выход

 

В океане "оскорбленных религиозных чувств" утонул Крокодил из "Мойдодыра". Ростовские фантазеры-иллюстраторы решили, что оный крокодил читает газету на арабском языке. Точнее, нечто,свернутое вроде газеты - на картинке в лапе у крокодила листок с арабской вязью в рамочке. 

Характер развития патологического аффекта в данном (и в других подобных случаях) вполне подобен анекдотическому "мама, он меня сукой назвал". Признание в общества законного права требовать за эти самые оскорбленные религиозные чувства санкций к оскорбителю легитимирует самые низменные человеческие проявления - бесконтрольный гнев, насилие, жестокость. Почему-то чувства ярости и ненависти, откровенную и агрессивную ксенофобию позволяют себе испытывать и открыто проявлять защитники того, что они считают своими "святынями". В таких состояниях человек склонен пренебрегать и элементарной логикой. Прихотливая барочная фантазия становится вероятным событием - а затем конспирологическое подозрение, часто полностью минуя стадию проверки гипотезы, становится в сознании аффектированного (или изображающего аффект) человека объективной реальностью. 

Текст свитка на иллюстрации к "Мойдодыру" неразборчив - мусульманские эксперты не смогли дать однозначного ответа на вопрос, является ли этот текст текстом Корана. Но ведь теоретически текст вполне может оказаться Кораном! Особенно для фундаменталистского сознания, в котором все книги,кроме Корана уже сожжены заранее, поелику оказались вредными или лишними.

Оскорбившиеся, видимо, не очень хорошо знают творчество Чуковского - что, с одной стороны, понятно, поскольку они, вероятно, как подобает правоверным, с детства читали только рекомендованные улемами тексты. С другой же стороны - легитимизация обидчивости ведет в итоге, как уже было сказано, к потере рассудительности. Если бы оскорбленные вдумчиво подошли к вопросу и предварительно изучили творчество автора текста, то они бы обязательно прочитали сказку Чуковского "Крокодил". Это тот же самый крокодил, который появляется и в "Мойдодыре" - идентичность доказывается наличием крокодильих детей Тотоши и Кокоши, упоминаемых в обеих сказках. Крокодил в "Мойдодыре" - это тот самый Крокодил, который глотал барбоса, а в конце драматической истории вновь мирно поселился в Петрограде (дело было в 1916 году). 

Интересует же нас одна деталь в персональной идентификации крокодила. Он говорил по-турецки. Спрашивается - каким же шрифтом должен был быть написан текст, который носило с собой это респектабельное, интеллигентное, образованное существо? Конечно же, арабским - ведь в Турции пользовались в то время именно арабской письменностью. Высокая образованность Крокодила, кстати, подтверждается также тем фактом, что он владел как минимум тремя языками - арабским (по египетскому рождению), турецким (языком метрополии) и русским (поскольку мог беседовать с Чуковским, не владевшим ни арабским, ни турецким). "Мойдодыр" был опубликован в 1923 году, языковая же реформа Ататюрка, в результате которой Турция перешла на латиницу, была проведена только в 1928-м. Так что художник исторически абсолютно точен. Правда, этот факт по какой-то причине не рассматривается пишущими об инциденте журналистами, чье детство, казалось бы, явно прошло под знаком поэзии Чуковского. В силу всего вышесказанного, текст, который на рисунке держит Крокодил, может быть текстом газеты, любой книги, даже обыкновенного рекламного объявления или политической прокламации - допустим, отпечатанный на родине героя.

Но допустим, что Крокодил действительно держит в своих то ли лапах, то ли ногах, то ли руках исламский священный текст. Ваш покорный слуга проконсультировался со специалистом-языковедом Родионом Поповым. Он заявил, что внешне кусочек страницы на иллюстрации действительно напоминает Коран, два элемента в углу свёрнутой страницы - номера сур в обрамлении, что традиционно применяется для оформления Корана, а графика текста - насх с огласовкой, которая для турецких рукописей была совершенно не характерна. Казалось бы, ну и что? Крокодил - не свинья, в сказке является положительным персонажем, семейным, чадолюбивым и нетерпимым к нечистоте. Резиновая диета Крокодила и его семьи вроде бы не оскорбляет мусульманские нормы, поскольку потребление в пищу калош никак не регламентировано шариатом.

Однако иллюстрации неверных к сказкам, написанным неверными, подозрительны уже сами по себе. Тем более что по гамбургскому счету никаких крокодилов в каких бы то ни было книгах вообще быть не должно, как и изображений других живых существ. Только буквы, а лучше всего арабская вязь - поскольку, как уже говорилось выше, книги, отличающиеся от Корана, исламскому фундаменталисту не нужны, а сам Коран полноценен,только на арабском.

Безусловно, религиозные чувства правоверных фундаменталистов оскорбляются самим фактом существования светского общества, других религий, тем печальным обстоятельством, что большинство человечества не живет по шариату. Но исламская революция произошла еще не везде - а потому суды не примут к рассмотрению оскорбленность наличием в книге иллюстраций с изображениями человека и животных. А потому придумывается следующий ход.

По исламским канонам запрещено вырывать из Корана страницы для каких бы то ни было целей, даже благочестивых. Практики, распространенные в некоторых африканских странах, - например, прикладывание к больному месту вырванной из Корана страницы в целях излечения - не интересуют европейских и российских фундаменталистов. С африканскими полуязычниками можно будет разобраться после победы мировой исламской революции. А вот страны либеральной демократии или мимикрирующие под них вполне можно заставить подчиниться своим ритуальным нормам, заставить соблюдать свои системы табу, используя правовые нормы самих этих стран - поскольку там оставлена лазейка в виде той самой ответственности за "оскорбления религиозного чувства". 

В США лет двадцать назад разыгрался скандал - в рамках рекламной кампании AT&T художник изобразил людей и животных в разных частях света, радующихся продукции компании. В Африке свои чувства к новому продукту выражала обезьяна, что и стало причиной скандала. Компания сняла рекламу из соображений политкорректности. Формально в данном случае мы имеем дело с явлением того же рода. Иллюстрация не признана преступной - она просто снята самим же издательством. Мусульманская часть населения, вероятно, важна для издательства, которое не хотело терять значительный сегмент рынка. Однако сравним оба случая более внимательно.

Если говорить кратко, в первом случае можно усмотреть унижение человеческого достоинства - сравнение коренного населения Африки с другим биологическим видом, причем это сравнение многократно проводилось в ходе многовековой дискриминации черных как в самой Африке, так и за ее пределами. Во втором же случае нарушается одно из многочисленных табу одной из религиозных традиций, которое не является общесоциальным и не подпадает под нормы светского законодательства. Считать такое нарушение унижением человеческого достоинства и рассматривать его как неполиткорректное значит неоправданно расширять границы и без того расплывчатого термина "политкорректность". 

Проведенное последовательно, подобное расширение даст нам мир, описанный Брэдбери в "451 градус по Фаренгейту". Книгоиздание в той реальности было остановлено потому, что любая книга неизбежно оскорбляла ту или иную группу населения. 

Конечно, бизнес вполне вправе учитывать мнение потенциальных потребителей. В том числе, и в случае крокодила, говорившего и читавшего по-турецки (или по-арабски). Однако использование фундаменталистами темы "преступлений и речей ненависти" (hate crime & hate speech) имеет характер, существенно выходящий за рамки одного конкретного эпизода.

Проблема в том, что демократией и либерализмом вполне способны пользоваться в своих целях люди, чьи цели заключаются, в частности, в уничтожении либерально-демократических ценностей. Еще Джон Локк в XVII веке указывал на это обстоятельство, когда говорил, что в британском государстве должны быть разрешены все религии кроме "папизма" (католицизма) и "атеизма", поскольку если последователи этих доктрин придут к власти, то лишат свободы вероисповедания всех остальных. Сами фундаменталисты часто отнюдь не церемонятся с ценностями, значимыми для людей иного образа мысли. Пропагандировать свои ценности - к примеру, убеждать других в недопустимости изображения людей - им запретить невозможно. Но такая пропаганда сопровождается силовым давлением. Нарушителям чужих табу может грозить не просто падение продаж, но внесудебная расправа.

Религиозные символы тут выступают символом господства. "Оскорбление символа" приравнивается к насилию против человека, и, следовательно, в отношении нарушителя легитимизируется ответное насильственное действие. Заставить окружающих почитать культовые предметы, причем именно в той форме, которую предписывает та традиция, в которой эти предметы являются культовыми, значит делать эту традицию доминирующей в обществе. Аргументировать такое навязывание "многополярностью", "многонациональностью" и "многоконфессиональностью" значит просто скрывать свои итоговые цели или быть наивным. Клерикальное государство не сможет быть "многоконфессиональным". Как в фильме "Горец", "остаться должен только один". А если и не один - так все равно один будет доминировать.

Следует отчетливо понимать, что цель фундаменталистов - уничтожение светского общества с его структурами и обычаями. Что каждая уступка им - шаг на пути к мировой тоталитарной идеократии. И бизнесу тоже следует иметь это в виду - поскольку бизнесмены являются не только извлекателями прибыли, но и членами гражданского общества. И быть готовыми, если они все же предпочитают идти на уступки, что завтра от них потребуют вообще перестать иллюстрировать книги изображениями живых существ, но только орнаментальной графикой, а затем и перестать издавать не одобренную официальными "духовными" авторитетами литературу. 

"Посмей только переступить через эту черту! Я дам тебе такую взбучку, что ты с места не встанешь! Горе тому, кто перейдет за эту черту!" Этой фразой неплохо выражается репрессивный аспект навязывания системы табу. Если человеку в пространстве имеющихся у него свобод ни с того ни с сего говорят подобную фразу - самое лучшее вспомнить другую: "Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек".

 

 Изначально текст опубликован автором в издании "Грани.ру".

 

 

Если исходить из предположения, что планета является живым саморегулирующимся организмом, то многие явления жизни человеческого общества могут быть интерпретированы новым способом и получить новые оценки, в том числе и морального свойства. В частности, распространение и легитимация как полноправных членов социума представителей сексуальных меньшинств.

Человек привык рассматривать себя как нечто отдельное от остального мира - таковы и авраамические религии, и религии индийского корня, и европейская наука Модерна. Антропоцентризм - явление, которое еще только начинает осознаваться как шовинистическое и даже аналогичное нацизму, если экстраполировать это понятие на план межвидовых взаимоотношений.

Бытовое и научное словоупотребление отразило антропоцентризм множеством способов - в частности, в оппозиции "естественное/искусственное". Искусственное - это вещи, которые появились в результате человеческого преобразующего "естественный", природный мир действия. "Естественное" же - это то, что появилось на свет "само собой" или явилось результатом божественной, сверхчеловеческой креации. Человек таким образом позиционирует себя как нечто неестественное, вышедшее за границы природного мира, чуждое природе господствующее начало.

 

Вполне понятны некоторые психологические причины, формировавшие подобную картину мира. Стремительное увеличение мощи человека, овладение огнем, оружием дальнодействия привело к эмансипации от привычной среды (и связанных с ней психологических паттернов) и резкому повышению самооценки. Человек, создавая подобные концепции, с одной стороны, действительно отражал свой выход на вершины пищевой пирамиды,  а с другой - мстил за многомиллионолетний страх своих родственников по телесной организации перед превосходящими силами природы. Астероиды и землетрясения и сейчас неподвластны человечеству, но их объявили неживыми, бездушными, чисто механическими явлениями - а на бессубъектное не обижаются. А тигры сидят в клетках. Те, которым повезло выжить.

Забавно, что новое экологическое сознание, делая первые шаги, не выходит за рамки оппозиции естественного и искусственного. Оно просто меняет знаки и являет собой обратную сторону дуалистической медали. Словно герой романа Кендзабуро Оэ “И объяли меня воды до души моей”, такие неофиты-экологисты объявляют себя “поверенными деревьев и китов” - и готовы мстить от имени униженных и вымирающих видов живых существ своему виду, готовы уничтожить само человечество как раковую опухоль на теле планеты. “И ни зверь, и ни птица слезы не прольет, если сгинет с земли человеческий род”. Для экологистов такого рода человек и вправду есть нечто искусственное, чужеродное и враждебное природе. Человек должен изжить в себе человеческое и вернуться в природный мир. Непонятно лишь, как же он будет существовать в природном мире, если не будет противодействовать акулам и львам, которые вовсе не готовы подписывать с человеком договор о взаимном ненападении.

С другой стороны, на каких основаниях мы считаем свои дома чем-то искусственным, а муравейники - естественным? Следует осознать, что человек - одно из существ этого мира, и его проявления настолько же естественны, насколько естественны проявления других биологических видов планеты. А если действия человека губят конкретный биоценоз - так действия любого биологического вида могут быть и еще более разрушительны. Стоит вспомнить хотя бы катастрофу-революцию, которую устроили на планете сине-зеленые водоросли, отравившие подавляющее большинство живых существ планеты свободным кислородом, сформировавшим агрессивную среду. В которой, однако, появились новые, кислорододышащие виды.

И если человек является одним целым со своей планетой, то явления человеческой жизни, не только чисто биологические, но и культурные, можно рассматривать с подлинно глобальной точки зрения, как проявление общепланетарных процессов, которые мы только начинаем постигать.

К примеру, вполне вероятно, что начинается процесс нормализации и оптимизации человеческой популяции на планете.

Не стоит делать вывод, что автор проповедует некий фатализм, детерминированность человеческой свободы и творчества внечеловеческими силами. Планета - это мы сами; наше сознание, как предполагают некоторые направления мысли, имеет космический и планетарный уровни, которые, правда, осознаются чаще всего лишь отчасти, но осознание может быть углублено. Таким образом окажется, что решения планеты - это отчасти и наши решения. К тому же, мы можем предположить, что “решение” планеты” не есть единоличный акт чьей-то воли, а “равнодействующая” воль многих сил, составляющих общепланетарный “организм” и общепланетарное сознание.

И если предположить, что в этом планетарном сознании возникла диспозиция, предполагающая сокращение численности человечества, то в культуре и в биологических проявления человека будут происходить некоторые изменения, в перспективе долженствующие повлиять на популяцию в сторону сокращения ее численности.

Есть два пути сокращения численности населения - насильственный и ненасильственный. Военный путь, как показала практика XX века, не остановил рост популяции и даже не стабилизировал его. Кроме того, этот путь этически ущербен и уже поэтому не может принести планете пользу, поскольку цель не только не оправдывает средства - а просто негодные средства могут привести только к негодным целям. Ядерная война, если рассматривать ее как проявление действий планетарного пространства сознания, есть либо самоубийство планеты, либо ее болезнь, либо агрессия чужеродных по отношению к ней сил.

Проявления второго - ненасильственного - пути мы можем попробовать отследить в человеческой истории последнего столетия. 

Технический прогресс позволил качественно усовершенствовать средства контрацепции. Кроме того, дети перестали быть потребны для выживания семьи, для ее экономики. Ребенок становится целью, а не средством. Качество воспитания стало важнее, чем количество потомства. Увеличился процент бездетных, посвящающих свою жизнь другим сферам деятельности.

Наконец, трансформируется сексуальная сфера человечества и аффилированные с ней культурные и юридические нормы.

У меня нет данных, чтобы утверждать, что в человечестве растет процент асексуалов и людей с альтернативными “нормативной” сексуальными ориентациями на биологическом уровне, но я вполне могу предположить, что это так. Но - и это самое важное - происходят изменения в культуре, которые приводят к изменению сексуального поведения человека и без трансформации его биологической сферы.

Таким образом, в рассматриваемой модели окажется, что такие сексуальные практики, которые не приводят к деторождению, являются формой регулирования коллективным сознанием человечества и планеты в целом его численности в целях уменьшения нагрузки на биосферу - поскольку человек хотя и начинает осознавать свою экологическую ответственность, но пока не настолько. чтобы начать, например, ликвидировать “континент мусора” в Тихом океане.

Следствием изменения стратегии формирования популяции в таком случае является легитимизация таких “не-детородных” сексуальных практик. Что мы и видим в наиболее динамично развивающихся сообществах планеты. В тех же регионах остановлен рост населения - или и вовсе вошел в отрицательную фазу.

Сопротивляются же новшествам консервативные структуры с ригидной догматической окостеневшей идеологией, типа так называемых “традиционных конфессий”. Когда они формировались, когда имело место их акмэ, пик их творческой активности - человечество находилось в принципиально иной фазе своего развития, когда увеличение численности населения планеты было морально оправдано. Но ситуация с тех пор, вероятно, радикальным образом изменилась.

Вот и пусть уважаемый читатель снова взгянет на привычную оппозицию искусственного и естественного, нормативного и извращенного - и подумает, что такое “естественность” и “нормальность” в сегодняшней ситуации.

 

 

Следующий серьёзный вынос произошёл ровно через два года на праздновании, соответственно, 98й годовщины до Мировой революции.

К тому времени мои эксперименты с ЛСД и фенэтиламинами привели к достаточно любопытным результатам – я выяснил, что при их воздействии можно активизировать воспоминания о забытых событиях, вплоть до эпизодов самого раннего детства. Вот что к этому подтолкнуло.

Погожее летнее утро 2004 года застало меня за прогулкой с одной из Росянок после употребления довольно слабой марки под названием "Yellow Submarine". Среди прочих подвигов того утра вспоминается спасение кошки от охотящихся на неё ворон с последующим изустным внушением этим воронам, и декламация поэзии Майкла Джиры на близлежащей стройке, сопровождаемая одним из самых полновесных строительных звуков – забиванием свай.

Но наиболее заметным событием трипа оказалось освоение детской площадки по её прямому назначению. Росянка без удовольствия покачалась на качелях, я съехал с горки, пытаясь припомнить те безоблачные времена, когда, отдыхая у дедушки с бабушкой, много в их сопровождении гулял по днепропетровским паркам отдыха и посещал экзотичные горки в виде ракет, слонов и подобного (особенно в одной ракете парка Богдана Хмельницкого было неприятное для задницы место сварки уже почти на съезде), и подумал кстати, что никогда не любил все эти аттракционы, и вообще всё то, чем положено потчевать детей.

Стал вспоминать свои детские страхи. Одним из самых ужасных был, к примеру, Дед Мороз. Воспоминание тем болезненнее, что очень раннее, мне где-то три года. "К тебе кое-кто пришёл" – и тут входит огромный краснорожий человек-чудовище. Я прячусь в угол, бьюсь в истерике, родители и человек видят полную невозможность хоть как-то вызвать меня на контакт, его смущённо уводят на кухню, потом выпроваживают. Все это я рассказываю заливисто Росянке, и тут червь сомнения закрадывается в мысли – у меня рождается подозрение, что Дед Мороз приходил ко мне не один раз! Неужели мои родители были так жестоки, что могли, зная о моей реакции, пригласить его вторично?

Я обзавёлся уже к тому времени сотовым телефоном и не стал откладывать выяснение этого вопроса до лучших времён, а сразу набрал мамин номер и спросил после краткого приветствия, сколько раз ко мне в детстве вызывали Деда Мороза. "Ты знаешь, – говорит мама смущенно, – вообще-то, два раза". Я воскликнул: "Ну почему два? Почему два?! Неужели после первого раза уже всё понятно не было?" А она: "Ну мы думали ТЫ ПОДРОС".

Совершенно забытый и изжитый детский страх вдруг вспомнился мне с удивительной достоверностью, тут же подтверждённой.

Так спонтанно выяснилось изменение особенностей памяти под веществами, которое и проявилось весьма мощно на праздновании 98-летия до Мировой революции.

Поздним вечером 9 мая 2005 года Н. читала "Человек перед лицом смерти" С.Грофа. Мы сидели в сквере перед одним московским окраинным вузом, я употребил довольно сильную марку "Стар Трэк" и вёл беседу с птицами. Н. спросила меня, как я отношусь к тому, что пишет Гроф, можно ли сопоставить с этим мой опыт. Я отвечал неопределённо, потому что слышал его фамилию и перинатальную теорию краем уха и безотносительно друг к другу, так что и вопросу особенного значения не придал.

Фаза активного действия марки уже почти прошла, когда я решил для придания пикантности выходу из трипа покурить гашиша. Уже достаточно рассвело для того, чтобы я, по обыкновению после гашиша, стал делать записи в предназначенный специально для таких случаев блокнот. Всю ночь до этого я занимался подробным самоанализом, сопровождавшимся перетряхиванием ценностей, как я это называю – поверкой самого важного для меня, сохранило ли оно прежний смысл и важность в измененном состоянии. Думается, в подобные диалоги вступал каждый и без всяких веществ, я тоже. Но под веществами иной угол зрения позволяет увидеть скрытое от повседневного сознания, обратиться к себе с точки зрения совести с нелицеприятными вопросами и ответить на них без обычных увёрток (не обходится в таких случаях и без вопроса "ну и зачем опять ты это принял, мало ты испытывал свою  психику, хочешь её окончательно расстроить?"). Действие гашиша структурировало особым образом мысли, и прописывание их на бумаге привело к восстановлению необходимых между ними связей, которые при монологическом мышлении могут незаметно для рассуждающего опускаться и подменяться вместе с существенными выводами.

Я увлечённо писал, и мысль обгоняла написанное, так что я еле за ней поспевал. В один прекрасный момент я осознал, что скрыл от себя очень серьёзный разрыв между моими юношескими идеалами, которые не слишком изменились за взрослые годы, и всей последующей жизнью. Я пристально взглянул на себя собственными глазами двенадцатью годами раньше и ощутил такую пропасть между собой и своей любовью, такое предательство по отношению к ней, что не дописал последней фразы. Слёзы буквально брызнули у меня из глаз, блокнот полетел в одну сторону, ручка в другую, и это оказалось началом интенсивной двухчасовой истерики, в ходе которой я вспомнил всё.

Дело в том, что примерно с двенадцати- – тринадцатилетнего возраста, то есть уже лет семнадцать, я никогда не плакал навзрыд. Конечно, на трогательном месте в фильме или книге глаза мои могли увлажниться, в трудные минуты выступали на них злые слёзы отчаяния и т.д. Но ощущение, когда плачешь взахлёб, с поминутным вздрагиванием и непроизвольными всхлипами, и совершенно не в состоянии остановиться, спустило мой психологический возраст сначала примерно до двенадцати лет, потом до восьми, и так всё дальше и дальше – к образам забытых воспоминаний, на удивление ярким.

Я вспомнил всё – откуда во мне мои привязанности и пристрастия, откуда во мне любовь к тому, что я люблю, привычки, черты моей личности, откуда во мне мои ценности, почему, скажем, я люблю честность (отец всегда говорил "Нельзя врать ребёнку") и литературу (даже названиям цветов в детстве меня учили по книжечкам, картонным, твёрдым – "вот жёлтая книжечка, вот серая книжечка"). С меня слетали эти наслоения, одно за другим, я становился психически всё младше. Происходило то, о чём я сказал, когда останавливался на различии между воздействием грибов и ЛСД. ЛСД буквально сдёрнуло с меня шелуху восприятий, которой я оброс в течение жизни, и перед моим взором всё предстало так, как виделось мне в четыре, в три года.

Я прописал себе водные процедуры, ванну, как в детстве (обычно принимаю душ), и, не в состоянии успокоиться, вздрагивая и рыдая, пускал в ней пузыри, плескал руками, открывал и закрывал дырку слива – всё тот же плачущий маленький мальчик. Водные процедуры не успокоили, я вышел из ванной и воспоминания понеслись дальше, к вовсе уже страшным картинам. Поразмыслив, я отнёс их к моменту собственного рождения – ничем другим это быть не могло. После этого я стал постепенно успокаиваться, мне стали видеться какие-то пещеры, темные проходы и бесконечные подземные воды, то есть, по Грофу, с которым я не был знаком, образы двигались от третьей ко второй и первой перинатальным матрицам.

Ни разу в жизни, ни до, ни после, я не испытывал такой мощной очистки своих представлений о себе самом, своего жизненного пути и своего места в мире. С поразительной ясностью я увидел возможность редукции всего воспринимаемого, а не только ценностей. Не редуцировалась только любовь. Всё оказалось вторично по отношению к ней, в том числе и собственное "я", ясно осознанное тогда как проводник для её реализации.

Впоследствии по словам "воспоминание о рождении" я нашёл в интернете чью-то диссертацию с упоминанием Грофа и его матриц, в описании которых с удивлением обнаружил полное соответствие тому, что испытал сам, и спустя ещё некоторое время узнал о синхронизации с вечерним вопросом Н.

 

***

Одно из своих произведений я начал такими словами.

Ах, как прекрасно бы было, если бы все герои действительно уже умерли! Тогда я, не поступаясь порядочностью, мог бы писать обо всех их подвигах, потому что неприятности у них уже позади.

Порядочностью придется поступиться.

Жить вообще стыдно.

В полной мере это относится к событиям, на которых, по возможности кратко, придётся здесь остановиться.

Летом 2005 года ко мне обратились трое моих друзей, бывший Росянка, Н. и их подруга А. Они сообщили, что им было бы любопытно попробовать ЛСД, благо грибы они уже пробовали неоднократно, А. даже однажды ими передозировалась и сильно испугалась. Как ясно из написанного, я тоже сталкивался до этого с сомнительными последствиями приёма психоделиков, поэтому отнёсся к подготовке трипа очень серьёзно, настолько, что когда в последний момент мне предложили провести его у Н., а не у меня, как мы собирались, я так перенервничал, что даже заимел лёгкий тик на правом глазу, который исчез только тогда, когда первоначальный план был восстановлен.

С утра я обустроил три комнаты и кухню для комфортного во всех отношениях уединения, буде желание уединиться возникнет, и, когда к трём часам пополудни явились друзья, предложил каждому выбрать себе место, где никто не будет иметь права беспокоить его без разрешения, чем вызвал общее недоумение – они собирались общаться и находиться вместе. ЛСД не действовало в течение первых полутора часов, и А. настояла на получении ещё половины порции, несмотря на мои настойчивые предупреждения, что лучше не почувствовать ничего, чем почувствовать слишком много (сам я для большей заботливости принял таблетку экстази). После краткой прогулки у трипующих, как я и предполагал, возникло желание побыть наедине с собой, и все разошлись по комнатам.

Ближе к ночи А. вставило так, что мало не показалось никому. Она позвала меня и доверительно сообщила, что навсегда сошла с ума, возможный выход из этой ситуации – выброситься прямо сейчас из окна, ведь жить совершенно незачем. Я обнаружил в её состоянии большое сходство с тем, что увидел сам, впервые попробовав "велосипед", и обрисовал ей в общих чертах агрессивную бессмысленность существования, которая сейчас ею овладела.

А. весьма удивилась тому, что нашёлся человек, который понимает её положение, но ещё больше тому, что этот человек до сих пор не покончил жизнь самоубийством. Тогда я осторожно изложил свою концепцию любви как единственно существующего и предложил сосредоточиться на том, что она понимает под любовью. Она вспомнила о сыне, и это несколько приостановило кризис, но тут, на беду, я дал ещё один совет.

Дело в том, что мой поставщик ЛСД авторитетно произнес однажды, что в соответствующем состоянии хорошо "всякие вопросы себе позадавать". Я беспечно сообщил А., что действие вещества скоро кончится, и вместо того, чтобы предаваться отчаянию, лучше использовать это время на освоение нового восприятия, к примеру, позадавать себе вопросы относительно привычных понятий и посмотреть, совпадают ли ответы с теми, что были известны раньше. Усомнившись в том, что это может кончиться, А. и впрямь стала задавать вопросы, но адресовала их не себе, а мне!

Каждый строился по модели "Что такое … ?" – вместо точек смело вставляйте любое известное вам понятие и будьте уверены, что этот вопрос А. мне тоже задала в ту ночь. Сначала я отвечал по мере сил и компетенции, но когда понял, что это только раззадоривает собеседника, стал уходить от ответов, отшучиваться, отвечать "это трудный вопрос", "не знаю", "понятия не имею". Глубокой ночью мы отвезли А. домой на такси, там я ещё долго общался с ней, помышляя о побеге, что очень тревожило А. – всякий раз входя в комнату, она подозревала, что я исчез. К утру я всё-таки вполне легитимно покинул её дом, удивлённый тем, что привычное шести-двенадцатичасовое действие вещества не кончается. А. сообщила потом, что период активного действия продолжался не менее двадцати часов.

На этом её эксперименты только начинались. Через неделю она настойчиво попросила препарат снова. Я с иронией спросил у неё, на кого она укажет, если возникнет вопрос, где она это взяла ("На самого злого врага", – задорно воскликнула А.) и взял с неё обещание, что, если при приёме её опять одолеют страхи, она обратится к живущим с ней в одном доме Росянке и Н. Так и произошло, но Росянка не смог справиться с её сумеречным состоянием, вследствие чего они, несмотря на договорённость, прибыли ко мне. Я разрешил им остаться на ночь, с условием, что они будут вести себя тихо. Тихо они себя не вели, так что около восьми утра я лично проводил их на улицу и пожелал успеха в поимке такси.

Вечером того же дня Росянка позвонил мне и сообщил, что А. убежала от него, вскочила в трамвай и уехала, и теперь пребывает в психушке, что сам он утром следующего дня уезжает в Крым, а я должен уйти в полную несознанку и о веществе, и о том, где провела ночь А.

Так я и поступил, даже в отношении общих друзей.

Через два дня мне позвонила мама А. и в ультимативной форме попросила связаться с лечащим врачом А., заведующим женским отделением психиатрической больницы. Я поехал на встречу с ним и, следуя избранной для меня Росянкой стратегии, ушёл в глухую несознанку. Врач спрашивал меня, глубокий ли человек А., шептал, "мы все вместе, её друзья, должны ей помочь", картинно недоумевал, что одинокая женщина среди ночи берет такси и едет в гости к женатому человеку, я в ответ выражал такое же недоумение странным фантазиям моей не слишком близкой знакомой, которую я последний раз видел, когда она приходила ко мне сканировать фотографии (и забирать ЛСД, кстати).

– Давайте сделаем так, – предложил врач. – Сейчас вы встретитесь с А., пообщаетесь, она станет убеждать вас подтвердить её слова, после этого разговора вы вернётесь ко мне и мы снова потолкуем.

Так оно и случилось. А сообщила мне, что её стратегия проста: она ничего не говорила про вещество, у нас с ней шуры-муры, она приехала ко мне, повинуясь порыву страсти, провела у меня ночь втайне от жены, которая спала в настолько дальней комнате, что ничего не заподозрила и её не видела (ещё как видела!), с утра А. уехала, недалеко от моего дома почувствовала себя плохо, попросила у прохожих вызвать ей скорую помощь, но, поскольку при ней не было страхового полиса, скорая помощь отвезла её в дурку. Мою несознанку это тоже объясняет: я не хотел рассказывать правду из страха перед семейным скандалом.

Я сообщил А., что моя стратегия ещё проще: её у меня не было и я ничего не знаю.

– Но ты-то там, а я-то здесь, – сказала А с заметным беспокойством.

Долго уговаривать меня не пришлось. Снова оказавшись в кабинете врача, я сразу начал бормотать, что "всё-таки она была, вы понимаете, семейный скандал" и т.п. Его картинная реакция наполнила меня счастьем.

– Что-о?! Вон из моего кабинета!!!

Я галопом умчался из его кабинета, с территории больницы и из Москвы вообще, на дачу, где устроил ЛИКВИДацию всех домашних запасов веществ, как я это назвал, благо их было не слишком много.

А. выписали через три недели, не поставив диагноза, так ей удалось запутать лечащего врача не без моей помощи.

Много раз ещё в течение последующих лет А. радовала Росянку, Н., меня и многих других людей провокационными поступками под разнообразными видами гиперстимуляторов, навроде воплей "Милиция!" из их запертой квартиры при звуках открывающейся соседской двери с последующим эксцентричным посещением соседской квартиры, звонков в далёкие города с требованием немедленного прибытия для оказания скорой помощи, зажигательных смсов и т.д.

История с А. надолго отбила у меня желание доставать для знакомых психоделики и, тем более, служить проводником в психоделических опытах, потому что выяснилось, что самый тщательно подготовленный и заботливо проведённый трип не только не гарантирует положительного результата, но и навешивает дополнительную ложную ответственность за происходящее с подопечным.

