Дзэн-христианство
4. Анализ никео-цареградского символа веры
5. Анализ буддийского символа веры
2. Так что же такое Дзэн-христианство?
Так сложилось, что буддизм и христианство для меня равно близки. Между этими двумя путями я никогда не видел противоречия и вот, наконец, я попытался сформулировать эту непротиворечивость в виде более или менее последовательного текста. То, что в результате образовалось на пересечении буддизма и христианства, я называю необуддизмом (по примеру Б.Д.Дандарона), или, чаще, дзэн-христианством.
Слово «дзэн» - японское – происходит от санскритского термина «дхьяна», то есть «сосредоточение, созерцание». Дзэн-буддизм, известный также в Китае как чань-буддизм, в Корее – сон-буддизм, во Вьетнаме – тхиен-буддизм, это ответвление буддизма Махаяны, в котором упор делается на духовную практику. Всё, не относящееся к ней напрямую, отбрасывается. Такой подход вообще характерен для буддизма, но в дзэн-буддизме он выражен особенно сильно и последовательно.
Термин «дзэн-христианство», таким образом, несёт в себе двойную смысловую нагрузку. Во-первых, здесь находит выражение интенция, примиряющая буддизм и христианство, предпринимается попытка нащупать общую основу в этих двух, казалось бы, таких разных традициях. Во-вторых, приставка «дзэн» указывает на общую ориентацию этого поиска: практическую. Можно сказать, что это своего рода этический или христианский прагматизм.
Здесь ни в коем случае не провозглашается какая бы то ни было новая синкретическая религия. Скорее то, о чём здесь пойдёт речь – это взгляд на религию, родившийся из культурного котла современного мира, в котором традиции всё больше соприкасаются, в том числе и в наших головах, давая возможность взглянуть на жизнь под разными углами.
Религиозные традиции, на первый взгляд, имеют очень много различий. Это странно, потому что по своему предназначению все мировые религии призваны быть инструментами обожения человека, приближения его к Истине. Если не так – то какая же это религия? И вот, если они так различаются между собой, то неужели они ведут к разным Истинам?
Однако, всё же несомненно есть нечто, что их объединяет. То, что делает их родственными, ведёт человека по лестнице в Небо. Не в этой ли общей для всех мировых религий базе и сокрыта Истина?
В последние десятилетия эта тема поднимается всё чаще. Например, Далай Лама XIV в своей книге «Этика для нового тысячелетия» пытается говорить именно об этом. Подобно ему, я убеждён, что основой нового миропонимания для человека должна стать именно этика.
Кажется, человечество попросту уже выросло из традиционной религиозной системы. Люди сейчас в большинстве своём не религиозны. И это не потому, что народ обмельчал духовно, нет. На мой взгляд — скорее наоборот, человечество повзрослело, и процесс этот случился лавинообразно. Экспоненциально он нарастал в течение 18-19 веков, а в веке двадцатом уже нёсся как локомотив. Люди стремительно трезвели, а духовные традиции за ними хронически не поспевали. Культуры столкнулись друг с другом вплотную, взаимопроникли, перемешались и оказалось, что у каждого — своя правда, и каждый по-своему прав. Глаза наши увидели гекатомбы злодеяний и теодицея начала сильно пробуксовывать. Моральные принципы оказались эфемерны, относительны и необязательны. И тем, кто совершал самые ужасающие злодеяния, Бог никак не помешал. Бог умер.
Помню, я читал одну автобиографическую книгу, герой которой, еврейский мальчик, очень набожный хасид, попал в концлагерь во время Второй Мировой Войны. И вот, на его глазах происходили все возможные зверства и однажды он взмолился Богу, о котором всё знал из Священных Писаний. Он взмолился со всей силой своего сердца, так, как молился, возможно, сам Иисус в Гефсиманском саду, когда — кровавый пот. Этот мальчик взмолился, чтобы Бог вмешался и прекратил этот ужас и наказал виновных… Но ничего не произошло. И в этот момент мальчик понял, что Бога – нет!
Итак, человек начал задумываться. Если раньше он слепо верил, довольствуясь этим, то в последние два века он вкусил плод с древа познания и преступил границы. И… ничего не произошло. Вроде бы. Именно поэтому, на мой взгляд, религия в её старом, традиционном смысле уже не может работать. Человеку нужно совершить определённое насилие над собой чтобы поверить в того Бога, о котором ему говорят с амвонов.
Религиозные традиции – это инструменты, призванные сохранить и преумножить определённого рода истины. И дело не в том, что истины эти устарели. В определённой степени устарел, видимо, инструмент.
На мой взгляд, целый ряд христианских догматов не служит иной цели кроме возведения межконфессиональных барьеров и обоснования собственной конфессиональной исключительности. Таковы, прежде всего, утверждения об исключительной божественности Христа и о непогрешимости церкви.
Есть такие вещи и в исламе. Например, постулат об абсолютной непогрешимости Мохаммеда. По этому поводу есть великолепная книга Самира Алескерова, «Великий парадокс, или Два почерка в Коране». В ней он проводит различие между «мусульманами» и «магометанами»:
"Официальный" ислам требует, чтобы мусульмане во всем подражали Мохаммеду. Неспроста их раньше называли магометанами. Мы вправе разделить тех, кто называет себя мусульманами, на два общества - это собственно мусульмане и магометане. Подражать Мохаммеду считают нужным и возможным только магометане. Они агрессивны, они редко говорят об Аллахе, зато часто, с благоговением, произносят имя Мохаммеда. Что самое страшное - если возникает ситуация, когда человек стоит перед выбором: считать то или иное положение религии ошибкой Мохаммеда, или ошибкой Бога - они выбирают второе, правда, не говоря об этом прямо. Их бог - не Аллах, а Мохаммед. Непогрешимый и правильный, несмотря на очевидные факты биографии. Чем не язычество, чем не идол?
Что же касается буддизма... ему тоже есть от чего отказываться. Однако, на мой взгляд, меньше, чем в других религиях и сделать это ему проще, поскольку буддизм изначально и специально был «заточен» под такой отказ, под отбрасывание всего, не относящегося к делу спасения. Впрочем, при желании можно и из буддизма сделать ортодоксию.
Кроме того, хочу заранее принести извинения. Многие мои рассуждения в этой книге покажутся оскорбительными для представителей той или иной религии. Ни на что не претендую: это не более чем размышления человека, который привык всё подвергать сомнению.
Эта книга является попыткой осмыслить результаты всемирного трезвения, и выработать взгляд, соответствующий ему. Буду рад, если кому-нибудь эта книга поможет понять что-то важное.
Одним из ключевых моментов, касающихся нашего пути и миропонимания, является вопрос о том, каким критерием пользоваться для определения большей или меньшей истинности того или иного утверждения, толкования, взгляда на мир.
Для того, чтобы понять, что же мы можем считать истинным, а что — не очень, поговорим сначала о восприятии и его интерпретации. Очень условно и примерно.
Прежде всего, необходимо зафиксировать один момент, поскольку от этого будут зависеть все последующие рассуждения. Момент этот можно сформулировать следующим образом: «всё есть восприятие». Попробую пояснить.
Всё, что мы знаем о мире – это наши восприятия. По сути, для нас существуют только восприятия. Окружающий нас мир, то, что мы воспринимаем, это – восприятие, помимо которого мы ничего знать не можем. Все «объективные» измерения любых параметров с помощью каких угодно приборов это опять же только наше восприятие. И восприятием являются не только физические ощущения, но и мысли, и эмоции, и само восприятие наличия восприятия, то есть осознавание. Само сознание неотличимо от восприятия.
Не хочу сказать, что «объективного мира» не существует. Речь не идёт о солипсизме. Хочу лишь сказать, что помимо и сверх восприятия мы ничего о мире сказать не можем.
Само восприятие – процесс довольно сложный и многостадийный. Начинается он с того, что можно назвать первичным восприятием. Первичное восприятие - это сигналы, подаваемые в наш интерпретирующий центр от разного рода органов-сенсоров. При этом заметим, что своего рода органом восприятия обладает и ум, однако это, в данном случае, не столь уж важно. Важен сам факт, что в основе нашего восприятия лежат первичные импульсы, первичные сигналы, которые находятся вне слов и только потом проходят через процесс интерпретации. Это трудно себе поначалу вообразить, но восприятие - и вполне осознанное - может пребывать на этой стадии, то есть до любых интерпретаций. В этом состоянии сознание подобно зеркалу, для которого нет даже понятия о зеркале и отражении, а значит - есть только Бытие в его таковости.
Следующая стадия процесса восприятия может быть названа «рефлекторной», или первичной интерпретацией. Этот вид интерпретации характерен, по-видимому, для всей органической жизни, обладающей рецепторами. У высших животных система «рефлекторной» интерпретации развита и, кроме того, более гибка. Она может вырабатывать новые логические цепи и стирать ненужные. У простейших организмов эта система менее сложна. В рефлекторной системе интерпретации можно различить как бы два слоя: более глубоки, безусловный, содержащий, так сказать, «заводские настройки», «прошитые в хардвер» существа. Этот слой имеется у всех живых существ, в том числе и у человека. Второй же слой, «условный», развивается и видоизменяется в ходе жизни существа. Этот слой почти отсутствует у животных примитивных, и чрезвычайно развит у высших животных, достигая пика своего развития у человека.
«Рефлекторная» интерпретация не несёт личностной оценки и не пользуется словами и понятиями. Это просто обработка сигнала с последующим продуцированием команды, как в простейшем калькуляторе. Но уже этот вид интерпретации может давать ошибочные команды для реакций на внешние раздражители. Именно в этой области лежит интерпретация воспринимаемого как «зрительное», «имеющее такую-то форму» и т. д., а также - «приятное», «нейтральное» и «неприятное». И именно разделение воспринимаемого на эти три категории и вносит главное, субъективизирующее, искажение. Однако, причина этого искажения лежит глубже, в том, что можно назвать «я-чувством» или «жаждой существования». Это нечто фундаментальное, самая безусловная из всех «заводских настроек».
Следующая стадия - вторичная интерпретация, которую можно также назвать «абстрактной». Здесь воспринимаемые феномены распределяются по определённым классам, заносятся в память и далее операции производятся уже с этими существующими в памяти объектами. Это - уровень компьютера, на котором картина уже может быть очень неадекватной. Например - мы можем увидеть в верёвке, лежащей на земле, змею, и наоборот. То, что современный человек идентифицировал бы как ядерный взрыв, человек античности описал бы как бога, чья голова упирается в небеса и лик подобен солнцу. Вторичная интерпретация начинает сбоить особенно явственно, когда воспринимаемые объекты имеют мало общего с уже знакомыми. Впрочем, в этом случае и первичная интерпретация тоже ведёт себя, как правило, не адекватно.
Надо сказать, что, по всей видимости, высшие животные в той или иной мере обладают системой абстрактной интерпретации. Эта система оперирует с отвлечёнными понятиями, которые могут быть обозначены словами, образами или другими сигналами. Естественно, что даже у самых высших животных словесное обозначение воспринимаемых феноменов отсутствует. Тем не менее, вполне возможно некое кодовое обозначение в виде, например, звуковых сигналов или образов, которые привязаны к данному классу объектов и автоматически вызываются, если феномен причислен к данному классу. По сути, это - продолжение первичной интерпретации, в которой система получает способность к более эффективному самообучению. У человека же этот вид интерпретации, по сути, гипертрофирован, и в настоящее время по большей части оперирует с так называемыми понятиями, обозначаемыми словами.
