы защитить жизнь и предотвратить войну.

Тринадцатая заповедь. Не стремись обладать ничем, что принадлежит другим. Уважай собственность других, но удерживай других от обогащения за счёт страдания людей или других существ.

Четырнадцатая заповедь. Не пренебрегай своим телом. Учись относиться к нему с уважением. Не смотри на своё тело всего лишь как на инструмент. Сохраняй жизненные энергии (сексуальную, дыхательную и умственную) для осуществления Пути. Выражения сексуальности не должны случаться без любви и ответственности. В сексуальных отношениях будь внимателен к будущим страданиям, которые они могут повлечь за собой. Чтобы сохранить счастье других, уважай права и обязанности других. Будь очень внимателен к той ответственности, которая возникает, когда мы приносим в этот мир новую жизнь. Размышляй о том, в какой мир ты приносишь новую жизнь.

 

Второй текст - довольно малоизвестная на Западе сутра, Сутра любящей Доброты:

Сутра Любящей Доброты (Карания-метта-сутта).
Вот что должен делать тот, кто умело ставит цели,
Кто хочет добиться состояния покоя, Ниббаны:
Будьте способным, честным, и откровенным,
Легко обучаемым, добрым, и не высокомерным,
Удовлетворенным и нетребовательным,
С немногими обязанностями, живя легко,
Со спокойным умом, умелым,
Скромным, и не жаждая сторонников.
Не делайте ни малейшей вещи,
Которую мудрые бы осудили.
Думайте: счастливые, в покое,
Пусть все существа будут счастливы сердцем.
Какие бы ни были существа,
Слабые или сильные, все без исключения,
Длинные, большие,
Средние, короткие, тонкие, явные,
Видимые и невидимые,
Близко и далеко,
Рожденные и стремящиеся к рождению:
Пусть все существа будут счастливы.
Пусть никто не обманывает друг друга,
И не презирает кого бы то ни было где бы то ни было,
Пусть из-за возмущения или раздражения
Не желает другим страдания.
Как мать готова рисковать жизнью
Защищая своего ребенка, единственного ребенка,
Так по отношению ко всем существам
Нужно развивать безграничное сердце.
С доброй волей ко всей вселенной,
Развивайте безграничное сердце:
Вверху, внизу, и повсюду вокруг,
Без ограничений, враждебности или ненависти.
Стоя, при ходьбе, сидя или лежа,
Пока бодрствуешь,
Нужно с решимостью об этом помнить.
Это называется высшим пребыванием здесь и теперь.
Непредубежденный во взглядах,
добродетельный и одаренный прозрением,
Подчинив желание чувственных удовольствий,
Больше никогда не окажешься в утробе.

 

Я бы хотел закончить эту книгу словами из этих текстов:

Учись смотреть на каждое существо глазами сострадания.

Развивай безграничное сердце.

 

* * *

Источник публикации

 

---------------------------------------------------------------------------------------- 

¹Впрочем, справедливости ради, необходимо упомянуть, что эти заповеди были провозглашены до Иисуса. Заповедь о любви к Богу приведена во Второзаконии, а о любви к ближнему – в Левитах. Иисус лишь акцентировал на них внимание.

²Здесь под картиной мира понимается не только и не столько мировоззрение, сколько фиксированный модус мировосприятия вообще. Таким образом, с этой точки зрения даже у амёбы есть своя картина мира.

³Апофатическое богословие - богословский метод, заключающийся в выражении сущности Бога путём последовательного отрицания всех возможных его определений как несоизмеримых. Например: безгрешный, бесконечный, бессмертный. Познание Бога через понимание того, чем Он не является.

⁴Впрочем, бытуют и другие толкования этого эпизода (Матф.15:26). Например, он интерпретируется в том духе, что слова Иисуса носили скорее дидактический характер по отношению к этой конкретной женщине.

⁵Это, конечно, нельзя распространять на все христианские конфессии без разбора. В данном случае речь идёт о православии, поскольку именно с ним автору довелось столкнуться наиболее подробно.

⁶На вопрос – где создал, ответим всё так же: в восприятии.

