выход

Поэтому любовь—самое чудовищное противоречие, которое рассудок не может разрешить, так как нет ничего более неподатливого, чем эта пунктирность самосознания, она отрицается, и я все-таки должен аффирмативно ею обладать. 

Г.В.Ф. Гегель, «Философия права»

Стандартная идеология брака содержит в себе неявное предположение (или, скорее, предписание), что в нем не должно быть любви.

С. Жижек, «Гегель о браке»

Нижесказанное может рассматриваться как попытка неформальной трактовки ситуации романтического неуспеха. Иными словами, изложенная в этой статье позиция является своего рода гегельянским утешением для всех отверженных.

Романтический неуспех — стандартная ситуация в жизненной практике любого половозрелого индивида, от нее не застрахован никто, потому что, перефразируя известную поговорку, не получает отказов только тот, кто ничего не делает. Стандартная реакция на романтический неуспех — или просто отказ — принадлежит к спектру состояний фрустрации: рухнувших надежд на установление сексуальной связи. Не составляет никакого труда объяснить причины и сущность душевного потрясения, которое переносит индивид, получивший «от ворот поворот». Однако, наша идея состоит в том, чтобы представить альтернативное построение модели отказа и, тем самым, дать пример нетривиальной реакции субъекта на неблагоприятный исход его притязаний на сексуальную связь.

Гегелевское определение любви, изложенное им в «Философии права», гласит: «Любовь означает вообще сознание моего единства с другим, то, что я не изолирован для себя, а обретаю мое самосознание только как отказ от своего для-себя-бытия и посредством знания себя как своего единства с другим и другого со мной». 

Так понимаемый романтический отказ является неудачной попыткой отказаться от своего для-себя-бытия. Исходя из того, что, с точки зрения гегельянства, абсолютной ценностью обладают не отдельные человеческие отношения (случайный факт), а любовь вообще (то есть понятие любви, любовь в полноте ее определений), получивший отказ получает вместе с тем и хорошую новость, которая заключается в том, что он поучаствовал в глобальном процессе саморазвития абсолютной любви. Классическое понятие брака считается достаточно поздним понятием, но на сегодняшний день оно уже не только получило почти повсеместное распространение, но и успело перезреть, начать трансформироваться в иные формы. Однако мы возьмем его как актуальную точку отсчета. 

Стараясь получить расположение другого, индивид вступает в тривиальнейшие отношения, которые, несмотря на большое разнообразие вариантов моделей поведения при ухаживании (как то: рыцарские турниры, спасение принцесс и пение серенад, написание имени возлюбленной воздушным следом реактивного самолета и прочая, и прочая) остаются, в общем и целом, полностью в рамках продиктованных самим понятием любви целей, не привнося ничего нового в понятие парного брака, утвердившегося как единственная форма законных отношений индивидов в христианстве и рецепированного современным секулярным обществом.

С нашей точки зрения, когда ухаживания не принимаются, происходит ни что иное, как негативное участие претендента в миллиард раз повторяющемся всеобщем процессе обогащения понятия абсолютной любви бесконечным множеством индуктивно регистрируемых случаев. В конечном счете, с философской точки зрения, не имеет никакого значения, кто именно добился успеха, состоялся ли акт с Вами или с другим. Важно лишь, что акт состоялся и состоялся с необходимостью. Не получив искомое, Вы не оказались не у дел – напротив, Вы стали «отбросом» абсолютной любви (Вас бросили), средоточием динамики (Вас «продинамили»), движущей силой этой любви (Вас «подвинули»). 

Мы предлагаем отверженному посмотреть на свой неуспех с точки зрения, возвысившейся до понятия любви – ведь субъект, в котором нет понятия любви, не сможет иметь в себе и подлинной любви вообще. Абсолютная любовь, протянутая сквозь временной ряд, утвердила один из своих синтетических положительных моментов, воплотилась в то, к чему шли также и Вы, но реализовала это для Вас негативным образом. Переживая несчастную любовь, Вы измещаете собой счастливую. Вы буквально окружены любовью – она, словно вода, подступает к Вам со всех сторон, описывая в точности форму Вашего отсутствия, но не задевая при этом Вас самих.

Отдельным островком возвышается над морем любви удел вечно отверженных: эти рекордсмены поражений являют собой крайний полюс негативности и наиболее рельефно выражают антитетический момент любовной диалектики.

И в своей «Философии права», и в работах по эстетике Гегель неизменно отмечает момент самозабвения любящего – оно является классической характеристикой идеала любви в христианской культуре, породившей образ доблестного рыцаря и его прекрасной дамы сердца. Стандартный и почти анекдотичный пример таких отношений – Тристан, положивший обнаженный меч между собой и Изольдой, дабы запретить себе какие-либо плотские поползновения. 

Отсутствие взаимности в любви нередко является прямой дорогой к любви платонической, полностью лишенной какой-либо телесной составляющей. Духовная возвышенность здесь соседствует, опять-таки, с некоторой комичностью, которая является отголоском той оценки, которую общество дает отверженному. 

Весомый контраргумент в нашу сторону могут выдвинуть сторонники эволюционизма, заявив, что вся наша идея сводится к тому, что проигравший в естественном отборе должен обманывать себя, что его неуспех полезен для «общего дела», то бишь для выживания наиболее приспособленных особей вида. Дескать, неудачливый ухажер «унавозил» почву для победителя, который придет за ним. Но эту интерпретацию мы отвергаем на том основании, что классическое понятие любви, в частности то, о котором говорит Гегель, было сформировано задолго до открытия теории эволюции и поэтому не включает в себя определения в терминах внутривидовой борьбы. Например, с точки зрения теории эволюции теряет всякий смысл жертвенность и самозабвение любящего, поскольку это поведение отнюдь не способствует выживанию сильнейшего.

Таким образом, гегельянский подход к любовным неудачам состоит в том, что отрицательное единство с объектом любви — тоже единство, а причастность к абсолютной любви достигается не только взаимностью, но и получением отказа, потому что, с точки зрения спекулятивной философии, отрицание тут отнюдь не является огульным, но вплетается необходимым образом в общий ход самого дела, выступая его внутренним моментом, а, с учетом утонченного понимания любви, характерного для развитого гуманистического мировоззрения, любовная неудача может обернуться не менее значительным, а часто — и более возвышенным уделом, чем любовная успешность. 

Мы берем на себя смелость уточнить ироничное замечание Славоя Жижека о том, что стандартная идеология брака содержит в себе неявное предположение, что в нем не должно быть любви: это происходит потому, что другая, негативная составляющая этой любви («отказать всем остальным») достраивает суперпозицию исходных предпосылок брака до полноты его собственного понятия. Сильная любовь не только не способствует браку, но и часто является непристойным моментом любого брака, который старательно подавляют, потому что это — страсть к другому. Со страстно любимым другим брак не удается.

Но тут мы сталкиваемся со вторым моментом: именно нелюбовь ко "всем остальным" рождает брак. С учетом жижековской идеи о том, что и в самом браке любви нет, мы получаем вывод куда более радикальный: заостряя противоречие, хочется сказать, что брак существует только потому, что существует несчастная любовь. На уровне понятия мы вынуждены мыслить брак вообще без любви: как без любви к партнеру, так и к другому.