Однако знаковые системы, в которых происходит оперирование информацией, могут быть разнообразными, и не только словесными. Например, одно и то же впечатление кто-то выразит в виде суровой прозы, другой - стихотворением, третий - в виде мелодии, четвёртый - в виде танца или иного движения. В процессе абстрактной интерпретации у некоторых людей происходит многократное переложение информации между различными знаковыми системами, обнаруживаются параллели, ассоциации, логические связи и так далее. Это своего рода «игра в бисер». Развитый аппарат абстрактной интерпретации как раз и отличает интеллектуала от не-интеллектуала.
Кроме того, то, что мы привыкли считать плодом размышлений, иногда не является таковым, но - результатом особого рода восприятия с помощью некоего тонкого органа чувств, способного погружаться напрямую во вселенский океан информации (тот самый «умный» орган восприятия). Получаемое непосредственное знание впоследствии лишь подвергается интерпретированию в удобоваримую для нас форму. Особенно ярко этот процесс можно видеть на примере таких деятелей науки, как Никола Тесла, Дмитрий Менделеев или Фридрих Кекуле, а также на примере многих деятелей искусства.
И, наконец, можно выделить стадию «третичной» интерпретации, которую назовём «личностной». Она несёт в себе оценку, как правило эмоциональную. Первый шаг формирования этой системы состоит в том, что в ходе абстрактного интерпретирования в воображении создаётся объект, обозначаемый как «я» и применяемый к воспринимающему «субъекту». Процесс этот происходит в детстве в результате наблюдения других подобных же существ и взаимоотношения с ними. Образуется система ценностей, поддерживающая именно этот образ, и, соответственно, - эмоции, поддерживающие этот образ «я».
Этот вид интерпретации вырастает из «жажды существования», и является его предельным выражением. У животных личностная интерпретация присутствует в зачаточном виде, да и то лишь у самых высших животных. Однако у человека она расцветает пышным цветом. Излишне говорить, что личностная интерпретация, рождающаяся из «я-чувства», априори страдает предвзятостью и ужасающим образом искажает картину мира, подчиняя себе также и вторичную интерпретацию и даже, в значительной мере, интерпретацию первичную.
Для иллюстрации этих видов интерпретации можно рассмотреть ситуацию, когда некий автомобиль окатывает нас водой из лужи. Первичное восприятие - вне слов и не может быть описано, а только выражено. Рефлекторная интерпретация заставит нас в мгновение ока оценить ситуацию и отскочить от опасного места. Абстрактная интерпретация расскажет нам, что по дороге ехал автомобиль такой-то марки и такого-то цвета с высокой скоростью и, проехав по луже, вызвал поток воды. А личностная интерпретация станет причиной вспышки эмоций, проистекающих из оскорблённого самолюбия.
Однако, в конечном итоге важно лишь, что имеется первичное восприятие и его интерпретация, в которой конечным звеном выступает личностная интерпретация.
Теперь посмотрим, как обстоят дела у "нормального" современного человека. Первичное восприятие ему фактически не доступно, как и остальным живым существам на земле (если, конечно, эти существа — не будды). Рефлекторная интерпретация находится в полном беспорядке и по большей части сильно искажена и задавлена интерпретацией абстрактной и личностной.
Яркая иллюстрация такого искажения - существование отдельных понятий для голода и аппетита. Не все даже осознают, что это вообще-то разные вещи. Здесь первичный сигнал - это специфическое физическое ощущение в области желудка. Рефлекторная интерпретация - чувство голода, абстрактная интерпретация - мысль о еде. Личностная интерпретация - аппетит, мечты о вкусной пище. У нас очень часто бывает, что две последние стадии возникают без наличия первичных сигналов и рефлекторной интерпретации. И так во всём. Мы уже не видим мира, не слышим того, что Бытие говорит нам, но пребываем в мире абстрактных картинок и эмоций.
Что касается абстрактного уровня интерпретации, как правило, мы начисто игнорируем тот факт, что та картина мира, к которой мы привыкли - всего лишь картина, не более. Причём картина, за которой сам мир уже и не виден. Обыкновенно мы не умеем отключать этот вид интерпретации, не умеем даже менять его на какой-либо другой. Почему? На мой взгляд, опять же из-за своей фиксированности на личностных интерпретациях, ведь то «я», к которому мы привыкли, является частью принятой нами картины мира. Привязанность к «я» мешает нам отказаться от своей картины мира. Вместо того, чтобы работать над решением этой проблемы, мы увлечены войной с другими «я» и устройством своего «я» в этом мире.
Личностная интерпретация выражается в виде эмоций, мыслей о «я», от имени «я», в адрес других «я», а также в виде «моих» убеждений, явных и неявных, причём — по любому поводу. При этом подразумевается наличие некоего объекта «я», данного нам в ощущениях и именно это «я», его интересы (выстраиваемые на основе сравнения с другими «я»), ставится во главу картины мира. Хочу подчеркнуть: я не отрицаю наличие «я» (прошу прощения за тавтологию). Не отрицаю. Речь идёт не о том, что «я» нет (как, впрочем, и не о том, что «я» - есть), а о том, что его как минимум нет в том виде, как мы привыкли думать и рисовать себе. Нет ничего, на что бы мы могли указать и сказать: «Это - я». Но дело даже и не в этом. Всё ещё проще. Фиксированность на личностной интерпретации вносит в наше восприятия искажения, которых можно было бы избежать. Более того, эта фиксированность приносит нам самим и окружающим постоянные страдания...
Итак, мы практически никогда не имеем дело с первичным восприятием, обладаем покалеченной рефлекторной интерпретацией и довольно редко в полной мере осознанно пользуемся абстрактной интерпретацией, ведь для этого нам сначала нужно хотя бы научиться отказываться от личностных интерпретаций. Абстрактная интерпретация полностью зависит от понятийной системы человека и его интеллектуального уровня (то есть способности этими понятиями оперировать), которая формируется культурой, воспитанием, образованием, персональными особенностями.
Первичное восприятие, безусловно, тоже несовершенно по определению, потому как несовершенны наши органы восприятия.
Из вышесказанного можно сделать вывод, что истинного или объективного восприятия как такового для нас не существует вообще. Есть лишь некий идеал, к которому можно приближаться бесконечно.
1. Всё, с чем мы имеем дело в нашей жизни, есть восприятие и его интерпретация (которая тоже является восприятием).
2. Ни то, ни другое не совершенно.
3. Считать своё восприятие и/или его интерпретацию чем-то совершенным и верным - ошибочно.
Как же быть? Единственная опора, которую можно найти в этом океане неопределённости, единственный критерий, которым можно было бы воспользоваться для выбора той или иной интерпретации воспринимаемого - это плоды, приносимые данной конкретной интерпретацией и те мотивации, которые руководят нами при выборе той или иной из них.
Подчеркнём: речь идёт не более чем о том, какими критериями руководствоваться при выборе той или иной интерпретации, того или иного способа действовать. В том числе — при выборе веры (о ней речь пойдёт в следующей главе). Речь идёт не более чем об отношении к нашим картинкам, к нашим ментальным конструкциям, к нашим убеждениям. Поскольку надеяться на полностью адекватное восприятие мы не можем, единственное что остаётся - научиться выбирать ту интерпретацию воспринимаемого, а также то отношение к тем или иным интерпретациям, ту веру, которая даёт нам наиболее приемлемые плоды.
Проиллюстрировать этот подход можно на таком простом примере: человек едет в автомобиле и слышит, что мотор вроде бы работает с каким-то другим звуком, чем обычно. При этом у него нет никаких оснований считать это изменение в звуке чем-то незначительным. Интерпретация воспринимаемого может быть следующая:
1. Водитель легкомысленно решает, что ничего опасного не случится, да и лень выходить из машины.
2. Водитель настораживается, но не останавливается и продолжает движение, пребывая в беспокойстве оставшуюся часть пути и уверяя себя, что успеет дотянуть до конечного пункта пути.
3. Водитель допускает вероятность серьёзной поломки и кроме того, он не привык потакать своей лени в таких случаях, поэтому останавливается и проверяет двигатель всеми способами, которые ему доступны.
Понятно, что приведённые интерпретации можно было бы расположить по степени адекватности (с точки зрения практической пользы) в следующем порядке по убыванию: 3-1-2. Первые два варианта вообще могут иметь самые плачевные последствия, причём не только для самого водителя. Однако, в первой ситуации водитель хотя бы не истощает себя беспокойством.
Плоды - интерпретаций ли, или любой нашей деятельности вообще, можно рассматривать с точки зрения следующих аспектов:
При этом под этическим аспектом разумеются те самые плоды духа, о которых было сказано апостолом Павлом в послании Галатам, глава 5, стихи 22 и 23:
Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.
А так же - различение добра и зла, о котором упомянуто в послании Евреям, глава 5, стих 14:
твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла.
Иисус этот принцип сформулировал в виде Двоичной Заповеди о любви к ближнему и любви к Истине1.
В буддийской традиции то, что можно назвать «этическим критерием» формулируется как «уменьшение суммы страданий всех живых существ», а также - «не-ненависть, не-алчность, не-неведение». Здесь под ненавистью подразумевается отвращение к неприятному, под алчностью — стремление к приятному, а под неведением — леность ума, при которой человек не докапывается до сути вещей, не стремится к бодрствованию и трезвости.
Психический критерий заключается в сохранении душевного здоровья, внутреннего покоя и равновесия, того, что считается психическим здоровьем в современной психологии.
Физический критерий означает сохранение безопасности, физического здоровья и возрастание в нём.
Интеллектуальный критерий означает приобретение новых сведений и навыков.
Утилитарно-практический критерий характеризует то, насколько данная интерпретация даёт нам возможность усовершенствовать нашу способность манипулировать предметами и явлениями этого мира с тем, чтобы добиваться своих целей, приобретать материальные блага и так далее.
Гедонистический критерий определяет, то, насколько та или иная интерпретация позволяет нам получать наслаждение.
Данные виды плодов наших действий и интерпретаций перечислены в иерархическом порядке по мере убывания главенствования. То есть, если некий образ мыслей и действий кажется нам более удобным с точки зрения душевного покоя и самоудовлетворённости, но противоречит голосу совести и заповедям, а другой кажется не таким удобным для нашей души, но зато более правилен с точки зрения нашей совести, лучше выбрать именно второе. Хотя обычно как раз для нашего истинного внутреннего покоя, в конечном итоге, всё же в большей степени благоприятны именно действия в соответствии с совестью. Однако, мы можем и ошибаться, думая, что сохраним душевный покой и, стремясь сделать это, в результате получаем нечто противоположное...
Однако, я совсем не настаиваю на непременной неизменности приведённого порядка, в котором каждый критерий имеет главенство надо всеми остальными. Неизменным здесь является только то, что предельным критерием истинности для наших интерпретаций и действий является именно духовный, этический аспект, а не что-либо ещё, поскольку именно он составляет основу созидательного развития жизни, тогда как остальные аспекты носят скорее прикладной, второстепенный характер и могут быть расположены индивидуально.
Но почему именно этический критерий имеет примат? Здесь, конечно, каждый решает за себя. Однако, исходя из собственных наблюдений, могу сказать, что только следование духовным приоритетам приводит нас к внутреннему взрослению, развитию, а не к деградации. Это как минимум. В конечном итоге, действия, противоречащие духовному началу, ведут к увеличению суммы страдания. Мы страдаем сами и заставляем страдать других и в результате мир становится чуть более похож на ад. Это связано именно с тем, что такие действия усугубляют искажённость нашего восприятия. В последующих главах я постараюсь так или иначе обосновать это утверждение.
Если какая-то интерпретация лишь укрепляет нас в картинке нашего "я", это не только не несёт никакой пользы по какому бы то ни было из вышеперечисленных критериев, но и наносит множественный вред, ведь мы тем самым ещё больше утверждаемся в личностной интерпретации, искажающей и без того несовершенное восприятие. Фиксированность на личностной интерпретации порождает плоды, прямо противоположные плодам духа.
