выход

Ответ “Розы Мира” на вопрос о значении северо-восточной метакультуры

«Роза Мира» интересна, в частности, тем, что предлагает ответ вечный вопрос русской философии: «В чём русская идея? В чём смысл существования русской культуры? В чём её уникальное значение?». В трёх словах этот ответ – реализация «идеального народоустройства». Ниже мы будем исследовать этот тезис, и я постараюсь объяснить, почему считаю его ошибочным.

Сначала вспомним фрагменты книги, в которых он сформулирован (в несколько отличающихся вариациях):

«Драма исторического христианства заключается в том, что ни одна из церквей не превратилась в форму совершенного народоустройства, способную выразить и осуществить завет христианства, его мистический и этический смысл. Эта задача, одна из ключевых, если не самая ключевая из всех задач, возникавших перед человечеством, переходила теперь со всей непомерной тяжестью и опасностью требуемого ею пути к иерархиям Российской метакультуры». (РМ VII 1)

«Что касается Яросвета, то воспламенённость своей мечтой препятствовала ему различить законы перспективы в этом новом для него мире исторической действительности. Он не умел ещё проводить точную грань между реальной государственностью и идеальным народоустройством, между созданием государства и конечной целью своего брака». (РМ VII 1)

И ещё один примечательный фрагмент:

«Если правильно понять те замечания об интеррелигии, интеркультуре, о превращении государства в братство, которые мне уже довелось сделать в предыдущих главах, то нельзя не сделать горького вывода: зрелище сверхнарода, вызванного из небытия ради подобных целей и после тысячи лет всё ещё пребывающего на 80% своего массива в состоянии рабства, — такое зрелище вызывает тревогу и глубокую печаль». (РМ IX 2)

Но кроме печали такое зрелище должно ещё вызывать вопрос о том, а действительно ли ключевые задачи этого сверхнарода связаны с социально-политической сферой. Не выглядит ли странным, что одна цивилизация должна сформулировать и реализовать и интеррелигию, и интеркультуру, и путь к превращению государства в братство? Не слишком ли это много, учитывая разнородность задач? Здесь же не идёт речь, допустим, о разделении властей, политическом представительстве и электоральных механизмах. Такой набор можно представить проработанным в рамках одной метакультуры, потому что они непосредственно взаимосвязаны. А о пунктах в списке Андреева этого сказать нельзя.

Анализ идеи «идеального народоустройства»

Проанализируем, что, собственно, подразумевает Андреев под «идеальным народоустройством», благо, он вполне ясно говорит об этом:

«9. Идеальное народоустройство. Упразднение государства. Превращение государственного строя человечества в братство. Совершенное устройство общества, только в которое и может быть принято рождаемое иерархиями эфирное выражение Вечной Женственности». (РМ VII 1)

Во-первых, я должен сказать, что идентифицирую идею «превращения государственного строя человечества в братство» как иррациональную и неосуществимую. Если внимательно читать книгу, то становится понятно, что с этим должен был бы согласиться сам Андреев, потому что осевую логику его сообщения можно сформулировать в трёх пунктах:

1) Человеческая природа повреждена. Она включает демонический элемент, эйцехоре. Находясь под его влиянием, человек искажает и извращает свои отношения с самим собой, с Богом, с другими людьми и вообще с другими существами.

2) Эта проблема могла быть решена в первом эоне в случае успеха миссии Планетарного Логоса, Иисуса из Назарета. Но его миссия была оборвана Планетарным Демоном и не была завершена.

3) Поэтому решена она будет после смены эонов и физического преображения человечества.

Это означает, что всечеловеческое братство будет возможно только во втором эоне. Действительно идеальное народоустройство будет возможно только в идеальном мире. До тех пор, пока для него не существует условий, попытки распространить на всё общество семейные отношения братства будут приводить к социальным катастрофам вроде Советского Союза или царства Антихриста, описанного в XII книге.

Перейдём к следующему пункту: упразднение государства. Будучи либертарианцем по своим политическим убеждениям, я считаю эту цель рациональной, желательной и гипотетически достижимой. Во всяком случае, у меня не вызывает сомнений, что достижимо так называемое «государство - ночной сторож», которое продолжает собирать налоги, но сведено к функции обеспечения безопасности и выполнения договоров. Я не стану сейчас обсуждать этот проект, рассматривать вопрос о его реалистичности и т.д. Главное, что сейчас необходимо понять – между идеями всеобщего братства и безгосударственного общества нет знака равенства. Их нельзя перечислять через запятую, как будто это примерно одно и то же. Так, безгосударственное общество, описываемое либертарианскими теоретиками, предполагает не исчезновение агрессии, а альтернативные по отношению к государству механизмы защиты от агрессии и его предупреждения – защитные ассоциации, частные охранные агентства, контрактные юрисдикции и т.д.

