Часть XVII введения к трактату "Механизмы империосферы"

Как многим известно, но мало кем признается, невозможно дать краткое, ясное, исчерпывающее определение того, что принято называть научным методом. 

Научный метод - это нечто, понимаемое интуитивно и являющееся результатом неформального консенсуса в конкретных областях и субсообществах сообщества научного. Декларируемым идеалом научного метода является беспредпосылочность познания. Ученый должен отслеживать в самом себе влияние бэконовских идолов, не принимать на веру расхожие мнения и штампы, не доверять слепо авторитетам и не доказывать свои тезисы ссылками на эти авторитеты. 

Однако реальные практики, распространенные в научном сообществе, существенно отличаются от идеала. Требование исключить из числа способов доказательства своих тезисов ссылки на авторитет утверждается в эпоху эмансипации части европейских интеллектуалов от жреческих корпораций и в принципе организованных религиозных сообществ, имеющих тенденцию навязывать интеллектуалам, находящимся в сфере их влияния, свою догматику, и даже свои расхожие, но не догматизированные стереотипы.

Однако результатом этой эмансипации отнюдь не стало освобождение интеллектуала.

Научное сообщество несколько веков было спаяно университетской структурой, оказавшейся в первую очередь поставщиком образованных кадров для церковной корпорации, вынужденной интеллектуально противодействовать ученым из среды иноверцев и еретиков. Безусловно, машинерия организованных социальных структур дает ряд преимуществ входящему в эти структуры. Прежде всего речь идет об уровне защищенности и взимосвязи. Минусом же является зависимость человека от такой структуры, которая в состоянии напрвлять, цензурировать и в принципе оказывать воздействие на своего члена в чьих-либо интересах - например, интересах спонсоров и покровителей, а также высшей бюрократии самой структуры, в нашем случае - самого научного сообщества. 

Философам Эллады приходилось самим, без помощи влиятельного сообщества, существовать в мире и осуществлять коммуникацию. Если интеллектуал и находил себе покровителей (или они его) - это было личным делом обеих сторон, даже если одной из этих сторон был Александр Македонский. Аристотель принимал покровительство Александра, Диоген же великолепным жестом отказался от милостей царя - и, судя по всему, умудрился не попасть за свое "отойди" в немилость. Сократ не имел возможности получить корпоративную защиту. Зато он и не был подотчетен никому, кроме, может быть, собственного даймона и абсолютного блага. 

Средневековые же интеллектуалы в итоге оказались в золотой клетке. Независимость от местных властей была куплена ценой прямого подчинения Риму. Материальные бонусы покупались ценой идеологической лояльности. Впрочем, отказ от лояльности означал отнюдь не только прекращение субсидирования. В итоге развилось мощное сообщество, играющее в одну логическую игру по одним и тем же правилам на одной и той же площадке, на одном и том же материале авторитетных текстов и предания, во многом общего для трех авраамических религий, вовлеченных в диалог на тот момент времени. Остальных эти три традиции в качестве собеседников вообще не рассматривали - впрочем, в отсутствии сходных правил и площадки продуктивный диалог между средневековым схоластом и буддийским или индуистским мыслителем вряд ли оказался бы возможен. 

Взлом этой клетки вел не привыкших к свободе интеллектуалов в новые тюрьмы. Стоит только вспомнить, в каких восторженных и подобострастных тонах начинал непокорный Джордано Бруно обращение к человеку, чьего покровительства он искал - обращение, предваряющее "Изгнание торжествующего зверя". Интеллектуалы, подобно освобождаемым рабам и крепостным, не привыкли к свободе - и общество не привыкло к свободным интеллектуалам. Свобода была опасна, и многие избирали поиск собственного дракона. Такова судьба многочисленных искателей эпохи Возрождения. 