Некий суфийский шейх однажды рассказывал об одержимости джиннами (нечистыми духами). Шейх этот упомянул интересную вещь: одним из признаков такой одержимости является то, что окружающих людей, не поддерживающих его точку зрения, такой одержимый джиннами человек начинает видеть как чудовищ, подозревать их во всех грехах и т.д. Мир начинает делиться на своих и врагов. Ещё одним признаком является то, что человек абсолютизирует своё видение, считает его единственно верным и яростно его защищает. В психиатрии это тоже имеет свой вполне определённый диагноз. В терминах православной аскетики это называется прелестью. В рамках же того дискурса, который мы сформировали в этой главе, эта ситуация говорит о болезненной фиксированности человека на грубо-личностной картине мира, при которой эта картина полностью заслоняет от человека реальность.
Тем не менее, это заболевание в той или иной мере свойственно почти каждому из нас. В основе этого мировосприятия находится склонность к личностным войнам, стремление к обретению преимущества над «другими», к удовольствиям, избеганию неприятного и т.д., то есть - эгоцентризм. Именно эгоцентризм и является корнем бедственного состояния современного человека с его внутренними, душевными, нестроениями, и внешними перекосами в виде многообразно проявляющегося насилия над собой, себе подобными, природой, а так же в виде других деструктивных явлений.
Хотелось бы подчеркнуть, что проблема не в самом восприятии как таковом, а скорее - в отношении к нему воспринимающего. Нам следует тщательно наблюдать, какие плоды мы получаем из этого отношения, и какие мотивации нами движут при выборе интерпретации. Даже если само воспринимаемое носит крайне искусительный (в широком смысле) характер, оно может быть обращено на благо посредством правильного к нему отношения.
С другой стороны, если мы привержены искажающим личностным интерпретациям, мы не сможем извлечь сколько-нибудь благие плоды из какого бы то ни было восприятия, даже самого, казалось бы, просветляющего. Большая часть таких благих восприятий вообще становится для нас в этом случае недоступна, другие же попросту отравляют нас (хотя на самом деле единственная вещь, отравляющая нас - это то самое личностное, эгоцентрическое мировосприятие). Эгоцентризм заставляет нас цепляться к излюбленным системам интерпретации и это цепляние дополнительно искажает наше восприятие. Это очень важный момент: человек тщеславный и эгоцентричный не может преуспеть в постижении сутей Бытия.
Вот почему наша задача заключается не в том, чтобы получить некие потусторонние восприятия, что на самом деле не так уж сложно. Нет. Наша задача скорее в том, чтобы научиться правильно интерпретировать наш опыт - любой опыт. Чтобы сделать это, нужно укреплять навык наблюдения за своими мыслями, словами и действиями. Всё, что исходит от нас, должно быть испытано на предмет того, согласуется ли оно с благим началом или нет. Например, в конфликтной ситуации необходимо выбирать такой взгляд на ситуацию или проблему, который позволил бы нам лучше понять человека, избежать вражды и разрешить дело наиболее дружественным и разумным способом, даже в ущерб нашему самолюбию (которое, вообще-то, является не более чем частью личностной системы интерпретации).
На первых порах наилучшим руководством для такого анализа могут послужить религиозные заповеди. В этом случае, рано или поздно, мы можем испытать особое состояние внутренней тишины, очищенности или успокоенности ума, полной любви и сердечного тепла. Это состояние - наилучший критерий для различения благого. Итак, этот путь может быть описан в трёх словах: трезвость, осознанность и любовь.
В результате, у нас появляется особое чувство правильного. Это не рассуждение, а именно чувство. Теперь мы можем видеть благо напрямую, с большей или меньшей ясностью. Апостол Павел назвал это «чувствами, навыком наученными к различению добра и зла». Что это за «чувства»? Это можно уподобить своеобразному органу чувств. Не физическому и даже не тонкому, а, если можно так выразиться — наитончайшему, духовному. Следуя по этому пути, мы постепенно развиваем этот духовный орган чувств, настроенный на восприятие Истины, то есть Бога.
И тем не менее, как бы далеко, по нашим представлениям, мы ни продвинулись (а уже сама такая мысль о собственной продвинутости явно отдаёт самодовольством, а значит — личностной интерпретацией), для нас всегда остаётся актуальной проверка своих интерпретаций и через простое рассуждение и сравнение с путём, описанным в заповедях или другом этическом пути. Нужно всегда проверять - не тешит ли она на самом деле наше самолюбие и чувство собственной исключительности? Не порождает ли наш взгляд на что-то стремление защищать именно его и упорствовать в нём? Не бежим ли мы от чего-то, что ранит наше самолюбие?
В любом случае, это возвращает нас к необходимости постоянного наблюдения за происходящим в нашем сознании. Все помрачения, все отклонения от духовного состояния, описанного апостолом Павлом, имеют свои корни и, проследив их, мы обязательно откроем в себе некие глубоко укоренившиеся шаблоны личностных интерпретаций.
Встречаются ли среди нас абсолютно неверующие люди? Разница между нами лишь в том, что есть люди, осознанно выбирающие предмет веры, и те, кто подходит к этому делу неосознанно. Если рассматривать веру как вовлечённость в некую картину мира2, то верой обладает любое существо, обладающее индивидуализированным сознанием. Однако, здесь мы поговорим о вере больше в её христианском смысле.
Не побоюсь сказать, что для современного человека с научным складом ума при погружении в христианство именно вера в её христианском смысле оказывается камнем преткновения, то есть буквально - камнем, о который он, современный человек, спотыкается. Нам зачастую трудно понять главное - ЗАЧЕМ ВЕРИТЬ-ТО? и почему этому в христианстве придаётся такое значение?
Одно дело - принять какую-то рабочую гипотезу как руководство к действию и объект исследования. Или просто — выбрать действовать так-то и так-то, скажем — жить по заповедям. Но ведь требуется верить в некие вещи, в которые вообще-то верить совсем вроде бы не обязательно, которые никак не проверишь на собственном опыте и никак не воплотишь в конкретные внешние или внутренние действия.
В буддийской Дхарме тоже есть такой пункт — вера, но там как раз всё трезво и понятно. Там вера это скорее такое несгибаемое намерение. Например, несгибаемое намерение следовать Дхарме. Способность в своих действиях отбрасывать сомнения и колебания, когда нужно (а это иногда необходимо, чтобы не рассеивать внимание и силы и действовать с полной самоотдачей).
И в то же время, в христианском вероучении вера является основой. В Евангелиях слова, связанные с верой, встречаются в несколько раз чаще, чем слова, связанные с любовью. И тем не менее, если любовь это в определённом смысле квинт-эссенция, корень, цель, если угодно (вспомним слова Христа о наиважнейших заповедях), то вера это скорее инструмент в христианской религиозной практике.
Ап. Павел сказал: "вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом" (Евр.11:1). То есть, если брать вторую часть этого утверждения (первая вроде бы соответствует вышеописанной вере по-буддийски), например, ты не видишь Бога, но уверен, что Он — есть. Но тут возникает тонкий момент. Если ты уверен, что Он - есть, то ты уверен, что Он не просто есть - а есть такой, как ты уверен. То есть ты, получается, веришь в собственные же картинки, что, вообще говоря, очень нездорово.
То есть, вера как несгибаемое намерение, способность действовать без сомнений - это своего рода «мышца» или инструмент, который можно направить на что угодно, хоть горы двигать взглядом, если «мышца» достаточно сильная.
Но возникает вопрос - на что именно направлять этот инструмент. Опыт показывает, что он эффективен для чисто практических целей, то есть для того, чтобы осуществлять задуманное. Но вот когда включается уверенность в истинности каких-то идей, картинок и представлений, и по отношению к ним отключаются сомнения и критический подход, начинается фанатизм той или иной степени тяжести.
Иными словами, вера как намерение скорее похожа на волю, волю осуществлять задуманное, следовать своему выбору без колебаний или вопреки колебаниям.
То есть, если, скажем, инвалид, повредивший позвоночник, решает восстановить моторику и осуществляет это, у него была вера или воля, можно сказать и так и этак.
Но есть и другой аспект веры. Например, есть некая концепция, и человек выбирает жить так, как будто она верна, поскольку плоды такой жизни его удовлетворяют. Однако неизбежно приходит момент, когда от этих костылей нужно отказаться. Эта лодка нужна только для переправки через реку, чтобы идти дальше, её надо оставить. Вот почему очень полезно тщательно выбирать во что верить, всегда помнить зачем ты это делаешь и, кроме того, помнить, что вообще говоря, без этих костылей можно обойтись.
Например, человек верит, что Бог руководит его жизнью и он каждое своё действие посвящает Ему. Это даёт такому человеку определённый внутренний покой и самоотверженность, позволяет отбросить мирское «попечение», и в результате образуется особое состояние сознания. Вот когда оно достигнуто, эта вера сама по себе отмирает, поскольку уже не нужна. Человек и без неё чувствует этот Поток (то есть, приходит некое практическое знание, опыт). Впрочем, как правило, мы продолжаем тащить за собой свою веру подобно тому персонажу притчи, что тащил на себе лодку после того, как переплыл реку. К этому же состоянию сознания можно придти и без вышеупомянутой веры, просто и напрямую культивируя безмятежность, «беспопечение», либо используя другой предмет веры.
Для нас необходимость в костылях веры проистекает, видимо, из потребности компенсировать давление «внешней реальности», её неизвестность и недостаточную полноту нашего знания-восприятия. Это - своего рода щит.
В измерительной технике, если не хватает данных для производства вычислений, используются «суррогатные величины», то есть данные, которые как будто бы были получены в результате измерений. Иначе система просто не смогла бы функционировать. Так вот, вера похожа на такую «суррогатную величину», которую человек вынужден использовать из-за недостатка знания.
Большинство людей, как правило, даже не способно выбирать предмет веры самостоятельно, то есть верит слепо, не проверяя предметы своей веры. Система современной власти, отбросив в большинстве случаев силовое принуждение, использует веру как более тонкий и эффективный инструмент, роль и мощь которого многократно повысилась с появлением масс-медиа. Однако, этот инструмент использовался власть предержащими издревле. Недаром в большинстве социумов древности и средневековья у власти стояла не только военная власть в лице вождя, короля, царя, но и власть духовная в лице шамана, жреца, священника (а позже и комиссара).
В последние десятилетия во всём мире, кажется, тенденция воспитания людских масс в духе отсутствия критического подхода несколько усилилась. Это сквозит во всём: в образовании, нацеленном на «выпуск» узкого специалиста, натасканного на совершение определённых задач, но не приученного «зрить в корень», думать, в развитии масс-медиа и использовании различных технологий для управления общественным мнением. Если эта тенденция продолжится, то нас ждут не самые лучшие времена. Весь средневековый фанатизм, все ужасы тоталитаризма покажутся в сравнении с этим детскими шалостями.
На Западе у людей, кажется, есть вещи, которые они априори не подвергают сомнению. Например, что демократия - это самое лучшее народоустройство. Или что Бог есть. Там почти все верующие, но верующие как-то фоново, чисто автоматически, потому что так воспитали. Или что по телевизору всегда говорят правду. Или, например, что у них впереди 10, 20, 30, 40 лет спокойной и стабильной жизни, и что вообще так будет всегда. Или что на жизнь можно повлиять, запланировать. Такая вера требует минимальных подпорок и психических усилий в условиях их жизни. Однако, если что-то всё-таки рушится, такой человек сходит с ума. Вплоть до того, что малейшая неприятность в жизни может довести до самоубийства.