Кроме того, я убедился, что негативные последствия от приёма группы веществ, с которой мы имеем дело, часто значительно превосходят позитивные, и если побеги из Москвы брата Росянки и грибника можно ещё трактовать в положительном смысле, то интерпретация в том же духе выносов А. с абсолютно бесконтрольным поведением и тягой к новым экспериментам, следствием которых становятся не менее тяжёлые по последствиям выносы, конца которым до сих пор не видно, представляется несколько натянутой. Конечно, дело здесь не столько в веществе, сколько в психологии личности принимающего, но легче ли от этого? Никто не знает, какие психические дали разверзнутся от злоупотребления подобными вещами у других индивидов, и ни малейшего желания узнавать об этом у меня не возникает. Каждый волен справляться или не справляться со своими психическими проблемами сам, а я не священник, не психиатр и не фармацевт.

Замечу кстати, что А., так же как я, пережила серьёзный мировоззренческий сдвиг, и оценивает происшедшее и происходящее с ней в целом очень позитивно.

 

***

Пока А. лежала в психиатрической клинике, я занимался ЛИКВИДацией на даче. Помимо негодования относительно бездарного использования ею столь прекрасного и чистого вещества (то ЛСД было наиболее качественным из всего, что мне доставалось прежде, и вот пришлось отказаться от дальнейших поставок), я столкнулся с весьма интересным феноменом, который скромно назвал "светом божественной любви".

Дело в том, что примерно за полгода до истории с переживанием рождения меня внезапно отпустил владевший мной все годы моей сознательной жизни атеизм. Я вырос в атеистической семье в атеистическое время, отец рассказывал, что Бога придумали богатые для подчинения бедных, бабушка со стороны матери, любимой фразой которой до самого недавнего времени было "я любых попов терпеть не могу", тоже имела на меня большое воспитательное влияние, так что я вырос законченным и последовательным атеистом и антиклерикалом. В школе я попытался кратко сформулировать своё мировоззрение и затеял даже для этих целей краткий труд с претенциозным названием "Несколько слов о новом атеизме", к которому вернулся и закончил в 97м году. Позднее в работах классиков анархизма я обнаружил ровно тот же подбор мыслей – жизнь и здоровье в противоположность болезни и смерти, естественная нравственность и взаимная поддержка для сохранения и укрепления жизни, свобода от страха и уничтожения, навязываемых внечеловеческими, внежизненными структурами государства и церкви, в основе которых лежит идеология, разделяющая на своих и чужих, способность человека к творчеству и бесконечному совершенствованию в отличие от животного и проч. в том же духе. Упорствование в "единственно верном" "понимании" "реальности", возможно, и делало мои триптаминовые трипы такими бэдовыми.

Знакомство с мистическими концепциями и наличие многочисленных религиозных друзей, беседы с ними на духовные темы, чтение авторов самых разных воззрений, временное приятие всевозможных систем мышления и ценностей для их понимания, и не в последнюю очередь планомерное использование психоделиков так подточили моё атеистическое мировоззрение, что в конце концов осталось себе признаться, что я намеренно исключил для себя один из самых плодотворных способов мироощущения, познания, коррекции жизненного пути, утешения и подлинной радости – религиозности. Я давно уже понимал, что скорее ограничиваю атеизмом свою свободу мыслетворчества, чем усиливаю, поскольку закрываю для себя огромную область человеческого сознания (и не только сознания!), в этом был для меня привкус ментального аскетизма, эдакое сужение области интересов, когда не стоит разбрасываться на то, что тебя прямо не касается, а следует делать только дела, за которые взялся (кстати, уже в 95м году я разрешил крестить своих дочерей в православную веру, исходя из той же идеи – что у них будет больший выбор, чем у меня, поскольку уйти из религии гораздо проще, чем прийти к ней).

Ночью в январе 2005 года на одинокой остановке автобуса под медленное падение прозрачных снежинок среди морозного пара я осознал, что не допускать себя к религиозным чувствам и мыслям в мире, о котором я знаю только то, что он позволяет абсолютно любой взгляд на себя, любую схему восприятия, и эта схема наложится на него совершенно впору, значит уподобиться эдакому маньяку с отрицательной идеей фикс, специально, даже в ущерб себе, НЕ думающему о чём-то самом существенном для него.

Я позволил себе, наконец, принять религиозное мироощущение, слишком долгое время никак не развивавшееся во мне, отчего мой генезис как личности имел к тому времени черты, близкие к духовной патологии. В самое краткое время религиозность привела меня к ряду трудностей.

Началось всё с приобретения цифрового фотоаппарата. Лето 2005 года я посвятил тщательному и всестороннему изучению его возможностей и функций, в том числе такой важной как так называемый баланс белого. Если он настроен неправильно, изображение на снимке оказывается желтее или, напротив, синее, чем видимое глазом. Я научился различать тончайшие оттенки белого цвета вплоть до осознания того факта, что чистого безупречного белого цвета просто не существует, ни в природе, ни в рукотворном виде.

Однако скоро я его увидел. Случилось так, что часть дачного трипа я вопреки обыкновению решил провести с закрытыми глазами (скорее всего, это было следствие чтения Грофа). Причудливый визуальный лабиринт, по которому вели меня звуки альбома Massive Attack"100th window", постепенно сменился неким умеренным сиянием, появившимся из правого нижнего угла зрения и мало-помалу заполнившим всё видимое пространство. Я понял, что это абсолютно чистый беспримесный белый цвет достаточной яркости – не ослепляющий и не тусклый. Понаблюдав его некоторое время, я не выдержал переполнивших меня ощущений и открыл глаза.

С завидной регулярностью в последующих экспериментах я стал видеть этот идеально белый цвет, он был безупречен и как-то космически далёк, я дал ему условно-ироническое название "свет божественной любви" (а что ещё, скажите на милость, может быть белым как ничто в материальном мире?) и стал пытаться разглядеть его поподробнее и подольше. Попытки эти привели к неожиданному эффекту. Сила ощущений от пристального и неотрывного наблюдения за этим светом оказалась несопоставима ни с чем до сих пор испытанным, градус эмоций повышался до запредельного, продолжать долго смотреть на него было абсолютно невыносимо, но достаточно притягательно, это было совершенно особое психическое состояние, сходное с состоянием визионерства, уже мне знакомом.

Дело в том, что в период окончания школы и начала обучения в университете (1991 -1993) я столкнулся с эффектом предсказывания событий. Случайно открыв в себе способность узнавать о событиях будущего, касающихся впрямую моей судьбы, я стал полунамеренно развивать её в себе и достиг в предсказательстве немалых успехов. Можно отметить, что я последовательно предвидел достаточно несуразные результаты своих оценок вступительных экзаменов и на второй день знакомства с будущей женой знал, что это моя будущая жена.

Метод был такой: я задавал некий вопрос относительно своего будущего, на него приходил ответ, зачастую неожиданный, и затем предсказание сбывалось. За этическое условие я считал неразглашение информации до исполнения и тематика информации была ограничена исключительно моей дальнейшей судьбой. Я даже в шутку персонифицировал своих ответчиков, именуя их довольно неуважительно.

Однако со временем случайные "Интересно, а … ?" стали получать ответы не просто мне малоприятные, но и вовсе катастрофические. Я решил прекратить практику в ущерб чудо-способностям и стал намеренно себя путать, сбивать с толку свою чувствительность, мешать тонкому ответу намеренно противоположным, и, действительно, зловещие предсказания не сбылись.

Впоследствии только однажды, уже в 2004 году, я припомнил былые забавы с трансцендентным и попытался напредсказывать себе счастливую судьбу на её небольшой развилке. Предсказание оказалось неправильным, судьба сложилась иначе, но тоже вполне удовлетворительно. Больше я не испытывал своих этих способностей из опасения неконтролируемого результата общения с силами, природа которых мне не ясна.

Похожий случай произошёл и с "божественным светом любви". Благодарить здесь следует прежде всего Старину. В декабре 2005 года мы отведали с ним по достаточно сильной марке "Чёрное солнце", на оборотной стороне которой было написано DON 3mg. Трип вышел, как всегда со Стариной, достаточно беспощадным, большую его часть мы провели в весьма жёсткой беседе. Старина указал мне на странный мимический эффект, появляющийся у меня при пересказе моих встреч со "светом" ("Бог страшен и свет его страшен") - обычно достаточно подвижное, моё лицо будто отмирает, меняется голос, из глаз текут слёзы, и я снова  впадаю в своё особое психическое, "визионерское" состояние. Он предостерёг меня от поспешной интерпретации своих видений и безответственного экспериментирования с подобными вещами.

Итогом той беседы стало моё решение креститься. Опасения относительно слишком быстрых успехов, которые я стал делать, едва успев принять религиозное мировоззрение, стали первым резоном для этого решения. Я рассудил, что оставаться самоучкой в области, которая существует столько же, сколько существует человечество, довольно странно, тем более, что область серьёзная, нужна опора на какую-то из традиций. Кроме того, я ясно осознал свою слабость и невозможность выйти из круга личных отношений, в которых запутался, в одиночку. Выбор конфессии был для меня очевиден – традиционной религией в месте, где я живу, является православие, и среди моих религиозных друзей основу составляют православные. Их жизнестроительство всегда казалось мне достаточно гармоничным. Православие не требует сектантской отстранённости от мира, посвящения себя целиком религиозному служению, но и не даёт забыть об относительности мирских ценностей и удовольствий, хотя здесь тоже не без исключений в обе стороны. Наверняка где-то существуют не менее авторитетные религиозные традиции и практики, но я не собирался настолько кардинально разворачивать свой жизненный путь, чтобы менять людей, с которыми общаюсь и место, где живу, ради поиска достойного моей персоны вероисповедания.

С крёстным отцом моих дочерей я тоже посоветовался на тему "видений". Он подтвердил мои сомнения. Со сверхъестественными силами общаться не стоит - ангел не обидится, если человек ему не поверит, тем более, что к общению с ангелами ведут совсем другие пути[4]. Затем кум посоветовал мне весьма крутого священника. Первым делом этот священник сказал, что креститься взрослому человеку смысла нет, если он не хочет дальше жить церковной жизнью, и что ажиотаж первых постсоветских лет в этом смысле прошёл. Далее он предупредил на всякий случай, что крещение не даёт магических способностей (от которых я как раз хотел избавиться!), и велел перед крещением подготовить исповедь. Ему явственно нравилось, что у них в церкви крестят "полным погружением". Среди прочего на исповеди мы говорили про свет и его нестерпимость. Он высказался осторожнее, чем мои товарищи, в том смысле, что мы находимся на самой далёкой орбите божественного света и можем надеяться к нему когда-нибудь приблизиться, но не при помощи игр с подсознанием, а затем посоветовал просить посылать только то, что я могу вынести.

Через месяц после крещения я и встретился с Р., который очень хотел поговорить о дежа вю. Почему бы нет?

 

***

В тот день состав собравшихся адептов нашей секты был довольно представителен, в беседе участвовало всего около десяти человек, среди прочих Старина и обе Росянки. Уважаемого Р. многие из нас видели впервые, так что тем более странно было его желание провести с нами столь своеобразный разговор.

Рассказ его сводился к следующему. Однажды он переборщил с "сибирью" и его очень сильно вынесло, он пережил смерть (2cb – вещество, которое показалось мне, в отличие от прочих фенэтиламинов, на удивление мягким по воздействию, лёгким и красивым, его бы я рекомендовал для первого знакомства с психоделиками как самый мягкий из них, в разумном количестве, разумеется). При выносе он встретился с некоей высшей сущностью, которая продемонстрировала ему всю его будущность (в частности, что он не сможет отказаться от наркотиков), весь мир людей, таких крохотных и жалких (характерный жест – две руки, сжатые в щепотке, приближаются друг к другу и затем к глазам, чтобы продемонстрировать малые размеры виденного), для которых всё точно так же, как для него, предопределено, и нет из этого ни выхода, ни спасения, полное отсутствие свободы воли. Впоследствии, при новых экспериментах, он снова впадал в это особое состояние и снова общался с высшим разумом, который демонстрировал ему предопределённое будущее для него и других крохотных созданий, таких маленьких и несчастных (снова характерный жест), которое потом с неизбежностью сбывалось. Со временем Р. стал впадать в это состояние произвольно, вне зависимости от приёма веществ, оно как бы притягивает его и он не в силах этому сопротивляться. Это состояние высшей истинности, но оно психически совершенно невыносимо. Центральной эмоцией рассказчика было "ну и попробуйте меня, с моим уникальным запредельным опытом, разубедить".

Как видит читатель, в этом рассказе достаточно совпадений с моим собственным опытом, и в части переживания смерти с чувством щемящей жалости к людям, уже таким далёким, и в части предсказаний судьбы, и в части общения с некими духами неизвестной природы, и в части нестерпимости такого общения. Старина, кроме психоделического, имел уже к тому времени опыт реальной  клинической смерти, а Росянка и вовсе преподаватель философии в университете. Ему первому и дали обруч (я нашёл за диваном нелепый детский обруч "хула-хуп" и предложил владеть словом только тому, у кого он в руках, поскольку народу было много,  и все желали говорить одновременно с мальчиком Р., который тоже не прекращал повторять историю своих откровений и характерную жестикуляцию на грани нервного срыва).

Росянка сказал, что детерминистская позиция, которую изложил Р., безупречна и логически разубедить его будет невозможно. Детерминизм нельзя опровергнуть, потому что это стройная внутри себя система, имеющая основательную историю и выдающихся мыслителей среди своих апологетов (Спиноза, Декарт). Абсолютная предопределённость всех следствий из имеющихся исходных данных имеет единственный небольшой недостаток – ощущение полного отсутствия свободы у мыслящего существа, которое, таким образом, полностью лишено воли к каким бы то ни было поступкам и вообще вкуса к жизни. Последовательный детерминист, раб непреложных законов бытия, безропотный винтик в механизме вселенной, не имеющий никаких лазеек из действительности, никаких способов ничего изменить ни в своей жизни, ни в окружающем, вряд ли вообще может долее жить на свете, он должен тут же убить себя об стену, просто потому, что дальнейшего смысла в его существовании нет. Эта проблема сродни проблеме солипсизма, "мозгов в бочке", которая наглядно представлена в популярном кинопроизведении "Матрица" (где о феномене дежа вю тоже идёт речь): если наши ощущения подменены и мы не имеем возможности ничего изменить и ничего узнать про НА САМОМ ДЕЛЕ, зачем жить?

- Так что, - оптимистично резюмировал Росянка, - жить в таком состоянии невозможно. Свобода - вопрос веры. Если она есть, жить стоит. Если нет, видимо, не стоит. Тот, кто выбирает жизнь, выбирает свободу выбора.

Потом он добавил, что подобные явления объясняются и другими способами. К примеру, демонстрируется огромное множество варианов развития узловых моментов жизни, и когда один из них сбывается, кажется, что сбылось именно то, что было увидено, и проч.

Старина, как и в случае со мной, обратил внимание Р. на его повторяющуюся жестикуляцию, когда он рассказывает о своём опыте, так называемый "портал" из щепоток пальцев, через который он как бы попадает в другое измерение, и лицо приобретает особое страдальческое выражение, текут слёзы и проч.

Я, в свою очередь, заметил, что все мы тут не без опыта запредельного, но вопрос доверия такому опыту очень серьёзен, потому что если Р., обычный слабый человек, зная некую сверхъестественную "истину", так от неё страдает, не может выдержать её гнёта, то зачем ему такая истина, от неё следует отказаться, иначе он полностью подорвёт своё психическое здоровье, если не хуже.

- Да, мне сказали, что можно остаться там навсегда, но жить там невозможно – отвечал Р. и прибавил, что всё это уже видел.

- А это ты видел раньше?! – с задором Буратино, показывающего Пьеро золотой ключик, воскликнул я и показал ему за спину. Там висела картина, на которой был изображён человек с очень похожими на Р. восточными чертами лица и в позе, очень похожей на позу "портала".

Р. признал, что не узнаёт эту картину.

- А ведь сейчас важный момент, - продолжал я, - как же может быть, что тебе его не показали?

Р. пришлось признать, что ему необходимо отказаться от своих сверхъестественных путешествий, но проблема в том, что он уже не может выйти из этого состояния, когда в него самопроизвольно впадает. Я поделился опытом, как избегать подобных вещей. Первое – это жестикуляция и мимика, на которую указал Старина. Нужно стараться избегать характерных телесных движений, заводящих в знакомый "портал". Точно так же нужно стараться избегать и характерных мыслей, которые возникают при попадании на пограничье, с которого утягивает в запредельные области. Но самым важным является, конечно, собственное большое нежелание туда опять попасть, а если попадаешь, большое желание выбраться, отвлечься, прерваться, потому что притягательная сила очень велика.

Я предложил поделиться собственным опытом в этой области, а Старина своим опытом клинической смерти, что означало неизбежное впадение в соответствующее состояние, а потом предполагалось совместно выйти из него и таким образом научить и Р. выбираться, но всё же мы не решились проделывать этот эксперимент – последствия подобных действий не очень ясны.

К концу разговора Р. настолько умиротворился, что заснул.

 

***

Собственные испытания в данной области выпали мне на 97-й Психоделический Новый год в мае 2006 года.

C самого начала трип, который я проводил дома у Росянки и Н., оказался весьма мощным – видимо, расчёт вещества был не очень точным. На исходе восьмого часа я получил от супруги СМС примерно следующего содержения: "Да растворись ты в космосе уже. На Земле так мучаешься...", что послужило одной из важных причин,
направивших трип в знакомый мыслительно-чувственный лабиринт, надёжно приводящий к выносу в иные области психического бытия, причём стремительность, с которой происходило это движение, была велика как никогда, соответственно, и последствия должны были стать самыми серьёзными.

Снова, с необычайной на этот раз силой, меня поманил на столкновение с собой мощнейший эгрегор любви к женщине, наиболее эмоционально и аксиологически наполненный для меня, возник даже некий обращённый к себе текст: "Что, ты снова очень хочешь узнать, что для тебя является главным во всей ясности, присущей ему когда-то, в самый экзистенциальный момент твоей жизни, увидеть пропасть, разделяющую это главное и всю твою последующую жизнь и таким образом испытать вновь самую сильную из доступных тебе эмоций? Тебе было мало предыдущих столкновений? Тебе интересны невиданные до сих пор последствия?"

Осознание ситуации и весь предыдущий опыт показывал, что я должен предупредить о возможных последствиях и посоветоваться касательно дальнейших действий с Росянкой, что и было незамедлительно проведено. Я описал, что скорость движения очень велика и что я в определённый момент могу, по меткому замечанию из СМСа "раствориться в космосе". Поскольку подобный опыт я уже имел в каком-то объёме, можно было с большой степенью достоверности обещать, что всё происходящее останется в пределах специальной, закрывающейся на ключ, комнаты, без необратимых последствий, более того, я не буду в ней оставаться один, будет осуществляться полный контроль за происходящим. Но. Поскольку меня настораживает и стремительность запущенных процессов, и их необратимость, и вообще, я не уверен в правильности происходящего, возможно, следует попытаться этот механизм блокировать.

Росянка высказал следующую мысль. Если есть хоть малейшие сомнения в необходимости совершения неких действий, лучше их не совершать до выяснения точной природы этих сомнений, следует определить, что именно их вызывает, и совершать дальнейшие действия исходя из установленного.

Более того. Остановиться на достигнутом, освоиться на том месте, до которого дошёл, и не бросаться дальше, в пучину неизведанного, всегда предпочтительнее, поскольку из неизведанного можно не вернуться, а механизм происходящего ясен только мне. Если я сам смогу "раствориться в космосе" и оставлю остальных в неведении относительно метода, спасу себя сам (если, конечно, это будет спасение) без предоставления такой возможности другим, что ж, это будет мой выбор. На это я возразил, что мне неясно, какое значение может иметь здесь скорость и почему медленная скорость лучше, чем быстрая, если результат неизбежен. Запущенный механизм должен либо разрешиться естественным, логичным для него путём, либо мы его блокируем, прервём, переломим, и это будет неправильно, неестественно.

Это, в свою очередь, ещё больше насторожило Росянку, он отметил здесь большое сходство с  историей Р., и именно в детерминистской его части, в части "неизбежности". Действительно ли у меня нет выбора относительно "портала", в который я "должен" попасть, действительно ли я не имею никакого выбора относительно своих
дальнейших действий, или всё же я могу поступить в соответствии с тем, как считаю правильным и необходимым, даже если это правильное и необходимое не будет совпадать с тем, что "должно" произойти вследствие неких ранее совершённых действий?

Тут я признал, что, действительно, несколько путаюсь, возможно как раз из-за влияния "своего" "портала", и это ещё больше склоняет меня к отказу от его прохождения, каким бы необходимым оно ни казалось.

Итак, мы выбрали блокировку процесса.

Выяснилось, однако, что трудности на этом только начались. Потому что любые известные мне возможности такой блокировки оказалась недейственными. Мы попытались отвлечь меня от мыслительно-чувственного комплекса, ведущего в "портал" - болтовнёй собеседника, моей собственной, даже чтением и комментированием некоторых текстов, включая священные тексты, мной и другими, в частности евангельским текстом об искушении Христа сатаной, но ни это, ни некоторые другие предпринятые шаги не помогли.

Я вспомнил, что именно Старина однажды смог отследить и, если не прервать, то заставить усомниться в необходимости подпадания в это состояние его обличением, мы с ним тогда ругались, и мне показалось именно "поругаться" со Стариной хорошей возможностью прервать процесс.

Однако я не смог дозвониться и вспомнил, что ни разу, когда в разнообразных состояниях я ему звонил, чтобы свериться, соответствует ли мой внутренний Старина, с которым я веду внутренний диалог, внешнему, настоящему Старине (о таких созвонах мы неоднократно договаривались), ни разу, когда я таким образом я пытался дозвониться, этого не произошло. Я вспомнил некое наблюдение, выведенное мной однажды в связи с этим. Старина надёжный человек. Но из надёжных людей такого рода, что они надёжны, когда не надо, и в том, в чём не надо, а когда действительно требуется их помощь и участие, они проявляют надёжность обратного рода - ни помощи, ни участия абсолютно точно с их стороны не будет.

С этой мыслью я сделал ещё одну попытку дозвониться и дозвонился. Взяв трубку, Старина нарушил вышеупомянутое правило - построенная неизбежность была разрушена, была явственно проиллюстрирована постоянная ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫБОРА, в которой возникли было сомнения, стало понятно, что ВОЗМОЖНО преодолеть неизбежность попадания в портал, так же как в случае с Р. было указано на его портрет, и это было первым и важным доказательством невозможности всё предвидеть, ложности детерминизма.

Таким образом был преодолён первый, самый сложный этап блокировки портала.

Я назвал его условно 1 ЭТАП - ЧУДО.

Следующим важным этапом было отделение силы эгрегора от него самого.

Мы с Росянкой установили, что существует некая крайне важная для меня вещь, столь важная, что только при непосредственном столкновении с ней я оказываюсь в пограничном состоянии, однако возникновение некоей силы притяжения к ней, настолько мощной, что она даже создает иллюзию невозможности выбора, очень настораживает. Важно отметить, что состояние моё при этом - всегда состояние полного поражения, я абсолютно бессилен перед этим эгрегором, и частое столкновение с ним ведёт к возможному рабству у него, служению ему, тогда как благо притягивать к себе не может.

Таким образом был пройден 2 этап - СИЛА.

На следующем этапе возникло понятие вектора. Если благо не может к себе притягивать, если Бог не может тащить к себе насильно, тянет к себе сила, а природа любой силы - подчинение, не значит ли это, что собственное направление, собственный вектор должен быть направлен в сторону отрицания - от этого сомнительного плюса?

Нет, отторжение силы отнюдь не задаёт определённого направления, движение к благу не всегда непременно является движением вообще, а понимание того, что им является, не должно связываться исключительно с силой чувства, вызываемого непосредственным соприкосновением с самым важным в жизни.

Сила, в том числе сила чувства, безусловно, один из важных факторов, влияющих на общее направление, но он не является единственным и совершенно не обязательно должен ориентировать как "к себе", так и "от себя" - не следует ни полностью отказываться от него - это невозможно, ни полностью погружаться в служение ему - это опасно вдвойне.

Итак, завершающим стал 3 этап - ВЕКТОР.

 

 

Родо-племенному сознанию свойственно отождествлять свое племя со всем человечеством, считать ценности и поведенческие нормы племени универсальными. Племя склонно считать себя обитающим в центре мира, обладающим высшим по отношению к иным племенам знанием, говорящим на чистом, дарованном высшими силами языке. 

Можно предположить, что оппозиция "свое/чужое" свойственна непросветленному сознанию, является его характерной чертой. 

По отношению к "чужому" непросветленное сознание склонно реагировать тремя патологическими способами - влечением, отвращением и безразличием. Таковы базовые аффекты, выделяемые некоторыми направлениями индо-буддийской мысли. Первым двум как раз и можно дать имена ксенофилии и ксенофобии. Ксенофилия в некоторых случаях может давать априорные суждения о превосходстве "чужого". Она тоже усиливает неадекватность восприятия познающего. 

С одной стороны, можно сказать, что ксенофилия все же позитивнее ксенофобии, поскольку не ставит на восприятие такой жесткой заслонки, не закрывает его в эгоцентрической обособленности. С другой - можно возразить, что ксенофилия не дает созреть плоду самостоятельного творчества, в силу чего ксенофил может потерять всякую интегративную способность. 

С другой стороны, оппозиция похожего/непохожего включается и в акте ксенофилии. Взгляд ксенофила все равно скользит по поверхности, в нем нет настоящей любви - влечение не означает подлинной внимательности. Поэтому ксенофобия и ксенофилия сполошь и рядом встречаются у одного и того же человека/общности по отношению к одному и тому же "чужому" объекту. 

В случае же безразличного отношения объект может быть просто не замечен - активное сознание воспринимающего не заинтересовано в восприятиях такого рода и сквозь фильтры восприятия информация об объекте не проходит. 

После процедуры адаптации "чужое" начинает восприниматься как "свое". Для непросветленного сознания познанный объект принадлежит познавшему - либо наоборот. Познающий устанавливает между собой и объектом познания отношения власти. На объект накладывается эгоцентрическая классификационная сетка, в результате познающий вступает либо в отношения господства, либо в отношения подчинения, либо в состояние битвы - битвы равных, бунта или подавления бунта. 

В рамках этой условной схемы можно рассматривать появляющиеся в культуре разнообразные "центризмы". Патология человеческого непросветленного сознания заключается в том, что центр для него - это во многом центр силы. Принцип силы играет в построении системы ценностей немалое значение, и преодоление этой тенденции можно рассматривать как движение отдельного человека и человечества в целом по пути этического прогресса. 

К примеру, патологический европоцентризм, с одной стороны, поддерживается многими носителями западноевропейской культуры - если не тотально, то частично. С другой - многие борцы с европоцентризмом сами по сути являются европоцентристами. Для них Европа по-прежнему остается центром силы, центром господства. Осознавая тот факт, что Запад имеет силовое превосходство, такие люди предпочитают занимать в отношении Запада позицию не подчинения, но бунта. Обыкновенно такой бунт обосновывается в рамках различных теорий многополярного мира. Но можно предположить, что в ряде случаев идеология многополярного мира является PR-ширмой, прикрываясь которой, можно попробовать перехватить у узурпатора инициативу и стать узурпатором самому.

В кругах, имеющих отношение к так называемым "традиционным христианским конфессиям", можно услышать, что "бог попускает зло". Для тренировки, испытания или еще чего похуже. 

 

Но, как я полагаю, это верно только в том смысле, что одно из имен Бога - Свобода. И поэтому для зла есть возможность. Но возможность не есть необходимость. 

И потому - не добро попускает зло, а зло попускает добро. Поскольку без добра абсолютно бесплодно творчески. Вплоть до состояния шестеренки. И для победы в конкурентной борьбе с другими хищниками вынуждено использовать благо и свободу. 

Именно таким методом добро побеждает без насилия. Потому что оно - свобода и любовь, которые человек, вкусив, не спутает с суррогатами. А если и спутает, то, верю, распутается.

Ситуация в Турции во многом напоминает ситуацию в России. Против Эрдогана и его про-исламистского правительства объединились и леваки, и либералы, и националисты. Курды, армяне, женщины. Футбольные фанаты различных клубов. Само начало событий - протесты против застройки на парковой территории в Стамбуле - напоминает историю с “химкинским лесом”. В Турции, как и в России, опорой режима является провинция: сельскохозяйственные регионы и маленькие городки. Большие города (Стамбул, Анкара, Измир) - то есть основные центры страны - оказались сейчас в явной оппозиции.

Однако есть и существенные отличия.

В Турции есть независимость судов, страна в большей степени, чем Россия, ориентирована на ЕС. Функционируют независимые от государства гражданские организации. Малый и средний бизнес развит значительно лучше российского. В турецком парламенте представлена мощная оппозиция. Не следует забывать, что на последних выборах партия Эрдогана получила только ок. 50% голосов избирателей - причем ее результаты по сравнению с предыдущими парламентскими выборами ухудшились. Короче говоря, демократический ресурс в Турции куда более значителен.

Не стоит переоценивать и монолитность партии Эрдогана. Если прольется кровь, его перестанут поддерживать многие влиятельные группы в партии.

За время правления Эрдогана Турция стремительно развивалась в сфере экономики. Это вело к тому, что масса жителей малых населенных пунктов и сельской местности перекочевывала в крупные города. А урбанизация вообще никогда не благоприятствовала стабильности авторитарных режимов. Сейчас в Турции городское население составляет более 70%.

Происходящее в Турции связано с потрясением, которое переживает образование, которое я называю Ново-ближневосточной державностью. Что я понимаю под словом “державность” - это тема большой работы, которая готовится к выходу. Вкратце - державности являются умопостигаемыми сущностями, проявляющими себя в деятельности тех или иных государств и подчиняющимися определенным историческим законам.

Ново-ближневосточная державность - одна для многих светских республиканских государств мусульманского Ближнего Востока и Северной Африки. Поскольку она выражает себя сразу в нескольких государствах “Мусульманской метакультуры”, то и характер потрясений в них существенно различается. Например, в Египте на смену светскому режиму приходят умеренные исламисты. А в Турции наоборот - умеренные исламисты вынуждены держать удар оппозиции, часть которой ориентируется на ценности Ататюрка. В Сирии ситуация еще более парадоксальная. Режим Асада изначально был выразителем воли державности (как и все светские республиканские диктатуры Мусульманской метакультуры). Но из-за того, что режим алавитский, его главным союзником оказался Иран, не имеющий к державности никакого отношения. Удивительно то, что Турция выступала противником Асада. Ведь и тот, и другой режим связан с одной и той же державностью. Впрочем, такие конфликты среди светских диктатур Ближнего Востока не редкость. Достаточно вспомнить конфликты Каддафи с Египтом.

Державность не может проявлять себя в монархиях и в конфессиональных диктатурах (таких как Иран), а также в государствах, в которых полиэтничность/поликонфессиональность официально зафиксированы как элемент государственного устройства (Босния и Герцеговина, Ливан). Кроме того, она не может проявлять себя в странах, ориентированных на относительно скорое вступление в ЕС (Албания, Косово). Слишком выраженное повышение роли ислама также снижает присутствие державности в политическом пространстве. Равно как и демократии.

Господство иерократии блокирует присутствие державы. Иерократия переключает на себя энергию власти. Ей не нужна державность. В лучшем случае она ставит ее ресурсы себе на службу. Но в Иране,скорее, мы можем наблюдать именно полную блокировку проникновения державности внутрь государственного механизма. Она не могла туда проникнуть при шахе, не может и при муллах. А монархия - это та самая система, против которой изначально были направлены усилия державы. Монархия (современная Ататюрку и арабским националистам-милитаристам) - это весьма архаичная система, не ориентированная ни на экспансию, ни на светскую интеграцию политического пространства метакультуры. Монархия была изначально не привлекательна для Ново-ближневосточной державности, которая была вынуждена конкурировать с державностями других метакультур, связанными с республиканскими режимами. А  республиканизм - это мощный бонус, усиливающий позицию державы в конфликте с соперницами.

Отличие современной Турции от аналогичных режимов, связанных с Ново-ближневосточной державностью, в том и состоит, что роль армии здесь существенно снижена в результате демократических преобразований. Например, военные по-прежнему у власти в Египте. Но в Турции все изменилось. На армию Эрдоган опереться не сможет. После того, как он оттеснил военных от власти, они вообще никак не будут вмешиваться в происходящее. Если вмешаются, то точно не на его стороне.