Внутреннее противоречие в мышлении Андреева об «идеальном народоустройстве»

Суммируя все эти соображения, можно сделать вывод, что если мы хотим придать тому определению «идеального народоустройства», которое приведено в процитированном выше абзаце (РМ VII 1), рациональный смысл, то должны убрать из него идею общечеловеческого братства и оставить только идею гипотетически возможного упразднения государства либо, во всяком случае, минимального государства в том или ином понимании. Тогда можно было бы вообще отказаться от расплывчатого и утопично звучащего словосочетания «идеальное народоустройство» и подставлять на его место «безгосударственное общество» или «минимальное государство».

Но, к сожалению, сделать этого нельзя, потому что на самом деле в «Розе Мира» описывается не один, а два образа «идеального народоустройства», которые являются взаимоисключающими. Первый из них – это только что обсуждавшееся безгосударственное общество. Второй – это общественный строй, который описывает Андреев в РМ I 2 и РМ XII. Проблема в том, что он несовместим с минимальным государством (и, тем более, с отсутствием государства), поскольку требует государства социалистического. Иначе невозможно обеспечивать (заранее прошу прощения за тавтологию) «право человека на обеспеченное существование и пользование благами цивилизации», которое Андреев рассматривает как «врождённое». По моему мнению, концепция врождённых прав является ошибочной и в итоге ведёт к закрытому обществу. Опять-таки, нет возможности подробно обсуждать эту большую тему сейчас. Пока достаточно констатировать, что идея «идеального народоустройства» (в понимании самого Андреева) является двойственной и неопределённой. Так что придётся пока пользоваться этим словосочетанием, осознанно обозначая им нечто, что на самом деле не имеет отношения к идеальности.

Разумеется, при желании каждый может сделать выбор из двух вариантов в соответствии с личными предпочтениями и таким образом определиться и перейти к рациональным терминам. Например, я мог бы просто забыть о втором варианте и вместо «идеального народоустройства» говорить «безгосударственное общество». Но так я рискую вызвать возмущение тех, кому нравится андреевский социализм. А главное, это всё равно не устраняет неопределённость из самого текста.

И всё же это не означает, что наше исследование вопроса о значении и предназначении северо-восточной метакультуры зашло в тупик. Всё дело в том, что реализация «идеального народоустройства» в любом из вариантов, описываемых Андреевым, в принципе не может быть задачей какой-либо метакультуры кроме той, которая связана с Аримойей. Почему? Потому что все эти варианты требуют упразднения национальных армий, а оно, в свою очередь, требует объединения государств во всемирную федерацию или конфедерацию. Таким образом, переход от «обычных» демократий к «идеальному народоустройству» (что бы мы под этим не подразумевали) – это процесс, который может быть запущен только после объединения человечества и который может быть только общемировым. И из этого следует, что он должен быть связан с общемировой метакультурой. Нам предстоит внимательно исследовать, что именно означает её «общемировой» характер (спойлер: он не означает унификацию или растворение в ней остальных метакультур). Но для меня выглядит вполне ясным, что реализация некой качественно новой (по отношению к современной западной демократии) политической программы, которая должна осуществляться синхронно по всему земному шару, должна быть связана именно с новой и общемировой метакультурой.

Дальше идёт уже лишний абзац, позже я изменю и куда-то перенесу его.

Что это означает для вопроса о роли северо-восточной метакультуры? Это означает, что в идее реализации ею «идеального народоустройства» смешались две разные вещи: собственно реализация и подготовка к ней. Так что, по моему мнению, посыл Андреева нужно переинтерпретировать примерно так: «Задача северо-восточной метакультуры заключается в том, чтобы сыграть решающую роль в подготовке условий для реализации «идеального народоустройства»». Это уже совершенно другая, более скромная, задача. Возможно, читатель предполагает, что я на нескольких страницах подводил к такой смягчённой формулировке, чтобы согласиться с ней. Но я думаю, что даже она ошибочна. Я думаю, что роль северо-восточной заключается в другом, и теперь перехожу к обоснованию этого.

Метаисторической миссией Северо-Западной метакультуры (если мы будем исходить из логики текста Д.А.) является создание глобальной демократии, то есть - политическое объединение всех государств планеты на демократической основе. И соответственно глобальный интеграционный проект не может быть миссией ни “Российской”, ни “Планетарной” метакультур. Ошибочный перенос Д. Андреевым в тексте “РМ” на “Российскую” и на “Планетарную” метакультуры метаисторической задачи Северо-Западной метакультуры коррелируется с его утопическим авторитарным проектом “духовной инстанции” Розы Мира.