Идеальная опора - отсутствие всяких опор. Некий буддийский учитель сказал как-то:
Если ты хочешь попасть в рай, ты должен верить в Бога и т.д. А если ты хочешь выйти за пределы всех миров, ты должен выйти за пределы веры.
Эти слова означают следующее: кроме любой дихотомии наподобие "теизм-атеизм" есть третье состояние. Это очень важно понять. Не обязательно верить в А либо верить в Б, которое противоположно А. Возможно третье состояние - состояние, в котором человек видит, что нет необходимости вовлекаться в веру в какую-либо сторону этой дихотомии. Есть вера, скажем, в существование Невидимого Розового Единорога. Есть вера в то, что этого Единорога на самом деле нет. А есть состояние, в котором, так сказать, на внутреннем мониторе человека горит надпись: "Для вывода не достаточно данных и нет необходимости делать какой-либо вывод." На определённом этапе человек понимает, что вся та картина мира, в которой он живёт день за днём - основана сугубо на неосознанной вере, на этих дихотомиях. И после этого человек отходит от них в третье состояние, состояние максимальной трезвости.
И тем не менее, даже буддисты, как уже говорилось, как правило нуждаются в вере, хотя бы на каком-то этапе. Чтобы начать продвижение в Дхарме, нужно как минимум в неё поверить. То есть начать действовать так, будто она верна.
Вернёмся к словам апостола Павла. Цитата:
Вера есть осуществление желаемого и уверенность в невидимом
Итак, вера – это прежде всего действие. Без дел вера мертва. Что значит – мертва? То есть – не может быть проверена (или может, но не проверяется) на практике, не порождает в нас никаких изменений, не приносит никаких плодов. Либо приносит плоды мёртвые, то есть гнилые. Таким образом, верить во что-то означает, прежде всего, жить так, как будто то, во что мы верим – истинно. И прежде всего жить – внутренне, в своих помыслах. И потом уже следует внешнее выражение этой веры в действии. Если я живу в соответствии с верой, значит я верю. Это – всё, что нужно.
Очень важно, всегда смотреть – почему мы верим во что-то или чему-то и почему не верим (то есть верим в противоположное). И очень важно верить только в то, от чего твой путь зависит практически. То есть, вера не должна быть отвлечённой. Остальное попросту не требует от нас ни веры, ни не-верия. Относительно этого остального можно говорить лишь о вероятностях, целесообразности и т. д., но не более.
Когда от нас требуется верить во что-либо просто так, безосновательно, только силой авторитета, это должно стать тревожным сигналом, поскольку на деле целью или следствием такого требования является отключение критического ума. Человек с отключенным критическим умом становится легко управляемым. Сила, для которой необходимо чтобы человек стал управляемым, не может быть доброй.
В основе нашей веры или неверия может лежать что угодно: боязнь оказаться в дураках или попасть впросак, испытать ущемление самолюбия или просто страх, или желание быть как все. Или – желание убежища. Или – голос рацио. Или алчность. Очень важно всегда понимать свои мотивы в выборе той или иной веры.
Мы начинаем действовать в соответствии с нашей верой или неверием, и получаем плоды. Плоды являются ещё одним критерием, по которому мы можем судить, приемлема ли для нас данная вера или нет. Вера поверяется практикой.
Живая вера не требует споров и защиты. Живая вера - это просто путь, которому ты просто следуешь и тут не о чем спорить - есть путь, состоящий из конкретных действий, и есть его плоды. Правильно ли это назвать концепцией или убеждением? Концепция - это всё же именно ментальная конструкция, которая, как правило, висит в воздухе. Убеждение — это концепция, к которой приложена вера. Причём эта вера как правило оказывается слепой. Если мы на собственном опыте проверили, что огонь обжигает, к этой концепции совсем не обязательно прилагать веру. Она совсем не обязана становиться убеждением. Это просто опыт и логический вывод на основании имеющихся данных и не более того. Убеждение нам говорит: огонь всегда обжигает. И это — слепая вера, некорректное утверждение, поскольку мы не проверили все случаи. И поэтому есть вероятность, что бывает огонь, который не обжигает.
Живая вера растёт и развивается. Будучи действием, она приносит плоды в виде знания, опыта. Это знание и этот опыт изменяют саму веру, делая её ещё более глубокой или же вообще разворачивая на сто восемьдесят градусов. То есть живая вера является предпосылкой к знанию.
Хотим мы это признавать или нет, но верит почти каждый человек. Просто в силу ограниченности своего восприятия. Атеист верит в то, что Бога нет, христианин — что Бог есть и он такой-то и такой-то. Сциентист верит в силу науки. Большинство верит, что доживёт до завтрашнего дня и дальше. И это, как правило, - вполне живая вера, то есть вера, воплощаемая в жизнь. Вопрос в том - какие она даёт плоды.
Во всех перечисленных случаях у человека нет достаточных оснований для того, чтобы доказать верность того постулата, который является его предметом веры. Именно поэтому это - вера, а не знание. Но если человек уверен в истинности того или иного постулата, в истинности своего символа веры, он — фанатик.
Живая вера совсем не требует уверенности в непогрешимости своего символа. Ведь мы не можем знать, как оно там «на самом деле». Эта «вера в веру» - очень тревожный признак, признак фанатизма. Живая вера требует одного: жизни в соответствии с ней. И тогда она приносит знание. Хотя бы знание о своей неприемлемости.
1. Живая вера — это, прежде всего, - действие, жизнь в соответствии с символом веры, в мыслях и делах. Отличие живой веры в том, что её можно воплотить практически, в конкретных действиях, внутренних и внешних, причём начать воплощение можно прямо сейчас.
2. Необходимо тщательно выбирать предмет веры. Он должен быть «живым» и «зрячим», то есть осознанным.
3. Не нужно веровать в непогрешимость своего символа веры. Нужно просто жить в соответствии с ним.
4. Нужно тщательно отдавать отчёт в своих мотивах при выборе предмета веры.
5. Вера познаётся в том числе и по её плодам.
6. Вера - лишь инструмент, подпорка. Рано или поздно через неё нужно будет перешагнуть в третье состояние, состояние вне дихотомии.
4. Анализ никео-цареградского символа веры
Попробуем, в связи с вышесказанным, провести анализ никео-цареградского символа веры, который признаётся большинством христианских Церквей. Анализ будет производиться по следующим критериям:
1. Возможно ли проверить этот постулат практически,
2. Возможно ли, и если да, то каким образом, воплотить эту веру в жизнь, в конкретных делах;
3. Каковы возможные цели принятия данного постулата и то, насколько хорошо этот догмат справляется с поставленной целью, а также — необходимость его для выполнения задачи;
4. Плоды веры в этот догмат. Особенно — их соответствие духовной пользе.
Прежде всего, хочу предупредить, что данная глава может быть крайне болезненной и раздражающей для православных верующих. Заранее подчёркиваю: настаивать на чём-либо не могу, всё вышесказанное является не более чем моими личными рассуждениями, безусловно ограниченными. Это рассуждения, если угодно, современного человека-дикаря, не обременённого пластами многовековой традиции с одной стороны, и приученного ко всему относиться критически – с другой.
Я бы никогда не дерзнул публиковать эту главу, если бы не надеялся, что она принесёт больше пользы, чем вреда, послужит возрастанию трезвости и взаимопонимания в мире.
Итак, разберём православный символ веры почти по слову:
1. Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, всего видимого и невидимого.
Начнём с «единого Бога». Как можно воплотить в жизнь веру в единого Бога? Видимо, через духовную практику, ориентированную на то, что бытие имеет одну Основу. По сути, такая вера – это поиск этой Основы. Поиск Истины, лежащей в основе бытия.
Проверяемо ли это – то, что в основе бытия – единый, скажем так, Первоисточник? Видимо, да. Через эту же практику. О том, что это за практика – мы сейчас не говорим.
Таким образом, этот пункт соответствует живой вере. Целью этой веры является, судя по всему – познание Истины. И даёт она, сама по себе, богатые духовные плоды, поскольку следование ей это как минимум следование буддийской максиме не-неведения, причём, пожалуй, в её предельно возможном воплощении. Иисус тоже об этом говорил — это одна из двух основополагающих заповедей — о любви к Богу, к Истине.
Однако, всё это — только если не принимать во внимание остальной части догмата. Догмат этот сформулирован так, как сформулирован. А именно – декларируется не просто вера во единого Бога, в единую Истину, а – в «Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, всего видимого и невидимого». И вот тут уже начинаются проблемы.
Во-первых, можно ли, хотя бы теоретически, всё это каким-либо образом проверить? То есть то, что у Вселенной действительно есть некий Отец-вседержитель, Творец и прочее. Я лично не представляю, как это возможно. Написаны тонны книг, в которых авторы пытались доказать либо опровергнуть этот постулат. Однако, суть-то в том, что по отношению к нему невозможно ни то, ни другое. Быть предельной Истиной совсем не обязательно значит быть одновременно и Творцом «всего». И более того - у Вселенной такой Творец совсем не обязательно должен быть. Но дело даже не в этом. Дело в том, что с точки зрения познания этой самой предельной Истины данный постулат попросту не имеет смысла, не нужен, и более того — вреден, поскольку вовлекает разум человека в излишнее фантазирование ни о чём. Таким фантазированием и пустым умствованием в этом случае оказывается, например, теодицея, да и (прошу прощения у богословов) богословие вообще в значительной своей части, поскольку рассуждения в нём строятся на заведомо непроверяемых постулатах.
Но возможен ещё более печальный исход подобной веры — когда она всё-таки находит пути своего воплощения в жизнь. Да, воплотить эту веру в жизнь всё же возможно. Но при этом человек неизбежно начинает рассматривать Бога как некоего стороннего (отдельного от нас и от мира вообще) Мегадемиурга, то есть — как некое существо-творца. А как может быть творец не-существом, не индивидуумом?
В лучшем случае это будет пустой фантазией и просто ни к чему не приведёт, как в детстве ни к чему не приводит общение с невидимыми вымышленными друзьями или вера в Деда Мороза. А в худшем случае может привести к тяжёлым нарушениям в психике, когда человек реально начинает видеть этих невидимых друзей (да и врагов) и верить в их существование.
К счастью, некоторые христиане, интуитивно следуя принципам трезвости, умудряются избегать этот момент в своей духовной практике. Именно отсюда родилась апофатическая теология3. А между тем она, будучи принята среди православных теологов, прямо противоречит вышеозначенному догмату символа веры православной. В самом деле, какое тут может быть «нети-нети», когда прямо и положительно утверждается, что есть некий «Он»-Бог, Отец-вседержитель, Творец и т. д.? Православные свв. Отцы, судя по их писаниям, очень чётко осознавали вышеозначенную «демиургическую» опасность и потому особенно настаивали на безобразности по отношению к Богу, на воздерживании от любых картинок и фантазий по отношению к Нему. Вступая тем самым, как уже говорилось, в некоторое противоречие с догматом символа веры.
В-третьих, с какой целью могут быть даны все эти положительные определения заведомо неопределимого? Давайте подумаем. Если они мешают достижению Истины, то вероятно цель лежит в некоей другой плоскости. В какой же? Вера в непроверяемое, как уже говорилось, отключает критический ум. Единственная цель, для которой это необходимо — власть над умами. Вот этой цели данный постулат послужил вполне исправно. В споре с религиями языческими, многобожными, такое утверждение было, видимо, призвано укрепить авторитет религии. «Наш Бог — самый крутой. Он вообще всё может! Он вообще всё создал! Круче просто некуда!»
Кроме того, подобные положительные определения Бога могли быть данью древней иудейской традиции, описывавшей Его скорее именно как Мегадемиурга.