Интересно то, что Эрдоган - это проект, на который ориентировались (и ориентируются) арабские революции 2010-12 гг. Это сочетание умеренного исламизма и демократии при сохранении ключевых позиций державности. Собственно, это сочетание как раз и показывает, что она находится в весьма некомфортном для себя состоянии. Наиболее удобный для нее режим - это светская республика с военной диктатурой. И вот тебе раз - даже этот компромиссный уклад лихорадит в современном Египте, а тепрь и в Турции.

В Египте проект типа эрдогановского будет более устойчив, так как страна менее европеизирована. Уровень урбанизации ниже, интеграционных перспектив - пока никаких. Иерократиями государства, подобные Египту, уже никогда не станут.

Ново-ближневосточная державность (как и все остальные ее враги-собратья в мире) обречена на то, что она будет проявлять себя все меньше и меньше. Вне зависимости от того, какая тенденция в краткосрочной перспективе окажется преобладающей - демократическая или умеренно-исламистская.

На демократизацию или ее отсутствие существенно влияет этно-политический характер государства. Наличие этнических меньшинств, проживающих компактно и стремящихся к независимости, существенно сдерживает процесс демократизации. Именно поэтому, например, Иран не может позволить себе демократию - 50% его населения не-персы. И поэтому сначала шах, потом аятоллы - и все ради сохранения целостности государства. Нужна авторитарная интеграционная идея. У Египта, например, такой проблемы нет. Копты не являются угрозой целостности государства. То же самое у Туниса и Ливии. У Турции в отличие от них есть очень серьезная проблема: курды. Поэтому и процесс демократизации здесь такой медленный. Одним из средств поддержания интеграции был умеренный исламизм Эрдогана. Но он явно выдохся. Единственный шанс для сохранения целостности Турции на ближайшую перспективу - это ее вступление в ЕС (как это сделала полиэтническая Испания).

Мне представляется, что наиболее вероятный сценарий - самые оптимистичный. Турция будет демократизироваться, даже в том случае, если сейчас протесты подавят. Хотя я полагаю, что Эрдоган либо пойдет на уступки, либо вынужден будет провести парламентские выборы. На которых проиграет. А потом поднимутся курды, крипто-армяне и пойдет перестройка. В дальнейшем можно ожидать турецкое вхождение в Европу и дальнейшую европеизацию государства и общества. Вопрос во времени. 7 лет? 10 лет? 15 лет? Вероятно, после Турции (самой демократической до 2011 г. унитарной мусульманской страны), должно начаться аналогичное движение в Азербайджане, а затем и в других тюркских пост-советских республиках.

 

Итак, получил официальное подтверждение тот факт, что глава РПЦ Кирилл (Гундяев) совершал в мае визит в Китай, пользуясь самолетом специального летного отряда “Россия” - то есть государственным самолетом. И полет совершался на средства налогоплательщиков, в том числе и тех, кто не относит себя к юрисдикции РПЦ и не является прихожанином культовых сооружений, принадлежащих этой организации.

Таким образом, оказалось, что “все мы немножко лошади” - и наплевать что “вы все там химики и нет на вас креста”. Нет - так будет. Вполне логичный шаг после того, как все те, кого РПЦ считает “этническими русскими”, отнесены ей к своей епархии, являются “православными по рождению”. Даже если они уже давно буддисты школы кагью или “родноверы”, проводящие обряды “раскрещивания”. 

Отечественные фундаменталисты, да и более умеренные консерваторы даже и не из церковной среды ссылаются на опыт других стран, вполне себе западных и либерально-демократических - к примеру, некоторых скандинавских. Поминают Италию, Грецию, Грузию. Указывают, что в этих странах “православные” (точнее именовать их восточно-халкидонитскими, чтобы не пользоваться методами НЛП-программирования) деноминации имеют особый статус, выделены государством. И они правы, такие страны есть, в том числе и в Европе.

Однако какова мораль из этого факта следует? Неужели вышеуказанные люди спят и видят Россию в среде ультралиберальных европейских стран - таких, как Исландия, в которой недавно конституцию разрабатывал и утверждал сам народ с помощью интернета? Как-то нет верится - их идеалы вызывают аллюзии если и не с Ираном и Саудовской Аравией, то с отечественными достижениями в области демократии и прав человека - Московским царством Ивана Грозного, романовской империей Николая Первого и, конечно, проектом Иосифа Сталина. Все эти компоненты сторонники церковно-государственной симфонии часто склонны соединять “в одном флаконе”. Несочетаемых вещей не бывает - ворон очень многим похож на письменный стол.

Существуют две логики - логика “закручивания гаек” и, соответственно, раскручивания оных. Церковно-государственные отношения в Исландии являются весьма прогрессивными с точки зрения положения дел в Европе времен императора Юстиниана. И сегодня эта “симфония” фактически никак не ограничивает права представителей религиозных меньшинств, агностиков, атеистов и индифферентных к вопросам вероисповедания людей. Другими словами, мы никак не можем констатировать в Исландии усиление клерикальных тенденций.

Однако в России происходит именно последнее. Только за последние пару недель до меня дошло две не очень масштабных, но весьма колоритных новости. Первая - по жалобе координатора “Союза православных братств» префектура Центрального округа  порекомендовала магазину, торгующему “эзотерикой”, сменить название. Оно звучало как “Ведьмино счастье”. И вторая - история с Крокодилом Чуковского, у которого бдительные мусульмане отняли текст, написанный арабской вязью, который тот, видимо, читал, поскольку говорил по-турецки и учился читать до ататюрковской языковой реформы.

Давление на общество со стороны “религиозных” организаций усиливается (вопрос, что такое “религия”, весьма непрост и неоднозначен, поэтому слово это и его производные я помещаю в кавычки). И общество в условиях неразвитой гражданственности не может противостоять этому давлению, осуществляемому благодаря поддержке или попустительству государственных структур. Взаимная заинтересованность в поддержке в паре “империя-церковь” и есть суть церковно-государственной “симфонии”.

Вместо открытости миру, интеграции и развития “симфоническое государство” начинает воспринимать себя неким сакральным и одновременно политическим центром вселенной. “Симфония” - это сакрализация политики. Системы ритуалов и табу, свойственные государственной “религии” (которая по необходимости профанирующей высокие идеи и дух основателей, если, конечно, высота действительно имела место быть), становятся нормативом для всех подданных - несогласные попадают в то или иное гетто и лишаются ряда прав. К примеру, госслужащие в российской империи были обязаны Великим постом приносить на службу справку о прохождении исповеди.

Далее - может иметь место экспансия. Быстрая и не замедлившая себя ждать - в случае ислама. Юстиниан объединял осколки Римской империи, так же насаждая унификацию. Затем можем вспомнить “крестовые походы” всех мастей и принудительное крещение людей во время колонизации. Одна из мотиваций, которые двигали совершавших экспансию - обыкновенная ксенофобия, вера в то, что “я живу в лучшем месте на земле, у меня самый данный богами язык и самая лучшая страна”. И самые правильные обычаи, конечно. Эти обычаи, по мнению такого эгоцентриста, чем древнее, тем священнее и правильнее. Даже если положение дел на планете сильно изменилось - допустим, если перенаселение ставит человечество перед необходимостью изменить нормы семейной и сексуальной жизни - фундаменталисты будут стоять на своем, даже когда не могут отрицать факт этих изменений (эволюцию отрицать они еще могут, но вот рост численности населения планеты и экологический кризис - нет). Если же нет возможности захватить мир - значит, следует окопаться и “строить социализм в одной отдельно взятой стране”.

Сходное положение дел мы сегодня наблюдаем в Турции - во многом протесты связанны именно с началом клерикализации страны при Эрдогане. Но там, судя по всему, исламизация потерпит крах. Не так хороши перспективы сторонников клерикализации и в России, несмотря на все упования одних и опасения других. Однако гражданское общество должно быть внимательным и вовремя пропалывать баобабы. С другой стороны, дух евангельской проповеди становится труднее воспринимать, поскольку само слово “христианство” в сознании людей связывается не с личностью и учением Иисуса, а с этой самой церковно-государственной иерархической машиной.

То, чему эта машина поклоняется - это сила. Именно эту силу великодержавие и называет часто словом “бог”. То, что отверг Иисус в пустыне, пройдя через искушение царствами, с радостью принимают церковные иерархи, которых, вроде бы, по евангельскому завету, никак не следует называть ни “отцами”, ни “учителями”, ни “наставниками”.

 

Текст опубликован в "Грани.ру".

 

Общество, как и мир в целом, всегда находится в родовом канале, находится в процессе трансформации. Но этот поток не всегда течет одинаково. Спокойные места с заболоченными отмелями и омутами сменяются стремнинами с порогами, водоворотами и водопадами. 

Общества - как на Западе, так и на Востоке - то ли уже вошли, то ли начинают входить в зону бифуркации, в зону творческого хаоса, чреватого новым космосом. Может быть, это очередное рождение будет быстрым - или же трудным и продолжительным. Но роды начались, и младенец в материнской матке не останется. Однако процесс рождения, как знают психологи, задает рождающемуся некую матрицу, которая определит во многом его дальнейшую жизнь, качества психики и черты характера. 

Каково оно будет, это новое общество? Предсказывать просто, когда трансформация происходит постепенно. Но практически невозможно предугадать, каковы окажутся реалии после прохождения ситуацией точки бифуркации, после революции. Любая мелочь, любой камешек, любое, казалось бы, незначительное событие в этот хаотический период могут оказать существеннейшее влияние на то, какими окажутся контуры новой реальности. 

Велик соблазн в такие моменты окунуться в “злобу дня”, пытаться решать сиюминутные проблемы и добиваться неких партикулярных выгод. Исходя из этих прагматических соображений, формировать союзы, бороться за власть - то есть стремиться в первую очередь к тому, чтобы водовороты перемен вынесли на некую вершину социальной пирамиды именно “твою” силу. Поддавшийся такому соблазну человек полагает, что достигнув этих сиюминутных целей, получив в результате перемен силовые инструменты, он реализует свои более глубокие цели потом, оказавшись у власти. 

Но это иллюзия. Оказавшись порабощенным сиюминутным, человек останется подчиненным так называемой “логике событий”. То, что руководило человеком в процессе революции, сохранит свою власть над ним и впоследствии. 

Такова основная проблема каждого конкретного человека в его “переходном возрасте”. Именно в этот период для человека предельно актуализируется проблема его идеала. Предельного - или даже запредельного - идеала. Забвение этих идеалов в критический момент приводит к тому, что в следующий раз человек о них вспоминает только тогда, когда наступает следующий кризис.

Многие люди в России и в мире просто не нуждаются в каком бы то ни было внешнем принуждении и контроле. Они не грабят, не воруют, не насилуют, не убивают не из страха перед властью, а просто потому, что иначе не позволяет им жить их совесть. Ими руководит на их жизненном пути жажда познания, сострадание, творческий импульс. Их мир - это мир будущего, описанный, к примеру, братьями Стругацкими. Их мир - это полдень XXII века. 

Чтобы жить в этом мире, вполне достаточно руководствоваться описанными в предыдущем абзаце идеалами. Жить по совести. 

Но как же устроить общество так, чтобы все в нем жили по совести? 

И вот тут обычно предлагается два полярных рецепта: “принуждение к альтруизму” и “разумный эгоизм”.

“Принуждение к альтруизму” - согласно этому методу, людей следует тем или иным способом заставить делать добро другим людям. Этот рецепт вызывает раздражение у сторонников примата “свободного рынка”. Они утверждают, что доктрины, проповедующие альтруизм, обычно подразумевают установление псевдоэтической диктатуры. 

Согласно критикам этой модели, она ведет к дискриминации работящих и к дальнейшему развращению бездельников. Действительно, часто упрек в эгоизме часто следует читать так: “Ты совершенно не думаешь обо мне - значит, ты думаешь о себе”. Даже если цели человека высоки - эти цели обвинителем могут быть представлены как эгоистические. Эгоистом можно было бы, к примеру, назвать Гаутаму Будду, ушедшего из семьи и оставившего жену с ребенком ради того, чтобы открыть человечеству путь к освобождению.

Сторонники доктрины “принуждения к альтруизму” склонны манипулировать понятием и чувством “долга”. При этом некая высшая инстанция оказывается правомочной определять, что именно люди должны делать. Появляются различные “священные обязанности”, которые одновременно оказываются и “священными правами”. Неисполнение этих обязанностей объявляется неэтичным, хотя человек не выражал свободного желания следовать тем ценностям, которые надстоят над такими обязанностями. 

Человек, таким образом, оказывается в плену обстоятельств своего рождения. Он имеет пол, этническую принадлежность, гражданство/подданство. Он может поменять и то, и другое, и третье - и это не будет предательством, поскольку никакой клятвы верности человек не давал. Он не обязан любить другого человека по факту рождения, не обязан любить место (тем паче - государство), в котором он родился. Его представления о долге могут быть совершенно иными. 

И во всем этом критики доктрины “принуждения к альтруизму” правы. Но вывод, который они делают - всего лишь обратная сторона той же медали, столь же неадекватная, как и критикуемая ими.

Этот вывод - необходимость утверждения иной доктрины, доктрины “разумного эгоизма”. 

Человек по природе своей имеет много несовершенств, говорят адепты этой теории. Исправлять их принудительно нельзя - поскольку, с одной стороны, будет нарушен принцип свободы, а во-вторых, эти пороки неискоренимы (по крайней мере, в обозримом будущем). А раз так - необходимо использовать эти пороки так, чтобы они служили “общему благу”. “Равновесие эгоистических устремлений индивидуумов” - и есть та самая доктрина свободного рынка. 

Однако в этой системе люди оказываются тоже несвободными. Их принуждают к соревнованию. Люди, пытающиеся жить по своей свободной совести, системой “разумного эгоизма” отторгаются точно так же, как и системой “принуждения к альтруизму”. Мало того, этой системой отторгается сама идея выхода человека на новый уровень этического существования, идея преодоления корысти, страха, гордыни, жажды власти, богатства и славы.

Налицо вилка двух ложных альтернатив, деструктивная бинарная оппозиция. Преодолеть ее можно, только пройдя по лезвию бритвы.

Обе эти доктрины глубоко антиэтичны. Но обе в своем корне имеют рациональное этическое зерно. Обе стороны правы в своей критике оппонентов и неправы в своих утверждениях. 

Тем, кто осознает всю этическую неприемлемость этих доктрин, остается только ждать изменений в сознании людей. Работать над дальнейшим изменением собственного сознания (идти путем метанойи). Да, без государственного или экономического принуждения общество может рассыпаться - так опийный наркоман может умереть без очередной дозы. 

Остается постоянно - а в особенности в критических ситуациях - напоминать себе и другим об идеалах. О том, что человек способен жить, любить, познавать без всякого внешнего принуждения, и что к такому состоянию и следует стремиться. По возможности выстраивать в своей среде систему отношений, в которой не будет места коррупции и насилию и корысти. 

И главное - по возможности не участвовать самим в этически ущербных проектах. Объединяться, дружить и устраивать акции гражданского неповиновения в ответ на неэтичные действия властей.

И чиновно-государственное регулирование, и власть крупного капитала не ведут человечество к свободе и нравственному совершенствованию. Движение в этом направлении происходит вопреки, а не благодаря этим силам. Корысть не может привести к свободе, а принуждение - к любви. 

Поэтому нарождающееся в России гражданское общество должно создать инструменты постоянного воздействия на власть. Если вскоре в России будет создано новое, ответственное перед народом правительство, нельзя допустить ситуации начала 90-х. Сегодняшнее положение - прямое следствие ошибок того времени. Граждане разошлись с площади Свободы по домам - и позволили огородить эту площадь высоким забором. Граждане были - а гражданского общества не родилось. Поэтому и экономические, и политические преобразования в постсоветской России оказались проведенными во благо не большинства населения, а узкой группы людей. 

Пусть подлинно этичное сосуществование людей на планете пока мало реально. Но подлинный реализм заключается в том, чтобы к этому стремиться. Свобода, дружба и бесстрашие ведут нас по этому пути. “Будьте реалистами - требуйте невозможного”.

 

В Соединенных Штатах Америки и Англии разворачивается скандал, грозящий распространиться и на другие страны либеральной демократии. Под угрозу поставлены базовые, ключевые права граждан, закрепленные в конституциях (там, где они есть). Газеты Washington Post и Guardian опубликовали информацию, согласно которой спецслужбы (в частности, NSA, Агентство национальной безопасности США) осуществляли масштабнейшие акции по секретному сбору информации из социальных сетей и других электронных средств передачи информации, таких, как телефонные сети и банковские операции.

Показательна типичная реакция людей в России, относящихся к наиболее европеизированной части населения страны. “А разве можно было предполагать, что дело обстоит как-то иначе? Это же очевидно! Таковы власти, и они везде и всегда поступают подобным образом”. “Подумаешь! Ды вы сравните с тем, что у нас в России творится!”

Творится. Станица Кущевская, бутылки из-под шампанского в отделениях милиции - список не имеет обозримого конца и края. А в Африке творится много чего еще. Даже главы государств бывают по совместительству людоедами. Дело не в этом. А в том, что если падет Запад, человечество если и не падет, то встанет перед грандиозными проблемами. Иные культурные зоны пока не могут предложить моделей, сочетающих свободу индивидуума со уровнем солидарности более качественным образом, чем это сделано в тех же Соединенных Штатах или Европе. Урезание или ликвидация либеральной демократии в этих регионах может стать для человечества тяжелейшим испытанием, планета может войти в эпоху господства диктатур - вплоть до мировой диктатуры.

Поэтому живущим в России происходящие коллизии между властью и гражданским обществом на Западе не должны быть безразличны. Практически неизбежной злорадной реакции российских властей - “вот видите, у них тоже никакой свободы!” - следует противопоставить поддержку - в том числе и информационную - гражданского общества стран Запада, а в конечном итоге и планетарного гражданского общества, частью которого являемся и мы с вами.

Для самих же США и Великобритании это поистине грандиозный скандал, чреватый самыми серьезными последствиями как тактического, так и стратегического характера - все-таки люди в этих странах росли, зная, что тотальная слежка - это удел подданных в государствах-концлагерях типа сталинского или маоистского. Среди возможных эффектов наличествует и импичмент Обаме, который заявил, что знал о слежке и ее масштабах и поддерживает эти меры. А если говорить о макроуровне, то ситуация может стремительно развиться как в сторону ужесточения государственного контроля за гражданами и резкого урезания их свобод, если граждане смирятся с политикой властей, как это имеет место в России - или же гражданское общество одержит весьма важную победу и усилит свое влияние, а общество выйдет на новый уровень самоуправления. Конечно, в наличии имеется и весь спектр промежуточных вариантов.

Российская пресса по разным причинам не уделяет этим событиям достаточно внимания. Проправительственные СМИ колеблются. Обвинить Запад в двойных стандартах и нарушении прав человека? Но слежка за электронными средствами связи в максимально возможном технически масштабе является мечтой российской власти, которую она не слишком-то и скрывает. “Либеральные” (в данном случае, с приставкой “псевдо”) СМИ, видимо, не очень хотят компрометировать свою “землю обетованную”, о которой “либо хорошо, либо ничего”.

Журнал “Выход” в меру своих скромных возможностей постарается освещать подробности этого скандала, давать ссылки на зарубежные источники, цитировать и пересказывать их, давать собственные комментарии текущих событий.

 Дмитрий Ахтырский

 

Я подошёл к кульминации своего повествования – крымскому выносу, не сопоставимому по силе ни с чем до сих пор происшедшим. В его ходе я полностью расстался с так называемым реальным миром и пребывал в полной уверенности, что больше никогда в него не вернусь, и когда всё-таки вернулся, очень удивился. Постараюсь изложить происшедшее со всей возможной точностью, но сразу оговорюсь, что последовательность событий, связь между ними и моё тогдашнее понимание данной связи не поддаются полному и достоверному восстановлению. Кроме того, это был опыт, вызвавший мои наибольшие сомнения относительно своей природы.

Итак, в августе 2006 года мы почти всей сектой отдыхали в Симеизе, точнее, в палатках на камнях под горой Кошка, что между Симеизом и Кацивели. Накануне запланированного трипа я острил, что мне необходимо четыре дозы, никак не меньше. Так и вышло. Незадолго до этого мой поставщик подарил мне пустой нафтизиновый пузырёк, в котором когда-то перевозили ЛСД. Как я узнал впоследствии по нескольким подобным опытам, в таком пузырьке оказывается обычно никак не менее двух доз. Ещё две перед дорогой в Крым туда вылил Росянка. Когда мы открыли пузырёк, в нём было абсолютно сухо. Я много слышал о том, что вещество от хранения "не в холодильнике" "портится" и "слабеет", а тут уж вовсе высохло, в общем, я решил дать остальным участникам трипа (благо, веществом распоряжался я) сохранившиеся при перевозке в шприце три дозы на четверых, а для себя скромно промыть пустой пузырёк и пустой шприц с колпачком, в котором тоже остаётся обычно чуть менее одной дозы. Вещество не испортилось. Сколько точно там было, сказать не могу, могу сказать только, что ни до ни после такого количества столь чистого вещества мне принимать не приходилось.

Чувствуя, что меня выносит, я осторожно поинтересовался у Росянки, достаточно  ли друзьям досталось. "Нам-то что! Тебе-то, главное, досталось?" – иронично отозвался Росянка. "Немножко" – ответил я со всей возможной непринуждённостью. Ещё я успел поделиться с Росянкой ощущением счастливого социального устройства, при котором каждому достаётся по потребностям. "Коммунизм" – смог я выдавить из себя полушёпотом. Он понял меня по-своему. "Да уж. Голые люди сидят на камнях". Потом у меня сильно повысилась раздражительность и нервозность, сначала их  вызвала болтовня племянницы, а примерно через полчаса после приема по несчастному совпадению в близлежащем кацивельском аквапарке начался концерт Верки Сердючки – это было слышно по многократно усилившемуся живому звуку и характерным солёным шуткам в адрес каких-то зрителей.

Мне это очень не понравилось, и я отреагировал весьма бурно – громко вслух начал рассуждать на следующую тему. Вот, наконец, я нашёл место, где чувствую себя абсолютно комфортно и покойно и покидать его мне никак не хочется. Но соседями оказываются люди, которые имеют достаточно средств, чтобы при помощи агрессивно-бессмысленных звуков помешать моему отдыху. Я отсюда уходить никуда не собираюсь. Они, похоже, тоже. Примириться с их действиями я не могу, воевать с ними не хочу, потому что не знаю, имею ли право участвовать в каких бы то ни было военных действиях. Но на каком уровне, как донести до них, что их деяния не гармонируют с остальным творением божьим, ни по виду (сине-жёлтые кишки, как злокачественная опухоль на зелёно-буром теле гор), ни по звуку (Верки-Сердючкины экзерсисы), ни по сути (коммерческая гидра развлечений, купание за деньги на берегу моря)? Где находится у этих людей их самое важное, чтобы при обращении к нему они увидели гнусность своих деяний и прекратили их? Мы же умные люди, как можем мы убедить их, что их свершения не приведут их к благу? Не стоит ли пойти в аквапарк прямо сейчас и пообщаться с местной администрацией? Или, может быть, обратиться непосредственно в контролирующие инстанции? Или ещё выше? Но не будет ли это превышением наших полномочий? Проходящие мимо отдыхающие тоже оказывались в поле моего внимания. Я обращался и к ним:

- Вам нравятся эти звуки? Не проходите мимо, поучаствуйте в мирной дискуссии.

Но они шли дальше, не решаясь ничего отвечать на мои выпады. И правильно делали. Меня окончательно стало выносить.

- Нет. Я не хочу ни с кем сражаться, - повторял я. Я не знаю, где уровень ответственности. Где уровень? Чем выше уровень, тем больше ответственность.

Росянка сказал с обеспокоенной сосредоточенностью:

- Если у тебя сегодня битва, выбери правильного противника.

При очередных коробящих звуках я вскричал:

- Что ж мне, Антихристом себя объявить, что ли?

И тут случилось дежа вю. Характерно, что ни в этот момент, ни позднее я не вспомнил разговор с Р. про дежа вю. Осознание, что наши с ним истории оказались связаны этим общим понятием, пришло значительно позже, прошло не менее двух месяцев. Очевидно потому, что вещи, которые с нами происходили, происходили принципиально по-разному.

Он, как я понимаю, в трипе столкнулся с предсказанием относительно своего безысходного будущего, и потом оно сбылось. Я же в тот момент вдруг ясно УЗНАЛ ситуацию, в которой нахожусь. Я понял, что всё это мне знакомо, причём не просто знакомо: в тот момент, когда это уже случалось, я тоже узнавал происходящее. Это было подобно зеркалам, отражающимся друг в друге, образуя бесконечную вереницу, нескончаемое число миров, в которых это происходит. Если обычно мы слышим о радости узнавания, здесь был ужас узнавания.

Я закричал, глядя на Росянку:

- Я это помню! Не смотри на меня так! Я помню этот твой взгляд и эту твою шапку!

Во взгляде его читалось суровое древнее осуждение. Происходил суд, Страшный суд, на котором мне, как обычно, выпала роль подсудимого. Этот людской полукруг вокруг и выше меня на камнях и один камень слева, пустой, что-то вроде места вынесения и исполнения приговора, всё было исполнено знакомым последним смыслом. Более того, я прекрасно помнил, что должно произойти далее. Меня побреют налысо и после этого я должен броситься вниз с обрыва. В ужасе я сообщил о своих открытиях судьям, черты лиц которых стремительно изменялись, покрываясь орнаментами, глаза и ноздри расплывались, подобно цветастым кругам на воде или узорам в визуализациях программы Winamp.

Мы с Росянкой были двумя сущностями, находящимися у истоков мира, он был моим отцом-творцом, а я злым созданием, отпавшим от него, противобогом, наше взаимодействие породило когда-то мир, я находил себе в этом оправдание и предлагал сделку – в эту очередную нашу встречу сотворить совместно новый мир, снова, как обычно. Вероятно, это удалось бы нам при помощи известной практики – смотреть друг другу в глаза. Возможно, слияние и порождение нового удалось бы при помощи какого-то телесного контакта.

- Нет, целоваться мы с тобой не будем, - сурово ответил судья-отец.

Участники суда смотрели на меня сочувственно. Я понял, что пришёл конец мира, очередного мира. Помню, с каким сожалением я смотрел на свой сотовый телефон и понимал, что снова, в очередном мире, достигнута ступень развития, при которой возможны мобильные телефоны, и что это в очередной раз ничем мне не поможет.

Я оказался самой последней душой, идущей, наконец, к Богу, это райское место оказалось неким бесконечным финалом жизни, реплики проходящих отдыхающих в мой адрес, казалось, это подтверждали, где-то неистово кричали петухи, и тут я осознал, что не всё, что я хочу, здесь возможно, более того, всё меньше моя связь с миром и всё меньше возможностей заполучить то, что я желаю. К примеру, я захотел видеть жену, но мне сообщили, что это уже для меня невозможно. Я захотел, чтобы изменилась погода, и было другое время года, более прохладное, но становилось только жарче. Последние желания подсудимого здесь не выполнялись. Я понял, что с раем это место имеет мало общего.

- А, так я в Аду? Кайф полный!

Что же я должен предпринять? Я продолжал изворачиваться в качестве собственного адвоката, пытался зацепиться хоть за какую-то ценность, хоть за какое-то понятие, продемонстрировать их знание. Но все понятия и ценности, которые я вспоминал, вызывали у судей только один жест - они горько покачивали головами, как будто я не понимаю относительно себя какую-то элементарную, но крайне важную вещь. Я оглядывался вокруг и обнаруживал своё знание этих ныне пустых понятий и ценностей:

- Язык? Национальность? Дружба? Любовь? Бог? Пол?

На каком-то из этих понятий надо было сосредоточиться, надо было сотворить на нём медитацию, полностью сконцентрироваться, слиться с ним. Я смотрел для этого на свой указательный палец, проваливался внутрь него, взгляд скашивался в правый нижний угол обзора, сам я, сидя на земле, принимал позу, будто пытаюсь нырнуть в сторону ног, и каждый такой нырок, казалось, рождал меня в новом мире, но я всё оставался в том же положении, на вершине под деревом, наделённый какой-то страшной и очень тяжёлой миссией.

Сочувственные взгляды окружающих показывали, что я избран для этой невыносимости, пришёл мой черёд творить мир, мой черёд держать на себе его страдание, я попал, наконец, на тот самый высший уровень, самый ужасный уровень абсолютной ответственности за всё, уровень вне времени, на котором уже был, но которого не помнил, на котором нахожусь вечно и никуда с него не сойду, в который раз пришла очередь для моей души потерпеть ужасную роль демиурга, и каждый мой особый жест пальцев, раскрывающихся из горсти, порождает новые миры, и каждый мой особый ныряющий жест в сторону ног рождает меня в мирах.

Выходя ненадолго из цепи перерождений и миров я снова видел колышущиеся травинки, скалы, дерево в камнях, море с руинами какого-то сооружения на сваях вдалеке – самую древнюю и единственную из возможных картин "вне мира".

Рядом со мной сидел супруг моей племянницы по прозвищу Ангел. В трипе его образ приобрёл, действительно, черты Ангела Карающего, от имени Творца он обращался ко мне с грозной обвинительной речью:

- Человек, ты понимаешь, что с тобой?

Стараясь соответствовать своей роли, которую не очень понимал, я кротко кивал.

Постепенно понятия и слова языка стали исчезать, заменяясь какими-то рудиментами слов, отдельные значимые элементы стали производить слова, не имеющие собственного значения. Я пытался сказать что-то, но это было более всего похоже на детский лепет, уже почти осмысленный, когда ребёнок уже знает, что речевой поток делится на слова, как строятся слова его языка, и очень похоже повторяет за взрослыми новые для него понятия, но проговорить правильно не может и не понимает их.

Воспроизвести их здесь для читателя не представляется возможным, потому что они не имели законченной формы, а менялись от попытки к попытке что-то выразить. Возможно, в детстве у меня действительно существовали такие слова, и в кризисной для психики ситуации они всплыли. Можно только догадываться, откуда взялись то ли РАЗДРАЛЮЦИЯ ТРУСЕНИЦ, то ли ЗАЛЕГАДСКАЯ БУЗНИЦА, или что-то вроде ВГЛЯШУТНАВИЧНЫЙ, видимо, из очень ранней поры овладевания языком, во всяком случае, говорить внятно я окончательно перестал.

Попытки медитировать на палец, исчезнуть, слиться с солнцем приводили к очередному провалу в переживание цепей творений и перерождений. Я оказывался в любой роли – от самого главного демиурга до малейшего винтика в механизме Вселенной, и каждая роль оказывалась полной величайшего страдания и ответственности. Демиург отвечает ЗА созданные им миры страданий, создание отвечает ПЕРЕД творцом за своё существование.

"Отчего, – вопрошал я, - творятся нижние миры, в чём причина возникновения адов?". "Ты сам их творишь, – приходил ответ, - их природа обусловлена их местонахождением – они дальше всего от Творца". "Как же вырваться из страдания? Я хочу прекратить его, упразднить". "Нет ничего проще – сияющая пустота есть освобождение". И я видел, что в сияющей пустоте, в безмирии, в отсутствии воплощения просто СКУЧНО.

Актом творения я творил мир и тем самым – себя. Новый жест раскрывающейся горсти, от которой разлетаются миры – одновременно очередная Вселенная, вмещающая в себя вселенные, которые фракталообразно вмещают в себя ещё бесконечное множество вселенных.

Вселенные были живыми, всё, что их составляло, тоже было живым, я переживал все возможные судьбы, и это была моя собственная судьба, всякий раз новая и неповторимая,  узловые же их моменты были общими.

Очнулся я внезапно. Никогда ни до, ни после действие ЛСД не прекращалось так резко – как будто я внезапно проснулся после глубокого сна. Причиной пробуждения были проходящие мимо и мирно беседующие отдыхающие. Я лежал всё на том же месте – под "вечным" деревом на "вечных" камнях суда, передо мной разворачивался всё тот же "вечный" пейзаж со скалой, на которой проросло небольшое деревце и развалинами на сваях вдалеке в море, но вид этот больше не приводил меня в ужас.

Солнце уже зашло.

 

Мы продолжаем знакомить читателей с темой, занимающей сейчас мировое гражданское общество - в данном случае, прежде всего, гражданское общество стран Запада. Эта тема - скандал, связанный с недавно вскрывшимся фактом массированной слежки за  людьми в электронной среде.

