Мир власти в "Розе Мира" ::: введение
«И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем».
«Напрасно, однако, стали бы мы искать в этом оригинальном произведении следов широкой филологической эрудиции, попыток объективно и научно исследовать текстологический материал канонических книг, наконец – хотя бы философски аргументированной теологической концепции. Это поток пламенных образов, вызывающий в памяти образцы апокалиптической литературы и поражающий вместе с тем некоторым новым качеством: чередованием взлетов ума с явно галлюцинаторными феноменами, глубоко-поэтических интуиций с какою-то религиозно-философской инфантильностью, проповеднического жара – с ребячески-примитивными тезисами, интересных иногда мистических построений – с грубым научным невежеством. Сильная сторона книги заключалась в ее языке, местами поднимавшемся до уровня классических образцов пророческой литературы, а также в беспредельной, буквально гипнотизирующей читателя вере в себя и свою идею».
«Всякая власть от Бога», это значит, что человеческая, только человеческая власть – не власть, а насилие, не от Бога, а от дьявола».
«Все опыты создания новой жизни – в историческом христианстве, в социальных революциях, в сектах и т.д. – кончаются объективацией, приспособлением к обыденности, в новых формах восстает старое: старое неравенство, властолюбие, роскошь, расколы и пр. Жизнь в нашем эоне есть только испытание и путь, но испытание имеет смысл, и путь ведет к завершающему концу».
Даниил Андреев… Поэт, мистик, мыслитель; духовидец иных миров, опыт которого по широте не имеет аналогов в дошедших до нас памятниках человеческого духа; метаисторик и провидец грядущего. И в главном произведении Д. Андреева, «Розе Мира», может быть выделено - условно - три связанных друг с другом части: духовидческая (в основном книги II-VI), метаисторическая (в основном книги VII-XI), провидческая (в основном первая глава I книги и книга XII). Провидческая часть «Розы Мира» смыкается с социально-политической концепцией – проектом идеального мироустройства, которое и носит название Розы Мира.
Имеет ли значение для нашего и для будущего времени религиозный, социальный и политический проект Андреева, созданный в середине ХХ века, и если да, то какое? Может быть, его концепция могла быть осуществлена только при определенном развитии событий в 60-е гг. ХХ века (возможно, после мировой ядерной войны), и теперь она в принципе лишена актуальности? Или может быть она – удел далекого будущего, скрытого от нас за горизонтом времени и недоступного еще нашему сознанию (так, по мнению С. Джимбинова до центрального понятия – Розы Мира – мы пока «просто не доросли»i? Может быть, проект Розы Мира – по сути, только фантастическое произведение, феномен русской утопической мысли середины ХХ века? Или Роза Мира может быть осуществлена в грядущем, но это будет нечто прямо противоположное тому, на что уповал Андреев?
Одна из самых резких оценок мироустроительной концепции Андреева представлена в работе М. Эпштейна, который считает «строй» Розы Мира (как он представлен в текстах Андреева) ничем иным, как царством Антихристаii. Эпштейн определил задачу своей статьи как обнаружение внутреннего противоречия между визионерством Андреева и его утопизмомiii. Однако в тексте статьи позиция автора претерпевает заметную трансформацию. И в результате Эпштейн завершает свое эссе не обнаружением данного противоречия, а утверждением, что визионерство Андреева не только порождает его утопизм, но и прямо связано с грядущей властью Антихриста: «Визионер в Данииле Андрееве приоткрывает грядущее место и значение его собственного визионерства. Вот почему эсхатологию Андреева можно назвать автоэсхатологией: она не только сознательно провозглашается, но и бессознательно осуществляется в его книге. Она пророчествует о самой себе»iv.
Одним из оснований критики Эпштейном кратологических построений Андреева является идея всемогущего Бога, осуществляющего прямое владычество над миром: «Разделение церквей на земле есть не только признак человеческого несовершенства, неспособности к взаимопониманию, но и выражение прямой власти Бога над миром, которая не передоверяется полностью ни одной из священнических иерархий. Церкви для того и остаются разделенными, чтобы единым в мире и над миром пребывал только сам Бог»v. Мы встречаем у Эпштейна традиционный для авраамистических религий образ всесильного Бога, который обладает абсолютной властью и способен попустить или не попустить то, что он считает нужным. И это положение Эпштейна вносит в его построения этическую и логическую несообразность, преодоление которой и является одной из целей нашей работы.
Картины грядущего из главы «Возможности» напоминают другому исследователю, А. Палею, «талантливый фантастический роман из разряда утопий»vi. Этот автор, основываясь на стилистических особенностях текста «Розы Мира», разделяет духовидение Андреева и его «фантазии»vii: «…В книге «Возможности» происходит нечто странное. Перед нами тот же широкий охват, те же причудливые краски. Но куда исчезло ощущение сквожения, трансфизической глубины, дыхание иной реальности? Планы становятся плоскими, персонажи - придуманными (конечно же, в сравнении с предшествующими страницами)»viii. Палей подводит читателя к мысли о том, что утопическая часть «Розы Мира» является привнесенным в текст демоническим искажением. Приводя в качестве примера фрагмент стихотворения Андреева («Кто и зачем громоздит во мне/ Глыбами, как циклоп,/ Замыслы, для которых тесна/ Узкая жизнь певца?»), Палей замечает: «И действительно, след этого голоса, этого второго потока «откровений», с характерной для него лексикой, подспудно присутствует в «Розе Мира» на протяжении всего повествования»ix. Однако у Палея отсутствует анализ ключевого для данной темы понятия – Розы Мира, а также идеи власти в мировоззрении Андреева.