Когда-то, в древние времена, этот догмат мог быть даже полезен в том плане, что укреплял человека в строгом единобожии, не давая увлечься ещё более духовно вредными языческими культами в определённых культурных регионах и предоставляя такому человеку понятную и яркую картинку, за которую он мог бы зацепиться. Апофатики древний человек, живущий категориями простыми и конкретными, просто не понял бы и не принял.
Однако позже, и тем более сейчас, этот догмат скорее отвращает людей от религии, а те, кого не отвращает, вынуждены либо изощряться в теодицеи, пытаясь оправдать Бога-Творца, допускающего всё, что происходит вокруг, либо — становятся фанатиками, "слеповерами".
2. Верую и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, рождённого от Отца прежде всех веков; Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, несозданного, одного существа с Отцом, через Которого всё сотворено.
Суть этого постулата, фактически, в утверждении второго лица Троицы. Как я ни пытался добиться от верующих христиан, как они воплощают в жизнь именно эту веру и вообще веру в Троицу, ничего у меня не вышло. Дело в том, что вера в то, что Иисус – благ и через Него можно спастись, совсем не нуждается в утверждении, что Он является ипостасью единого Бога. И чем Он в этом плане исключительнее и божественнее того же Будды — не понятно совсем. Поэтому в контексте задачи спасения смысл этого догмата не ясен. Как его воплотить в жизнь — не ясно. Как его проверить — не ясно. Как он может поспособствовать спасению — не ясно.
Обычно в качестве основания для утверждения этого догмата приводят слова самого Иисуса:
Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его.(Ин.14:6-7)
И другие подобные. Однако, посмотрим на эти слова внимательно. Подразумевают ли они исключительную божественность Иисуса? Мы с определённостью можем из этих слов сделать положительный вывод: да, Иисус есть олицетворение Истины. И кто знает его, знает и Отца. Но сначала он охарактеризовал то, что он подразумевает в данном случае под «я»: путь, истину и жизнь. Следует ли из его слов отрицательный вывод о том, что никто больше не может олицетворять тот же путь, ту же истину и ту же жизнь?
Прежде чем подумать о возможных причинах введения этого догмата, рассмотрим плоды веры в него: прежде всего это — религиозный шовинизм. И христианский вообще (поскольку признать Христа единственным Богом для нехристиан невозможно), и конфессиональный внутри христианства, поскольку каждая из христианских конфессий трактует божественность Иисуса немного по-своему, и это даёт богатую пищу для того, чтобы все остальные точки зрения считать неверными. Повторим: НЕПРОВЕРЯЕМО! НЕВОПЛОЩАЕМО!
Другим плодом этой веры являются бесконечные измышления и умственные изощрения на тему того, почему Иисус — единственный Бог, как это возможно, и что из этого вытекает. Естественно, эти бездоказательные умствования, стоящие на зыбкой почве непроверяемых постулатов, не приводят ни к чему.
Для чего же нужен этот догмат, какую цель преследовало его введение? Цель эта вполне прозрачно выводится из плодов этой веры: тому, кто ввёл этот догмат в оборот, было необходимо утвердить исключительность христианской веры перед всеми остальными. Ведь если Иисус — единственный Бог, то христианство — самая наибожественнейшая религия, а остальные уже не актуальны.
Совпадают ли плоды этой веры с плодами Духа? Ответ, думаю, излишен.
3. Для нас людей и для нашего спасения сшедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святаго и Марии Девы, и сделавшегося человеком.
То, что Иисус пришёл к нам ради нашего спасения — с этим вопросов нет. Это можно и воплотить в своей практике (молитвой Иисусу как Спасителю), получив определённый опыт. Это можно, в конце концов, и проверить через ту же практику и тот же мистический опыт. И даёт это плоды, соответствующие плодам Духа. Подобная практика задаёт как бы мощный духовный камертон человеку и имеет множество других положительных следствий. Однако, то же можно сказать и, например, о Будде Шакьямуни.
Но вот остальное — о непорочном зачатии и тому подобном — опять возникает вопрос. Я не хочу сказать, что непорочного зачатия не было. Не хочу сказать и обратного. Хочу лишь подчеркнуть: ни то, ни другое непроверяемо. И более того — не имеет значения для спасения, поскольку не может быть воплощено в практику и никак оному спасению не помогает. Так зачем же мы должны в это верить? И как воплотить эту веру в жизнь кроме пустого кликушествования?
Цель и плоды этой части догмата схожи с таковыми у предыдущего.
4. Распятого же за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного.
Единственный путь, которым это положение может быть обращено во благо, кажется, является такая трактовка этого постулата, при которой человек, веруя в то, что Иисус прошёл через самозаклание ради всех нас, ради каждого, сам проникается этим духом самоотречения и сострадания. Следование этому духу в повседневной жизни будет воплощением этой веры в жизнь. Плоды этой веры соответствуют духовным плодам.
Однако, в буквальной трактовке этот догмат проверить невозможно. Вера в эти факты приводит к фанатизму, отключает критический ум. Представьте, что вас бы попросили поверить в то, что когда-то жил, скажем, Наполеон. Сразу возникает несколько вопросов: во-первых, что делать в связи с этой верой, в каких действиях её можно воплотить? Во-вторых, как можно её проверить? То есть, конечно, имеются исторические документы. Но они сами по себе не могут доказать ничего кроме собственного наличия, а относительно Наполеона – они лишь повышают вероятность существования этого человека в своё время.
5. И воскресшего в третий день, согласно с писаниями (пророческими).
Трактование этого положения в том духе, что Иисус, воскреснув, находится с нами и готов придти на помощь прямо сейчас, может быть воплощено в жизнь ко благу.
Добавление «согласно с писаниями», судя по всему, нацелено скорее на дополнительную легитимизацию церковного учения. Вера именно в это, в то, что это действительно согласно с писаниями, не воплощаема и, соответственно, мертва. Со всеми вытекающими последствиями.
Кроме того, сама формулировка этого догмата сделана таким образом, что его нельзя проверить. То, что от Иисуса можно получить помощь прямо сейчас – проверить можно. Но то, что он воскрес в третий день – проверить нельзя. И соответственно, нельзя проверить факт согласности этого события с писаниями пророческими. Строго говоря, воплотить в практику этот пункт тоже невозможно. Вера в факты, которые невозможно проверить, как и в предыдущем случае, ведёт к фанатизму.
6. И восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца.
Этот догмат подразумевает сразу множество сопутствующих «подвер»: то, что существуют некие «небеса», то, что там можно сидеть одесную Отца. Что вообще можно сидеть одесную Отца. Целый набор картинок. Апофатическое богословие попрано.
Понятно, что вера в то, что Иисус и сейчас неким образом доступен для общения и оказания нам помощи — и проверяема и прозрачна с точки зрения практического воплощения. Однако, здесь ведь утверждается не только и даже не столько это, сколько то, что Иисус — главный. То есть совсем главный. Главнее просто не бывает. И именно в этом основной смысл этого положения.
Понятно также, что богословы толкуют этот догмат не в буквальном смысле, а пытаются представить его в некоем иносказательном виде и так далее. Но во-первых, эти иносказательные толкования остаются достоянием узкого круга, а во-вторых – зачем тогда вообще было формулировать догмат таким образом?
И опять оказывается, что и для этого догмата целью является, скорее всего, не более чем утверждение главенства и непреходящей актуальности христианской религии и церкви как человеческой организации на земле. Ведь иначе достаточно было бы лишь утверждения того, что Иисус непреходяще благ, работает для нашего спасения и способен помочь нам и ныне, и присно, и во веки веков. Без подчёркивания Его непременного главенства и исключительности. Ведь сидит Он «одесную Отца» один, единственный Сын Божий.
7. И опять имеющего прийти со славой судить живых и мёртвых, царству Которого не будет конца.
Вера в непроверяемое. Вера, которую непонятно как воплотить в жизнь.
Плодом её, к сожалению, слишком часто становится злобное шипение в адрес «грешников» (к коим, конечно, относятся и все не-христиане, да и представители иных христианских конфессий) в том духе, что вот мол, придёт Он и будет вам ужо! Будете, мол, гореть в геенне! В лучшем случае - это ощущение собственного превосходства и самодовольства от принадлежности к данной традиции. Вера, которую очевидно внедрили для ещё большего послушания верующих масс.
Хотя, вероятно, при некоторой трактовке можно добиться и благотворного воздействия этого постулата в виде некоторой «духовной алертности». Однако, эта трактовка будет найдена христианином скорее вопреки формулировке догмата, чем благодаря ей.
Вообще, отсылка к неким событиям прошлого или будущего как к объектам веры, это весьма нехороший знак, поскольку ни то, ни другое заведомо непроверяемо. Более того, даже будучи проверяема (например, если речь идёт о вере в некое событие в ближайшем будущем), такая вера не идёт во благо, поскольку связывает человека эмоциональной зависимостью от результата. Именно так, вообще говоря, действуют все лохотроны, прошу прощения за аналогию.
8. Верую и в Духа Святаго, Господа, подающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равно со Отцом и Сыном, говорившего через пророков.
Этот пункт, за исключением отсылки к концепции Троицы, и проверяем, и воплощаем в жизнь через практику и по сути своей даёт некие плоды, определённого рода благой опыт. По сути, это не больше и не меньше чем вера в то, что упомянутая в пункте 1 Истина способна проявлять Себя особым, нарушающим закон вероятностей и причин-следствий, образом. И подразумевает эта вера совершенно определённую практику. Не нужно быть убеждённым в том, что так оно и есть. Достаточно просто воплощать это в своей практике. Для спасения эта вера не принципиальна, но способна дать определённое подспорье, утешение, наставление.
Отсылка же к Троице автоматически узурпирует Святой Дух в рамках христианской церкви. А всё, что вне её — объявляет подделкой. Что опять же сделано, скорее всего, из чисто политических и идеологических соображений. «Благодать квакеров и суфиев – не от Бога, потому что не от церкви». Как вам такое категоричное утверждение? А между тем, я слышал подобное от православных священников не раз и не два. И эти слова – прямое следствие того символа веры, который мы сейчас рассматриваем.
9. Верую и во единую святую, соборную-вселенскую и апостольскую церковь
Этот постулат, да, воплощаем в жизнь и вроде как проверяем. Для этого нужно стать ревностным адептом церкви. Воцерковиться, как сейчас говорят. Если же плодов не будет, всегда можно сказать, что ревностность твоя недостаточна, что Бог тебя испытывает, что... и так далее. Для нейтрализации бросающегося в глаза диссонанса между действительностью и верой изобретается масса ухищрений.
А диссонанс этот непременно будет бросаться в глаза каждому, кто хоть немного позволяет себе мыслить критически. Не является ли этот догмат настоящей хулой на Дух Святой, если он говорит, что вот эта вот церковь с этими вот попами есть святая и равноапостольная? Не делает ли это служителей церкви схожими с теми фарисеями, которые кичились своим происхождением от Авраама, и которые в конечном итоге распяли Христа?
Да, церковь в этом догмате рассматривается богословами как Церковь, небесное тело Христово, сообщество людей Христа. Однако, странным образом, эти эпитеты – «святая, соборно-вселенная и апостольская» переходят без умаления и на церковь земную. Тем паче, в догмате буква «ц» - прописная. И вот уже эта земная церковь становится неподсудна и непогрешима, напрочь отучившись признавать собственные ошибки.
Цель объявления «соборно-вселенской и апостольской» церкви святой (т. е. априори непорочной), думаю, для всякого человека, который позволит себе об этом задуматься, лежит на поверхности. Когда кто-либо объявляет себя непогрешимым, это о многом говорит.
Теперь отлучение от церкви равнозначно отлучению от Бога. Удивительно мощный инструмент для манипулирования сознанием верующих людей. В прежние времена отлучение от церкви было почище исключения из партии при коммунистах.