Технический прогресс во многом двигали и двигают вперед военные заказы. Так повелось еще с лорд-канцлера Британской империи и по совместительству идеолога науки Нового Времени Фрэнсиса Бэкона, который советовал ученым отвлечься от схоластических абстракций и направить свой ум на решение насущных практических вопросов - например, как создать нержавеющую сталь, так потребную человечеству (ну, в конечном итоге - а в первую голову, британской армии, конечно).

Поскольку интернет разработан под патронажем военных, трудно было бы ожидать, чтобы в сеть не были встроены некие инструменты контроля за происходящим в ней. Надежда свободных людей в том, что сеть, тем не менее - саморазвивающееся образование. А потому ее развитие и развитие технических средств сделает ее развитие более быстрым, чем развитие средств контроля за нею. Эта гонка - технологий контролирующих и технологий, выводящих из-под контроля - один из нервов подковерной интернет-жизни.

С одной стороны, гражданское общество пытается отстаивать идею приватности, минимизировать контроль. С другой стороны, процессы глобализации и интеграции, а также некоторые вполне понятные человеческие потребности (например, определить свое местоположение на местности) приводят к тому, что все большая часть человеческой жизни оказывается в доступе для специальных служб, у которых на вооружении находятся мощные современные технические средства слежения и сбора информации. 

Однако уходящие от контроля могут пользоваться еще более современными методами (поскольку им не нужно, к примеру, утверждать их использование, проходя через бюрократические иерархические процедуры), а также использовать нелинейные ходы и несимметричные ответы, находя дыры в сетях ловцов. Они просто имеют возможности оказаться быстрее. И второй значимый момент в этом противостоянии - можно предположить, что определенные качества сознания людей, стремящихся к свободе, активизируют и совершенствуют их творческие способности. Силы контроля всегда творчески ущербны, поскольку двойной стандарт имеет свойство в итоге балансироваться. Ограничение свободы других приводит к ограничению и внутренней свободы человека, к блокировке его творческих способностей, к шаблонному мышлению. А потому, повторяем, есть надежда на то, что контроль над человеческой жизнью не станет тотальным.

Призываем еще раз читателей в России не считать эти события малозначимыми и несравнимыми с беспределом российских властей. Если общество в странах Запада смирится с контролем подобного рода, трудно будет рассчитывать, что российская власть, которой местное гражданское общество может противодействовать весьма в малой степени, не воспримет происходящее как карт-бланш на куда более масштабные и грубые действия в отношении тех, кого она воспринимает не как граждан, но как контингент или человеческий материал.

***

Предлагаем вашему вниманию перевод статьи Jane Meyer из журнала New Yorker. Журналистка в своем аналитическом тексте приводит объяснения эксперта что такое "метаданные" и почему вывод их из зоны приватности не менее, а, может быть, и более чувствителен и болезнен для человеческой независимости, чем непосредственная прослушка переговоров и перлюстрация переписки.

 

Метаданные – что случилось?

Диана Файнштейн (Dianne Feinstein), демократ из либеральной Северной Калифорнии и председатель сенатской специальной комиссии по разведке, уверяла общественность еще недавно, что правительственное отслеживание записей о телефонных переговорах американцев совершенно не является проблемой, поскольку получаемая информация была только “мета”. Она имела в виду, что к реальному содержанию телефонных переговоров доступ не предоставлялся, предоставлялись только данные о звонке - кто звонил, кому, когда и откуда. К тому же, сказала она в подготовленном заявлении, “имена абонентов” не включались автоматически в метаданные (хотя номера, конечно, могли быть использованы для их идентификации). “Наши суды неизменно приходят к заключению, что абоненты не могут обоснованно ожидать, что подобные метаданные будут сохранять приватность, а следовательно, для их получения не требуется ордера на обыск”, - сказала она, добавив, что любые последующие усилия, направленные на то, чтобы получить доступ к содержанию переговоров между американцами, потребуют специального постановления суда FISA.

Она сказала, что понимает важность приватности - “поэтому это и делается так осмотрительно” - и заметила, что 11 особых федеральных судей, составляюших суд по надзору за внешней разведкой (FISA), заседания которого проходят в режиме секретности ,,санкционировал разведывательный сбор огромного количества информации. Сотрудник Белого дома расставил такие же акценты в разговоре с журналистами, сказав: “Постановление, опубликованное накануне, не дает правительству разрешения прослушивать чьи-либо телефонные переговоры,” и подчеркнув, что процесс проходит “в совершенно законном порядке”. Суть защиты была такова: в противоположность тому, что происходило при администрации Буша, данная форма тайного внутреннего надзора была легитимной, поскольку ее санкционировал Конгресс, и ратифицировала судебная ветвь, и что реальные слова, сказанные одним американцем другому, все же остались приватными. Так почему же это так плохо?

Ответ, согласно математику и бывшему инженеру Sun Microsystems Сьюзан Ландау (Susan Landau), автора книги “Надзор или безопасность?”, которую я интервьюировалa по поводу бедственного положения Томаса Дрейка (Thomas Drake) сообщившего о злоупотреблениях в NSA - дела хуже, чем многие думают.

“Общественность не понимает”, - сказала она мне, говоря о так называемых “метаданных”. “Это намного глубже вторгается в вашу жизнь, чем прослушивание содержания переговоров”. Она объяснила, что правительство может узнать огромное количество частной информации, просто изучая, “кому вы звоните». Если вы можете отслеживать это - вы точно знаете, что происходит, и вам не нужно знать содержание”.

Например, сказала она, в мире бизнеса паттерн телефонных звонков управляющих высшего звена позволяет узнать о грядущем поглощении компании. Персональные телефонные звонки могут открыть деликатную медицинскую информацию. “Вы видите звонок гинекологу, затем онкологу, а затем звонок близким членам семьи”. Кроме того, информация с телефонных вышек может раскрыть местоположение говорящего. Метаданные, указала она, могут дать столько информации о том, с кем разговаривали журналисты перед публикацией «слива», что традиционные методы расследования утечек информации, такие как ордера на обыск и повестки в суд, выглядят просто устаревшими. “Вам видны все источники”, - сказала она. Когда ФБР запрашивает информацию такого рода у новостных агентств, каждое нарушение приватности должно быть подписано Генеральным Прокурором. Когда же NSA заглатывает миллионы записей в минуту, неясно, существуют ли подобные тормоза.

Метаданные, заметила Ландау, могут также раскрыть чувствительную политическую информацию - показывая, например, если встречаются оппозиционные лидеры, кто вовлечен, где они собираются и сколько времени продолжалась встреча. Такие данные могут также открыть, у кого с кем романтические отношения, если по ночам отслеживать местонахождение мобильных телефонов.

Использование метаданных позволило сотрудникам правоохранительных органов, ответственным за определение местонахождения террористов, решить трудную задачу. Халид Шейх Мохаммед, автор плана атаки на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября, “был задержан благодаря его мобильному телефону”, - говорит Ландау. Многие другие лица, подозреваемые в преступлениях, были найдены по следу их метаданных. На деле сокращение среднего срока, потребного силовым структурам для задержания беглецов с сорока двух дней до двух дней, произошло, в частности, благодаря новым инструментам слежки - таким, как метаданные.

Но каждый такой технологический прорыв приводит к вторжению в сферы, которые ранее считались приватными. “Это и в самом деле ценно для правоохранительных органов, но нам необходимо пересмотреть законы о прослушивании телефонных переговоров”, - сказала Ландау.

Точно такого же рода обеспокоенность мотивировала математика Уильяма Бинни (William Binney) - бывшего работника NSA, с которым мы обсуждали историю Дрейка - уйти в отставку, чтобы не продолжать работать на агентство, которое, как он подозревал, начало попирать фундаментальные американские права на частную жизнь. Как я упоминала в своей статье, Бинни рассказал, что после 9/11 генерал Майкл Хейден (Michael Hayden), позже ставший директором NSA, убеждал всех, что NSA не закидывает широкую сеть –и это была правда. В этом не было необходимости - они просто-напросто получали сразу всю рыбу, имевшуюся в море.

Бинни, считающий себя консерватором, опасался, что программа NSA по извлечению данных настолько широка, что может привести к “оруэлловскому государству”.

Как он обьяснил в нашем разговоре, слежка с помощью прослушки требует тренированных живых людей-операторов, а извлечение метаданных - это автоматический процесс, которым можно накрыть всю страну. Предположительно, правительство могло “мониторить Tea Party, журналистов, в принципе любую понадобившуюся группу или организацию”, - сказал он. “Отцы-основатели на такое никогда бы не согласились”.

 

Оригинал текста и иллюстрация - сайт журнала New Yorker.

В этот странный день псевдонезависимости от непонятно кого или чего, этакий династический праздник учреждения президентской преемственности мы публикуем статью историка и философа Фёдора Синельникова. В ней, в частности, дается исчерпывающий концептуальный ответ на вопрос, почему в стране назначаются выходными днями и празднуются на государственном уровне такие дни, как сегодняшний "день России", некий заменитель 7 ноября "день национального единства" и происходит нечто, казалось бы, сверъестественное вокруг темы 9 мая - но забыты (государством. конечно) дни с 19 по 22 августа. Почему оцеплена неприступным забором "площадь Свободы". И почему в "новой России" мы наблюдаем так много черт, характерных для СССР.  

Автор утверждает, что современное российское государство имеет ту же метафизическую природу, что и государство советское, что эта метафизическая умопостигаемая сущность просто вступила в следующую фазу своего существования, нисходя далее по пути деградации. Путь этой державной сущности имеет свои закономерности, о которых автор говорит самым подробным образом - и делает, исходя из открытых им закономерностей, прогнозы на будущее.

 

Ранее текст был опубликован в ныне прервавшем свое функционирование журнале "Переход", часть редколлегии которого вошла в редколлегию "Выхода".

 

Циклы российского великодержавия и современность

 

В первой четверти двадцатого века русская религиозная философия обогащается новым концептом – «метаистория». Не то чтобы он был нов в принципе – соответствующие этому слову прозрения и мысли, их выражающие, были и ранее свойственны этой традиции, – но это новое слово стало своего рода фокусом, сконцентрировавшим в себе и преломившем по-новому прежние историософские смыслы.

В России три мыслителя использовали это понятие. Это С. Булгаков, Н. Бердяев и Д. Андреев. Ноесли для Булгакова и Бердяева метаистория – это реальность, возвышающаяся над историей, то для Андреева метаистория пребывает за историей и включает в себя не только восходящий, но и нисходящий мир. Эта иноматериальная реальность неразрывно связана с плотью земной истории и с ее смыслом, постичь который и пытался Андреев. В своих произведениях он предстает перед нами как бы в двух качествах – как духовидец и как мыслитель-историософ. На пересечении этих линий и возникает его метаистория – уже как учение о ходе и смысле исторического процесса, его движущих силах и грядущих итогах.

Значительное место в метаистории Андреева занимает более узкая тема – метаистория великодержавия, и в частности, великодержавия российского. В этой работе мы попытаемся взглянуть на историю российской государственности через андреевский миф. Наш подход в известной степени коррелируется с методологиями М. Вебера, оперировавшего концептом «идеальных типов», и К.-Г. Юнга, предложившего идею архетипов. При осмыслении истории андреевский миф может приниматься подобно тому, как в современной математике для решения сверхсложных уравнений используется «дополнительный аргумент», а в физике – идея кварков, которые остаются ненаблюдаемыми. Иначе говоря, вне зависимости от того, как мы воспринимаем метаисторические образы Андреева, его взгляд на историю позволяет нам увидеть в ней новые смыслы и выявлять некоторые закономерности в ее развитии.

В своих произведениях Андреев говорил об уицраорах – могущественных существах, обитающих в ином временно-пространственном мире и связанных с соответствующими государственными образованиями в истории. В нашем исследовании каждая из российских государственных систем, инспирируемых, согласно Андрееву, таким существом, будет именоваться «державой». Таким образом, мы будем использовать в нашем тексте своего рода терминологические «фильтры», позволяющие, во-первых, сохранить корректное отношение к наследию Андреева, а во-вторых, облегчить для читателя переход от мира андреевской лексики к исторической и политологической конкретике. Череда держав, системная совокупность создаваемых ими политических инфраструктур и моделей и сам дух этого явления истории будут обозначены нами как «державный кластер».

«Держава» нашего текста не тождественна, с одной стороны, уицраорам Андреева, а с другой – историческому государству. Под «державой» мы понимаем реальность, которая представляет собой нечто большее, чем: 1) совокупность государственных институтов; 2) сообщество политически активных сторонников доминирующей государственной модели; 3) характер общественных и даже личных отношений; 4) эмоциональный настрой населения; 5) идеологические доктрины и стереотипы, используемые политической элитой для сохранения своего положения в государстве. Держава является интегральным стержнем всех этих компонентов, она предстает перед нами как корпоративная эмерджентная сущность. При этом жизнь связанных с державой государств и обществ не сводится к ее существованию.

В метаисторической панораме Андреева развитие держав подчиняется определенной и четкой последовательности. Жизненный цикл каждой державы можно сравнить с развитием однолетнего растения, которое за время своей жизни цветет только один раз (этот образ использовал Н. Данилевский по отношению к культурно-историческим типам). Мы полагаем, что этот алгоритм универсален, то есть применим к любым державам, существовавшим в истории. В данном исследовании мы ограничимся только Российской метакультурой¹ и попытаемся определить, какая по счету держава существует в ней в настоящее время и в каком состоянии она находится.

 

Стадии и рубежи державной истории


В истории России можно выделить эпохи трех держав. Первая держава в любой метакультуре возникает в результате ее защитной реакции на агрессию со стороны более мощного в военно-политическом отношении инометакультурного образования. В случае с Российской метакультурой такой агрессией стало монгольское нашествие. Эпоха Первой державы длилась от Александра Невского до междуцарствия 1610–13 гг. Эпоха Второй связана с династией Романовых. Эпоха Третьей начинается в 1917–18 гг.

В истории каждой державы можно выделить несколько взаимно обусловленных рубежей и стадий. Рубежами в существовании держав являются их зарождение, утверждение, надрыв и гибель. Стадиями – протяженные во времени промежутки между этими рубежами. При этом на каждой стадии могут происходить колебания состояний, которые не ведут к необратимым качественным изменениям держав. Нахождение отличий таких колебаний от системных трансформаций, которые переживает держава, переходя с одной стадии на другую, является одной из ключевых задач нашего исследования.

Первый рубеж – это утверждение державы. С этого момента она становится силой, стремящейся воздействовать на все стороны жизни государства и общества. Для Первой державы условной датой утверждения (в ее случае – и возникновения) может считаться 1239 г., когда вскоре после разгрома монголами на реке Сити армии великого князя Юрия Всеволодовича и его гибели (март 1238 г.) началась самостоятельная военно-политическая карьера Александра Невского.

Утверждения Второй и Третьей держав происходили в результате их смен. Условной датой утверждения Второй державы может считаться избрание и венчание на царство Михаила Романова (февраль – июль 1613 г.). Для Третьей державы датой окончательного утверждения является казнь в Екатеринбурге Николая II и его семьи 17 июля 1918 г.

За утверждением державы следует стадия эскалации. Держава в этот период наращивает свое могущество, даже если ей приходится сталкиваться с тяжелыми испытаниями и поражениями. Ее внутренняя и внешняя мощь возрастает, территория расширяется, а население растет.

На стадии эскалации каждая держава совершает креативный рывок. В Первой это произошло при Иване III и особенно при Иване IV (примерно до 1560 г.). Во Второй – при Петре I. В Третьей – при Ленине. При всех этих правителях происходили кардинальные изменения в структуре управления, военной сфере и в идеологическом оформлении государства. Обращает на себя внимание тот факт, что в эпоху каждой новой державы этот поворот совершался все быстрее.

Итогом стадии эскалации становится достижение державой своего предельного могущества (апогея). В эпоху Первой державы максимальное территориальное расширение было достигнуто после покорения Поволжья (Казани и Астрахани) на востоке, а затем и захвата Полоцка в 1563 г. на западе. В эпоху Второй была одержана победа над Наполеоном, и русские войска вступили в Париж в 1814 г., в эпоху Третьей была сокрушена нацистская Германия, подчинена Восточная Европа, а на востоке была побеждена Япония.

Невозможность дальнейшего усиления державы в сочетании с ее попытками продолжать внешнюю экспансию и наращивать давление на общество и/или ее активное противостояние ценностям метакультуры вызывает перенапряжение державы, приводящее ее к очередному рубежу – надрыву. После этого держава переживает необратимую трансформацию. После надрыва может происходить ее частичная стабилизация, но возврат к прежнему «апогейному» состоянию невозможен.

Надрыв может быть процессом, имеющим протяженность во времени. Во внешней политике он связан с внешними поражениями. Надрыв Первой державы начался в 1579 г., когда войска Батория заняли Полоцк. Надрыв Второй – в 1854 г., когда в Крыму русские войска потерпели поражение при Альме, а флот без боя был затоплен в Севастопольской бухте. Начало надрыва Третьей державы условно может быть соотнесено с невозможностью продолжать экспансию, что продемонстрировали провал блокады Западного Берлина в 1948–49 гг. и война в Корее (1950–53 гг.). Завершение надрыва можно условно связать со смертью тех первых лиц государства, при которых держава достигла предельного могущества. Для Первой державы таким рубежом будет смерть Ивана Грозного (1584 г.), для Второй – Николая I (1855 г.), для Третьей – Сталина (1953 г.).

После надрыва держава переходит на новую стадию – деградацию. Для Первой державы это 1584–1610 гг., для Второй – 1855–1918 гг. Третья держава вступила в эту стадию в 1953 г.

Во внутренней политике деградация выражается, главным образом, в идеологическом застое, в следовании несостоятельной экономической модели, а во внешней – в неспособности реализовать амбициозные экспансионистские планы. Это не означает, что держава немедленно и резко ослабевает или на всей этой стадии находится в состоянии постоянного и очевидного кризиса. Она еще может довольно долгое время сохранять свою мощь. На этой стадии спады чередуются с относительными стабилизациями. Например, режимы Федора Иоанновича и Годунова (до 1600 г.), Александра II и Александра III, Хрущева и Брежнева внешне казались прочными.

Державы на этой стадии еще могут конкурировать со своими главными внешнеполитическими соперниками. Они еще способны переходить в наступление на соседей и брать реванши за былые поражения (Тявзинский мир, заключенный Годуновым со Швецией; победа в русско-турецкой войне 1877–78 гг.; достижение ядерного паритета с США при Брежневе). Более того, возможно даже некоторое расширение пределов государства или сферы его влияния (присоединение территорий Дальнего Востока и Средней Азии при Александре II и внешнеполитические успехи СССР в третьем мире при Брежневе). Но все это – только инерция былого могущества. После надрыва меняется характер державного бытия. Если до надрыва происходило постепенное, хотя и, возможно, прерывавшееся нарастание могущества, то после надрыва неизбежно будет следовать ослабление державы, которое мы и называем деградацией. Например, после смерти Сталина, несмотря на все вышеперечисленные успехи, Третья держава безвозвратно утратила былую пассионарность. Скорее она пыталась сохранить то, что имела, чем приобрести что-то новое. Попытки же приобретения часто заканчивались тяжелыми поражениями (самый яркий пример – Афганистан).

На этой стадии могут чередоваться ограниченные реформы и периодические реакции, попытки возврата к тем формам политического режима, которые имели место на стадии эскалации. Но в этот период любая активность державы, направленная на преодоление кризиса – как реформаторская, так и консервативная, – не снимает проблем, а только в лучшем (для державы) случае отодвигает их. Держава оказывается в положении, близком к тому, который в шахматах называется «цугцванг», когда каждый следующий ход ведет к общему стратегическому ухудшению положения. Реформы приводят к активизации противников режима и при этом не могут устранить коренных противоречий державы, а реакция, которая «подмораживает» общественные процессы, только подготавливает следующий социально-политический взрыв. Деградация является необратимым процессом и неизбежно заканчивается гибелью старой державы.

В России одним из основных признаков смены держав является резкость перехода от одного режима к другому, выражающаяся в колоссальных социально-политических сдвигах, сопровождающихся кровавой междоусобицей и иноземной интервенцией. Причем этот переход должен происходить после заметного ослабления политического режима деградирующей державы. Уничтожение старой державы сопровождается физической гибелью связанного с нею верховного политического лидера последнего периода ее существования. Эту гибель можно считать главным элементом кадровой трансформации, сопровождающей смену держав. Смене держав в 1613 г. предшествовала гибель в польском плену царя Василия Шуйского и его брата Дмитрия в сентябре 1612 г. Завершение процесса смены держав в июле 1918 г. сопровождалось убийством Николая II и его семьи в Екатеринбурге.

Для того чтобы рассмотреть состояние современной российской государственности, выделим несколько наиболее наглядных и верифицируемых критериев, позволяющих установить, имела ли место смена держав в России в конце ХХ века и на какой стадии находится ныне существующая держава. Это: 1) контролируемая государством территория; 2) демографическое состояние; 3) состояние вооруженных сил; 4) идеологическое оформление власти; 5) политическая элита и стиль ее правления.

 

Территория

В период смены держав Российское государство каждый раз утрачивало часть территорий. В начале XVII в. были потеряны Смоленск и Чернигов, балтийское побережье. В начале ХХ в. – утрачены Центральная Польша, Западная Белоруссия, Волынь, Прибалтика, Финляндия, Бессарабия.

Вскоре после завершения сопровождавших смену держав междоусобиц и войн с внешними врагами происходило постепенное расширение территории державного государства и сферы его влияния.

Первые московские князья действовали в раздробленной стране, разоряемой Ордой, но при этом территория Московского государства постоянно расширялась, а его могущество росло. Вторая держава утвердилась в стране, разоренной иноземными вторжениями и внутренней смутой. Но территориальные потери России, сопровождавшие смену держав в 1612–13 гг., были сравнительно невелики – именно благодаря тому, что на месте старой деградирующей державы утвердилась новая. Поскольку Вторая держава унаследовала от своей предшественницы политическую инфраструктуру, процесс реинтеграции территорий в XVII в. прошел значительно быстрее, чем интеграция в XIII–XIV вв. В 1634 г. начался возврат западных земель. В 1654 г. под контроль Москвы вернулся Смоленск и была захвачена Левобережная Украина.

Утверждение Третьей державы сопровождалось разрушительной и кровопролитной гражданской войной, интервенцией, голодом и эпидемиями, экономика была почти полностью разрушена. Но в результате событий 1917–21 гг. находившаяся на стадии эскалации Третья держава не потеряла контроля над русскими этническими территориями и вскоре смогла создать новую военно-политическую структуру еще быстрее, чем Вторая в XVII в. Более того, уже в 1939 г. – всего через 21 год после утверждения державы – начинается ее военная экспансия на Запад, завершившаяся захватом в 1945 г. почти всей Центральной Европы.

Итак, мы можем выделить один из признаков стадии эскалации – держава не переживает утраты подконтрольных ей значительных территорий. Более того, Вторая и Третья державы после того, как их положение стабилизировалось, сразу же начинали готовиться к броску на соседей, к возврату утраченных и захвату новых земель.

Что же мы наблюдаем в конце XX века? Россия не становилась объектом иностранной интервенции, гражданская война не разразилась, но размеры территориальных утрат российской государственности поражают. После августа – декабря 1991 г. в результате соглашений, упразднивших СССР, за пределами России осталось 50 % населения и 25 % территории бывшего Советского Союза. Численность этнических русских на этих территориях в 1991 г. превышала 25 млн человек.

Можно ли говорить о том, что на постсоветском политическом пространстве после 1991 г. наблюдается возрождение державной государственности, аналогичное тому, которое происходило при Михаиле Романове и после завершения гражданской войны в 1921 г.?

СНГ, находящееся в сфере российского влияния, существенно отличается от СССР: если в Советском Союзе в период эскалации Третьей державы нарастали центростремительные тенденции, то в Содружестве в 1992–2010 гг. российское влияние неуклонно сокращается.

В последнее десятилетие центробежные процессы проявились в «цветных» революциях в Грузии (2003 г.) и на Украине (2004 г.). Показательно, что в этих странах не только рухнули или пошатнулись коррумпированные режимы имитационной демократии, но и уменьшилось российское влияние на них. СНГ превращается из инструмента, которым пользовалась держава для сохранения своего контроля над постсоветскими республиками, в клуб национальных государств, находящихся в процессе более-менее цивилизованного развода (о чем был вынужден заявить Путин в октябре 2006 г.).

После прямого российско-грузинского военного конфликта в августе 2008 г. стало более выраженным российское присутствие в Абхазии и Южной Осетии. Однако это не является показателем расширения внешней экспансии державы. Эти регионы входили в зону военно-политического влияния России и до конфликта. Более существенно то, что в августе 2008 г. дистанцирование Грузии от РФ приобрело новое качество – это государство вышло из состава СНГ.

Проблемы державы связаны не только с сокращением влияния России в СНГ, но и с постепенным ослаблением связи автономных национальных республик с Центром. РФ представляет собой структуру, напоминающую СССР, и сохраняет административно-политическое деление советской эпохи. Российская Федерация – это национальное государство, в которое входят еще двадцать национальных республик, имеющих почти все государственные атрибуты и институции.

Самым ярким примером является положение в Чечне. Российское руководство с начала чеченского кризиса оказалось неспособно его разрешить. Начало военных действий в декабре 1994 г. продемонстрировало некомпетентность российского политического руководства и военного командования. Первая чеченская война унесла десятки тысяч жизней и закончилась унизительным для державы Хасавюртовским миром. Начавшееся в 1999 г. новое «замирение» Чечни привело к установлению в этой республике диктатуры клана Кадыровых. Более того, РФ фактически стала данником нового чеченского режима, лояльность которого пока обеспечивается массированными финансовыми вливаниями из федерального центра.

Особой проблемой РФ является уменьшение численности русского населения в национальных республиках. В Чечне и Ингушетии за 16 лет русское население почти полностью исчезло (в 1989 г. треть населения Чечни составляли русские). Конечно, Чечня и Ингушетия – это особые случаи. Однако процессы уменьшения русского населения протекают в большинстве национальных республик РФ. Например, в Татарии доля татарского населения с 1989 по 2002 г. преодолела пятидесятипроцентный рубеж (согласно официальным данным, признанным Москвой). В Якутии в 1989 г. представители титульной нации составляли только треть населения, а в 2002 г. – уже более 46 %. В органах власти практически всех национальных республик доля этнических русских меньше, чем их доли в численности населения этих республик. Уменьшение доли русских (представляющих собой силу, привязывающую автономии к РФ) предопределяет постепенный дрейф национальных республик от Центра и, в конечном счете, их отделение.

 

Демография

Демографическое благополучие является одним из ключевых проявлений сильной державы. Новые поколения, идущие на смену старым, обеспечивают эскалирующей державе динамизм, их ресурсы могут быть направлены ею на расширение своей экспансии – политической, идеологической, экономической и военной.

В прошлом смены держав сопровождались в России катастрофической убылью населения, но вскоре после этого начинался его устойчивый рост. Если в середине XVI в. в России проживало около 9–10 млн чел., то к 1620 г. ее население сократилось до 3,5 млн², но уже в 1719 г. составило 15,6 млн чел.³

Демографической катастрофой сопровождалась смена держав в начале ХХ века. Однако уже в 1922 г. начинается стабилизация положения. За четыре года (1922–26 гг.) население СССР стремительно увеличивалось и, согласно переписи 1926 г., превысило 147 млн Это примерно столько же, сколько жило на этих территориях в 1917 г. Впоследствии, несмотря на колоссальные потери в ходе коллективизации и войны 1941–1945 гг., численность населения СССР на стадии эскалации Третьей державы довольно быстро восстанавливалась. Коэффициент суммарной рождаемости (фертильности) в СССР в период правления Сталина опускался ниже уровня простого воспроизводства населения только в 1944–45 гг.

Вскоре после того, как Третья держава перешла на стадию деградации (1953 г.), демографические показатели в СССР заметно ухудшились. В середине 1960-х гг. в РСФСР (основной республике СССР) коэффициент суммарной рождаемости опустился ниже уровня простого воспроизводства.

Тенденции, наметившиеся в демографии России в 1960–80-е гг., после 1991 г. только усилились. За 1992–2010 гг., по официальным данным, естественная убыль населения составила около 12,9 млн чел. Латентная депопуляция, в которой находилась Россия с середины 1960-х (за исключением короткого промежутка 1986–88 гг.), сменилась явной.

Сокращение российского (и прежде всего русского) населения и бесконтрольность миграционных процессов, неспособность государства обеспечить адаптацию прибывающего в Россию населения наглядно демонстрируют, что политическое руководство РФ оказалось некомпетентным или незаинтересованным в решении демографической проблемы, в обеспечении безопасности собственного государства.

Деградация державы и естественное сокращение численности населения связанного с ней государства – пересекающиеся, но не совпадающие процессы. Деградация державы может сопровождаться депопуляцией, но может протекать и без нее (Россия конца XIX в. и позднесоветского периода). Но держава не может находиться в состоянии эскалации, если в связанном с ней государстве на протяжении двух мирных десятилетий происходит явная депопуляция. Достижение державным государством уровня простого воспроизводства населения – это необходимое условие сохранения державой состояния эскалации.Латентная депопуляция в государстве, связанном с державой, является признаком ее деградации. В России с 1992 г. наблюдается уже не латентная, а явная депопуляция. Это означает, что современная российская государственность связана с деградирующей Третьей державой.

 

Состояние вооруженных сил

Третий наиболее яркий индикатор состояния державы – ее вооруженные силы, само предназначение которых – обеспечивать безопасность и экспансию державы. Заявления об усилении в последнее десятилетие военной мощи РФ не соответствуют действительности. Заметим, что успешность второй чеченской кампании вызвана не военными операциями, а «чеченизацией» конфликта – тем, что безуспешно попытался осуществить еще Ельцин в 1993–1994 гг. Выигрыш же войны с Грузией объясняется оставшимся еще с советских времен многократным превосходством российской армии в массовых вооружениях.

Обратимся к цифрам. Расходы на оборону в 2000–2006 гг. лишь на 11 % превышают в долларовом эквиваленте суммарные расходы за неблагоприятные с точки зрения сырьевой конъюнктуры 1993–1999 гг.: 90,13 и 80,75 млрд $ соответственно. При этом ельцинский максимум 1994 и 1997 гг. (18 млрд $ в год) был превзойден лишь в 2005 г.⁴

Численность вооруженных сил сократилась с 1992 по 2003 гг. с 2,75 до 1,16 млн чел. и продолжает медленно снижаться. В части техники показательна динамика количества танков: в начале 90-х гг. у СССР их было более 65 тыс., в современной России – 23 тыс., при этом в строевых частях – около 6 тыс., а в частях постоянной готовности – лишь 1–1,5 тыс. машин. На начало 2003 г. доля современных образцов вооружения и военной техники составляла, по официальной оценке, 20–30 %, в то время как в современных армиях мира этот показатель – более 70 %. Таким образом, валовые показатели количества техники и вооружений слабо отражают состояние современной российской армии и являются в основном советским наследием, уже физически и морально устаревшим.

В постсоветский период оборонно-промышленный комплекс РФ утратил множество технологий и целые поколения квалифицированных кадров. Значительной проблемой остается демотивация военнослужащих и их депрофессионализация, низкий уровень подготовки офицерского и генеральского корпуса.

На 01.01.92 г. РФ имела 6 447 ядерных зарядов, на 01.01.00 г. – 5 842, на 01.01.07 г. – 3 344 заряда, а на 01.07.09 г. – 2 683 заряда, т. е. почти в 2,5 раза меньше, чем в 1992 году. При этом если в 90-е годы настойчивое требование США ликвидировать высокоустойчивые и малозаметные (выглядят как обычный вагон-рефрижератор) мобильные железнодорожные комплексы РТ-23 реализовано не было, то в 2000–2003 гг. все РТ-23 были уничтожены. Оставшиеся в большом количестве «Тополя» малоэффективны в условиях развитой спутниковой оптической, инфракрасной и радиолокационной разведки. При сохранении существующих тенденций (крайне низкий темп строительства новых ракет при ускоряющемся выводе старых) в течение ближайших 10 лет РВСН могут сократиться до 100–200 однозарядных межбаллистических ракет.