Взаимосвязь духовидческого мировосприятия Андреева и его социального проекта, предполагающего властное воздействие на мир, отмечает в своей работе И. Чиндин. Тем самым он пытается обнаружить связующее звено между мифо-поэзией Андреева и его утопизмом. Так, по его мнению, духовидческое, мистическое мировосприятие повлекло за собой требование осуществления иной, лучшей реальности: «Выходит, что сама мистика гарантирует правомерность суждений Д. Андреева, а поэт выступает от лица ее целостного сверхчувственного опыта как единственный ее полномочный представитель, которому читатель должен верить». Именно отсюда, согласно Чиндину, возникает «…сильное стремление к социальному утопизму: все многочисленные социальные построения относительно воспитания человека облагороженного образа, объединения государств и церквей, руководства Розы мира и т.д., и т.п…»x.
Заметим, что связь духовной, мистической одаренности и стремление к созданию проектов идеального социального строя присуща не только Андрееву. Великие мистики прошлого – религиозные философы и поэты – часто задумывались над возможностью более гармоничного общественного миропорядка, чем тот, в котором они жили. Так, Платон в «Государстве» и «Законах» попытался предложить один из первых проектов идеального общества. Августин не предлагал каких-либо новых проектов общественного устройства, тем более «идеального». Зато он отождествил земную христианскую церковь с мистическим Градом Божиим. Данте в книге «О монархии» предложил рецепт идеального устройства, в основе которого было заложено разделение и равенство двух властей – светской и конфессиональной. Во главе светской власти у Данте оказывается идеальный правитель, обладатель всей полноты верховной светской власти – «император».
Эта концепция повлияла на духовно близкого Андрееву В. Соловьева, мистический опыт которого по высоте открывшегося ему мира, по мнению Андреева, превосходил духовный опыт многих великих духовидцев, а для России был «беспримерным» (РМ, 414)xi. Соловьев, по его собственному утверждению, намеревался говорить о всемирной монархии, в том числе, и словами Дантеxii. В своей работе «Философские начала цельного знания», написанной в 24-летнем возрасте (в 1877 г.), он представил собственную концепцию социального устройства, названную им «свободной теократией». И это был только первый проект идеального общества, предложенный Соловьевым. Впоследствии он создал еще несколько концепций религиозно-политического переустройства мира. Свои собственные утопические построения Соловьев удивительным образом совмещал с жесткой критикой чужих утопий – например, Платона. По мнению В. Соловьева, Платон в «Законах» отрекся и от Сократа, и от философии. Соловьев называет политические искания и планы Платона «недостойными» и считал его «грубый коммунизм» «случайной аберрацией великого ума»xiii.
М. Эпштейн и А. Палей анализировали социально-политическую доктрину Андреева через логику и стилистику его произведений. В данной работе мы также попытаемся исследовать концепцию Розы Мира, опираясь на тексты Андреева, на их внутреннюю логику и анализ нескольких автономных этических линий в его творчестве. При этом основным объектом нашего исследования будет проблема власти в системе взглядов Даниила Андреева.
i Джимбинов С.Б. «Даниил Андреев и современность»/ Даниил Андреев в культуре ХХ века. М., 2000, с. 102.
ii Эпштейн М.Н. «Роза Мира и царство антихриста: о парадоксах русской эсхатологии»/ «Континент» (№79), №1 за 1994.
vi Палей А. «Идейное наследие Даниила Андреева (pro et contra): постановка проблемы»/ «Континент» (№109), №3 за 2001, с. 331.
x Чиндин И. Философско-мистические аспекты йенского романтизма в творчестве Даниила Андреева. Рукопись кандидатской диссертации.
xi Ссылки на тексты Д. Андреева «Роза Мира», «Железная Мистерия», «Изнанка мира», «Навна» будут даны в основном тексте нашей работы как РМ, ЖМ, ИМ, Н, с указанием страниц того тома, в котором представлено соответствующее произведение по изданию: Андреев Д. Л. Собрание сочинений в 3 тт. М., 1993. Ссылки на «Розу Мира», которая опубликована во 2-ом томе собрания сочинений, соответствуют изданию: Андреев Д.Л. «Роза Мира», М., 1998. В сносках будут даны ссылки на другие произведения Андреева, опубликованные в его собрании сочинений.
xii Соловьев С.М. Владимир Соловьев: жизнь и творческая эволюция. М., 1997, с. 215.
xiii Соловьев В.С. «Жизненная драма Платона»/ Сочинения в 2 т., т.1, с. 624.
оглавление | читать следующую часть |
Более предметный и содержательный разговор нуждается в участии самого автора книги. Я готов начать с ним такой разговор на любой площадке, а лучше - на двух параллельно, чтобы в дискуссии могли принять участие разные люди с разными точками зрения.