10. Исповедую одно крещение во оставление грехов.
Перевод этой фразы на современный язык такой: «верю в то, что то крещение, которое производится в церкви, полностью очищает человека от всех прошлых грехов». Добавим: а исповедь-покаяние и причащение (причём именно церковное!) — от последующих.
Проверить это невозможно. Вернее, достаточно легко проверить обратное, если понаблюдать за собой - куда делись твои грехи и их последствия после крещения.
Следовать же этой вере — очень просто и заманчиво. Покрестился — и всё, чист как младенец. Погрешил-погрешил, потом исповедался-причастился — и опять чистенький. Очень удобно.
Каковы плоды этой веры? Самообман и психологическая зависимость от церкви, от её «услуг».
Очень много сказано о благодати крещения, подаваемой человеку самим фактом проведения над ним этого обряда. Но все мы знаем, насколько искусно человек может индуцировать в самом себе ожидаемые эмоции. Если он верит в то, что этот обряд благодатен, он и получает соответствующие этому эмоции. А если не получает, то придумывает их для себя, из самых благочестивых намерений. Но какое отношение имеет накручивание эмоций к трезвости?
Между тем, как уже говорилось, человеку непредвзятому довольно легко проверить тезис о безусловной благодатности обряда крещения. Все привычки ко греху остаются нетронутыми. Все последствия наших прошлых грехов, висящие над нами как снежный ком, никуда не делись. Есть только некое эмоциональное чувство приобщения к чему-то светлому. Само по себе оно, возможно, и не плохо, но явно не соответствует заявляемому.
11. Ожидаю воскресения мёртвых.
Вопрос: зачем? И в каком смысле? И что в результате? И что от этого меняется?
Как воплотить эту веру в жизнь, как её проверить — естественно, не понятно. О цели, думаю, говорить уже излишне.
Хотя, эту часть символа веры можно интерпретировать и в смысле апокатастасиса – непременного спасения всех существ в конце концов, рано или поздно (впрочем, споры в церкви по поводу этого учения не прекращаются до сих пор). В этом случае практика этой веры вполне представима, и даёт благие плоды в виде большей терпимости. Хотя и приводит к этому плоду окольным путём, да ещё и через веру в непроверяемое (апокатастасис, вообще говоря, непроверяем).
Буддийский (а точнее - махаянский) обет о спасении всех существ от страданий тоже сродни такой трактовке, однако носит характер скорее не веры, а декларации намерения и своего полного самоотречения. По сути, этот обет схож скорее с со-распятием со Христом.
В виде некоей психологической подпорки, вне привязки к определённым организациям и их учениям, эта вера сама по себе может быть полезна. Просто в качестве надежды на то, что «всё будет хорошо», если ты сам будешь трудиться Богу.
Однако, эта польза ограничивается очень малочисленным типом людей и весьма специфическими условиями. При этом необходимо заметить, что с этой же целью можно использовать и другие инструменты. Например, буддийский — учение о карме, перерождении и т. д.
Кроме того, польза может быть немалой и если следовать этому положению в рамках веры в Иисуса как Спасителя и в Его Царство Небесное как Чистую Землю (подробнее см. Часть II, Главы 1 и 2).
И всё же — жёсткая привязка этого догмата к церкви разрушает даже и ту возможную пользу, которая могла бы быть от такой веры, поскольку плодом её в этом случае является всё та же психологическая зависимость от церкви.
Итак, что же мы видим? Большинство догматов, так или иначе, оказываются ориентированы на... борьбу церкви за власть над умами людей. Плодами является фанатизм (что вообще характерно для непроверяемой, т.е. мёртвой, веры) и религиозный шовинизм.
Ни в коем случае не хочу утверждать, что все священники участвуют в этом «проекте». Я знаю, что есть среди них люди искренние и глубоко чистые. Более того, даже тот, кто радеет о власти церкви над умами, вполне возможно действует, руководствуясь самыми благими намерениями.
Но дело тут ещё и вот в чём. Даже те постулаты символа веры, которые можно истолковать ко благу верующего, являются не более чем духовными инструментами, отнюдь не единственно возможными и непременными для всех, и отнюдь не нуждающимися в провозглашении их единственной и непременной непреложности.
Я совершенно уверен, что всё настоящее, сохранившееся в церкви, пришло от пути, данного и воплощённого Иисусом, а не из христианской религии, сформировавшейся позже. И самое печальное, что первое и второе – разные вещи, хотя они часто непостижимым образом сочетаются в конкретном христианине. Убедиться в этой разнице, как говорится — почувствовать её, читатель сможет сам чуть ниже, в главе 1 части II этой книги, когда будет анализироваться «символ веры» Самого Иисуса.
Без этого христианство давно превратилось бы в самую ужасающую тоталитарную секту.
Напоследок, выделим все элементы живой и благой веры, встреченные нами при анализе православного символа веры:
- единый Бог (без дополнений на подобие Троицы и вседержительности)
- Святой Дух – вера в то, что Бог может проявлять Себя непосредственно в нашей жизни
- Иисус Христос как Спаситель, готовый помочь в спасении и поныне
- Церковь не как организация, но как сообщество богоживущих, способных помочь (интересно сравнить с буддийской Сангхой, см. ниже).
5. Анализ буддийского символа веры
Попробуем теперь для сравнения провести анализ буддийского символа веры. Анализ будет производиться, опять же, по следующим критериям:
1. Возможно ли проверить этот постулат практически,
2. Возможно ли, и если да то каким образом, воплотить эту веру в жизнь, в конкретных делах;
3. Возможные цели данного постулата и то, насколько хорошо этот догмат справляется с поставленной целью, а также — необходимость его для выполнения задачи;
4. Плоды веры в этот догмат. Особенно — их соответствие духовной пользе.
В качестве некоего аналога символа веры в буддизме может выступать так называемая Триратна — Три Сокровища или Три Прибежища. Для каждого буддиста необходимо верить в три следующие вещи:
1. Будда. Вера в Будду, то есть принятие прибежища в Будде, означает веру в «буддовость», то есть в то, что существует состояние вне сансары, вне страдания, просветлённое состояние, которого в своё время достиг исторический будда Шакьямуни.
Проверить этот постулат можно одним способом: соответствующей практикой.
Цель этого постулата лежит на поверхности: если ты не веришь, что буддовость существует и достижима, то и самому пытаться нет смысла. То есть, целью является — подвигнуть человека к практике. И эта цель вполне достигается.
Плод этой веры, в конечном итоге, – просветление. В любом случае – посильная практика.
2. Дхарма. Дхарма — это тот путь, который описал будда Гаутама для достижения освобождения. Иными словами, предлагается поверить в то, что данный путь действительно ведёт к освобождению, к буддовости.
Проверке этот постулат прекрасно поддаётся опять же путём следования Дхарме, которая описана весьма подробно и является, по сути, руководством к действию, инструкцией. И инструкцией, надо заметить, наиподробнейшей.
Цель этого постулата идентична оной для предыдущего догмата. И она реализуется великолепно.
Плод этой веры – тот же, что и в случае с верой в Будду.
3. Сангха. В данном случае предлагается верить в то, что имеет место сообщество существ (не говорю – людей, поскольку их уже невозможно назвать людьми в каком бы то ни было смысле, как нельзя назвать дуб жёлудем), достигших буддовости и стремящихся помочь остальным существам. Вот как пишет о Сангхе Бхиккху Бодхи:
"... Однако, община монахов не является сама по себе Сангхой как третьим составляющим прибежища. Сангха, являющаяся прибежищем – это не общественный институт, а неформализованное множество последователей, объединяющее всех тех, кто постиг глубинную сущность учения Будды. Сангха как прибежище – это замечательная община, состоящая только из благородных личностей, то есть из людей, обладающих высоким духовным уровнем. Входящие в неё люди связаны друг с другом не формальным членством, а невидимой нитью внутренней самореализации. Для автоматического вступления в эту общину нужно лишь достичь той самой реализации.
Для достижения уровня благородной личности больше подходит образ жизни, установленный для членов монашеской общины и делающий основной акцент на отрешение и медитацию. Но при этом Сангха монахов и Сангха благородных являются разными понятиями. Их смысл различен по двум причинам. Во-первых, многие монахи (подавляющее большинство) являются обычными людьми (puthujjana) и поэтому не могут служить прибежищем. Во-вторых в Сангху благородных личностей могут входить и миряне. Членство в ней зависит сугубо от достижений в духовной практике, а не от получения монашеского посвящения. Любой человек (мирянин или монах), познавший учение Будды с помощью прямого знания, автоматически входит в неё в момент этого достижения.
Сангху благородных составляют восемь типов личностей, которых можно разделить на четыре пары. Первая пара – это люди, идущие по пути к вхождению в поток и уже вошедшие в него. Они вступили на путь освобождения и достигнут своей цели не более чем за семь жизней. Вторая пара – это идущие по пути однократного возвращения и возвращающиеся однажды. Эти существа перед достижением цели однократно вернутся в мир людей. Третья пара – это идущие по пути к невозвращению и невозвращающиеся. Они уже не переродятся в мире людей и достигнут конечной цели в чистом небесном мире. Четвёртая пара – это идущие к состоянию Архата и достигшие этого состояния. Существа уровня Архата уничтожили все пороки и освободились от 10 пут, привязывающих к Сансаре.
Есть ещё один способ деления этих восьми типов личностей на два класса. Первый составляют существа, которые, поняв учение, встали на надмирской путь к освобождению, но им ещё необходимо заниматься практикой, чтобы достичь его. Сюда входят первые семь благородных личностей, которых называют "учащиеся" (sekha), потому что они всё ещё находятся в процессе обучения. Во второй класс включаются Архаты, закончившие практику по достижении конечной цели. Их называют "закончившие обучение" (asekha), потому что они успешно завершили всю необходимую практику.
Как учащиеся, так и Архаты на своём опыте получили прямое знание истинного смысла учения Будды. Учение пустило в них корни, и сколь бы не была велика оставшаяся часть пути, они более не зависят от других в вопросе достижения его конца. Благодаря этой внутренней способности, данные личности обладают качествами, необходимыми для ведения других людей к конечной цели. Это значит, что община благородных (ariyasaṅgha) может служить прибежищем."
Проверка этого постулата производится через молитву Будде и бодхисатвам, просветлённым существам. В результате, если человек практикует достаточно целеустремлённо, он неизбежно получает некий положительный опыт, хотя бы в виде духовного камертона. На это, в частности, направлены, судя по всему, практики гуру-йоги в тибетском буддизме.
Цель этого постулата, видимо, в том, чтобы помочь человеку идти по пути к просветлению. Чтобы не дать ему впасть в отчаяние и ложную убеждённость в том, что Буддовость индифферентна по отношению к нам. И эта цель достигается.
Плод этой веры – укрепление в практике.
Можно ли усмотреть в этих трёх постулатах какие-либо ещё мотивы, выгодные любой группе людей или организации? Подумайте сами. Мы видим, что буддийский символ веры весь построен только для одной-единственной цели: практики освобождения человека из пут сансары.
И так практически во всём в буддизме: он как бы говорит на каждом шагу - "не верь слепо, но - проверь на своём опыте то, что здесь говорится". Впрочем, сам будда Гаутама не раз повторял подобные слова.
Другое дело, что сами постулаты иногда извращаются. Однако, характерно это, как правило, для разнообразных псевдо-буддийских сект новейших времён. Руководители этих сект пользуются тем, что большинство населения на Западе, да уже и на Востоке (в Китае, например), слабо знакомы с основами буддийского вероучения.