В сфере обычных вооружений отмечается существенное (в несколько раз) снижение объемов закупок по сравнению с периодом 1990-х годов, срыв государственных программ перевооружения и деградация содержания самих этих программ. Так, в 1992–1999 гг. войска получили 120 танков Т-90 (4 батальона) и до 30 Т-80У (1 батальон). За 2000–2007 гг. поступление танков не превысило 90 Т-90 (3 батальона). В ельцинское правление ВВС получили до 100 машин (Ту-22М3, Су-24М, Су-27, Су-30, Су-35, МиГ-29С, МиГ-31Б). За 2000–2007 гг. было закуплено всего два новых самолета Су-34 и модернизировано 30–40 Су-27 и Су-25. В 1992–1999 гг. ВМФ РФ получил около 50 боевых кораблей и катеров, заложенных еще до распада СССР, а также построены или начато строительство еще нескольких подлодок и до десятка катеров. С 2000 г. поступление новых кораблей на флот резко сократилось. Были достроены еще три единицы, заложенные до развала Советского Союза, 6 катеров и подводная лодка, заложенные в 1990-е. Единственной боевой единицей ВМФ РФ, целиком построенной после 2000 года, стал малый артиллерийский корабль. На Тихом океане самые старые из японских эсминцев являются ровесниками самых новых российских надводных кораблей.

Темп перевооружения и качественные характеристики закупаемых образцов военной техники таковы, что при сохранении существующих тенденций силы общего назначения РФ в течение ближайших 8–10 лет достигнут размеров вооруженных сил средней европейской страны, что не позволит обеспечить обороноспособность РФ, особенно в условиях параллельной деградации сил ядерного сдерживания.

  

Идеологическое оформление власти

Идеологию можно считать идентификационным кодом держав. Однако следует учитывать, что в период существования одной и той же державы этот код может трансформироваться – достаточно вспомнить европеизаторские реформы Петра I.

Марксистская доктрина была стержнем государственной идеологии СССР. Однако отказ от марксизма еще не свидетельствует о смене держав в Российской метакультуре.

Во-первых, переход от авторитарной идеократии к менее жесткому режиму может быть связан как со сменой держав, так и с деградацией прежней державы. Очевидно, что Третья держава на стадии деградации эволюционировала в сторону смягчения режима. Период Хрущева и Брежнева в политическом, социальном и экономическом планах был мягче, чем режим Ленина и Сталина. Режим Горбачева, Ельцина и даже Путина – в целом мягче режима Хрущева и Брежнева. Периодически может наблюдаться реакция, но тенденция в сторону смягчения режима при деградации державы в долгосрочной перспективе сохраняется.

Во-вторых, советское идеологическое наследие продолжает поддерживаться в современной РФ. Это присутствие можно разделить на две составляющих – пассивный фон и активно используемые идеологемы.

В современной России можно увидеть повсеместное присутствие советских идеологических элементов. В центре Москвы стоит Мавзолей с мумией первого лидера эпохи Третьей державы, за ним – советский некрополь, а над ними на кремлевских башнях продолжают светиться установленные Сталиным рубиновые звезды. По всей России (а также на Украине, в Белоруссии, Казахстане, Киргизии, Таджикистане) стоят памятники Ленину. Не Александру Невскому, не Минину и Пожарскому, не Филарету и Михаилу Романовым. Стоят памятники и другим деятелям советской эпохи, а в самом центре буржуазной и гламурной Москвы возвышаются статуи создателей коммунистической доктрины Маркса и Энгельса. Множество населенных пунктов, районов и улиц в РФ и в некоторых бывших республиках бывшего СССР носят имена советских политических деятелей.

Обращает на себя внимание масса деталей – по-прежнему пользуется особым статусом звание Героя России (точная калька звания Героя СССР); правоохранительная система до 2011 г. продолжала носить название «милиции» (это же название продолжает использоваться в Абхазии, Белоруссии, Приднестровье, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, на Украине, в Южной Осетии); знаменем армии РФ является полотнище, на котором двуглавые орлы соседствуют с красными пятиконечными звездами, сохраняются и знамена советских войсковых частей, официально существует обращение «товарищ» (в том числе и к верховному главнокомандующему); продолжают выходить газеты и журналы с советскими названиями; по российскому телевидению постоянно демонстрируются старые советские фильмы с выраженным идеологическим посылом. И детали эти можно перечислять очень долго.

Ряд советских элементов присутствует в государственной идеологии РФ не пассивно, а активно. При Путине в нескольких городах появились бюсты Сталина и рельефы с его профилем. В 1999 г. на здании КГБ на Лубянке восстановили мемориальную доску Андропова. В 2004 г. в подмосковном городе Дзержинский был открыт трехметровый памятник основателю советской карательной системы. В городах РФ уже в новом тысячелетии стали появляться памятники советским лидерам эпохи застоя. Так, в Новороссийске был открыт памятник Брежневу, а в Петрозаводске – Андропову (оба – в 2004 г.).

Остановимся на двух идеологических моментах, которые представляются наиболее интересными и выразительными – на государственном гимне и официальных праздниках.

Гимн является чем-то вроде светской молитвы господствующей политической системе. В конце 1990 г. гимном России становится «Патриотическая песнь» Глинки, десять лет остававшаяся бессловесной. Но уже в 2000 г. в качестве государственного возвращается гимн СССР, в основе музыки которого – мелодия «Гимна партии большевиков». Инициатором превращения в 1943 г. партийного гимна в государственный был Сталин. Он же выбрал итоговую музыкальную аранжировку и был главным редактором текста. Отсутствие в гимне РФ имени Сталина и упоминаний о партии и коммунизме не меняет его сути. Показательно, что для написания нового текста гимна российская власть выбрала все того же Михалкова, одного из авторов советского гимна и в сталинскую, и в брежневскую эпохи.

В новой России стали возникать и гимны регионов. Особенно показательна история с гимном Москвы. Им стала написанная при Сталине советская военная песня «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». В ней с хрущевских времен отсутствует последний куплет, завершающий восхваление красной столицы: «Здравствуй, город великой державы, // Где любимый наш Сталин живет!»

Теперь обратим внимание на российские официальные праздники.

Праздник – это событие, выходящее за пределы обычного порядка жизни. В общем праздновании, даже в самом поздравлении с праздником, происходит духовное единение людей и их обращение к высшим ценностям и смыслам, надстоящим над ходом обыденного времени.

В поздний советский период было два главных государственных праздника – День Октябрьской революции и (с 1965 г.) День Победы. Третья держава отмечала свое утверждение и свое главное военно-политическое достижение. После отказа от коммунистической идеологии день Октябрьского переворота перестал быть главным государственным праздником, однако оставался красным днем календаря до 2004 г., получив название «День примирения и согласия». С 2005 г. он был заменен на «День народного единства» 4 ноября. Власть и общество не пожелали или оказались неспособны отстраниться от «ноябрьских праздников». При этом день 7 Ноября был сохранен как «памятная дата» (таких дат в календаре всего пять, и только эта связана с крупным политическим событием), и ему было возвращено первоначальное значение – «День Октябрьской революции». Более того, 7 ноября на Красной площади продолжают проводиться военные парады.

Главным государственным праздником РФ и большей части ее населения по-прежнему остается День Победы 9 мая – триумф сталинского СССР, праздник государства, которое уже перестало существовать. Превращая День Победы в главный государственный праздник РФ, ее политическая элита продемонстрировала свою духовную политическую преемственность от советского строя. Начало превращения «Победы» в главный российский праздник относится к 1995 г. и проходило на фоне поражений российской армии в Чечне, только что закончившегося в 1994 г. вывода российских войск из Германии и стран Прибалтики. Эти события, отражавшие униженное состояние российской государственности, только ускорили востребование советских символов. При Путине культ событий 1941–45 гг. становится главной темой в исторической части государственной идеологии РФ.

Если судить по первым годам Советской России, можно сделать вывод, что после смены держав у новой, только что утвердившейся державы, насыщенной новыми яркими идеологическими образами и находящейся на стадии эскалации, не возникает надобности в положительном идеологическом использовании великих военно-политических побед предыдущей, ниспровергнутой ею державы. Ни Ленин, ни Сталин не превращали победы Ивана Грозного или Александра I над внешним врагом, знаменовавшие апогей могущества прежних держав, в главный советский праздник. До конца 30-х годов отношение большевиков к главному военно-политическому триумфу романовской России – войне 1812 г. – было даже враждебным. Если бы в 90-е г. произошла смена держав, то новая, набирающая мощь держава не стала бы превращать триумф предыдущей в главный объект своего почитания.

Особое место в РФ занимают еще два праздника, связанных с советской государственностью. При Путине становится выходным днем 23 Февраля. Заметим, что в качестве «Дня защитника Отечества» можно было взять день, связанный с военно-организационной деятельностью Петра I. Но лидеры РФ, конечно же, предпочли советскую традицию. Продолжается празднование дня основания ВЧК 20 декабря. Еще в 1995 г. указом президента Ельцина этот день был объявлен «Днем работников органов безопасности». Он вряд ли может быть отнесен к рядовым профессиональным праздникам типа Дня пожарника или мелиоратора – это День чекистов, стоявших на страже советской системы с 1917 г.

Получили ли статус государственных праздников даты, связанные с новейшими историческими событиями, потрясшими Россию в 90-е годы? Ведь в прошлом после смены держав каждая новая стремилась всячески подчеркнуть положительную значимость переломных исторических событий, обеспечивших ее господство. Для Романовых это были вступление в Москву в 1612 г. народного ополчения Минина и Пожарского и день коронации Михаила, для большевиков – Октябрьская революция. Что же мы видим в случае с августом 1991 года? В РФ если он и не предан политической анафеме, то, по крайней мере, игнорируется государственной властью и большей частью населения. 22 августа объявлено «Днем государственного флага». Но этот день не стал в РФ нерабочим и даже не был включен в число памятных дат (зато такой датой стало 7 Ноября). Более того, в официальном президентском послании Федеральному Собранию в 2005 г. крушение Советского Союза (прямое следствие августа 1991 г.) было названо «главной геополитической катастрофой ХХ века».

Наряду с советским наследием в современной РФ осваивается и традиционная российская символика, частично возрождается историческая топонимика. Однако востребование государством старинных символов (в случае РФ – герба, флага и прочих менее важных элементов) еще не свидетельствует о смене держав. Но даже если предположить, что в начале 90-х гг. утвердилась новая держава, сам факт ее обращения к древним государственным символам является дополнительным аргументом в пользу их политической универсальности, а значит, и возможности их использования любой державой, в том числе и Третьей.

Современная эклектическая идеология РФ, соединяющая в себе советские и традиционные исторические элементы российской государственности, может рассматриваться как прямое продолжение эволюции государственнической доктрины Третьей державы. Во второй половине правления Сталина, особенно во время и после войны 1941–45 гг., советская государственная доктрина была дополнена элементами старой русской государственности (национальная риторика, дореволюционные воинские звания, ордена русских военачальников, введение министерств вместо комиссариатов, послабление РПЦ и т. д.).

После 1991 г. изменилась политическая роль РПЦ МП. Однако и здесь мы можем проследить преемственность с советской эпохой. Современная РПЦ была создана в 1927 г. советским режимом с нарушением канонических правил и использовалась им в своих целях, как, например, в момент острейшего кризиса в 1941 г. При Брежневе отношение государства к церкви было относительно терпимым, а РПЦ превратилась в одного из коллективных «борцов за мир», деятельность которого санкционировалась партаппаратом. Высший клир при Сталине, Хрущеве и Брежневе был укомплектован штатными сотрудниками КГБ (заметим, что сегодня многие из них продолжают свое служение). При Горбачеве отношения государства и церкви стали приобретать новое качество. В 1988 г. тысячелетие крещения Руси отмечалось уже при участии этого государства. После 1991 г. РПЦ МП повысила свой политический статус, превратившись из прислужника государства, попускающего его существование, в его зависимого союзника. Сегодня патриарх награждает церковными орденами чекистов, а в лужковском храме Христа Спасителя, в сентябре 2007 г. торжественно отмечается 60-летие российского (!) ядерного оружия. Его покровителем объявлен святой Серафим Саровский, чья обитель была превращена при Сталине в Арзамас-16.

Сам факт идеологических заимствований или даже идеологической преемственности между режимами еще не свидетельствует о том, что перед нами – одна и та же держава. Важно обратить внимание не только на наличие или отсутствие элементов советской идеологии в политической системе РФ, но и на характер этого присутствия.

В современной РФ мы можем наблюдать идеологическую половинчатость и невнятность державной системы. Осуждения преступлений советского режима не произошло. Единственная попытка такого рода закончилась полным фиаско – суд над КПСС, организованный при Ельцине, превратился в фарс.

Ныне существующая держава не может вернуться к советской идеологии, но и не в силах от нее полностью отказаться. Ее элементы, с одной стороны, занимают весомую часть пространства РФ, а с другой – все же относятся к ушедшей эпохе и не претендуют на роль развивающейся идеологии. В результате можно наблюдать странное сосуществование памятников первого вождя пролетарской революции и многомиллиардных состояний олигархов; трехцветного знамени, под которым воевала армия Власова, и празднования сталинской Победы; красных звезд над Кремлем и коронованных двуглавых орлов; комплиментов «эффективному менеджеру» Сталину и рассуждений о благах демократии.

Значительная часть населения России до сих пор не имеет отчетливых чувств по отношению к Российской Федерации. По данным Левада-Центра в 1994 г. так или иначе («постоянно» и «иногда») чувствовали себя советскими людьми 58 % россиян, причем 30 % опрошенных осознавали себя советскими людьми «с гордостью»⁵. В 2000 г. 45 % респондентов лучшей из политических моделей назвали советскую⁶.

Российское общество и сформировавшаяся на его основе элита слишком во многом остались советскими, потому что смены держав не произошло. Или же можно сказать наоборот: смены держав не произошло, потому что общество и политическая элита остались советскими. Отречение от советского тоталитарного наследия еще не означало бы, что в Российской метакультуре произошла смена держав или, тем более, что прекратил свое существование сам кластер российского великодержавия. Но то, что этого до сих пор не произошло, означает, что в настоящее время деградирующая Третья держава продолжает оказывать воздействие на российскую государственность.

 

Политическая элита и стиль ее правления

Обе смены российских держав (в XVII и XX вв.) сопровождались знаковым событием – гибелью последнего верховного лидера государства, связанного со старой державой: Василий Шуйский и его брат погибли в польском плену осенью 1612 г., Николай II и его семья были расстреляны в Екатеринбурге в июле 1918 г.

Что же происходило с последним лидером СССР после августа 1991 г.? В декабре 1991 г. Горбачев ушел с поста Президента СССР, подписал указ о собственной отставке и, передав Ельцину «ядерный чемоданчик», стал главой фонда своего имени (представьте, что в 1920-е гг. недалеко от Кремля работает «Романов-фонд» во главе с Николаем II).

Особенно важно, что в 1991 г. не произошло смены системообразующих политических элит и аппаратов управления. У власти оказалась отчасти новая генерация, отчасти другая ветвь старой номенклатуры – партийные и хозяйственные функционеры, десятилетиями делавшие карьеру в Третьей державе. Причем это касается всех уровней государственного аппарата – от глав администраций сельских районов до высших государственных лидеров. На высшем уровне эту преемственность (и иерархическую, и историческую) обеспечивала фигура самого Ельцина, бывшего первого секретаря Свердловского обкома, ставшего в 1987 г. первым секретарем МГК и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. На среднем уровне, т. е. во главе регионов, оказалось множество бывших первых партийных секретарей, принявших режим Ельцина.

Остались в политике многие видные лидеры СССР, сохранившие приверженность советской идеологии. А. Лукьянов (Председатель Верховного Совета СССР в 1990–91 гг.), поддержавший августовский путч, и Н. Рыжков (Председатель Совета министров СССР в 1985–91 гг.) в декабре 1993 г. стали депутатами Государственной Думы от КПРФ (Рыжков с 2003 г. – член Совета Федерации). В 1994 г. Дума объявила амнистию всем участникам событий 1991 и 1993 гг., а генерал Варенников, отказавшийся от думской амнистии, был полностью оправдан Президиумом Верховного суда РФ. Один из лидеров ГКЧП В. Стародубцев вскоре стал губернатором Тульской области. В 2004 г. президент Путин наградил Варенникова и другого бывшего участника ГКЧП Язова (в прошлом – советского министра обороны) орденом Почета.

Весьма показательна карьера Е. Примакова, который в 1989–90 гг. был Председателем Совета Союза Верховного Совета СССР, в 1990–91 гг. – членом Президентского Совета СССР, с сентября 1991 г. – руководителем Первого главного управления КГБ СССР, а затем Центральной службы разведки СССР. Сразу после упразднения Советского Союза он становится первым директором Службы внешней разведки РСФСР-РФ и занимает эту должность до 1996 г. Впоследствии Примаков был министром иностранных дел РФ, а в 1998–99 гг. – главой российского правительства.

Одной из системообразующих партий современной России является КПРФ – продолжение, а точнее – осколок КПСС. Не выступая с революционных по отношению к правящему режиму позиций, она являлась крупнейшей думской партией ельцинского периода. КПРФ оставалась поставщиком кадров для государственной машины. Спикеры Государственной Думы (в 1993–2002 гг.), десятки губернаторов и министры были членами этой партии.

В свою очередь «либеральные реформаторы» 1991–99 гг. по своей сути оказались марксистами, считающими экономику самой главной основой жизни общества. Не понимая или не желая понять, что сущность государства осталась прежней, они пытались реформировать старую систему, созданную Лениным и Сталиным для совершенно иных целей. Реформаторы хотели в России совместить советский партийно-хозяйственный аппарат и экономический либерализм. Эта попытка привела к всепроникающей коррупции, к криминализации государства и общества, к созданию страты «олигархов», исполняющих функции государственных капиталистов, зависящих от существующего режима и потому поддерживающих его. При этом почти ничего не было сделано для создания институтов гражданского общества.

Для нашего исследования особое значение имеет имидж первого главы государства, связанного с только что утвердившейся державой. На стадии ее эскалации политической элите удавалось создавать (а массам воспринять) харизматический образ первого правителя (Александра Невского, Михаила и Филарета Романовых, Ленина). Причем после ухода таких политиков с политической сцены их популярность только возрастала – пока соответствующая держава находилась на стадии эскалации. Ельцин же после прихода к власти стал стремительно утрачивать популярность. Через несколько лет после триумфа 1991 г. и установления своего единовластия в 1993 г. рейтинг Ельцина резко снизился, и для его переизбрания в 1996 г. понадобилась лихорадочная предвыборная кампания с промыванием мозгов и умелым подсчетом голосов. Такого падения популярности в истории России не знал ни один из первых проводников воли новых, только что утвердившихся держав. Но победивший Ельцин представлял собой жалкое зрелище. Больной и уставший, он продолжал вести РФ к новым экономическим кризисам, подготавливая неминуемую политическую реакцию – новый постсоветский застой.

Преемником Ельцина на посту президента стал представитель спецслужб, начинавший свою карьеру в Пятом управлении КГБ, которое охраняло советский строй и занималось инакомыслящими. Примечательно, что другие потенциальные преемники 1998–99 гг. – Примаков и Степашин, – как и Путин, были выходцами из спецслужб. Вероятно, перехват спецслужбами рычагов государственного управления был к тому времени уже предопределенным событием.

В 80-е гг. Путин не принадлежал к высшим слоям советской номенклатуры. Но ротация кадров – это неизбежный и естественный процесс, который был лишь ускорен демократической революцией 1989–91 гг. Политическая элита пополнилась тогда новыми кадрами из демократического движения и государственного аппарата – «перестроившегося» партхозактива, комсомольских вожаков и, конечно же, представителей спецслужб. И Путин сделал карьеру в уже новых условиях – в период губернаторства А. Собчака в Петербурге. Этот союз демократа и чекиста стал олицетворением нового политического консенсуса, позволившего державе пережить болезненную трансформацию рубежа 80–90-х гг.

Если компартия обеспечивала идеологическое наполнение режима, то органы ЧК-КГБ являлись его грозным стражем. Долгое время Третья держава существовала благодаря симбиозу компартии и госбезопасности. А. Авторханов в книге «Сталин у власти» отмечал, что в СССР «…за всех думает, действует и диктует одна абсолютная сила. Имя этой силы – НКВД-МВД-МГБ. Сталинский режим держится не организацией Советов, не идеалами партии, не властью Политбюро, не личностью Сталина, а организацией и техникой советской политической полиции, в которой самому Сталину принадлежит роль первого полицейского». По мнению Авторханова, в СССР подлинно властвующей силой являлся «универсальный чекизм».

В Третьей державе после смерти Сталина две ее структуры – партийный аппарат и госбезопасность – периодически вступали в соперничество. До 1982 г. некоторые функционеры державы, сделавшие карьеру в «органах» и пытавшиеся прийти к вершине власти, терпели поражение (Берия, Шелепин, Семичастный). Но затем государственная власть оказалась в руках представителя клана госбезопасности – Андропова, сохранившего тогда баланс сил между партаппаратом и своим ведомством.

Крушение советского режима не привело к ликвидации службы «безопасности». Примечательно, что само ФСБ официально позиционирует себя как прямое продолжение ЧК – ОГПУ – НКВД, ведя свою историю от 1917 г., а в списке своих руководителей прошлых времен называя Дзержинского, Ежова и Берию. В РФ в 90-е гг. так и не была проведена люстрация. Избавившись от косного партийного курирования, госбезопасность в условиях «дикого» капитализма конвертировала часть своего политического могущества в бизнес – а затем вернулась во власть.

 

Итоги

В событиях Августа 1991 г., Февраля 1917 г. и 1612–13 гг. прослеживаются общие черты. Однако заметные во всех трех случаях проявления предельного ослабления державы получили разное разрешение. Если в 1612–13 и в 1917–18 гг. ослабевшая держава погибла, уступив место новой, то в 1991 г. гибели державы не произошло и ее деградация продолжилась. На это указывают: отсутствие территориального восстановления, переход от латентной к явной депопуляции населения, нарастающая деградация вооруженных сил и ВПК, сохранение советского идеологического наследия, отсутствие внятной государственной доктрины, сохранение советской политической элиты и стиля ее правления. Дополнительным признаком отсутствия смены держав является то, что на рубеже 80–90-х гг. не произошло гибели лидера государства, не было гражданской войны и интервенции.

События 1991 г. (утрата Коммунистической партией монополии на власть, отказ республик бывшего СССР от марксистской идеологии, а также упразднение СССР) не означают, что Третья держава прекратила тогда свое существование. Советское государство и Коммунистическая партия были связаны с Третьей державой, но не тождественны ей. Коммунистическая партия имела собственные институции, традиции и эмоциональное сопровождение. Даже если предположить, что в начале 90-х произошла смена держав, существование КПРФ показывает, что Коммунистическая партия в России может существовать отдельно от Третьей державы. Распад СССР не свидетельствует о гибели Третьей державы, так как СССР возник в 1922 г., а первым и основным государством, связанным с Третьей державой, была РСФСР, образованная 7 ноября 1917 г. в день Октябрьского переворота.

Мирная демократическая революция 1989–91 гг. привела к консолидации российской политической нации. Знаковыми событиями в этом процессе стали свободные выборы в Верховный Совет РСФСР в начале 1990 г., принятие Декларации о государственном суверенитете РСФСР 12 июня 1990 г., общенациональные выборы первого президента РСФСР 12 июня 1991 г. Таким образом, современная Россия является прямым продолжением России Советской. Переоформление российского национального государства не означает ни того, что оно связано с новой державой, ни того, что в 1990-е гг. произошла смена держав. Российское национальное государство может существовать как в связи с той или иной державой, так и без этой связи.

До 1989 г. Третья держава контролировала и использовала такие образования как СССР и ряд государств Восточной Европы. Крушение советской системы привело к тому, что территория, подвластная Третьей державе, как бы съежилась. После 1991 г. роль СССР для нее стало исполнять российское национальное государство – РФ, которое (как и СССР) включает в себя несколько национальных автономных образований. СНГ и сопутствующие ему структуры в рамках договоров ЕврАзЭС и ОДКБ можно считать эрзацем Варшавского договора и СЭВ.

Если до 1991 г. партнером и инструментом Третьей державы выступала КПСС, то после 1991 г. на ее месте возник целый ряд менее влиятельных партий (включая КПРФ и сменяющие друг друга эфемерные «партии власти»), которые одновременно являются инструментами Третьей державы и структурными элементами российского национального государства.

События Августа 1991 г. во многом созвучны Февралю 1917 г. Но в истории последних десятилетий не произошло ни Октября 1917 г., ни 17 июля 1918 г. Более того, острый демографический кризис в России, вероятно, делает уже невозможной смену держав. С окончательным завершением цикла Третьей державы можно ожидать скорее гибели всего российского державного кластера, нежели утверждения Четвертой державы.

В настоящее время деградирующая Третья держава находится в относительно устойчивом состоянии. Режим РФ не только напоминает период брежневского застоя, но и фактически является его повторением в новых исторических и политических условиях. Только на этот раз Третья держава находится в более ущербном виде, чем в предыдущий период. И новый, путинский застой является всего лишь флуктуацией на стадии деградации Третьей державы и неизбежно сменится новой «Перестройкой».

 

 

Экскурсы в миф Андреева. Приложение

 

Февраль 1917 г. и август 1991 г.

В текстах Андреева⁷ мы находим восторженную оценку Февральской революции 1917 г. Это событие Андреев связывает с ударом Демиурга⁸ Российской метакультуры по цитадели российского великодержавия: 

«…Глыбы ее треснули и расселись, и эта минута стала великой и потрясающей для всего русского народа. Треснула и расселась сама имперская государственность, и сквозь образовавшуюся брешь миллионы человеческих душ увидели духовным зрением голубое сияние Навны⁹. Они увидели близость той, чье освобождение будет залогом осуществления метаисторической миссии русского народа – путем ко всечеловеческому Братству. Их сознания не могли вместить это лучезарное видение, но на несколько великих дней вся атмосфера их существа исполнилась неописуемой радости и опьяняющей веры. То была вера в свершение вековой мечты, в наступление всеобщего счастья. […] Видение угасло, цитадель устояла, разум так и не понял ничего в происшедшем, но память о захватывающей минуте какого-то всемирного предчувствия, какого-то предварения всечеловеческого Братства осталась во множестве человеческих душ …» (РМ, 442).

Эти слова Андреева кажутся созвучными не только событиям Февраля 1917 г., но и Августа 1991 г. Как и в 1917 г., в 1991 г. произошло крушение государственного режима. Но из того, что вскоре после Февраля 1917 г. в Российской метакультуре произошла смена держав, еще не следует, что после Августа 1991 г. события должны были развиваться точно так же. В новейшей истории России нет события, аналогичного ни Октябрю 1917 г., ни 17 июля 1918 г.

В текстах Андреева мы можем найти любопытный фрагмент, имеющий отношение к теме нашего исследования. Это отрывок из черновых записей, который можно датировать примерно 1957 г. В нем встречаются слова о том, что рано или поздно между Демиургом и Третьим Жругром¹⁰ произойдет решающая битва, которая завершится гибелью последнего уицраора и самого российского великодержавия. Но при этом Андреев допускал, что этой великой битве может предшествовать еще одна: «До вел[икой]. битвы м[ожет]. случ[иться]. еще 1. Она отобразится синхронически переворотом в Р[оссии]. и К[итае]. – оппоз[иция]. внутри и, перев[орот]. демокр.». Заметим, Андреев не говорит о том, что в демократическом перевороте, который произойдет в России, отразится смена уицраоров или что такая смена последует за демократическим переворотом. Напротив, у Андреева демократический переворот будет лишь этапом к полному уничтожению государственности Третьего Жругра и всей династии российских уицраоров.

В том, что отражением битвы Демиурга и Синклита с Третьим Жругром должен стать именно демократический переворот, можно увидеть не только политическую позицию Андреева по отношению к демократии, установление которой воспринимается им как следствие активности провиденциальных сил, но и предвидение событий, произошедших уже на наших глазах. В 1989 г. в Европе произошел распад советского блока, а в самом СССР и России демократическое движение привело к падению власти КПСС в августе 1991 г. и распаду СССР в декабре 1991 г. Одновременно с началом демократизации в СССР началось демократическое студенческое движение в Китае, которое было жестоко подавлено в июне 1989 г. (в своих записях 1957 г. Андреев не отмечает, насколько удачными или неудачными будут предвиденные им демократические перевороты).

Эгрегоры

Уицраоры в концепции Андреева – не единственная сила, определяющая бытие державных государств, тем более государств современного мира. Здесь следовало бы остановиться на понятии «эгрегор».

Эгрегоры – это «…иноматериальные образования, возникающие из некоторых психических выделений человечества над большими коллективами. Эгрегоры лишены духовных монад¹¹, но обладают временно сконцентрированным волевым зарядом и эквивалентом сознательности» (РМ, 143). Отсутствие у эгрегоров экзистенциальных центров (монад) делает их текучими, а их волю – изменчивой, склонной к восприятию чужой, более сильной воли. Андреев говорит о существовании эгрегоров государств, конфессий, партий, племен.

Согласно Андрееву, любое государство имеет свой эгрегор, даже Люксембург (РМ, 143). Из этих слов можно сделать вывод о том, что эгрегор имеется и у государств, инспирируемых уицраорами. Существование под какой-либо государственностью демона державности не означает, что у такого государства отсутствует эгрегор. Просто наиболее часто этот эгрегор является чем-то вроде орудия уицраора.

Отметим, что в тексте «Розы Мира» есть фрагмент, который, казалось бы, можно понимать в том смысле, что эгрегоры государств исчезают после появления под соответствующим государственным образованием уицраора. Андреев так пишет о послемонгольском периоде русской истории: «Эфирные ткани русского эгрегора были поглощены демоном государственности. Эгрегор, как некое подобие личности, обладавшее подобием сознательности и подобием воли, перестал существовать. Те излучения человеческих психик, которые превращались в его ткань, отныне сделались продуктом питания Жругра» (РМ, 291–292). Очевидно, что под «русским эгрегором» в данном случае понимается государственный эгрегор Киевской Руси: «Как и всегда над большими коллективами, над Киевским государством дышало и зыбилось то иноматериальное образование, о подобных которому уже говорилось в главе про средние слои Шаданакара¹² под названием эгрегоров» (РМ, 270).

Но в каком историческом процессе отразилось поглощение эгрегора уицраором?

Андреев отмечает, что эгрегор, о котором идет речь, отличался нестабильностью: неблагоприятные метаисторические обстоятельства, как внутренние, так и внешние, приводили к «отрывам» от него «…отдельных частей, начинавших жить ущербной, призрачно-самостоятельной жизнью» (РМ, 275). Если мы посмотрим на историю Киевской Руси, то нетрудно будет заметить, что уже в XII в. она фактически распалась на несколько самостоятельных княжеств. Монгольское нашествие способствовало их дальнейшему обособлению.

Территориальный рост Московского княжества, в котором стала проявляться воля первого уицраора, приводил к постепенной ликвидации самостоятельных русских княжеств и земель. Последней была ликвидирована независимость Рязани – в 1520–21 гг. В пределах Литовского государства остатки Киевской государственности были упразднены в 1471 г. – именно тогда перестало существовать автономное Киевское княжество.

Мы видим, что если эгрегор государства перестает существовать, то этот процесс находит рельефное выражение в земной истории. Но это еще не всё. Сам факт поглощения российским уицраором тканей древнерусского эгрегора еще не означает, что Московское государство не имело собственного эгрегора, подконтрольного уицраору.

Здесь мы можем привести слова Андреева о том, что уицраор США родился только в ХХ веке (РМ, 187)¹³, тогда как американское государство сформировалось в последней четверти XVIII в. Появление уицраора не привело ни к ликвидации, ни к заметной внешней трансформации институтов национального демократического государства. А именно данные институты представляют собой проявление в истории этого государственного эгрегора. Если же допустить, что с появлением уицраора эгрегор США исчез, то тогда нужно будет признать, что изменения в метаисторической сфере могут никак не отражаться на ходе исторического процесса. В таком случае были бы тщетны все наши попытки провести метаисторический анализ, опираясь на эмпирические факты, а метаисторическая панорама Андреева оказалась бы полностью от них изолированной.