В условиях кризиса церкви и протестанской революции инициатива в интеллектуальном пространстве была перехвачена странами Северной Европы - прежде всего, Англией, Францией и Германией. Мы не оговорились - именно странами, ибо первенствующую роль в деле опеки интеллектуалов стало играть государство нового типа - государство политической нации, на первых порах склоняющееся к абсолютизму. 

Конец еще практически не успевшей начаться эпохе свободы был положен довольно быстро. Идеологом нового обустройства научного сообщества и ориентации оного в полезном для новых светских покровителей (политических и экономических элит) направлении стал Фрэнсис Бэкон, ставший на пике своей политической карьеры лорд-канцлером Британской империи, вторым лицом в государстве после короля де-юре, вторым лицом после герцога Бэкингемского де-факто. 

Бэкон опрокидывает авторитет Аристотеля, определяя науку как служанку - но только уже не богословия, а общества и общественной пользы. Ученые оказываются подконтрольны обществу - ясное дело, в лице руководителей, действующих от имени народа. Созерцание абсолютного блага, мыслившееся Платоном как основа жизни идеального полиса, заменяется в не признающей душеполезность отвлеченных монашеских созерцаний протестантской среде удовлетворением неуклонно растущих потребностей подданных (граждан) и тех, кто формирует у граждан и за граждан эти потребности. Пиво не должно портиться, сталь не должна ржаветь. И в последнем случае благо всего человечества отступает на задний план, поскольку не должна ржаветь прежде всего сталь оружия британской армии. 

Связанные вначале только личной перепиской, нужные государству ученые оказались соединены королевскими академиями наук. Идеал открытого для всех знания, старинный университетский принцип, имеющий корни в самой открытости Благой Вести Иисуса, поначалу сохранялся, что обусловило стремительный прогресс в области естественных наук и техники. Новое знание не брезговало ремеслами - и вывело на свет древние цеховые секреты. Обмен знаниями ускорился в условиях открытости. Но параллельно с этой открытостью стали рождаться новые формы закрытости. Наиболее важные стратегически для политиков и военных области науки стали покрываться завесой государственной тайны, а иные разработки, финансируемые частными копорациями - завесой тайны экономической. Эти ограничения на свободу обмена научной информацией дополняются прямыми запретами на ряд исследований - к примеру, исследований с использованием психоактивных веществ. Таким образом, зависимость от государственной власти и от финансирования является фактором, в весьма высокой степени ограничивающим свободу научной деятельности. От Средних веков новую реальность и новые ограничения отличает большая доля утилитаризма, и меньшая - чисто идеологических ограничений, хотя последние в различных формах продолжают иметь место даже в самых свободных государствах планеты.

Таким образом, авторитет священного текста и устного церковного предания заменяется в новом научном сообществе авторитетом нового патрона, могущего как поддержать, так и ограничить вплоть до полного уничтожения научной отрасли - и даже вполне физической ликвидации самих ученых. С другой стороны, ограничения проистекают из самой структуры научного сообщества, во многом сохранившейся в ходе всеобъемлющей революции Модерна. 

Научное сообщество само является авторитетом для своих членов. Будучи институционализированным и во многих чертах централизованным, оно выдает свидетельства членства и весьма жестко определяет, что с его точки зрения является наукой, а что нет. Мы вполне можем утверждать, что научное сообщество в форме институализированной корпорации является прямым наследником своего фактического родителя - корпорации церковной, собственные бездоказательно принимаемые установки (например, детерминизм) - новой догматикой, а весь комплекс в целом - сциентистской религией (или, точнее, научное сообщество имеет в себе образование, которое мы в одной из работ назвали "догматико-традиционалистской системой"). Аксиомы, основанные ни на чем ином, кроме соглашения участников интеллектуальной "игры", имеют тенденцию быть выдаваемыми за самоочевидные истины, навязываемые детям в школе. Гипотезы же - любое человеческое "позитивное" знание неизбежно имеет чисто гипотетический характер - обретают фальшивый образ доказанных теорий, с тем, чтобы быть опрокинутыми не менее самоуверенными преемниками.