Только после того, как такое планетарное демократическое объединение будет осуществлено или почти осуществлено, “Российская” и “Планетарная” метакультуры смогут оптимально осуществить свои метаисторические задачи. Но опять же эти задачи не могут заключаться ни в развороте процесса секуляризации, ни к созданию каких-то альтернативных секулярной демократии политических систем.

Если рассматривать Советский проект как предваряющую пародию на миссию “Российской” метакультуры, то можно предположить, что из себя мог бы представлять ее позитивный метаисторический проект. То есть здесь, казалось бы, можно было бы согласиться с идеей Д.А., что задачей “Российской” метакультуры является создание какой-то идеальной социальной модели, которая охватит всё человечество. Но сам факт наличия в России тоталитарной диктатуры с претензией на мировое господство таким основанием быть не может. Иначе ровно на то же самое идеальное народоустройство могли бы претендовать Северо-Западная и Китайская метакультуры (поскольку у них были свои девиации - гитлеровская Германия и маоистский Китай).

У меня в сознании постоянно всплывает идея о том, что поскольку Россия никогда в своей истории не создавала общезначимых культурных форм, но заимствуя уже имеющиеся, наполняла их своим особым и часто универсальным по значению содержанием (это можно было наблюдать в XIX и отчасти XX веках), то после крушения российского великодержавия и освобождения Соборной души метакультуры в России может произойти наполнение демократической государственности каким-то новым содержанием. Раньше я считал, что это может быть какая-то “спиритуализированная демократия”. Но при этом никогда не мог внятно объяснить даже самому себе, что же она может из себя представлять в конкретных исторических образах. Что это за спиритуализация в условиях секулярности? Будет ли эта спиритуализация сопровождаться какой-то трансформацией государственных и социальных институций? Или это будет только какой-то разлившийся в обществе новый эмоциональный настрой? Сейчас мне кажется, что все эти общие формулировки только дезориентируют нас, ввергают в очередной виток обычной российской маниловщины.

Я смиренно признаю сегодня, что мифологемы Д. Андреева (освобождение Соборной души, брак ее и Демиурга, возможное рождение в затомисе метакультуры Звенты-Свентаны) не могут быть мною интерпретированы в культурном или социально-политическом планах. Ясно для меня только одно - миссия “Российской” метакультуры не может быть связана ни с глобальным политическим лидерством в объединении государств, ни в представлении какого-либо глобального институционализированного социально-политического проекта.

13.03. Маха-Шива-ратри
В поддержку идеи Артёма о том, что “идеальное народоустройство” не может быть задачей Восточно-славянской метакультуры:

“С шестидесятых годов ясно определился даже многозначительный факт, совершенно неосознанный, однако, обществом: влияние гениев и влияние талантов стало, в некотором очень глубоком смысле, противоречить друг другу. Художественные гении того времени – Тютчев, Лев Толстой, Достоевский, Чехов, Мусоргский, Чайковский, Суриков, позднее Врубель и Блок – не выдвигали никаких социальных и политических программ, способных удовлетворить массовые запросы эпохи, увлекали разум, сердце, волю ведомых не по горизонтали общественных преобразований, а по вертикали глубин и высот духовности; они раскрывали пространства внутреннего мира и в них указывали на незыблемую вертикальную ось. Таланты же, по крайней мере, наиболее влиятельные из них, всё определённее ставили перед сознанием поколений проблемы социального и политического действия” (Х,1, абзац 5).

Как можно прокомментировать этот фрагмент? Демократизация и возрастание гражданственности в социальной жизни России были необходимым условием ее развития. Для достижения не то что идеального, но элементарно вменяемого ее социального устройства. И если бы миссией метакультуры было осуществление идеального народоустройства, то естественно было бы предположить, что именно гражданские и демократические идеалы должны были провозглашаться и утверждаться светлыми гениями-вестниками. Однако светлое вестничество проявлялось совсем в другой сфере. С ещё большим основанием это можно было бы сказать о русской философии от Владимира Соловьева и до мыслителей первой половины XX века (да и более позднего, современного нам периода, уже не имевших такого значения, как их предшественники). Её высшие достижения не связаны с проблемами гражданственности и демократии. Напротив, она вся ориентирована на духовную вертикаль и эсхатологию. Те же значительные мыслители, которые пытались высказываться на тему социально-политического настоящего и будущего России, оказывались крайними реакционерами, если не сказать мракобесами, повторявшими зады европейской консервативной мысли - как Леонтьев и Ильин, а в наш период - Дугин. И даже когда русские религиозные мыслители пытались что-то сказать о социально-политической судьбе России, у них рождалось либо нечто анахроничное и имперское по сути - как у Бердяева (например, в “Судьбе России”), Н. Лосского, Федотова, либо утопическое - как у Д. Андреева.