⁷Появление собственно Иисусовой Молитвы в её нынешнем виде (или близко к нему) датируется 4-веком и связано с первыми египетскими монахами. Однако схожие практики существовали в христианстве, видимо, с самого начала нашей эры. Отточилась лишь собственно словесная формула молитвы, и некоторые чисто «технические» нюансы, наподобие удерживания внимания на сердце.

⁸Впрочем, относительно Будды Амиды твёрдо известно, что он никогда не воплощался на Земле. Западный Рай, Сукхавати, находится в миллиардах вселенных/миров от нашего, и сам целая вселенная, которую её Будда Амида смог превратить в Чистую землю для всех существующих миров. (прим. М.М.Александрова)

⁹Таким образом, мы видим, что в данном случае название «этический» весьма условно, и термин «этика» здесь трактуется максимально широко как путь углубления осознания помрачений и трансформации состава собственного сознания в сторону их всё меньшей проявленности (если рассматривать этот путь в «отрицательном» смысле; в положительном же он заключается во взращивании не-помрачения).

¹⁰Си́ддхи (санскр.) — сверхъестественные силы, способность творить чудеса. Обычно этот термин встречается в литературе по йоге и буддизму Ваджраяны. Сиддхами также называют великих йогинов (махасиддхов). На современном языке «сиддхи» — это скрытые возможности организма человека.

 

Принято считать, что конспирология - это занятие маньяков, психопатов и прочих маргиналов. Оно конечно. Как говорил психопат и маргинал Берроуз? Точно не помню, но что-то вроде "параноик - это тот, у кого на руках все факты". Конечно, мейнстрим не может признавать конспирологию просто по определению. Это выводится, так сказать, из чистого разума, дистиллированным дедуктивным методом без признаков индукции. Мейнстриму полагается верить в то, что показывают по добропорядочным каналам - или делать вид, что верят. 

Во все века люди делились на две категории. Сидит один такой на неолитической стоянке (на том, что ей стало впоследствии - а так ясно же, что высокая цивилизация запутывала следы - или у них там было хобби такое, камешки обтесывать на досуге между ядерными войнами и полетами на космических ракетах). В общем, сидит. И телегу гонит своим - дескать, знаете ли вы, кто на соседней стоянке тусуется? Не знаете. А тусуются там люди с песьими головами - точно говорю. А другой ему и отвечает - да ладно, типа, знаем, горазд ты заливать, на всем белом свете все одно и тоже, куда ни пойди.

Вот так и осталось. У одних мир портит секта заговорщиков, у других - всеобщая халтура и энтропия. 

А ведь рядовому нормальному конспирологу просто хочется, чтобы мир был полон тайн и чудес. Он не откажется и от добрых тайн - просто мрачные тайны лучше пиарятся, как криминальные новости. Конспирология в истории часто подобна естественным наукам - то же стремление проникнуть сквозь завесу тривиального и поверхностного. Вглубь, к неочевидному и парадоксальному, к революциям и новым парадигмам - а их с грязью смешивают. А ведь люди всего лишь любознательны, склонны к логическому системному мышлению и гипотезы строить любят. Ну, заносит иногда, с кем не бывает. Трудно не озлобиться, когда предмет изучения начинает за исследователем гоняться, если вдруг тот какую тайну вынюхает.

Уместен, как всегда, синтез. Неблагонамеренно настроенному человеку свойственно как тайно сговариваться, так и халтурить. А еще - кидать партнеров по заговору. Поэтому можно, видимо, говорить, что в природе наличествует многополярная сеть халтурных заговоров, в которых злые умыслы в значительной степени нейтрализуют друг друга. И дело нейтрализации сильно упрощается халтурным исполнением тайных планов на всех этажах организации. И прочими случайностями - которые, конечно, быть может, вовсе и не случайности, как все трещинки в асфальте, сквозь которые одуванчики прорастают. Тем, кто желает урвать себе кусков побольше, проявления универсального блага всегда представляются либо ужасной случайностью, либо происками троцкистско-бухаринских подлых собак. Всегда у них в итоге гипс снимают, клиент уезжает, шеф, все пропало - хотя все было чин чином, и три пыхты, и ЭМ и ЖО, и строго на север порядка пятидесяти метров...