В любом случае, наш путь не должен основываться на зыбкой почве теорий, картинок, объяснений, теодицей. Весь фанатизм в мире проистекает именно из-за приверженности к той или иной теории, в принятии её в качестве истины. "Буква мертва, Дух животворит..."
Если путь человека основан на вере в какую-либо картинку, это довольно легко проверить. Нужно лишь проделать несложный мысленный эксперимент: что если та картинка, которую мы себе нарисовали, окажется полностью ложной — изменится ли от этого наш путь? Что если нет никакого доброго и грозного Бога на Небесах, и Небес самих нет, а Иисус был просто хорошим человеком? Или - что если Вселенная на самом деле сотворена из слюны какого-то космического мегаидиота, которая капнула, когда тот брёл куда-то по своим идиотским делам? Изменится ли в этом случае ваш путь? Если нет — значит он не зависит от этой картинки.
Надо сказать, что вера в буддизме как таковая вообще не фигурирует. То, что в переводах обозначается этим словом, в оригинале называется шраддха, что можно перевести примерно как устремление, решимость в следовании Дхарме. Вера в классическом смысле, как уверенность в чём-то без доказательств, противоречит буддийскому учению. Сам будда говорил об этом достаточно ясно и определённо и буддизм в результате является не столько религией, сколько философией.
Приведу цитату из статьи буддолога М.Кожевниковой "Вера и рациональность в буддизме":
"Выступая 13 марта 1993 года на конференции западных учителей буддизма, Далай-лама XIV Тэнзин Гьяцо отметил: "Великие индийские учителя ясно показали, что буддийский подход должен всецело основываться на фактах и исследованиях. Если в Учении Будды мы обнаружили нечто, не согласующееся с реальностью, мы имеем право отклонить это и не принимать буквально. Если единственным критерием для буддиста была бы вера в существование горы Меру, я не был бы буддистом". Имея в виду, что Далай-лама – уже современный человек, живущий большую часть своей жизни в контакте с современной культурой и даже наукой, можно было бы списать такую его позицию касательно веры и рациональности на «западные влияния». Но вот другая цитата – из тибетского канона, широко используемая традиционными тибетскими учителями в своих учениях:
Рубили, раскатывали, расплавляли,
В анализе подвергайте проверке
Не принимайте лишь из почтенья».
Слово «почтенья» указывает здесь на веру, задающую иерархию, по одной из своих функций."
Интересующиеся темой могут прочесть всю статью, там вопрос раскрывается достаточно подробно.
Попытаюсь обрисовать ту точку зрения, при которой буддизм и христианство не противоречат друг другу.
Попробуем сначала взглянуть на Иисуса и его учение «глазами инопланетянина».
Первое, что бросается в глаза — исторический Иисус находился полностью в рамках иудейской традиции. Об этом свидетельствует всё: его слова о Боге, в которых тот подразумевается неким верховным, наимогущественнейшим существом, повелевающим судьбами мира. То, что он постоянно цитирует иудейские писания, либо апеллирует к ним, либо просто их подразумевает. Его приверженность традиционным иудейским установлениям и представлениям вполне очевидна. Ни намёка, ни слова из иных традиций нет. Даже последние его слова на кресте были цитатой из 21-го Давидова псалма.
Поэтому теория о том, что Иисус совершал путешествие на Восток и постигал там буддийские и индуистские премудрости, вряд ли оправдана. Это непременно бы отразилось на его речах, хотя бы намёками, хотя бы аналогичными притчами или ещё чем-то. Однако, ничего этого нет. Вступив на путь, так сказать, общественного служения, он постоянно сталкивался с тем, что дух проповедуемого им противоречил голосу традиции, в которой он вырос. И поначалу, кажется, этот голос в нём был весьма силён. Вспомним, например, эпизод с хананеянкой4. Однако, даже в рамках Евангелий видно, что он быстро осознал это противоречие, и выбор его был не в пользу буквы, но в пользу Духа. Под действием живой благодати, он всё больше отходил от буквы иудейского закона.
И тем более, с учётом малой вероятности того, что Иисус был знаком с буддизмом, интересны параллели между его учением и учением Будды Шакьямуни.
Здесь я попытаюсь выделить эти параллели, свести вместе эти учения, поскольку в этом, видимо, кроется нечто сущностное.
На мой взгляд, есть три основные вещи, о которых говорил Иисус:
Рассмотрим подробнее эти три пункта.
Попробуем, исходя из слов Иисуса, определить, чем или кем является тот Бог, о котором он говорит.
-
Бог есть некое предельно истинное начало. Этот постулат, думается, не требует доказательств.
-
Бог есть любовь (1Иоанн 4:8), которая, подобно солнцу, равно светит и праведным и неправедным (Матф.5:45, Иоанн 8:7). Любовь, не делающая различий. (Рим. 2:11)
-
Бог сотворил всё сущее, и всё в этом мире и в других мирах происходит под его контролем. Вспомним, например, его слова о том, что у нас и волосы на голове все сочтены (Матф. 10:30, Лук. 12:7)
-
Бог, судя по всему, является активным, личностным началом. Это — существо, которое вмешивается в дела людей и способно на любые чудеса. Этот постулат вроде бы следует уже из самого прихода Иисуса к людям да и вообще постоянно сквозит в контексте.
Теперь посмотрим на эти пункты вот с какой точки зрения: какие из вышеперечисленных свойств являются имманентными для Бога, проповедуемого Иисусом.
Первое свойство — безусловно имманентно. Иисус называет Бога Истиной, и если бы это было не так, то это был бы не Бог.
Второе свойство — безусловно имманентно. Бог Иисуса это именно любовь и если это определение не применимо к Богу, значит, это — не Бог Иисуса. Всё учение, весь путь Иисуса построен на любви.
Третье свойство. Представим себе, что Бог Иисуса, являясь предельно истинным и благим началом, любовью, тем не менее, как оказывается, ничего в мире не творил, ничего не контролирует, и т. д. Единственное, что о нём можно сказать — что только в нём — Истина и спасение. Остался ли бы в этом случае Бог — Богом Иисуса? Да. Значит, это свойство не является имманентным для Бога Иисуса.
Четвёртое свойство. Надеюсь, никому не надо объяснять, что не всякое существо (буде есть такое), несметно превосходящее нас могуществом и способное на различные «чудеса», является Богом. Для гипотетического разумного муравья человек вполне мог бы сойти за Бога. И где здесь граница могущества и масштаба, с которого начинается Бог? И чем отличается в этом случае Бог от всех остальных существ, кроме масштаба и могущества? И где гарантия, что нет ещё более могущественного существа? И почему какое бы то ни было существо достойно преклонения? Только из-за своего могущества или из-за того, что может нам что-то дать? Рискну утверждать, что во-первых, данное свойство не имманентно для Иисусова Бога, а во-вторых, такое представление о Боге является не более чем плодом архаических культов, характерных не только для иудеев, но и вообще для большинства древних культур. Ну и наконец — если Благое проявляет иногда себя в нашей жизни особым образом, о чём это говорит? Да ни о чём более этого.
Итак, Богу Иисуса соответствуют три имманентных свойства:
-
Бог есть любовь, которая, подобно солнцу, равно светит и праведным и неправедным. Любовь, не делающая различий.
-
Бог иногда проявляет себя в нашей жизни, он не является чем-то индифферентным.
Ни больше, ни меньше. Самое интересное, что любой буддист под этим мог бы подписаться. Предельное проявление Татхаты — асанскрита-дхармы — это праджня и каруна, мудрость и любовь. Это особое восприятие всепоглощающей «праджнякарунности». Сама же Татхата — это ещё один шаг дальше, к Источнику асанскрита-дхармы. Будда способен проявлять себя в нашей жизни, не являясь при этом ни Творцом, ни сотворённым, ни личностью, ни безличностным началом.
Мне приходилось слышать точку зрения, что Иисус не оставил сколько-нибудь чётких инструкций для пути к Богу. Это объяснялось тем, что у него была другая задача, что он пришёл как спаситель, чтобы просто отмыть нас от грехов и неким трансцендентным способом привести нас в Царство Небесное в будущей жизни.
Такая точка зрения повлекла за собой множество последствий. И церковную индульгенцию, и отсутствие какой-либо внутренней практики помимо церковной жизни, и, наконец, узурпирование церковью Благодати. Согласно этой точке зрения Благодать находится в руках Бога, а человек вне церкви ничего не может сделать, чтобы приобщиться к ней. Только церковь, являясь наместником Бога на земле, может дать нам Божию Благодать.
Однако, возьмём в руки Евангелие и посмотрим, действительно ли Иисус не оставил после себя никаких инструкций. С удивлением мы обнаруживаем, что инструкции-то вполне подробные и чёткие. Даны они в виде заповедей. Важность этих заповедей такова, что Иисус говорит: Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. (Ин.15:10) О церкви, заметим, - ни слова.
В основе всех заповедей, в основе самого пути Иисуса, лежат две главные заповеди, подобные друг другу:
[35] И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря:
[36] Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?
[37] Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим:
[38] сия есть первая и наибольшая заповедь;
[39] вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя;
[40] на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.
И так далее. Любовь, любовь, любовь. Вот основа пути Иисуса, его суть. В других местах он подробно описывает, что такое, так сказать, практически - возлюбить ближнего и возлюбить Бога.
Путь Иисуса не магический, и не путь праведности, но – путь этический. Точно то же можно сказать о пути Гаутамы. Он имеет целью не достижение изменённых состояний ума, не обретение чудесных способностей, и даже не праведность, но — полное очищение от помрачений и преображение.
В заповедях блаженства — подробная внутренняя дисциплина, а слова «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» - целая и полная практика, в том числе, в своём пике, доходящая и до того, что в буддизме называют дхьяной, медитацией.
Но и это ещё не всё. Иисус постоянно твердит о том, что людям доступна помощь на пути к Богу. Он постоянно твердит о Царстве Небесном, которое «приблизилось». С этого вообще началась его проповедь. Он говорит: «что бы вы ни попросили во имя моё — будет вам». Что именно имеется в виду, какая именно подразумевается просьба? Конечно, о помощи на пути. Апофеозом этого стало нисхождение Духа Святого на апостолов. Что есть по сути Дух Святой? Благая сила, помогающая и наставляющая на пути.
И вот, спустя какое-то время, была придумана концепция Троицы. Иисус стал единственным Богом, Дух Святой — тоже. Бог далеко, нельзя даже помыслить о том, чтобы общаться с Ним вне церкви. И опять — церковь, присвоившая себе роль единственного посредника, опять соблюдение церковных установлений и обрядов и так далее5.
Между тем, то, о чём говорил Иисус, явно больше, чем даже буддийская «арьясангха». Иисус явно говорит о чём-то большем, о чём-то, что стало доступно только с его приходом. Он говорит о приблизившемся Царстве Божием, он говорит о «духе-утешителе», о втором пришествии, которое случится уже при жизни многих присутствовавших.
Далее я буду говорить не более чем о своих предположениях, которые, с одной стороны, имеют некоторые доводы в свою пользу, а с другой — всё ещё нуждаются в сосредоточенной проверке. Впрочем, проверить эти предположения может каждый, если задастся такой целью. Итак.
Согласно буддийской космологии, существуют так называемые "Чистые Земли". Это своего рода локальные миры, созданные бодхисаттвами специально для помощи людям. Там - идеальные условия для духовной практики. И самое главное: людям намного проще попасть в Чистую Землю и завершить процесс просветления там, чем при жизни достичь полного просветления здесь, в мире людей. Это потому, что практика, потребная для достижения перерождения в Чистой Земле, намного проще и доступнее Прямого Пути. Иными словами, наличие Чистой Земли позволяет спастись намного большему числу людей.
Может возникнуть вопрос: где же существуют эти миры? Ответ: в восприятии, как и всё вообще. Сказать что-либо сверх этого будет уже лишним.
