Чему может литературное произведение научить нас относительно последних откровений, что Агентство национальной безопасности самым энергичным образом собирало огромное количество данных, касающихся американских граждан? Роман, который обычно вспоминают, конечно - оруэлловский “1984” с его ужасающим образом “полиции мысли”. Даже президент Обама в ответ на вопрос, касающийся NSA, был вынужден отрицать, что правительство применяло тактику “Большого Брата”. Книга Оруэлла, однако, не самое интересное или точное литературное пророчество о современной системе тотальной слежки. Этот приз отойдет к книге с менее обычным в данном конкретном случае названием: “Властелин колец” Дж.Р.Р.Толкиена.

Толкиеновский сильный и устрашающий образ централизованного надзора, Око Саурона над башней, которому видим почти весь мир, резонирует с состоянием сознания тех, кто озабочен проблемой государственного мониторинга. Но у Саурона есть слабое место - и это вполне соответствует положению дел в Америке сегодня. Рассмотрим базовую предпосылку толкиеновской трилогии: небольшая группа, посвятившая себя подрывной деятельности намерена пожертвовать своими жизнями пробирается сквозь систему надзора очень сильной власти, сливается с местным населением и наносит разрушительный удар в самое сердце империи, который приводит силы безопасности в смятение, а массы в ужас. Даже башня рассыпается в пыль. Большая часть операции проводится далеко не скрыто, а, наоборот, на виду, причем сильная власть прекрасно осведомлена о существовании врагов, если и не об их намерениях. Предвидя терроризм наших дней, толкиеновский образ предлагает, по крайней мере, три урока современной Америке.

1. Всевидение не есть всезнание.

Наиболее значимый для нас факт относительно Толкиена - не то что он сочинял фэнтези, а то. что он католик. Его христианские верования вели его от реализма в мир орков, энтов и темных властелинов. Именно поэтому “Властелин колец” не был принят всерьез, когда Эдмунд Уилсон обьявил его, вскоре после публикации книги в 1954 году, “детской книжкой, которая как-то вышла из-под контроля”. Однако созданный Толкиеном мир позволил ему обратиться к проблемам, которые традиционным реализмом не поднимались. Самая важная из них - различие между всемогуществом и всеведением. В работе Оруэлла (так же, как и у других авторов антиутопий, таких как Олдос Хаксли и Евгений Замятин) эти два понятия почти синонимичны: Полиция Мысли всегда знает, каковы намерения Уинстона Смита. Но для верующего, каким был Толкиен, только Бог может знать все. И в облике Саурона Толкиен оказался способен изобразить власть, пытающуюся представить себя властью божественной, с почти бесконечными ресурсами, но с ужасным слепым интерпретационным пятном.

Основная проблема Саурона, в двух словах - отсутствие эмпатии: он не может представить себе кого-либо, кто обладал бы набором ценностей, фундаментально отличных от его собственных. Для Саурона власть - воплощенная в кольце - это само собой разумеющееся благо-в -себе. Поэтому любой обладатель кольца попытается использовать его и таким образом попадет в его капкан. Мысль, что кто-то может выбрать иной путь - уничтожить кольцо и, возможно, погибнуть самому в процессе - никогда не приходит Саурону на ум. Он страдает “предвзятостью подтверждения,” т.е. склонностью подтверждать только ту информацию, которая соответствует убеждениям - фундаментальной проблемой любой разведывательной службы. Мы видим те вещи, которые хотим видеть, что становится проблемой, когда враг имеет кардинально отличное от нашего мировоззрение.

2. Враг контролирует развитие событий.

Второй урок Толкиена нам: слежка и контроль в основном реактивны. Профессионалы разведслужб пытаются предугадать и просчитать действия своих оппонентов; это ставит их в оборонительную позицию. При всех наших вполне имеющих основания страхах перед “наблюдателями”, преимущество часто бывает на стороне тех, за кем следят. Каждый акт слежки влечет за собой борьбу за смысл, нарратив и сюжет, часто создавая для лазутчика, проникающего сквозь системы слежки, историю таким образом, что он может использовать слабости механизма наблюдения. Во “Властелине колец” стойкие личности типа Фродо и Гэндальфа с адекватным пониманием слепых пятен в видении врага оказываются способны оказать открытое сопротивление.