Следующий пример из текста «Розы Мира» касается нового уицраора Мусульманской (Ближневосточной) метакультуры, родившегося после поражения Османской империи. Андреев говорит, что он проявляет свою волю то в одном, то в другом государстве этой метакультуры, начав с кемалистской Турции (РМ, 187). А это означает, что каждое из этих государств помимо уицраора связано и с собственным эгрегором.

Еще один любопытный фрагмент – о Корее. Андреев говорит, что после 1949 г. попытки советского и китайского (коммунистического) уицраоров перейти в наступление в историческом слое «завершились трехлетней войной в Корее…» (РМ, 492). Но главным инициатором и участником войны было отдельное государство, которое к 1950 г. уже даже не было оккупировано советскими войсками, – Северная Корея. У этого государства были все соответствующие атрибуты и символы, национально-коммунистическая идеология, правительство, армия. Исходя из логики Андреева, у него должен быть и свой эгрегор, пусть и подконтрольный на тот момент двум уицраорам.

Если мы с Дальнего Востока перенесемся в Восточную Европу и здесь применим логику и лексику Андреева, то увидим, что сателлиты СССР в этом регионе находились под контролем Третьего Жругра. Но эти восточноевропейские государства продолжали иметь свои эгрегоры.

Вполне естественно, что свой эгрегор имел и СССР, а также и входившие в его состав республики, в том числе РСФСР – сколь бы слабыми и незначительными эти эгрегоры ни были. Собственный эгрегор был и у ВКП(б)-КПСС – Андреев отмечает существование эгрегоров «массовых воинствующих партий нового времени» (РМ, 144). Соответственно, выход из-под контроля российской государственности ряда восточноевропейских стран и прекращение существования эгрегоров СССР и КПСС еще не означает, что вместе с ними погиб и Третий Жругр.

 

Отпочкования

Согласно Андрееву, за время существования уицраора от него отпочковываются детища, стремящиеся уничтожить своего родителя и занять его место. В российской истории борьба отпочкований с погибающим уицраором и друг с другом проявлялась в кровавых междоусобицах, сотрясавших Россию в 1605–14 гг. и в 1917–21 гг.

Если отпочкования возникают на стадии эскалации уицраора, они обречены на уничтожение. В эпоху Второго Жругра таковыми были отпочкования, связанные с движениями Разина, Пугачева, декабристов (РМ, 436). В эпоху Третьего – с внутрипартийной оппозицией 20–30-х гг. и власовцами в 1942–45 гг. (РМ, 485). Но деградирующий уицраор не в состоянии уничтожить ни одно из отпочкований, бросающих ему вызов. В эпоху Первого Жругра они направляли различные движения эпохи Смуты, в эпоху Второго – народовольцев и продолжавших их дело эсеров; большевиков; кадетов и октябристов; и уже в 1917 г. перед самой гибелью Второго Жругра как более-менее политически организованная сила появляются анархисты.

Только что утвердившийся после смены новый уицраор быстро (обратим на это внимание) уничтожает своих «собратьев», возникших на стадии деградации прежнего уицраора. Вскоре после 1613 и 1918 гг. были подавлены все очаги оппозиции, связанной с отпочкованиями, возникшими в эпоху предыдущего уицраора.

В «Железной Мистерии» после гибели Третьего Жругра в результате схватки с уицраорами Запада (в истории она должна была отразиться в ядерной войне) остаются три его детища, три, как их называет Андреев, «отпочкования», стремящихся стать новым уицраором. Их волю в историческом слое выражают три Оратора:

П е р в ы й о р а т о р

Мы – обездоленные
эксплуататорской
цивилизацией,
О коммунизме
припоминающие,
скорбя…

В т о р о й

За мною – русская,
многострадальнейшая
из наций,
От иностранщины
обороняющая
себя…

Т р е т и й

За мной – Европа
военных подвигов,
а не иллюминаций:
Стальной пружиной
она раскрутится,
мир дробя!

(ЖМ, 267–268)

Ядерной войны в 60-е гг. удалось избежать, хотя в 1962 г. СССР и США стояли на самом ее пороге (в момент Карибского кризиса, который закончился фактически поражением СССР). Следующий виток холодной войны завершился новым поражением СССР. Оно происходило параллельно нарастанию внутреннего кризиса и оживлению с середины 80-х гг. общественной жизни. И в середине-конце 80-х гг., когда демократия сделала возможным открытое провозглашение политических взглядов, в политической жизни СССР появились радикальные движения, за которыми угадываются те самые отпочкования Третьего Жругра, появление которых предвидел Андреев.

Если посмотреть на радикальную антидемократическую оппозицию в современной РФ, стремящейся к свержению существующего политического режима, то будет нетрудно заметить, что политические радикалы, появившиеся в середине 80-х гг., продолжают сохранять активность и в настоящее время. В современной РФ действуют три политические течения такого рода: необольшевистское (к которому не относится КПРФ, являющаяся составной частью ныне существующего политического режима), национал-традиционалистское (к нему не относится ЛДПР) и, наконец, неонацистское. Все эти течения несут в себе ядра потенциальных держав. Они не столь влиятельны, но их представителей отличает резкая нетерпимость к существующей ныне державе и стремление заменить ее новым строем.

Три отпочкования, если следовать логике андреевских текстов, должны были появиться вне зависимости от того, погибнет Третий Жругр или нет. При этом Андреев, предсказавший их появление, ничего не сказал о «демократическом» отпочковании. Но если в настоящее время царствует некий уицраор и у Третьего Жругра должно было появиться всего три отпочкования, которые в настоящее время живы и активны, то из этого следует, что царствующий ныне уицраор – это все тот же Третий Жругр. Именно поэтому этот дряхлый уицраор не может уничтожить своих мятежных отпрысков. Если бы смена уицраоров произошла в 90-е гг., новый воцарившийся полный энергии уицраор легко уничтожил бы всех своих неудачливых собратьев-конкурентов.

Немецкая параллель

В 1991 г. на смену советскому авторитарному строю пришел новый строй, сочетающий демократические и авторитарные элементы. Замена тоталитарного (а также авторитарного или полуавторитарного) режима на демократический (в той или иной степени) еще не означает, что произошла смена держав. Попробуем проиллюстрировать это утверждение конкретным историческим примером, сопоставив политические судьбы современной России и Германии первой половины ХХ века.

Государственность Германии – это один из тех немногих случаев, когда мы можем найти в текстах Андреева относительно развернутые суждения о метаистории иной страны. И мы полагаем, что небольшие фрагменты текстов Андреева, в которых идет речь о германской государственности, дают возможность установить, когда происходила смена держав в Германии, а затем и сопоставить сделанные выводы с нашей оценкой ситуации в современной РФ.

В «Розе Мира» даны примерные временные координаты существования немецких уицраоров. Андреев называет Вторым уицраором Германии то существо, которое воздействовало на ее государственность в XIX в.: «…в этом столетии II германский уицраор стал настолько силен, что плен этой соборной Души в одной из цитаделей Мудгабра¹⁴ превратился в почти полное порабощение ее воли…» (РМ, 230). Соответственно, этот же уицраор несет вину и за развязывание Первой мировой войны 1914–18 гг.: «…инициатором мировой бойни явился уицраор Германии, обезумевший от стремительности собственного роста, алчности и зависти, потерявший правильный глазомер и лишившийся способности трезво сопоставлять вещи и в своем, и в нашем мире» (РМ, 441). Третьим уицраором Германии являлось то существо, человеко-орудием которого был Гитлер (РМ, 480 – на этой странице имя Гитлера прямо не названо, но из контекста понятно, что речь идет именно о нем). В 1945 г. Третий уицраор Германии погиб. И вместе с его гибелью прекратилась старая династия уицраоров Германии (РМ, 187), а его сердце было пожрано Третьим Жругром (РМ, 485).

Когда же произошла смена немецких держав? В истории Германии первой трети ХХ века есть две ключевые политические даты, связанные со сменой политических режимов, – 1918–19 гг. и 1933–34 гг. Естественно, что до Ноябрьской революции 1918 г. государственность Германии была связана со Второй державой, а после августа 1934 г. (2 августа умер президент Гинденбург, 19 августа на референдуме большинство немцев высказалось за объединение постов канцлера и президента в руках Гитлера) – уже с Третьим. Значит, смена держав может быть соотнесена с одной из этих дат.

Для определения этой даты посмотрим на состояние Веймарской Германии. Во-первых, в этот период Германия была побежденным и ослабленным государством. Постоянные экономические и политические кризисы, аннексия и оккупация части территории победителями, угрозы нацистского и коммунистического переворотов – все это демонстрирует, что держава Германии находилась в этот период в состоянии глубокого упадка. Во-вторых, президентом Германии с 1925 по 1934 гг. был Гинденбург, который всю свою жизнь служил кайзеру и остался монархистом, даже будучи президентом республики, а в 1914–18 гг. был основной фигурой немецкой военной машины. В-третьих, ведущими политическими партиями в Веймарской Германии были социал-демократы и католический Центр – те самые партии, которые имели наибольшее влияние в рейхстаге до ноября 1918 г., то есть в период существования Второй державы. Совокупность этих факторов позволяет сделать вывод, что государственность Веймарской и кайзеровской Германии была связана с одной и той же державой.

Вторая держава Германии в 1914–18 гг. пережила перенапряжение, а в августе – ноябре 1918 г. – надрыв. Следовательно, в 1918–34 гг. она находилась на стадии деградации, предшествующей смене держав. Соответственно, смерть Гинденбурга и проведенный Гитлером референдум по вопросу о слиянии постов канцлера и президента в августе 1934 г., окончательно утвердивший над германским государством власть Гитлера, можно считать событиями, ознаменовавшими завершение процесса смены держав. Германии (в отличие от России) удалось избежать гражданской войны во многом благодаря тому, что давно сформировавшееся и устойчивое немецкое национальное государство блокировало междоусобицу.

О том, что смена германских держав произошла в 1934 г., свидетельствует целый ряд политических сдвигов: утверждение новой радикальной тоталитарной идеологии, смена политических элит, стремительное усиление германского государства после 1934 г., резко контрастирующее с его приниженным положением в 20-е и в начале 30-х гг.

Итак, мы можем заключить, что факт установления в 1918–19 гг. демократического режима в Германии не означал, что там произошла смена держав. После революционных потрясений 1918 г. Вторая держава Германии смогла отчасти перестроиться и просуществовать еще некоторое время в условиях демократии. Таким образом, переход от авторитарного режима к демократии еще не означает, что параллельно этому процессу обязательно происходит смена держав. И если мы проведем параллель между Германией и Россией, то произошедшая в 1989–91 гг. в СССР-РСФСР демократическая революция еще не свидетельствует о том, что РФ не связана с Третьей державой.

Теперь сравним состояние современной РФ и послевоенной Западной Германии. Это сравнение имеет особое значение, так как во второй половине 40-х гг. под государственностью ФРГ возник новый уицраор (РМ, 187). Со второй половины 40-х и до начала 60-х держава ФРГ находилась на стадии эскалации.

В Германии гибель старой державы, связанной с нацистским режимом, и возникновение новой, связанной с государственностью ФРГ, сопровождались денацификацией. Из официальной концепции государственной власти были исключены любые элементы, относящиеся к старой державе. Здесь важно обратить внимание именно на полноту отказа новой системы от какой-либо идеологической преемственности с предыдущей державой, отягощенной тоталитаризмом.

Коэффициент суммарной рождаемости в Западной Германии до конца 60-х гг. был выше уровня, необходимого для воспроизводства населения. И это несмотря на то, что страна находилась на стадии перехода от индустриальной экономики к постиндустриальной. Население РФ сокращается, хотя значительную его часть (ок. 27 %) составляют сельские жители.

Экономика Западной Германии, разрушенная войной, в 50-е гг. бурно развивалась. Уровень производства ФРГ (то есть только Западной Германии) превысил уровень производства всей довоенной Германии уже в 1950 г. (!). К началу 60-х экономика ФРГ была второй экономикой западного мира.

К какой же Германии ближе политическое и государственное состояние современной РФ – Веймарской Германии Гинденбурга, нацистской Германии Гитлера или ФРГ Аденауэра? Что мы видим в РФ?

Советское идеологическое наследие не преодолено. Чтобы лучше почувствовать, как сильно идеологически отличаются режимы ФРГ и РФ, представим себе на минуту, что в каждом немецком городе стоят памятники Гитлеру, государство возглавляют бывшие гестаповцы, а дни Пивного путча или назначения Гитлера рейхсканцлером отмечаются как памятные даты.

Экономика держится за счет продажи углеводородного сырья. Несмотря на нефтегазовый бум, в РФ только в 2006 г. (согласно официальным данным) был достигнут уровень производства РСФСР 1990 г. – отнюдь не самого благополучного года советской экономики. Уровень жизни в России существенно ниже, чем в странах Запада, хотя никаких войн и оккупаций РФ в 90-е гг. не переживала.

Особенно важно отметить асимметричность в соотношении государства и общества и их сил в послевоенной Германии и постсоветской РФ. Если в Германии в период правления Аденауэра сильное национальное государство сочеталось с развитым гражданским обществом, это государство контролирующим, то в России Ельцина и Путина слабое и коррумпированное государство осуществляет давление на еще более слабое и недоразвитое гражданское общество.

В середине 90-х А. Янов назвал РФ «Веймарской Россией». В этом определении очень точно уловлено состояние российской государственности после 1991 г. Правда, в отличие от Германии 30-х в современной России смена держав уже, вероятно, произойти не может. Хотя претенденты на эту роль и проявляют себя в политическом пространстве современной РФ. 

 

ОБСУДИТЬ НА ФОРУМЕ

 

 
________________
¹ У Д. Андреева «метакультура» – это многомерная метафизическая и метаисторическая реальность, находящая свое проявление в истории и географии. Развитие метакультуры представляет собой значительно более сложный процесс, чем те линейные модели, которые представлены в цивилизационных концепциях Данилевского, Шпенглера, Л. Гумилева. В нашей работе мы будем использовать термин «метакультура» как аналог «цивилизации», понимаемой как историко-культурная общность, обладающая неповторимым своеобразием и особой миссией. При этом метакультуры в истории не изолированы друг от друга, границы между ними во времени и пространстве весьма условны. Они все находятся во взаимодействии друг с другом и составляют единую человеческую цивилизацию.     [обратно]

² Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI – начало XX вв.). – М., 1973. С. 26; История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. – М., 1993. С. 17; Копанев А. И. Население Русского государства в XVI в. // Исторические записки. 1959. Т. 64. С. 237–244.     [обратно]

³ История Европы. Т. 4. – М., 1994. С. 272.     [обратно]

⁴ 1993 г. – 3,34 млрд $, 1994 г. – 18,43; 1995 г. – 13,04; 1996 г. – 15,65; 1997 г. – 18,03; 1998 г. – 8,42; 1999 г. – 3,84; 2000 г. – 5,08; 2001 г. – 7,5; 2002 г. – 9,01; 2003 г. – 11,27; 2004 г. – 14,36; 2005 г. – 19,17; 2006 г. – 23,74 (по Храмчихин А. На повестке дня – создание новой армии // Независимое военное обозрение от 08.02.08 г.).     [обратно]

⁵ Левада Ю. Человек в поисках идентичности: проблема социальных критериев [1997] // Он же. От мнений к пониманию. М., 2000, с. 422–437. http/www.polit.ru/research/2005/04/14/neighbours.html#_ftn1     [обратно]

⁶ http/www.polit.ru/research/2005/04/14/neighbours.html#_ftn1     [обратно]

⁷ Ссылки на тексты Д. Андреева даются в круглых скобках. Условные обозначения: РМ – «Роза Мира», ЖМ – «Железная Мистерия». Номера страниц указаны в соответствии с изданием: Андреев Д. Л. Собрание сочинений в трех томах. М., 1993–1997. Нумерация страниц во втором томе соб. соч. соответствует отдельному изданию «Розы Мира» – Д. Л. Андреев. Роза Мира. М., 1998.     [обратно]

⁸ Демиург – дух-народоводитель метакультуры.     [обратно]

⁹ Навна – условное имя соборной души Российской метакультуры.     [обратно]

¹⁰ Жругр – общее имя уицраоров Российской метакультуры.     [обратно]

¹¹ Монада – первичная неделимая бессмертная духовная единица.     [обратно]

¹² Шаданакар – система разноматериальных слоев нашей планеты.     [обратно]

¹³ На наш взгляд, возникновение Американской державы можно отнести к 1894 г., а ее утверждение – к 1896 г.     [обратно]

¹⁴ Мудгабр – иноматериальный слой, в котором обитает античеловечество Северо-западной метакультуры.     [обратно]

 

К вопросу об эвристических способностях ума и роли аномалий в эволюции.

В одном высокоинтеллектуальном разговоре я в ответ на какой-то свой неочевидный для собеседника аргумент получил от него следующее заманчивое предложение, практически никак не связанное с темой предшествующей беседы: "Вы лучше с двух пинков напишите трактат о том как "человек разумный" в изменившихся условиях внешней среды произошел от гомосексуальных связей человекоподобных обезьян, страдавших шизофренией". 

Предложение оказалось слишком заманчивым, чтобы я от него отказался. В течение тех восемнадцати с половиной минут, которые я уделил этой, без сомнения, перспективной и актуальной теме, я успел почти что убедить себя, что так оно и было на самом деле, как тот преподаватель, который, повторив объяснение третий раз, понял его сам, в то время как критикуемые им за недостаток интеллекта студенты продолжали его не понимать.

После принятия, так сказать, российским, так сказать, парламентом, так сказать, закона о запрете пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних не могу не внести свою лепту в интригующий и нетривиальный процесс установления того, что представляют из себя понятия "норма" и "традиция" и какой именно круг явлений эмпирической действительности в сексуальной сфере они включают в свой объем.

Итак, рассмотрим проблематику гомосексуальных контактов склонных к шизофрении приматов и их возможную роль в генезисе вида Homo Sapiens. Какие аргументы мы можем привести в пользу этой гипотезы? Аргументы же против оной редакция "Выхода" будет с нетерпением ждать от, так сказать, депутатов г-на Милонова и г-жи Мизулиной. 

 

1. Гомосексуальные связи могли способствовать отрыву сексуальной практики как психотехники от потребностей размножения. 

2. Тем самым такие связи способствовали выделению человека из животного мира, куда более строго обусловленного "природой", предельно узкоутилитарного. 

3. Таким образом, гомосексуальность и признание ее видом нормы могло способствовать эмансипации человека как вида от жесткой обусловленности проблемами выживания, размножения и самосохранения. 

4. Без такого отрыва было бы невозможно развитие философии, искусств и прочего, к выживанию прямого отношения не имеющего. 

5. Шизофренические черты способствовали обретению способности находиться продолжительное время в измененных состояниях сознания, в которых происходят инсайты (разнообразные озарения, вспышки интуиции). 

6. Гомосексуальные связи шизофренических обезьян, таким образом, способствовали разрушению жестких биологическо-социальных стереотипов, выводили коллективное сознание на новый уровень. 

7. Коллективное сознание (бессознательное) является общим для всех особей внутри биологического вида, так что в результате экспериментов гомосексуальных шизофренических обезьян изменялось сознание и остальных, "нормальных" особей вида, которые также получали новые открытые сверхспособности. 

8. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов бисексуальность. Гомосексуальный шизофренический опыт мог передаваться не только на уровне коллективного сознания, но и физически, за счет гетеросексуальных контактов особей, имевших гомосексуальный шизофренический опыт.

9. Нельзя сбрасывать со счетов и фактор, отмеченный Теренсом Маккеной: человек произошел в результате симбиотической связи проточеловеческой группы приматов с некоторыми видами грибов, содержащих психоактивное вещество триптаминовой группы.

10. В результате этого симбиоза, в ходе которого приматы поедали эти грибы, собирали их и разносили споры (в этом была выгода грибам) человечество выработало коллективное сознание, в рамках которого стало возможно применение второй сигнальной системы, т.е. языка. 

11.Кроме того, возможно, это сознание оказалось общим, "обезьянье-грибным", симбиотическим.

12. В симбиотических актах с грибами шизофрения у приматов приобретала интегральный характер.

13. Именно сочетание интегральной симбионтной шизофрении с гомосексуальной практикой могло вывести эту группу приматов на новый уровень. Шизофрению следовало подкрепить использованием базовых биологических психотехник, иначе у таких коллективных психозов не было бы биологической опоры.

14. Гомосексуализм же без шизофрении не имеет выраженного интеграционного потенциала.

 

А теперь о насильственных (иерархических) и добровольных (горизонтальных, или сетевых) гомосексуальных контактах у приматов.

Иерархические гомосексуальные контакты приматам известны. Альфа-самец совершает сексуальное действие с нижестоящим в иерархии самцом. Альфа - в активном положении, подчиненный - в пассивном. Проблема в том, что стучание по голове подчиненного может вызвать шизофреническое состояние только у подчиненного, но не у альфы - и тем более, не у всей группы приматов (как это имеет место быть в случае поедания психоактивных грибов). Так что нужный эффект не может быть достигнут. Напротив, насильственное действие, будучи иерархическим, притупляет интеграционные способности как у насильника, так и у жертвы. У группы в целом снижается потенциал творческого "горизонтального" внеиерархического сетевого развития. Гомосексуальное же действие насильственного характера не выводит человека из рамок биологической жесткой зависимости - а всего лишь переключает акт с целей размножения на вполне свойственное животным утверждение иерархической пирамиды. 

Да, конечно, внеиерархический свободный с обеих сторон гомосексуальный контакт - могут возразить мои оппоненты - имеет целью вполне животный фактор достижения удовольствия. Но - что важно - взаимного удовольствия. Насилие минимизирует творческую способность и эмпатию. Благотворное влияние интегрирующей шизофрении в такой ситуации (насилия) проявиться не может. Напротив, такие сообщества имеют тенденцию к регрессу.

Впрочем, есть альтернативная под-гипотеза.

Гомосексуальные контакты иерархического насильственного типа тоже способствовали формированию вида Homo Sapiens, в сочетании с интегративной шизофренией. Только развитие это направлялось в деструктивную сторону. Секс как насилие и эгоистическое удовлетворение вносил деструктивную струю в интеграционный процесс. Сам по себе он не мог вызвать интеграционных изменений - они могли быть вызваны только в условиях сети. Таким образом, в интеграционном процессе возникло паразитарное образование, стремившееся, подобно опухоли, использовать позитивные наработки творческого эволюционного процесса в своих отнюдь не прогрессивных интересах.

Таким образом, прогрессивными интеграционными сообществами можно считать те, в которых нормальной считается ненасильственная сетевая гомосексуальная связь и осуждается иерархическая насильственная. Регрессивные же сообщества считают более приемлемой именно иерархическую насильственную гомосексуальную связь - если и не прямую физическую (как в жестких сообществах типа зоны или армии), то символическую (отражающуюся в языке: ""прикрыть ж.пу", "рвать ж.пу" и так далее) - а сетевые добровольные партнерские гомосексуальные связи в регрессивных сообществах осуждаются.

 

Предлагаю российским, так сказать, законодателям и другим, так сказать, ветвям власти рассмотреть указанную гипотезу и поскорее оформить ее в качестве закона природы и общества, преподаваемого в средних и высших учебных заведениях. 

 

Мнение автора, как писал Пелевин, не обязательно совпадает с его точкой зрения.

 

Мистический анархизм нового века - это, с одной стороны, развитие некоторых традиций русской религиозной философии (Чулков, Мережковский, Бердяев, Налимов, Даниил Андреев), с другой - восточных учений (в особенности, дзэн-буддизма), западных - методологический анархизм Фейерабенда, трансперсональная интегральная философия Уилбера и т.д. Однако речь в данном тексте пойдет не об истории этого концепта и не о учениях его создателей и разработчиков. Ниже автор постарается изложить свою собственную точку зрения на проблематику мистического анархизма.

Что такое “мистический анархизм”?

Словосочетание “мистический анархизм” состоит из двух в той или иной степени скомпрометированных частей. Слова, как о том знали еще в Древнем Китае, имеют обыкновение портиться, изнашиваться. И тогда люди либо очищают их значение, “исправляют имена” (таковы конфуцианцы), либо наполняют их новыми смыслами (это своего рода продолжение “порчи”, но вместо старой вещи может родиться на свет новая - таковы многие научные и философские термины, первоначальное значение которых уже мало кто знает и мало кто об этих значениях задумывается), либо, наконец, просто перестают использовать данное слово, вводят новое (“не вливают новое вино в ветхие мехи”) или замолкают вовсе (“пресечение имен”, путь даосов).

Слово “мистика” происходит от греческого слова “тайна”. Важным элементом эллинской духовной жизни были мистерии (“таинства”). Общепринято, что они назывались так потому, что мист не имел права выдавать “тайну” мистерий, не имел права рассказывать непосвященным о том, что с ним происходило во внутреннем, “эзотерическом” кругу. Но вероятна и иная этимология - не обязательно претендующая на вытеснение первой, но могущая ее дополнить. Тайна мистерий не просто не может быть рассказана, поскольку превышает возможности человеческого несовершенного языка, являясь чистым интегральным переживанием, для которого нет слов в языке, предназначенном для функционирования человека в реальности консенсуса.

Именно так понималось слово “мистика” в христианском богословии. Мистическое богословие - это богословие апофатическое, “отрицательное”. Оно пытается сказать о том, о чем сказать невозможно, при отчетливом осознании этой невозможности. Высшая божественная реальность находится за пределами всех возможных определений, и в отношении ее возможны не утверждения, но лишь отрицания, разговор о том, чем эта реальность НЕ является. Аналогична позиция брахманизма, выраженная в знаменитом “Нети! Нети!” (“не то! не то!”) Упанишад. Наиболее радикальной выглядит позиция буддистов, чья апофатика в итоге дала обратный катафатический результат - в буддизме восторжествовала концепция “анатмавады”, учение о “несуществовании” высшей реальности (а в пределе - какой бы то не было реальности вовсе, ответствование “нет” на любое утверждение).

Конечно, в историческом христианстве сохраняется и налет поверхностного эзотеризма - таков, например, запрет не-христианам присутствовать при таинстве “пресуществления”. Но, возможно, существует и более утилитарная мотивация у такого запрета, происходящая от тех времен, когда христианские общины подвергались преследованиям и собирались втайне не потому что так хотели, а потому, что иначе не могли. Все-таки евангельские тексты прямо указывают на открытый характер проповеди (“не ставят свечу под спудом” и “не может укрыться город, стоящий на верху горы”) - хотя есть и противоречащие моменты (“не мечите бисера вашего перед свиньями”).

Однако впоследствии термин “мистика” оброс некоторыми дополнительными коннотациями - впрочем, допустимо говорить, что произошла реанимация коннотаций, имевших место в эллинской среде, для которой это слово было элементом естественного языка. Словом “мистика” стали называть любое загадочное событие или учение, говорящее о неких незримых силах. В эпоху торжества “проекта Просвещения” под словом “мистика” стали понимать как традиционную религиозную, так и оккультную сферу - все то, что не поместилось в научную парадигму. Слово “тайна” приобрело свое первоначальное значение, раздвоив свои смыслы - мы имеем “сверъестественную” тайну и “естественную” (которой занимаются конспирологи всех мастей). Редуцирование значения выражается в том, что тайной считают нечто скрытое, спрятанное, что можно отыскать, выведать, отгадать.

Однако высокое значения слов “тайна” и “мистика” иное. Мистично то, что открыто и светит всем - но не всем заметно, поскольку они предпочитают смотреть на другое. Это очевидность, которая не видна по причине нежелания использовать зрение. Это беспредельное, которое открывается в переживании, но о котором можно дать понять другому лишь намеком, да и то при условии, что другой человек готов воспринять этот намек.

В современном мире слово “мистика” осталось как будто бы ничьим. Оно полузабыто. Оно перестало быть жупелом для сциентистов, бьющихся с “фундаментализмом” и “креационизмом”, оккультисты предпочитают идентификационный лейбл “эзотерика”, а христиане-традиционалисты (по крайней мере, в России) также скорее дистанцируются от этого термина, предпочитая отечественный аналог или вовсе занимаясь преимущественно политическими вопросами - вопросами власти. А потому этот термин вполне можно реанимировать, вернув ему его высокие смыслы.

С другой стороны, для наших целей можно использовать и иные термины - например “метафизический анархизм”, “универсальный анархизм”, “онтологический анархизм”. Но все они тоже не смогут выразить все желаемые смыслы в их полноте, отображая лишь один из аспектов концепта.

 

Теперь обратимся ко второй части рассматриваемого словосочетания. Понятия “анархизм” и “анархия” долгое время употреблялись исключительно в политических и политологических дискурсах, получая как позитивную, так и негативную смысловую и эмоциональную нагрузку. Иные, внеполитические аспекты реальности политическими анархистами учитывались редко, что приводило к казусам и оксюморонам, о которых мы поговорим ниже.

Начнем с наиболее яркого примера возможного взаимонепонимания при употреблении термина “анархия”. Часто под словом “анархия” понимается состояние общества, когда отсутствует центральная власть и ее силовые и административные структуры, и имеет место “война всех против всех”, разгул бандитизма и бесправия. Однако такое понимание “анархии” как раз и представляет собой первый из обещанных оксюморонов. Называть такое состояние безвластием - значит впадать в противоречие. Власть в состоянии агрессивного дискретного хаоса не уничтожается, но лишь распыляется, усиливаясь на микроуровнях - а значит, весьма существенным образом ограничивает свободу индивидуума. Каждый хулиган микрорайонного уровня в этом случае может сказать: “Государство - это я”.

Политические анархисты прошлого в лице лучших своих представителей, естественно, отвергали такую позицию. Но они считали приемлемым силовой захват власти для реализации своих ценностей, пусть и на микроуровне - а такие локальные массовые агрессивные захваты примитивизируют социум.

Многие современные анархисты, в частности, сторонники движения Occupy, отказались от идеи насилия. Возможно, слова “анархия” и “анархизм” в силу имеющихся в массовом сознании коннотаций и не являются лучшими для наших целей. Может быть, было бы уместно предложить относительно новый термин, такой, как вводимое Налимовым понятие “акратия”. Однако, даже если вводить новые термины, мне представляется уместным использовать и термины, вынесенные в название этого текста, поскольку они несут заряд провокативности, способствующий лучшему настрою воспринимающего и дающего ему некоторые культурные линки, пусть и отчасти “битые” или направляющие не совсем в нужную сторону.

 

Безусловные ценностные приоритеты мистического анархизма (как его видит автор – здесь и далее в тексте) – свобода как условие проявления любой активности, любовь как сущность реальности и основа взаимоотношений между людьми, творчество как реализация принципов любви и свободы.

Исходя из этих тезисов, мистический анархист считает позитивным и желательным увеличение степеней свободы отельных личностей и человеческих сообществ, за исключением тех случаев, когда временное увеличение свободы в малом влечет за собой обратный результат – существенное уменьшение свободы. Таковы действия, проистекающие из эгоизма и незнания, мотивированные желанием самоутверждения и получения удовольствия в ущерб другим существам и самому себе.

Таким образом, два полюса, задающих пространство становления в свободе – состояние бездушной неспособной к творчеству и любви, полностью лишенной свободы шестеренки в механизме – и состояние полной и совершенной божественной свободы, соединенной с безграничной любовью и неограниченной творческой способностью. Такое творчество имеет лишь одно псевдоограничение – оно не приводит к ограничению свободы других живых существ. Божественное творчество не знает подневольного материала.

Диктатура может казаться прогрессорской. Во времена войн и других форс-мажорных обстоятельств люди часто добровольно-принудительно передавали власть единоличному лидеру или лидерской группе. Однако от этого положения дел, характерного для обезьяньей стаи, путь развития пролегает к сетевому самоуправлению, к творческому действию и реагированию, когда каждый является потенциальным лидером, работающим с другими в команде, а не в конфронтации. Если применить метафору из области музыки, путь идет от шарманки или музыкальной шкатулки – через оркестр, играющий под руководством дирижера по нотам музыку, написанную композитором – к интернациональному джазу, в котором каждый совершенствуется как исполнитель, дирижер и композитор, к импровизации, где каждый – актер, сценарист и режиссер.