Это не значит, однако, что Толкиен был не осведомлен о вполне реальных преступлениях тоталитарной власти. Совершенно напротив: ему настолько же омерзительны КГБ и гестапо, как Оруэллу или Артуру Кестлеру. В этом отношении наиболее интересными разделами “Властелина колец” являются заключительные главы книги IV и книги VI. Это последовательность действий, позмоляющих Фродо и Сэму проскользнуть между мимо “служб национальной безопасности” и преодолеть мощнейшие барьеры на границах Мордора. Именно здесь мы получаем наиболее точное описание рядовых сотрудников Мордора: орков Саурона, так сказать,  работников Агентства транспортной безопасности Мордора. Вот Сэм подслушивает разговор между двумя из них. Речь идет о захваченном в плен Фродо:

“– Так эта дохлятина нужна там? А что оно такое, по–твоему? Похоже на эльфа, но мелковат. Оно что, опасное?

– Не знаю, и знать не хочу! — отрезал его собеседник.

– Ого! Значит, тебе не сказали, в чем дело? Нам ничего не говорят, но они тоже иногда ошибаются. Даже самые Верхние.

– А ну тихо, Горбаг! — Шаграт понизил голос настолько, что даже странно обострившийся слух Сэма едва улавливал его. — У них глаза и уши повсюду, даже среди моих, я уверен. Я знаю только одно: они чем–то встревожены. И назгулы внизу, и те, наверху, тоже. Что–то чуть не сорвалось!”

Разве это описание не более убедительно, чем изображение гиперэффективной “полиции мысли” у Оруэлла (или “хранителей” у Замятина), показывает, как на самом деле работает власть в государстве тотальной слежки? Никоим образом не преуменьшая ужаса жизни под надзором тайной полиции, Толкиен улавливает, что власть не доверяет своим агентам и лишает их информации. Он улавливает как цинизм, так и паранойю надзорной работы - а также способ, с помощью которого можно проскочить через эту смесь подозрений, недовольства и некомпетентности. Любой аппарат безопасности - как Мордора, так и Соединенных Штатов (не проводя сравнение) - не может быть прочнее его самого слабого звена.  Слабые же звенья всегда имеются в изобилии.

3. Чем громче шум, тем слабее сигнал.

Как говорят в разведывательном сообществе, обрабатывать сырую информацию - все равно что пить из пожарного шланга. Наиболее мрачные антиутописты лукавят, когда им надо решить эту проблему, искусственно занижая численность населения, чтобы снизился и объем информации - и толстенный шланг стал бы садовой леечкой. Хаксли “срезает” “восемь девятых” населения с помощью идеи евгеники. Оруэлл представляет пролов - 85% жителей Океании - политически кастрированными и недостойными рассмотрения. Напротив, Саурон , как и NSA (Агентство национальной безопасности), не имеет такой роскоши. Как Толкиен понимает, нет ничего труднее, чем анализировать “видимую анонимность” (в толпе легче всего затеряться). Именно в этом анонимном положении находятся Фродо и Сэм (ничем не выделяются из толпы), пока не надевают кольцо.

Как распознать предательскую иголку в стоге сена? Как показали последние месяцы, это непросто. Наши спецслужбы, в отличие от оруэлловских, поимело свою порцию неудач. Опасное предположение лежит в основе многих современных дискуссий о государственном контроле - предположение о том, что спецслужбы являются компетентными интерпретаторами информации. Не умаляя серьезности недавних разоблачений деятельности NSA, Толкиен часто говорит о тотальной слежке более убедительно, чем Оруэлл и его многочисленные продолжатели, пророчащие неизбежное торжество тотального контроля. И это одновременно слегка утешает и несколько пугает.

Читать источник (англ.): Slate  July 17. Перевод Дмитрия Ахтырского