Временный успех прогрессорских диктатур оплачивается той или иной степенью атрофии творческих способностей человека. Прогрессорство – принудительный или форсированный «извне» вывод из патологического состояния – всегда оказывается похоже на ройзмановский «Город без наркотиков» или большевистское «железной рукой загоним человечество к счастью». Соблазн и огромная проблема в том, что человек попадает во множество ситуаций, в которых он не может обойтись без насилия. Таково, к примеру, воспитание детей. Но и в этой сфере общая тенденция в наиболее динамично развивающихся культурных зонах мира – минимизация принуждения, осознание недолжности манипулирования детьми путем формирования связи между виной и болью.

Вероятно, человечество не может прямо сейчас отменить государство, даже если  бы мы могли выставить этот вопрос на референдум и выиграть. Власть должна исчезнуть не только из центра, но и с периферии. Не только в средоточии, но и на местах. Чтобы не было государства как манифестатора идеи принуждения, следует, по совету классика, убить государство в себе. Перестать быть носителем идеи насильственной власти, перестать стремиться к господству над вселенной и ее обитателями. Иначе при ликвидации центральной власти власть переместится на улицы, в подъезды, в квартиры – перейдет к тем самым маленьким тиранам микромасштаба. Поэтому лозунг улицы «мы здесь власть» метафизически и этически ошибочен. Мы здесь не власть и не стремимся ею быть. Мы здесь свобода, любовь и творчество. Где есть они – там нет места власти. Безвластные – эти три сильны абсолютно. Сильны без насилия. Парадоксально и антиномично сильны эти бессильные – поскольку их не может коснуться никакая враждебная сила. «Совершенная любовь изгоняет страх».

Поэтому целью стремящегося к благу человека не должен быть захват власти в городе или мире. Путь Сократа привел его к торжеству суда и чаши – путь ненасилия, путь собеседования. Путь Платона привел его к жизненной драме – тот пытался воплотить в жизнь идеалы казненного учителя с помощью сиракузских тиранов. Иисус призвал нас вложить мечи в ножны и не становиться большими или главными, не делаться учителями и наставниками, но и никого таковыми не называть. «Нас» – не только тех, кто сегодня называет себя «христианами». Но всех тех кто стремится к свободе, любви, истине и благу – и пытается понять, какие пути ведут к этой цели, какие средства при достижении ее пригодны.

Таков этико-политический аспект той концепции, которой я затрудняюсь дать имя. Но, как говорится в “Дао дэ цзин”, “велят обозначить иероглифом - называю “дао”. И мне представляется допустимым реанимировать для этой цели словосочетание “мистический анархизм”.

 

“Анархическими” обычно называют себя движения, которые в отношении так называемой "религии" декларируют антиклерикальную, атеистическую или “богоборческую” направленность. Анархизм же мистический оставляет только антиклерикальную составляющую. Мы полагаем, что атеизм и богоборчество анархистов были прежде всего исторически обусловлены и явились реакцией на формирующиеся в обществе образы божества как мирового тирана, во многом поддерживающиеся клерикальными структурами и эксплуатируемые ими.

Мистический анархизм, безусловно, предполагает ненасильственное сопротивление тиранам, склонным формировать патологические иерархии. Однако такое сопротивление предполагает пребывание в свободе - если не телом, то духом и хотя бы частично умом. Необходимо некое представление о свободе, устремленность к ней, если угодно - вера в нее. Осознание реальности как реальности страдания - первая благородная истина буддистов - ведет их к осознанию причин страдания и пониманию, что страдание может быть прекращено, и что есть путь, позволяющий его прекратить. То же верно и в отношении власти-принуждения. Чтобы осознать реальность насилия и принуждения, нужно расширить сознание и выйти за пределы чисто политической сферы. Этим путем вполне успешно пошел, к примеру, Мишель Фуко, анализировавший “распыленные” в социуме властные структуры и отношения. Власть и принуждение проявляются в человеческом обществе множеством различных способов, причем способов совсем необязательно политических - в отношениях родителей и детей, учителей и учеников, врачей и пациентов. Но не стоит останавливаться на этом уровне. Проблема власти укоренена в глубинных структурах нашей психики, нашего сознания. Она проявляет себя в этических системах, в метафизико-философских концепциях, в онтологии и гносеологии. Освобождение должно предполагать пересмотр всей человеческой реальности - как внешней, так и внутренней - на предмет выявления моментов обусловленности и принуждения.

Мы недаром вспомнили буддистские учения. Другие направления индийской мысли - индуистские - целью пути живого существа, в том числе пути философского, видят именно освобождение. Освобождение индивидуальное (мукти) и освобождение всеобщее (мокша). В отношении освобождения можно применить ту же схему “четырех благородных истин”, только на месте страдания окажется обусловленность, а на месте нирваны - мукти/мокша.

Такого рода освобождение включает в себя и освобождение социально-политическое, но мистический анархист вовсе не ограничивается этим уровнем рассмотрения проблемы. Полное и окончательное освобождение предполагает избавление от зависимостей любого рода, включая зависимости биологические. Полное освобождение бесконечным образом максимизирует творческую способность и возможность самораскрытия в любви. Последнее в свою очередь необходимо для максимизации свободы, без любви свобода стала бы эгоистической и эмпирическая свобода в итоге сузилась бы вплоть до полного своего исчезновения.

Абсолютный тиран, имея, казалось бы, неограниченную свободу, на деле лишен свободы почти в той же степени, что и его подданные, марионетки, шестеренки и поглощаемая пища. Свобода раскрывается в интерсубъективности. Тиран же лишает себя приставки “интер” и погружается в солипсический мир, куда он пытается укрыться от паранойи, которую вызывает у него сама идея Другого, манифестируясь в сознании тирана различными конспирологическими построениями. Такой тиран - мальчик Кай, в одиночестве и холоде выкладывающий из льдинок-людей слово “вечность”, и полагающий, что будет заниматься этим вечно - то торжествующий по этому поводу, то ужасающийся этой мысли. Он оказывается полностью обусловлен своими взаимоотношениями с материалом, все его мысли поглощены тем, чтобы материал остался тем, чем его сделал тиран, и не восстановил свой человеческий - или иной, но свободный, любящий и творческий - образ. Полностью же свободное творчество - это со-творчество, когда снимается оппозиция творца и материала, исчезает инструмент - и остается танец вечно влюбленных. Короля делает не только свита, но и самые последние рабы. Покой, как об этом прекрасно говорили эллинские философы, недостижим для стремящегося к власти, последняя несовместима с философскими добродетелями. Даже превращенные в винтики, рабы могут ожить и взбунтоваться. Голливудские кошмары “бунта машин” - ничто в сравнении с паранойей тех, кто пытается забивать микроскопами гвозди и превращать людей в роботов. Даже тот тиран, который желает власти только для того, чтобы обезопасить себя и остаться, наконец, в одиночестве, оказывается неспособен это сделать, неспособен избавиться от подозрения, что он “здесь” не один. Псевдосвобода тирана - это его попытка ограничить себя своим эго, запереть себя внутри весьма узких границ, каким бы великим и обширным этот тиран себе не казался. Его владения фатальным образом от него отчуждены, он владеет ими лишь внешним, формальным образом. Внутренний мир своих жертв тиран игнорирует, не желает о нем знать, поскольку превращает людей в функцию, нарушая категорический императив. Только когда Другой является целью действия, когда действие совершается во благо и во увеличение свободы другого - только тогда открывается его сокровенное, его внутренняя сущность, скрытая для недружелюбного взгляда. Свобода тирана - это свобода Наполеона на острове святой Елены. Для него, как для Остапа Бендера в минуту отчаяния, Рио-де-Жанейро исчезает, и остается только Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана.

Высшее “я” человека, с точки зрения мистического анархиста, богоподобно. Апофатическое божество катафатически раскрывается именно как свобода, любовь и творчество. Поэтому прокопать онтологическую пропасть - и даже провести простую демаркационную линию - между божеством и человеком окажется весьма и весьма затруднительным. “Вы боги”, - сказано в Танахе и повторено в Евангелии. “Я и Отец одно” - и “вы во Мне, и Я в вас”. Бог творит нас, нами и через нас. Мы со-творим с Ним и друг с другом. При этом, как нам представляется, не совсем уместно именовать Бога местоимением третьего лица, как кого-то внешнего, и забывать местоимения других двух лиц, первого и второго, что Бог раскрывается и как “Я” (к примеру, “Я” монистических учений Индии), и как “Ты” иудео-христианской молитвенной практики и индуистского бхакти.

С точки зрения некоторых трансперсональных психологов и философов, многие психологические феномены хорошо интерпретируются при принятии пластичной концепции, согласно которой мы продолжаемся за пределами того, что привыкли считать собой. Человеческое “я” (или, чтобы не возражали буддисты, не “я”, и не “человеческое”, а просто “сознание”) простирается далеко за пределы эго и привычного ему хронотопа, локальностей и темпоральностей. Познающий обнаруживает в себе глубинные пласты психики, войдя в которые, он обретает новый взгляд на реальность, которая становится связанной, интегрированной - вплоть до того, что предстает единой. Реальность обнаруживает себя как “я”, “ты” и “оно” одновременно. Таким образом, познающий идет путем перманентной психоделической революции - имеющей как индивидуальный, так и всеобщий аспекты. Его сознание расширяется и интегрируется - и включает в себя все более широкие круги реальности, вплоть до единства с универсумом. Но вбирает оно их не путем ущербного тиранического поглощения, но путем свободного со-творческого взаимопроникновения. Вбирая, оно одновременно отдает себя - и в этой отдаче все обретает. Для такого сознания Другой перестает быть Чужим, но становится Другом, с которым нельзя разлить водой, “неслиянным и нераздельным” - друзья едины и множественны одновременно, в любви и дружбе снимается антиномия единого и множественного. Вероятно, уместно говорить не только о божественном единстве, бинарности или троичности, но и о божественной множественности.  Это реальность полного взаимопроникновения, не препятствующего уединению - в противоположность тираническому миру атомизированных толп.

Тиран же закрывает для себя возможность подобного расширения. Будучи единоприроден с универсумом, он закрывает его часть и называет эту часть “собой”, предельно минимизируя степени своей свободы и пытаясь компенсировать образовавшуюся нехватку псевдосвободой насильника и покорителя, словно испытывая неутолимую жажду. Но такая фрустрация преодолевается только снятием барьера между “я” и “не-я”, экзистенциальным принятием категорического императива, отказом от двойных стандартов. Короче говоря, свобода немыслима вне любви, а любовь немыслима вне свободы. Попытка лишить любимого свободы изгоняет любовь, а утверждение свободы без любви приводит к рабству не только жертв тирана, но и самого тирана.

Именно поэтому категорический императив не ограничивает свободу, но подразумевает ее. Будучи условием для любого проявления, свобода не может быть отделена от любви и в ее отсутствии исчезает. Впрочем, в отсутствии этих двух немыслимо никакое бытие, никакая реальность, поскольку последние имеют свободу и любовь своей природой, основой, поддержкой, божественной благодатью, духом. То, что эгоистическому сознанию может казаться извне налагаемой дисциплиной, цепями культуры, диктатом “суперэго” - может являть собой, напротив, врата освобождения, свет в конце туннеля. Но следует отчетливо понимать, что таковы - то есть имеют освобождающий характер - только те проявления культуры, которые соответствуют принципу категорического императива. Привязанность к остальным ограничивает свободу, поскольку такие культурные явления стали симулякрами входа, нарисованной на стене дверью. Таковы многие растерявшие благой смысл  феномены культурной жизни человечества. Показательно, что когда человеку наступают именно на эти атавистические мозоли, он реагирует наиболее болезненно - в частности, неконтролируемыми выплесками гнева и агрессии. Во многом именно такие реакции лежат в основе так называемых “оскорбленных религиозных чувств”, ходового товара на сегодняшних социально-политических рынках.

Чем выше уровень интеграции сознания - тем выше уровень свободы. Из этого следует, что энтропийная дезинтеграция минимизирует степени свободы - а именно ограничения на пути такой дезинтеграции воспринимаются эгоистическим сознанием как вопиющая несвобода. Другое дело, что сам по себе принцип энтропии сомнителен с этической точки зрения - и мистический анархист не видит ничего странного или антропоцентристского в применении к, казалось бы, чисто естественнонаучным категориям этического критерия.

 

Учение об эволюции во времени произвело на человеческое сознание существенный освобождающий эффект. Принцип силы, господствующий в древних установлениях, более не получал поддержки от традиционных институций, так как в модернистском сознании эти институции потеряли свой статус. Парадоксальным образом, только после дарвиновского учения о вполне насильственном естественном отборе и могла серьезным образом укорениться в человеческом сознании - сознании не редких единиц, но хотя бы небольших групп - идея о том, что высшая реальность не имеет отношения к “силе”, она ненасильственна, что любая так называемая сила (реализационная способность) есть сиддха, побочный эффект на пути освобождения. И если силу обретают ради силы, то путь заходит в тупик. Этот принцип ненасилия был проповедан Иисусом, но не получил должного развития в историческом христианстве. Был он намечен также в буддистско-индуистской идее ахимсы и в даосском учении “у вэй” (недеяние) - “умеющий ходить не оставляет следов”. Дао действует без усилий.

О высшей реальности уместнее говорить как о ненасильственной постольку, поскольку насилие является ненадежным скрепляющим инструментом. Силовая тираническая единоличная самодержавная власть рассыпается - соединяет лишь свобода и любовь. Самодержавие имеет дело либо с соперниками, либо с рабами-марионетками. Таким образом, если бы высшая реальность объединяла мир силой, было бы невозможно говорить об универсуме как о целостности, поскольку никакая целостность не смогла бы существовать. Имеющие место патологические иерархии, использующие насилие, являются паразитическими образованиями. Они могут утверждать себя лишь постольку, поскольку используют принцип свободы и любви. Так же и ложь жива лишь крупицами правды, придающими ложному построению подобие истинности.

Отсюда следует интересный вывод. В историческом христианстве существует идея “попущения” - божество “попускает”, то есть позволяет существовать злу, для вразумления или наказания «заблудшего». Мистического анархиста украшает гносеологическая скромность Ему не стоит делать вид, будто ему известен ответ на вопрос, на который Сиддхартха Гаутама отвечал апофатическим «благородным молчанием». Это вопрос о причинах возникновения зла и неведения – кармы, авидьи и сансары. В христианской традиции он облекся в концептуальную материю, которая получила имя «теодицеи», «оправдания Бога» - вопроса, как всеблагость божества сочетается с тем, что воспринимается нами как зло и несовершенство. Как правило, ответы на этот вопрос либо этически и/или логически ущербны, либо представляют собой парадокс, антиномию, нечто подобное чаньско-дзэнским гунъаням-коанам.

Мистико-анархический вывод – в этой реальности, в которой мы обнаруживаем волю, стремящуюся к господству и принуждению, «зло» (которым мы и называем, в частности, такую самоутверждающуюся за счет других волю) «попускает» добро. Это самое «зло» не в состоянии без добра, без свободных, любящих и творческих «энергий» (назовем их условно так, дабы отличать от принуждающих «сил») существовать. Оно способно лишь на алгоритмические повторения, штампы и шаблоны, паразитизм, халтуру, присвоение и профанацию. Самоутверждающиеся индивидуумы находятся в состоянии перманентной конкуренции между собой – и даже (может быть, в первую очередь) с теми, кто не играет в их игры, сводящиеся к играм в «царя горы» и «выпиванию моря». Отказавшиеся от самоутверждения не мыслятся игроками в качестве таковых - поскольку эгоистическая фантазия ограничена своим эгоизмом и не в состоянии допустить существование, свободное от эгоизма. Дабы получить конкурентное преимущество в борьбе с себе подобными, они вынуждены пользоваться творческими наработками, сделанными существами, находящимися в не-эгоистических состояниях. Чем меньше эгоизма, тем больше творчества. Эгоисты вынуждены совершать ходы, дестабилизирующие их систему, идти на риски, ввергать свою социальную машинерию в зоны бифуркации. И в результате вырастают одуванчики или иные из «ста видов цветов», взламывая асфальтовую двухмерную поверхность их соревновательных площадок. На месте Бастилии может образоваться танцпол, а на асфальтовом поле вырасти даже и не алюминиевые и не только огурцы. Так, к примеру, движется технический прогресс. Творческие силы ученых приводят к трансформациям социальной реальности, вовсе не ожидаемым заказчиками. Классический пример – синтез ЛСД и программы экспериментов с этим веществом, реализовывавшиеся Пентагоном – и это только одна из многих подобных причин, послуживших почвой для прорастания цветов психоделической революции, которая, возможно, является одним из аспектов наступающего «нового осевого времени».

Итак, Бог для мистического анархиста катафатически открывается сквозь такие понятия, как свобода и любовь, но не власть – если, конечно, не начинать использовать парадоксальные словосочетания типа «власть свободы», «власть любви» или даже «власть свободной любви». Они в известной степени уместны, поскольку над свободой и любовью ни у кого власти быть не может. Они дышат там, где хотят. Но называние высшей реальности «властью» даже и в этом смысле весьма опасно, так как может вести к тому, что образ высшей реальности окажется подобием образа вполне земных властей. Империя пытается нарисовать на небе саму себя и выдать этот рисунок за божество. В этом свете по-новому раскрывается ответ лежащего возле бочки Диогена стоящему, пришедшему к нему (не наоборот) Александру: «Отойди – ты загораживаешь мне солнце». Вот достойный ответ философа на претензии империи.

В силу вышесказанного в высшей степени позитивным следует считать процесс десакрализации власти. Это процесс есть социальное проявление разотождествления образа Бога с образом власти. Земная власть перестает восприниматься как божественная, богоподобная, учрежденная и санкционированная свыше – а, с другой стороны, божество теряет тиранические черты в сознании человека, которые последний в ослеплении фальшивым светом земной власти божеству присваивал.

Процесс детиранизации образа Бога – вторая сторона этого позитивного процесса. Вполне предсказуемым образом эта детиранизация на одном из первых своих этапов привела к открытому богоборчеству, атеизму, материализму и секуляризации. На этой волне и развилось «классическое» отношение революционеров – в том числе и анархистов – к таким понятиям, как «божество», «религия», «мистицизм» и всем, с ними аффилированным. Сходным образом в свое время поступили буддисты в отношении брахманической традиции. Отличие в том, что буддисты оставили идею духовного пути и развивали учения о сознании, а европейский путь Модерна подразумевал технический и социальный прогресс.

Однако божественная реальность, открывающаяся в человеческом сознании, никуда от отсутствия привычных именований не исчезала. Свет «идеала», который озаряет человеческую душу, мог быть называем «добром», «любовью» или иными словами, которые вполне мог использовать и атеист – не встраивая их в свою онтологическую картину мира.

А вот с этой самой онтологической картиной в Новое время возникли существенные сложности - они касались соединения этой картины со стремлением человека к освобождению. Вполне вероятно, что Томас Гоббс и Рене Декарт – отцы механицизма – сознательно или не очень транслировали через свои философские построения дух абсолютной монархии, характерной для Европы XVII века. Феодальная метафизика уступает место тоталитаризму, коррелировавшему как с фундаменталистским протестантизмом, так и с абсолютизмом. В XX веке две полярные метафизические тенденции привели с одной стороны, к появлению тоталитарных режимов в России и Германии, а с другой – к формированию либеральных демократий.

Новоевропейский тоталитаризм имел свои онтологические корни в детерминизме ньютоно-картезианской парадигмы. Фактически, эта картина мира вводила новое божество. Суровое, безжалостное, безличное, но предсказуемое. От его имени могли говорить ученые, заменяя своим сообществом церковные корпорации. Божество деистов, которыми и были как Декарт, так и Ньютон, сотворив мир, удаляется от дел – следовательно, оно открывает себя именно в непреложном мировом законе. Затем у материалистов божество исчезает как таковое, а божество мирового закона остается. Оно не может слышать молитвы, но оно реагирует на заговоры, заклинания и магические формулы. Оно подобно духам, которые вызывают шаманы. Могущественное, оно может выполнять требования человека. По отношению к безличному человек не чувствовал себя рабом. Поклонение природному закону сочеталось с непрекращающимся бунтом против налагаемых им ограничений.

Однако многие сферы просто не попадали в сферу рассмотрения адептов новой религии – сциентизма. Не попадали – или отрицались. К таким областям относились, к примеру, особые, не-будничные состояния сознания, такие как транс и сновидение.

В течение трех сотен лет две тенденции – тоталитарная и либеральная – сосуществовали в жизни европейского человечества. Они странным образом сосуществовали в одних и тех же высокоинтеллектуальных головах, в которых, кажется, даже не зарождалось рефлексии относительно имеющегося фундаментального противоречия. Те самые люди, которые отстаивали независимость людей от сословного и иного рабства, в области онтологии занимали позиции, которые исключали свободу из картины мира как таковую. Общая картина мира типичного интеллектуала-модерниста оказывалась разорванной, поскольку они боролись за социальную свободу, которая не имела никакого онтологического обоснования. Напротив, это основание имел тоталитарный проект «научного устроения общества», в котором шестеренкам мирового механизма соответствовали люди – винтики механизма социального. В этом мире – от Спинозы до марксистов – свобода оказывалась лишь «осознанной необходимостью». И лишь такие титаны мысли, как Кант, могли противопоставить свой голос мейнстриму.

Это противоречие сохраняется и по сей день, несмотря на то, что, начиная с середины позапрошлого века,  был запущен процесс «смены научной парадигмы» - сначала в логике и математике, затем в физике, психологии, лингвистике и других областях знания. Он имел несколько общих черт. И одной из этих черт отказалась детоталитаризация науки, возвращение в науку понятия свободы. Не только свободы исследования – в социальном плане некоторая критическая масса входящих в научное сообщество ученых поддерживала свободу исследования и, шире, вообще идею социальной свободы – но и свободы как онтологического и гносеологического принципа.  Наиболее яркие примеры – плюралистические подходы к аксиоматике, идея «применимости модели» и, наконец, квантовая механика с ее «принципом неопределенности», вероятностным подходом и фактической заменой понятия «закона» термином «тенденция». Железное кольцо мировых законов в сознании передовых мыслителей стало разгибаться.

Наконец, вторая половина прошлого века оказалась отмечена несколькими прорывами в области философии науки. Я прежде всего имею в виду нашумевшие работы Томаса Куна и Пола Фейерабенда. Фактически они утвердили принцип гносеологического плюрализма, согласно которому существует неопределенное множество вариантов «работающих» картин мира и могущих в них работать познавательных методик.

Вторая половина XX века – это прежде всего время «молодежной революции», которую я предпочитаю называть революцией психоделической. «Расширение сознания», о котором нам говорит эллинизм «психеделос» – понятие  значительно более широкое, чем круг культурных явлений, связанных с «галлюциногенными» психоактивными веществами. Произошел и продолжает происходить переворот в сознании человека, в частности, связанный со снятием штампов и блокировок, преодолением ксенофобии и шовинизма в самых различных сферах культуры – в том числе в науке и философии. Сознание и мышление человека становится гораздо более гибким и пластичным. Начинает происходить глобальный культурный синтез на гораздо более глубокой основе, чем раньше. К примеру, наконец оказались востребованы достаточно широким кругом людей – в том числе и интеллектуалов – наработки не-европейских культур. Реальность для психоделического революционера открывается как бесконечно сложная. Она может оказаться любой – познание ее, таким образом, оказывается одновременно ее творчеством. Той самой теургией, о которой грезили младосимволисты. Реальность, будучи в своих высотах-основах реальностью божественной, актом и выявлением божественного творчества, имеет божественные свойства – свободу и любовь. Поэтому она не навязывает себя, не заставляет нас познавать себя только каким-то конкретным методом и более никаким, не имеет для себя привилегированных единственно истинных моделей и единственно истинного, но ограниченного языка описания, «сакрального языка» и «догматики».  Человек свободен познавать ее любым способом и в любую сторону. Главное условие повышения адекватности познания в таких условиях – понижение степени эгоистичности самого познающего, искажающей познавательно-творческий единый процесс тенденциозностью и халтурой. Упрек в том, что такой подход сделает автоматически истинным любой поверхностный бред графомана-дилетанта можно отклонить – поскольку адекватным оказывается только познание вдохновенное, то есть ведущее по пути интеграции сознания и культуры. Человек может идти во все стороны, но на каждом из этих путей бывают тупики, ловушки и иные свойственные каждому конкретному пути особенности – каждый путь имеет свое «лицо».

Новая расширенная «метакартина мира» рождает такие концепции, как множественность миров-слоев-реальностей, Мультиверс. Наконец, это идея мира-как-сознания, мощно поддержанная вливанием индуистско-буддистской мысли. Эта идея словно растворяет жесткость мировых структур. Материя оказывается «грубой» формой сознания – с другой же стороны, сознание можно рассматривать как уровни утончающейся материальности.

Таким образом, как уже говорилось выще, мистический анархизм имеет дело не только с социальной и этической стороной реальности, но пытается подходить к реальности целостно и подвергать пересмотру в духе любви и свободы онтологические и эпистемологические установки. Лейтмотивом мировой культурной истории остается преодоление человеком барьеров и ограничений, преодоление самого себя, выход за собственные границы, в трансперсональные внечеловеческие и сверхчеловеческие сферы. Перманентный революционный прорыв - вплоть до воссоединения с самой высшей реальностью, полной интеграции сознания, которая, видимо, именовалась в восточнохалкидонитской традиции «теозисом», в буддистской – окончательным «просветлением» или «пробуждением», у индуистов – «освобождением», у даосов – соединением с Дао.

 

О социально-политической сфере мы тут говорить практически не будем. Текущая политика и социальность требуют оперативного реагирования в каждом конкретном месте и времени с учетом по возможности всех важных аспектов ситуации. Поэтому руководствуется мистический анархист во всех своих действиях - и, в частности, принимая политические решения – принципами свободы, любви и творчества, умножения их проявлений в человечестве, на планете и во всех мирах.

В жизни как индивидуумов, так и целых народов, огромное значение имеют моменты этического выбора, когда, зачастую совершенно неожиданно, на ровном месте, возникает развилка — то ли коня потерять, то ли буйну головушку сложить. В этот момент большинство вещей оказываются бесполезны — опыт, молодость, таблица умножения, депутатский значок... есть только ты, твоя совесть и открытые глаза. 15 декабря 2008 года несколько сотен представителей турецкой интеллигенции — учёные, журналисты, литераторы — подписали открытую петицию, попросив прощения за резню армян в 1915 году: «...Моя совесть не может примириться с тем, что Великая катастрофа, которой подверглись армяне Османской империи в 1915 году, сталкивается с безразличием и отрицанием. Я не могу смириться с такой несправедливостью. Я сочувствую переживаниям и горю своих армянских братьев и сестёр, и прошу и у них прощения».

Первым «безусловным рефлексом» чиновничества было возбуждение уголовного дела против подписавшихся по статье за «оскорбление турецкой нации», а предводитель чиновничества господин Р.Т.Эрдоган сказал, что «не приемлет подобные инициативы» и что «мы не совершали этого преступления, нам не за что извиняться. Кто виноват, тот может принести извинения. Однако у Турецкой Республики, у турецкой нации таких проблем нет... Эти кампании неправильны. Подходить к решению вопросов с благими намерениями — это одно, а извиняться — совсем другое. Это нелогично». Действительно, просить прощения у незнакомых людей за то, чего не делал ни ты сам, ни, возможно, даже твои непосредственные предки только потому, что «совесть не может примириться» — это где-то вне логики. Господин Эрдоган прав. А мне тогда хорошо запомнилась новость об этой акции-петиции, одной строкой промелькнувшая на горизонте российских новостей. Я подумал, что нация в лице своей духовной и культурной элиты сделала свой выбор. И государство сделало — свой. И с этого времени, с 15 декабря 2008 года, подумалось мне, каждый пойдёт своей дорогой: турецкая нация и культура — в одну сторону, а турецкая чиновничья машина со своими тяжкими историческими веригами и кандалами — в другую.

Тогда на малочисленность подписавших обращение (на сегодняшний день их 32454 человека) кивали как с турецкой, так и с армянской стороны. Дескать, не показатель, мало ли что там кучка граждан затеет, это не то что не весь народ, но даже не вся интеллигенция! И сегодня в официозных СМИ, что у нас, что у турок, подаётся одна и та же мысль: дескать, протестующие на площадях — меньшинство, которое пытается навязать свою волю большинству. Сознание, привыкшее опираться на силу, способна впечатлить только крупная цифра: чья стая многочисленнее, тот и прав. Но позвольте! Где и когда обновлённое состояние умов было изначально достоянием большинства?! Скорее наблюдается обратное: чем острее прорыв в новое интеллектуальное и духовное состояние, тем меньше у него носителей. Реалии нашей жизни таковы, что процентное соотношение земли и соли всегда оказывается не в пользу последней. Даже если бы на Таксим «за нашу и вашу свободу» вышли семеро человек, это был бы важный знак. Но то, что произошло на Таксиме, само проявление духа – НАД политической борьбой, НАД пристрастиями, НАД мучительными поисками «лидера оппозиции» – это явление другого порядка.

Эта история только-только начинается, но ключевое событие уже состоялось. Выводя за скобки страдания людей, уже не принципиально, будут ли дальше лететь камни и литься вода с перцем, будут ли новые аресты, сдержат ли обещание при «необходимости» подавлять протесты жандармерией и армией и как долго просидит Эрдоган на своём посту. Растерянность Эрдогана (плохо прикрытую молодцеватой риторикой) даже можно понять. Ведь турецкое государство не стоит на месте, эволюционирует, и нынешний премьер не похож на султанов, ради сохранения власти топивших в Босфоре своих родных братьев, да и при подавлении «бунта» никого не посадили на кол, ни с кого не сняли живьём кожу. Прогресс!

А людям всё мало. Что поделать, если корпорация чиновничества эволюционирует на порядок медленнее, чем «соль» земли турецкой? Обидно. Чтобы осознать, что ты расположен одновременно и во главе правительства, и в хвосте социальной эволюции своей собственной страны, нужно быть, пожалуй, или героем, или мудрецом. Простой «политической харизмы» тут оказывается явно недостаточно. Пока «локомотив» турецкого поезда уверенно въехал в XXI век с его динамическими сетевыми структурами, стремлением к ненасилию и свободе от накопленных национальных, гендерных, идеологических и прочих стереотипов... значительная часть «вагонов» продолжает катиться по полям XIX-XX веков с их вождями, партиями, «волей большинства» и мечтами о несокрушимой империи. Развилка этического выбора, как оказалась, пройдена стремительно, и отставание чиновнической корпорации (не на уровне отдельных людей, а в целом) резко усилилось. Если не случится сирийского сценария и людей не затянет в воронки всеобщей ненависти и насилия, за будущее турецкого народа едва ли нужно беспокоиться. Процесс перехода на новую ступень стал, кажется, необратимым. А вот за «аппарат насилия» приходится беспокоиться. Слишком велика его мощь и инерция.

"Статья была написана на злобу
дня, но в ней есть немного от вечности, которой мы тут занимаемся..."  Сергей Кладо, автор текста

 

Чижик Riot

Сила Христа

 

Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний

цитадель общественного благоустройства сооружает, но

срамное, срамное, тысячекратно срамное то время, которое

той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний срамных и малых!

М.Е. Салтыков-Щедрин. Медведь на воеводстве.

 

"Дурак! Чижика съел!"

М.Е. Салтыков-Щедрин. Медведь на воеводстве.

 

 

Не то, чтобы была какая-то надежда. Но 17-го августа, в пятницу, стало понятно: их блестящее, на весь мир, выступление в Хам-суде, не дошло до суда. Мир после этих выступлений, ясно, не будет прежним, но советская Фемида привычно закрыла глаза и заткнула уши. И привычной рукой на привычных весах - обвесила. А чо? Вас много, я одна. В очередь, сукины дети. То есть - в шеренгу.

Впрочем, Фемида - громко сказано. Одно название. Для простаков.

В сказке Салтыкова медведь, поставленный на руководство и готовый ради удержания власти к самым свирепым злодеяниям, слопал чижика, который осмелился пищать и дрыгаться у него под самым носом. Новость, что медведь съел чижика, взорвала весь лес, привыкший, казалось, к постоянным ежедневным кровопусканиям. Но чижик – это уже предел. Правление медведя на этом заканчивается.

Чижиком для Путина стали три молодые женщины, две из них - матери. Еще двоих, чирикавших с ними, они не сдали. Три молодые женщины не стали крохоборничать и сберегать свои души, и души свои не потеряли, и получили весь мир.

Всё, как по-писанному.

Конец сказки Путина и Ко-решей нам теперь уже виден, хотя еще и не явлен. Это не значит – завтра, но это значит – неотвратимо. Но они – в хорошие сказки не верят, и исторические примеры не принимают на свой счет. Ужаснулся, вроде, Путин сценой извлечения Каддафи из канализационного арыка – что это еще за произвол тут такой над ответственным работником?! - попереживал пару дней, да и заглушил все государственными заботами. Но конец их сказки не отодвинешь. И нас он не может не беспокоить. Цену этого конца мы пока не знаем. Как и многих других очень важных для нашей повседневной жизни деталей будущего. Но механизм, раскрытый в сказке Салтыкова, известен. Его работа основана на - верь или не верь – незыблемых метафизических законах. Открытие этих законов около двух тысяч лет назад, на окраине Римской империи, изменило ход мировой истории.

Метафизикой в России в 2012-том засквозило из всех щелей. Началось, как и положено, с церкви. С самого верха. Прямо с Гундяева. Для затравки он обратил нанопыль в золото и отразил несуществующие часы в полировке стола. На коварных свойствах зеркал отражать не то, что надо, попался, кажется, ещё граф Дракула. Но это были, так сказать, цветочки. Или, лучше, зарницы. Метафизика хлынула, когда приоткрытую чарами Гундяева дверь в потустороннее как следует дернули Пусси Райот.

Они вошли в его церковь и совершили в ней ряд преступлений. Во-первых, они были хоть и без нарушений, но вызывающе одеты. Во-вторых, взойдя на солею, дрыгали ногами. И руками. В-третьих, читали гадкие стихи о слиянии церкви и ФСБ. Этим они помешали (заверено официально) работнику в храме считать выручку. После этого последнего, такого для каждого, кто в теме, знакового обвинения, все как-то начало проясняться. А чтобы сомнений больше не оставалось, Гундяев, разорвав на себе одежды и потрясая гвоздем, вынутым из (якобы) тела Христа две тысячи лет назад, и сохраненным в полной рабочей готовности исправности, объявил страшным голосом: "диавол сегодня посмеялся над всеми нами". 

Точнее не скажешь.

Иисус Христос, напомню, был задержан ЧОПом "Колокол"  храмовой стражей при содействии полиции римского гарнизона, осуществлявшего полицейские функции, по обвинению в святотатстве и преступлении против веры. Но духовные (иудейские) власти не имели полномочий наказать Его так, как им хотелось. Поэтому они передали Его римским (оккупационным), то есть светским властям. Однако никаких светских законов Он не нарушал. Эта коллизия (якобы) смутила администрацию (с этой частью у нас нет параллелей), Пилат даже (якобы) заявил, что умывает руки - по тем меркам, это как если бы сегодняшний хоругвеносец публично совершил намаз. Но, тем не менее, римское следствие в лице Пилата сфабриковало дело о нарушении (доподлинно так пока и неизвестно точно какого) закона, подвергло задержанного избиениям и издевательствам и вывело Его на открытый показательный процесс. Процесс шел недолго, формально, в основном речь держали обвинители, доводы в защиту игнорировались, свидетели защиты допущены не были, свидетели обвинения лгали, находясь в сговоре с обвинителями. И около девяти утра 14 нисана (в пятницу) Иисус Христос был признан единолично судьей, все тем же Пилатом, виновным по всем заявленным статьям. В тот же день Его казнили, приколотив гвоздями к позорному кресту. Вот одним из (якобы) тех гвоздей и потрясал, достав его из ножен золотого футляра, Гундяев во время своей гневной речи о Пусси Райот. Которых его церковь обвинила в святотатстве, но, не имея полномочий на наказание, передала светским оккупационным властям, устроившим показательный процесс по пришитым статьям, поскольку по УК им инкриминировать было нечего. И все это во имя Иисуса Христа. Тут-то дьявол и посмеялся.

А чтобы усилить от процесса метафизический эффект и не дать заскучать публике, ожидающей вынесения приговора, в антракте выступил с плясками Гундяевский комсомол. Некто в облачении, но, как сообщалось, не при исполнении, наглухо упоротый лекарственными средствами, за рулем BMW Z4 разбил несколько автомобилей на Садовом, сначала в своей полосе, а потом - через двойную сплошную и семь рядов поперек - на встречной. А его сослуживец (при исполнении или нет, не сообщалось) за рулем люксового Mercedes Gelandewagen, на Кутузовском в похожем деянии еще и убил при этом двух человек на месте. В обоих случаях есть раненые. Но виновники в авариях не пострадали. Бог уберег.

А во время самого процесса, подтягивая Гундяеву, высшие должностные лица РПЦ стали один за другим заявлять о том, что главное в Новом Завете Христа вовсе не милосердие и правда. А ровно наоборот. Иными словами, публично от учения Христа отрекаться. Так, например, Председатель Отдела Московского патриархата по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями (есть такой отдел!) Смирнов сообщил о "каком-то странном всепрощении, как будто этому учит христианство. Это не так". И, вслед за Гундяевым, еще немного приоткрыл завесу над врагом рода человеческого: "дьявол существо не творческое".

Трудно не согласиться.

Не только потому, что судейский трон Сыровой – это все то же курульное кресло Пилата. Главный дьявольский ксерокс находится внутри процесса, этого и других. И не случайно об этом говорит чиновник РПЦ, "взаимодействующий" по долгу службы с "правоохранительными учреждениями" – он знает. Бог спит, служба идет. В святотатстве обвиняли Христа те, кто превратил дом Отца в дом торговли. По тем же самым рельсам покатился и аквариум с Пусси Райот. И в нашем государстве среди государственных людей сверху донизу часто обвинители и есть преступники, и в своих преступлениях они обвиняют либо жертв, либо тех, кто об этих преступлениях заявляет. Обвиняют и политически, и уголовно. И сажают. Эта зеркально-копировальная машина работает в "правоохранительных" и других учреждениях по всей стране  каждый день, пример Магнитского, получивший широкую огласку, – классический.

Завуалированной откровенностью всех переплюнул, разумеется, Кураев – Гундяевский Сурков. Мастер самоиронии, сравнив Пусси Райот с Верой Засулич, он не только стал первым, кто поставил их акцию вровень с убийством (Засулич, напомню, совершила убийство), но сделал это, в отличие от своего брутального однополчанина Чаплина, тонко, как бы изящно, со своим фирменным немного грустным вздохом о несовершенстве мира, и при этом обратил взоры публики в эпоху, одним из ключевых символов которой является поп-провокатор - Гапон.

Все это дьявольски смешно, конечно, тоже. Но во-первых - больно.

Кураев – один из редких представителей этого воинства, вещающий на интеллигенцию, как бы "свой человек", и поэтому заслуживает отдельного слова. Его основная функция – "забалтывание". В многокрасочных речах батюшки много ссылок на разных известных и не очень старцев, мыслителей из других религиозных и не только культур, а также анекдотов из жизни прихода. Этим он забивает публичный эфир, отведенный для разговоров на религиозные темы. Но слова из Евангелий, Деяний или апокрифов, непосредственно связанных с Христом как настоящим живым человеком, учившим на земле и принявшим между 29-м и 33-м годом н.э. мученическую смерть за свое учение, в этих речах нужно искать с лупой. Даже там, где эти слова не просто просятся, а должны быть по определению. Так, он написал целую книгу о "Мастере и Маргарите", в которой углубился в дебри отношений между автором и персонажем вообще, в драматургические техники, в вопросы беллетристики, лингвистики, философии и филологии, причем - без шуток - вполне компетентно. Но при этом запросто соскочил с темы о том, почему Га-Ноцри из романа - не Христос. Казалось бы, вот случай – от Булгакова оттолкнуться и донести, наконец, до его читателей настоящего, исторического Иешуа Христа. Ведь сегодня мы гораздо больше знаем об этом, чем Булгаков при Сталине. Ан нет, бежит батюшка от темы, как черт от ладана, только что руками не машет: Га-Ноцри – это кощунство на Христа, так что и говорить об этом больше ничего я не буду. Но почему?!! Да потому что Христос живой – живой в обычном понимании этого слова, бытовом, а не церковном – не нужен: "в Его нравственном учении нет ничего такого, чего не содержалось бы в Законе и у Пророков", "главным предметом проповеди Христа является Он Сам", а "Он Сам" - в сухом остатке – это "Его Церковь". (Андрей Кураев. "Наследие Христа. Что не вошло в Евангелия?" М.,1997). Понятно какая – церковь? Так этот круг замыкается на Гундяева, со всеми его резиденциями, внутри- и внешнеторговыми операциями, поклонами Путину и волшебным Breguet. И если самый красноречивый и далеко не самый глупый апологет РПЦ наотрез отказывается говорить о том Христе, внутри которого не сидит Гундяев, значит о Нем с солеи ХХС нам будут кричать Пусси Райот. (Да, в такой вызывающей форме.) И Пусси Райот будут следовать за Ним Его крестным путем. И не в символическом обряде, а в самом настоящем смысле этих страшных слов – через руки палачей. Через ад.

А здесь, по эту сторону стекла, Гундяев будет вслед им грозить священным гвоздем. И хоругвеносцы будут подбадривать криками "распни, распни". И Галустян будет острить им в спину. И Канделаки будет вешать на них ценники сексапильности –   получите, феминистки.

Каждый займет свою нишу.

А милосердные – предложат выпороть.

Вот такой авангардный постмодернизм.

Настоящий панк-рок, как и было заявлено.

 *   *   *

В этой точке сфокусировано еще много лучей. Пусси Райот получили такой отклик потому, что сидят они за вопрос, который волнует людей в любой стране мира. Это вопрос о свободе вероисповедания. Не о симулякре - свободе исповедовать какую-то религию или не исповедовать никакой. А о  настоящей свободе - молиться, например, Богородице в православии не так, как, например, Гундяев.

Конечно, в общемировом вихре защитников Пусси Райот должны быть и поклонники антихриста - в разных его ипостасях. (Я сейчас не имею в виду девушку из FEMEN (она была одна), спилившую крест в Киеве под камеру телеканала Russia Today - это, скорее всего, умышленная дискредитация). Однако в настоящей свободе вероисповедания никакой дополнительной опасности нет, если работают современные общегражданские законы – запрет на причинение физического ущерба, боли и смерти ближнему. Наоборот – для общества удобнее, когда апологеты Зла называют зло Злом прямо, чем когда они маскируют его под Добро. В метафизическом же смысле, поскольку дьявол – отец лжи, и в ней вся его сила, каждая сброшенная ложь, в частности – открытое исповедание Зла, уменьшает его силу и делает человека, ее сбросившего, – свободнее от него.

Ложь – это не отсутствие правды, это ее искажение. Сама природа зла такова, что оно не может существовать само по себе, как раковая опухоль не может существовать без организма, – оно должно на чем-то паразитировать, чем-то питаться, что-то потреблять. Ему нужно что-то, что оно может искажать, мучить, предавать смерти. Что-то, от чего оно отталкивается. И не Добро без Зла, а Зло без Добра не может существовать. "Если сатана восстал на самого себя и разделился - не может устоять, но пришел конец его." Поэтому конец времен, господство Зла, антихриста, закончится его же гибелью – когда все станет Злом, мир исчезнет и возродится заново, уже без Зла. Это откровение содержится в разных формах в каждой так называемой мировой религии, начиная - хронологически - с зороастризма.

Поэтому настоящее, так сказать, "качественное" исповедание антихриста может быть только тайным. А никаких ограничений свободы такого исповедания нет, и не было никогда. Каждый волен делать это хоть сейчас. По желанию - даже в сутане или в рясе. И называть при этом дьявола не антихристом, а Христом. Запросто. Антихристу даже, думаю, это приятно. Как у Достоевского - "солжем во имя Твое".

 

В разные века в разных странах разные как бы последователи Его именем сотворили немало гнусных дел. И нет почти ни одной христианской конфессии, церкви или секты, которую "прогрессивному человечеству" не в чем было бы упрекнуть. Это в равной степени относится к религиям вообще. Было время, и как бы последователи Будды Гаутамы Сиддхартхи в нынешних Мьянме, Таиланде, Вьетнаме, Лаосе и Камбодже резали друг друга с кровожадностью средневековых христиан.

Это не помешало европейцам в двадцатом веке воспринимать буддизм как религию непротивления. Так же, как и кровавое прошлое европейского христианства не помешало основанию Евросоюза на подлинно христианских принципах и закреплению Его заповедей и заветов в конституциях, системообразующих законах и институтах Европы. Для этого, правда, пришлось сначала – хронологически – рассекретить Евангелия, а затем по-настоящему отделить церковь от государства.

"Дух дышит, где хочет", без языческого почтения к названиям и формам. Не случайно ведь, что европейские государственные деятели (не говоря уже о деятелях культуры), призывают к милосердию в отношении Пусси Райот, а церкви, связанные какой-то своей круговой политкорректностью с Гундяевым - молчат. Надеюсь, пока - молчат.

В отличие от ряда сестринских конфессий, на русской православной церкви (как на институте) почти нет крови. Потому что в руках у нее никогда не было государственной машины – самого страшного кровопускательного орудия всех времен и народов. Напротив, это государи использовали церковь - для умягчения народа под собой и для спасения своей души, как они его понимали. Даже царь-монах, наша страшная родовая травма, Иван Грозный казнил - как царь, как монах – каялся. 

Такое впечатление, что сегодня Русская православная церковь, как будто перед концом света, судорожно пытается наверстать упущенное. Словно нашим дрезденским патриотам, засмотревшимся на приятности больших и малых европейских городов, накупившим в них недвижимости и вложившим в евробанки сливки с нефтяной пены, их советская чуйка выдала, что именно мракобесие Тёмных веков привело Европу к сегодняшнему процветанию. И в кривом зеркале их сознания модернизация переплелась с инквизицией. На модернизацию, правда, они сразу забили. А инквизиция - это их единственное настоящее увлечение, оно же и профессия. Не важно, при погонах они, при галстуках или в рясе. Это то, чем они превращают в золото нанопыль. Это ее палаческую машину они охраняют своим дежурным заклинанием: "Не мешайте работать!"

Соучастие в этой выгодной алхимии, как и все на свете, тоже имеет свою цену. Для русской православной церкви эта цена в том, что люди (особенно молодые) имеющие совесть, но не имеющие времени или желания разбираться в деталях миссии и учения Христа, просто отворачиваются от Него. Отворачиваются потому, что от Его имени и как бы в Его защиту единым фронтом выступают Гундяев, Проханов и Сырова. Ну и Рамзан Кадыров, чтобы уж поставить последние точки над ё.

И здесь, конечно, тоже не без метафизики.

Но несмотря на все заслуженные упреки, христианские церкви для сегодняшнего дня выполнили свою главную миссию. Произошло это благодаря их деятельности или вопреки - слишком долгий разговор. Медицинский факт: сегодня мы говорим о Христе только лишь потому, что через толщу двадцати веков Евангелие о Нем донесено до нас церковно-приходским христианством. Исполнив эту миссию для русской культуры, Русская православная церковь в лице чиновников Московской Патриархии торжественно и с поклоном повернулась к Христу задом и повернула к нему задом поверивших в то, что она и есть живой Христос, прихожан. И если Гундяев на этот раз не врет, его свидетельство подлинно и дьявол действительно способен смеяться, то смеется он именно над этим.

 *   *   *

Чуть больше тысячи лет русской православной церкви. Чуть больше сорока секунд длились "бесовские дрыгания" в ХХС. Трём с половиной православным-очевидцам акция не понравилась, еще миллионам, посмотревшим, по-видимому, ее фрагмент - в фирменной обработке Мамонтова, большого специалиста по созданию бесовского видеоряда  - тоже не понравилась. А кого-то даже по-настоящему оскорбила. Как, например, Галустяна или Газманова. Конечно, чем вера слабее и беззащитней, тем легче ее обидеть и оскорбить, но, в конце концов, на слабую веру люди тоже имеют право, и кому защищать слабых, как не государству. Вопросов в этой части, безусловно, нет (в части методов защиты, безусловно, есть).

Но, кроме задетых религиозных чувств, для многих оскорбительной стала заявка на то, что эта акция – современное искусство. И даже среди тех зрячих, кто не видит в акции Пусси Райот уголовного преступления, оговорка об отсутствии в их деяниях состава искусства, мягко говоря, не редкость. Особенно среди тех, кто имеет к нему хоть какое-то отношение. И это - самая неожиданная и довольно показательная неприятность.

Искусство – это по многим критериям почти религия. Собственно, до примерно XVII века оно вообще не было чем-то отдельным, светское искусство – феномен относительно недавний. И по-настоящему десакрализованным оно быть не может, несмотря на отделение от церкви и часто совершенно независимую атрибутику. Законы жанра – это все те же метафизические законы, и именно поэтому Кураев так глубоко понимает художественную литературу, а Достоевский – Христа. Сказка Салтыкова о чижике – тоже хороший пример.  

 

Сорок секунд в ХХС были только первым актом их выступления. И, как и положено в настоящем хорошем художественном произведении, шокирующая завязка была полностью оправдана катарсисом во втором акте (слово "катарсис" на греческом буквально означает "очищение"), в сцене суда, когда они продолжили свое выступление уже без масок. Безусловно, декорации для этого второго акта выбирали не они. Но выступали-то они! И это было ИХ вторым актом. В каких бы декорациях этот второй акт не проходил, не декорации делают выступление (хотя в данном случае декорации, как это ни горько, оказались уместны), а тот, кто выступает. Они оказались внутренне, содержательно готовы к этому второму акту – готовы именно потому, что их первый акт явился не простым хулиганством, как строчат об этом в своих сонетах искусствоведы в гороховых пальто, а сжатой до предела, до антиобщественного отчаяния болью. Которую, когда до этого дошел черед, они выразили литературным русским языком, самым высоким слогом - без лишнего пафоса и мишуры, с опорой на мировые и русские духовные и культурные ценности. И приумножили их. В хрестоматии когда-нибудь войдут эти выступления. Потому что боль эта их личная - не за себя. А за мир. О себе они почти не говорили.

Возможно, в первом акте они эстетически и не поднимаются до выступлений Газманова или Галустяна –  это вопрос к узким специалистам по, ну скажем, хореографии, в целом-то сходства больше, чем различий. Но ни у Газманова, ни у Галустяна, ни у многих других "оскорбленных" попросту вообще нет никакого "второго акта". Возможно, даже и потребности в нем нет – для этого голову нужно поднять, а когда голова поднята, из-под нее могут убрать корыто. Ничто не мешает обиженным и оскорбленным разобраться в том, чем их оскорбили и почему обидели, раз уж они приняли это на свой счет и так близко к сердцу. На Газманова даже есть еще надежда, он, кажется, не циник. И если промыть глаза и уши от Comedy Club, где все равно, о чем, главное, чтоб было ржачно и заплатили, можно увидеть, что искусство Пусси Райот в высшем смысле, в том числе эстетически, полностью состоялось – в нем есть единство формы и содержания, а это критерий настоящего искусства, как и настоящей веры. И эстетика их выступления полностью соответствует смыслу – настоящая боль не может быть ни красивой, ни прекрасной.

И все же принять эту эстетику сердцем трудно. И не надо. Считать высоким искусством Босха можно и не будучи садистом. Бесы, пляшущие на амвоне – это метафора. В данном случае – поставленная на подмостках. И не стоит по-детски отождествлять волка с актером, который надел его маску. Сидеть весь вечер, раскрыв рот и полностью погрузившись в спектакль, а потом заявить, что это не искусство – тут не только дьяволу есть над чем посмеяться. Нужно просто увидеть, что их лица за масками на солее и лица за тюремным стеклом – это одни и те же лица. Поменяйте мысленно местами декорации, так, чтобы эти выпады ногами пришлись прямо по стеклу в зале Хам-суда – и все эстетические проблемы исчезнут. И после этого попробуйте не просто понять, но почувствовать, что для них церковь, в которой нет Христа – это тюрьма.

И кто бы мог подумать даже два месяца назад, что в акции Пусси Райот примет участие вся Россия, и не только Россия, а отношение к их процессу станет линией баррикад все более созревающей революции. И что линия эта пройдет не между классами, сословиями, национальностями, религиями или регионами, а между правдой и ложью, честью и бесчестием, совестью и пустотой.

Спасибо вам, Катя, Надя, и Маша.

Вам, и тем двум другим, имен которых мы не знаем, потому что вы их не выдали.

За ваши кривляния, нелепый маскарад и крест, который вы взяли на себя.

Спасибо.

 

20 августа 2012 года 

Если предположить, что существуют некие религиозные чувства и они могут быть оскорблены, то что может оскорбить их больше, чем идея сакрального, системы табу, иерархии "духовной" и "светской" власти?

 

 

 

"Отныне ненавидеть обязательные даты
Эти круглые квадратные торжественные даты
Смертельно ненавидеть эти праздничные даты
Убивать убивать все эти праздничные даты
Официально объявленные
Предписанные, обожаемые
Всенародно соблюдаемые пряничные праздники
Справляемые всеми да в один и тот же день
В один и тот же час..." ("Гражданская оборона", текст Егора Летова) 

"Вчера пионеры из монастыря
Принесли мне повестку в суд
И сказали, что я буду в списках судей -
Прости меня, это будет кто-то другой" ("Аквариум", текст Бориса Гребенщикова)

 

Текст доклада, прочитанного на VI собрании Общества Христианского Просвещения.

 

В Соединенных Штатах уже как-то не очень принято праздновать «день Колумба». Как-то неудобно. Несколько стыдно. Он вроде бы и есть, но о нем предпочитают не вспоминать. Ведь если отменять – начнется дискуссия, вылезут, чего доброго, какие-нибудь мракобесы из Bible Belt, и все закончится новой волной политкорректности с неизвестным исходом. Радикалам вроде меня все это очень даже прельстиво, но пока истеблишменту хватает бойцов-легализаторов однополых браков и психоактивных веществ. Да и женщин с черными еще никто не отменял – точнее, вопроса не закрывал.

Сходные ощущения у меня вызывают празднования разнообразных юбилеев и дат, касающихся так называемого «крещения Руси». Во-первых, я привык полагать, что вещи, которые в христианской традицией принято именовать «обращением», «метанойей» и внешним символическим подтверждением которых и является ритуал крещения – имеют сугубо индивидуальный характер и не производятся по повелению князя, даже если он не «красное солнце», а «голубой сверхгигант» вне или внутри основной звездной последовательности.

Проникновение христианства на «Русь» в результате унификаторских действий Владимира привело к заимствованию единственной уже кристаллизованной жесткой формы христианства – с готовым культом, догматикой и иерархической жреческой структурой. Были унаследованы, таким образом, все основные византийские болезни, византийская имперская «деевангелизация» учения Иисуса.

Борьба с «двоеверием» (а на деле – с континуумом «вер», пусть и несколько «одискреченным») привела к блокировке «буддистского» варианта, при котором новая универсальная модель накладывается на предшествующие, относительно мирно преобразуя последние. Константин и Владимир выбирают жесткий, соответствующий ветхозаветной традиции вариант отношения к иным культам и даже иным культурам как таковым (вспомним борьбу с театром, музыкой, скоморохами и т.д.). В этом их отличие от императора Ашоки, фактически учредившего официальную религиозную толерантность в индийском культурном пространстве и пространствах, испытавших индийское влияние, включая весь буддийский ареал.

Силовое навязывание учения Иисуса приводит принципиальным образом к выхолащиванию самой сути Благой Вести, ненасильственной проповеди и праксиса теозиса/теургии, немыслимых вне принципов свободы и любви – последние подменяются псевдодобродетелями «благочестия» и «послушания».

Конечно, мы никуда не можем уйти от предельных антиномическо-апофатических коанов европейского мистико-метафизико-этического дзэна – от проблемы теодицеи и проблемы сослагательных наклонений истории «лучшего из возможных миров». Нужно отдавать себе отчет, что примеров гармонических (хотя бы относительно) взаимоотношений универсальной и локальных традиций у Владимира и его окружения не было. В особенности если учесть, что задачей была бы интеграция арийского и авраамического пространств (помочь в малой степени мог бы лишь опыт Персии, а Индия еще к тому моменту не подверглась исламизации). Возможно, именно подобная интеграция и составляла историософскую миссию «Руси» и ее производных. Мало того, допускаю, что такая задача продолжает быть, несмотря ни на что, актуальной и сегодня – и значимой не для одной лишь «Руси», но для глобализирующегося мира. 

В X веке такой синтез был либо вовсе невозможен, либо требовал сочетания политической, мистической, метафизической и этической гениальности. Личности подобного масштаба в элите «Руси» не было. В этой ситуации выбор византийского христианства был, возможно, наиболее перспективным с точки зрения будущих возможностей. Христианство, бесспорно, самая открытая трансформациям и просвеченная этикой авраамическая традиция. Ее византийский вариант в силу кризиса и последующей гибели Византии освобождал ее новых носителей от положения культурной колонии. Отсутствие четкой институциализации, системы религиозных учебных заведений, положение, с одной стороны, относительно независимое в плане традиции (отсутствие необходимости подчиняться внешнему центру), а с другой – постоянная адаптация западных образовательных и иных технологий – все это привело к тому, что в России появилась так называемая «русская религиозная философия», уникальный феномен, который, хотя и был заторможен в своем развитии политическими обстоятельствами, все еще имеет перспективы мирового масштаба и вполне способен на полноценное участие в новом глобальном этико-мистико-метафизическом синтезе, в проекте «Новой Александрии» в масштабах планеты. Можно без преувеличения сказать, что в лучших своих вариантах русская религиозная философия открывала горизонты, которые (благодаря, в частности, усвоению наследия неавраамического Востока) ныне осваивает передовая мысль Запада (например, можно вспомнить «трансперсональную психологию» и «интегральную философию» Кена Уилбера). Проект русской метафизики ныне покрыт и продолжает покрываться архивно-консервативно-охранительной плесенью и паутиной (при всем уважении к работникам архивов и библиотек). Будучи возвращен к активной жизни, этот проект может дать существенный толчок поискам философов второго осевого времени (эпохи психоделической революции) к новым прорывам, стать для нового глобального синтеза источником вдохновений и озарений, подобно тому, как платоники и пифагорейцы древности оживили схоластический мир и привели к прорыву в новое состояние европейское общество, вытолкнули его в Модерн. Нынешний же прорыв можно назвать прорывом из переходного состояния постмодерна во что-то иное, что можно было бы назвать «трансмодерном».

Но мысли последнего моего пассажа относятся именно к разряду поиска благого смысла в совершившемся событии. С подобной точки зрения можно было бы искать благие смыслы не только в религиозных реформах князя Владимира, но и в религиозной политике СССР различных времен – более подробного сравнения этих двух реформ проводить не буду, это делалось и без меня.

Преимущественно политическая мотивация реформы Владимира отражается и в последующем восприятии в сознании властей и народа в целом этой даты. Масштабные одобренные государством торжества – особенно показательные в случае празднования тысячелетия «крещения» - и подавляемая, вытесняемая в коллективное сознание психотравма, полученная, когда поклонников иных божеств князевы люди силком волокли в Днепр. Сходные психотравмы проявляют себя в антиклерикальном настрое Модерна и носителей модернистского и постмодернистского сознания. В нашем же конкретном случае энергия психотравмы проявляется, в частности, в деятельности неоязыческих («родноверческих») образований – в дополнение к общемодернистскому антиклерикализму.

Трагической, но довольно закономерной стала победа иосифлян над нестяжателями – постольку, поскольку «православие» стало «князевой верой», а затем и верой царской. Практика этического бескомпромиссного максимализма, скорее всего, и не могла не вызвать отрицательной власти со стороны самодержавия – строя, в наименьшей степени отвечающего идеалам любви и свободы («войну всех против всех» строем назвать, конечно, тоже можно – но она является логическим следствием правления самодержавного тирана). В дальнейшем – и в современности – клерикальные структуры (и не только РПЦ МП) наследуют корневые проблемы, связанные с искажением духа евангельского провозвестия. Основная проблема – подмена образа Бога любви образом тирана. Тиранизация образа божества и параллельно происходящая сакрализация земной власти, из чего и следует стратегическая поддержка ее деяний. Впрочем, антигосударственные альтернативы государствами вплоть до СССР активно уничтожались. Замечу, что антигосударственные христианские сообщества практически неизбежно либерализируются в том или ином аспекте – ритуальном, догматическом или иерархическом, становясь пестрым набором общин (такое положение вполне характерно для протестантизма, индуизма, буддизма и современных нью-эйдж-сообществ).

Теперь – несколько слов о термине «православие». Весьма характерно и показательно, что права на этот термин заявляют и некоторые «родноверы», «славящие правь». Этот термин несет в себе элементы НЛП-программирования. Все равно, как если бы среди философских школ – марбургской, баденской, франкфуртской, венской – появилась бы одна, поименовавшая себя «школой абсолютной истины» или «единственно верным учением» - и это именование прижилось бы в обществе, в том числе и в научном, даже в его части, не разделяющей положения «единственно верных». Неудивительно, что на этот бренд находятся и иные претенденты. Даже марксисты, считавшие свое учение «всесильным, потому что верным» - остались марксистами. В нашем же случае уместно было бы вести речь о «павлианах» или, более точно, «восточных никео-халкидонитах».

С моей оценкой можно не соглашаться, но я считаю этот термин весьма в слабой степени подлежащим «исправлению». Прояснить его значение могли бы, пожалуй, лишь «родноверы», поскольку в историческом христианстве значение этого термина накрепко связалась с историей расколов, имеющих отношение скорее к политике, чем к учению Иисуса. Но и «родноверы» развивают свои взгляды «от противного», «зеркаля» нелюбимую ими иудео-христианскую традицию – и становясь, против своего желания, ее нетерпимым теневым обратносторонним подобием.

Некоторое время я заменял, когда от меня требовалась социумом самоидентификация, слово «православие» словом «христианство». Продолжаю нередко делать так и теперь – но сталкиваюсь с серьезным внутренним противодействием. Оно связано с тем, что я не могу считать Иисуса «машиахом», «царем-помазанником». Я полагаю, что «мессианизация» образа Иисуса и стала началом того пути, который привел некоторых Его последователей к тому, что они поддались тому самому искушению царствами, через которое прошел из Учитель в пустыне, согласно евангельскому повествованию. С тех пор и начали появляться многообразные «отцы и учители» - вопреки недвусмысленным словам Евангелия не называть подобными словами никого на земле. А затем и византийские базилевсы приняли (и что же тут странного?) этот титул – да, такое привычное для русского уха словосочетание «помазанник божий» может быть и переиначено путем ввода эллинизма – «христос божий». Отсюда прямая дорога к царебожничеству и образу человекобога-фараона, «пантократора».

Провозвестие Иисуса – как мне представляется, провозвестие о ином образе Бога. Такого Бога скорее следовало бы называть «акратором», поскольку Он соединяет Свои творения любовью, а не внешней силой. Трон не может быть символом славы Того, кто умывал ноги Своим ученикам. Его слава проявляется не в том, что люди до самых краев земли услышали имя Иисуса и поклонились Ему в страхе перед мечами и аркебузами конкистадоров и аффилированных с ними миссионеров.  Скорее, слава Его проявилась в том, что в культурах, воспринявших Благую Весть, появилось и развилось стремление к свободе, появилось и развивается гражданское самоуправляемое общество.

Так что старые идентификационные маркеры я бы предложил оставить историкам и архивистам. Вопросы значения коллективных добровольно-принудительных обрядов – политологам и психологам. Мы можем являться и ими. Но людям, которых чем-то позвала евангельская весть – наверное, не стоит забывать, что главное для них – это парадоксальная максималистская мистическая этика (этическая мистика), сквозящая в евангельских текстах. Этот свет ведет человека во всех его делах, если он руководствуется доброй волей, своей совестью. Называет ли он себя при этом православным, католиком, буддистом, атеистом или агностиком – вопрос, как мне представляется, не первостепенной важности. Хотя, конечно, не лишен интереса, как не лишены интереса ни одна вещь, ни одно событие в универсуме.

Привиделось мне давеча, что сижу я на пресс-конференции Путина в качестве журналиста. И повествует он о каком-то враге народа российского, в том ключе, что "для меня он больше не существует". И тут поднимаюсь я и задаю Путину вопрос: "А Вы - существуете?" И внезапно понимаю, что теперь я - личный враг Путина и шьют мне дело по статьям "терроризм" и "экстремистская деятельность". За попытку деконструкции онтологического статуса власти методом разбойного метафизического нападения.