Ещё одна функция Чистых Земель состоит в том, что, устанавливая связь с нею, человек уже при жизни открывается для общения с бодхисаттвой. Это одновременно ускоряет и сам Прямой Путь.
Например, есть Чистая Земля будды Амитабхи. На этом построена Школа Чистой Земли или амидаизм. Их практика - один в один Иисусова Молитва, только она адресована не Иисусу, а Амитабха Будде. Цель этой практики - установить внутреннюю связь с Чистой Землёй Амиды с тем, чтобы после смерти оказаться прямиком там. Есть, согласно буддийскому учению Махаяны, и другие Чистые Земли.
Загвоздка в том, что для того, чтобы переродиться в Чистой Земле, необходимо прямо в неё и метить. То есть, устремляться конкретно к этому бодхисаттве в его Чистую Землю, имея в виду там обрести спасение. Для этого нужно обращаться именно к бодхисаттве и верить в возможность спасения с его помощью.
До Христа во всём Западном, "не-дхармическом", мире не было понятия о Чистых Землях. Не было понятия и о том, что в тибетском буддизме называется «гуру-йогой». Существовавшие религиозные традиции вели либо очень трудным путём к Освобождению, либо - окольным и опасным через «миры дэвов». Либо же вообще были, по сути, магией. Строго говоря, нет сведений о том, что до Иисуса где-нибудь вообще было известно понятие о Чистых Землях (не путать с райскими обителями, которые, на самом деле, представляют собой нечто другое).
В порядке бреда можно предположить, что Иисус создал мощнейший оплот для спасения людей в Западном мире6 и воплотился среди нас для того, чтобы принести людям благую весть об этом. Как иначе Он мог дать знать об этом людям? Для Него это воплощение было настоящим самопожертвованием. И ведь Он прямо говорил о Своей Земле: достаточно почитать все Его слова о Царстве Небесном.
Христианскую практику, а в особенности - Иисусову Молитву - можно рассматривать как средство, позволяющее обрести перерождение в Небесном Граде Иерусалиме, Чистой Земле Иисуса7.Но кроме того - и средство для получения от Него прямой передачи уже при жизни, ускорив таким образом и сам Прямой Путь. "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!" - теперь эти слова звучат по-иному, не так ли?
Время возникновения первой на Востоке школы Чистой Земли - Общества Белого Лотоса - начало 5-го века. Самая древняя сутра, относящаяся к учению о Чистых Землях, относится к первым векам нашей эры. Так что, Чистая Земля Иисуса, вполне может быть, была вообще первой, открыв человечеству доступ к Чистым Землям.
У нас есть не меньше оснований верить в Чистую Землю Иисуса Христа, чем в Сукхавати, Рай Будды Амитабхи. И в самого Иисуса Христа у нас не меньше оснований верить, чем в Будду Амитабху или, что ближе к Иисусу по духу – в бохисаттву Майтрейю. И в любом случае, эта практика для некоторых людей может быть весьма полезна духовно, в смысле уменьшения помрачений.
Теперь взглянем на ситуацию вот ещё с какой стороны. Ниже приведён некий непридуманный опыт. Прошу обратить внимание вот на что. То «существо», которое было воспринято в этом опыте, христианином могло бы быть идентифицировано как Иисус. Однако, человек, воспитанный в лоне буддийской традиции, скорее всего увидел бы в этом «существе» некоего бодхисаттву или проявление Будды.
Вокруг - ослепительное золотое сияние, всё тонет в нём, очертания предметов угадываются смутно, всё плывёт в этом мареве, в этой золотой радиации. Это энергия, очень плотная и мощная. Оглядевшись, он видит нечто вроде дворцового зала, где всё создано из этого сияния. Одной стены в зале нет и там - Ничто, похожее на небесную пустоту. В противоположном конце зала - нечто вроде трона, на котором восседает божество, а по правую руку от него - какой-то человек.
Божество это так же создано из света и его трудно разглядеть, лицо же его вообще почти невозможно увидеть из-за этого света - точно как когда смотришь на солнце, хотя здесь отсутствовала одна черта: болезненность - солнечный свет ранит, а этот свет не ранил. Сначала я подумал было, что это божество - женщина и даже вроде бы почти разглядел женские черты лица сквозь сияние и вообще что-то женское было в энергии этого существа. Но потом пригляделся и понял - нет, это не женщина, это всё-таки мужчина, изящный, с манерами принца в самом высоком смысле этого слова. Но позднее я отчётливо понял, что понятие пола вообще неприменимо к этому божеству как неприменимо оно к лучу света. И форма эта - лишь создание моего разума, подпорка, с помощью которой он, разум, пытался совладать с этой трудно перевариваемой картиной.
Его «правая рука» обладал более умеренным сиянием, в сравнении с божеством даже казавшемся тускловатым. Можно было разглядеть его лицо, худое и суровое, одет он был, как казалось, как-то необычно. Он стоял. Когда я появился, тот человек начал говорить что-то не слишком приветливое: стал перечислять мои грехи, говорить, что, мол, как я посмел здесь появиться и т.д. и т.п. Честно говоря, я не очень-то его слушал почему-то. И кроме того, божество всё время остужало пыл этого обвинителя - не словами, а как-то ... просто остужало. Мол, не перегибай палку. Наконец, божество совсем заставило того человека замолкнуть и спросило меня, что ему надо или зачем он здесь. Спросило опять-таки без слов, без телепатии, просто между нами не было границ.
На его вопрос я не нашёлся что ответить - просто ничего не было в тот момент в голове. Я был поглощён созерцанием этого божества. Было оно бесконечно милосердно: в его свете не было даже намёка на муть, все грехи, даже самые тяжкие, пред его ликом просто забывались как прошлогодний сон, исчезали как туман под утренним солнцем, теряли свою реальность. Даже не так: оно являло собой состояние совершенной, фундаментальной безгрешности и глядя на него, я видел, что все мои грехи - лишь морок, своего рода помрачение. Я увидел, что безгрешное состояние истинно, естественно, мощно и чудесно.
Божество мгновенно поняло моё состояние и с тихой и какой-то удивительной бесстрастной нежностью и любовью сказало ему без слов примерно следующее:
- Всё хорошо. Не отчаивайся. Всё хорошо.
И стало понятно, что пора уходить. Но природа этого существа такова, что оно не могло отпустить меня просто так. И оно сделало на прощание подарок: внезапно я погрузился в поток золотого сияния, пронизывавшего до самой основы, сияния, которое, казалось, вот-вот растворит меня и я не был против. Ни одной мысли не было в голове. Усилием воли я попытался помолиться, и обрывки этих показавшихся сейчас такими грубыми слов были унесены этим золотым потоком на глазах, устанавливая полное безмолвие. Это тоже была своего рода молитва, но без слов, без «я», словно бы безмолвное устремление внутреннего взора к Истине, к Сердцу Бытия. Одновременно я начал ощущать плавный спуск.
Через какое-то время интенсивность сияния стала спадать и сквозь него стали проступать контуры моей комнаты. Я ощутил своё тело, полное невероятной неги, всё какое-то блаженствующее, отдохнувшее и словно бы исцелившееся, было удивительно хорошо, сердце казалось омыто в святой воде. Невольно улыбнувшись, я прошептал: «Спасибо». Некоторое время я лежал так с открытыми глазами и улыбался, глядя в потолок...
После этого эпизода я ощутил в душе новое качество - тихое и радостное смирение, безмолвие. С полной отчётливостью я увидел, как на каждом шагу, каждой своей мыслью предавал это Сияние. С полной же отчётливостью я увидел все моменты, когда предавал любовь других людей... И эта чистая горечь странным образом не противоречила тому тихому смирению, а лишь углубляла его.
Итак, если мы вспомним Буддийскую Триратну (Будда, Дхарма, Сангха), то параллель с Иисусовыми Богом, Путём и Помощью, на мой взгляд, весьма напрашивается. Более того, Будда при некотором взгляде весьма схож с Богом (при отделении от последнего древне-иудейских религиозных наслоений), Дхарма - с Путём, а Помощь осуществляется через весьма близкий аналог Сангхи.
2. Так что же такое – дзэн-христианство?
Вот единственный и главный постулат Дзэн-христианства, в котором заключена вся его суть и всё его учение:
Бог есть любовь. Не кто-то там большой и любящий, а сама любовь. Иными словами, мы приближены к Богу ровно на столько, на сколько в нас воплощена любящая доброта, просветлённое сознание, свобода от помрачений («блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»). Ничего другого о Боге говорить не нужно и не возможно. Нельзя сказать, что он – творец или не-творец. Что он – личность или не личность. Какие-либо утверждения помимо того, что Бог есть любовь – излишни!
В буддизме то, что мы сейчас назвали Богом, называют Асанскрита-дхармами, или Корнями Благого. На самом деле – это только максимально полное проявление Бога для человека. Сам же Бог – в источнике этих Корней. Состояние пребывания в этом Источнике в буддизме называют Нирваной. По сути, в этом – всё Дзэн-христианство. Ничего более не требуется. Не требуется верить во что-то или не верить, требуется просто очищать своё сознание, взращивать в своей жизни любовь, избегать помрачений, которыми в том числе являются и элементы слепой веры, а также – эмоции, механические мысли, желания и т.д.
Иисус был действительно Богом, потому что полностью воплотил в себе любящую доброту, сострадание («что ты спрашиваешь каков Бог – ты видишь Меня, и раз ты видишь Меня, ты видишь Бога»). Однако, Богом был и Гаутама Будда и, видимо, ещё некоторые люди, которые, по сути, превзошли всё человеческое.
Будда сухим языком истинного рафинированного философа преподал нам Прямой Путь, Дхарму. Он подробно разжевал, как нужно идти и что делать, дал пошаговые инструкции. Иисус же поступил иначе. Начать с того, что он пришёл к другим людям, не привыкшим к точному и сухому языку учёных. К людям пророков, к людям неистовой веры. И он дал им веру. Такую, которая, по крайней мере, не могла им повредить. Эта вера заключалась в следующем:
1. Бог – один и Он есть любовь, и нет никакого другого Бога. Если ты исполняешь заповеди Его, ты в Нём и Он в тебе. А заповеди Его – это заповеди любви.
2. Бог может проявлять Себя как некая Сила, Дух Святой. То есть это не просто состояние любви, но – действующая сила. Это никак не противоречит Буддизму.
3. Иисус способен помочь даже после своей физической смерти. Нужно обратиться к нему как к воплощённому Богу. Тут сразу же вспоминаются практики Чистой Земли и гуру-йоги у буддистов. Заметим, что Амитабха Будда, с которого начался буддизм Чистой Земли (примерно в первых веках после рождества Христова) и сам Иисус могут быть попросту одним лицом. Чистая Земля Будды Амитабхи, напомню, называлась Сукхавати, или Западный Рай8. По характеру же своего учения и жизни Иисус, пожалуй, более уверенно может быть соотнесён с бодхисатвой Майтрейей. Но это для меня – просто предположения, а для кого-то могут стать предметом веры, который приведёт его к неким открытиям.
4. Сообщество просветлённых также никуда не девается и трудится для помощи живущим и ныне, и присно, и во веки веков. Это сообщество называется церковью, или на греческом - экклесиа, то есть собрание. А в буддизме это собрание называется Сангхой.
И второй пункт, если его исследовать практически, на собственном опыте, весьма важен. И третий пункт может быть полезен очень многим. Ведь молиться Иисусу, памятовать о нём, совмещать себя с ним, впускать его в своё сердце, может любой человек. Эта практика очень доступна. Однако, повторюсь: по сути, ничего кроме того самого единственного и главного постулата не требуется. Не зачем.
Если понаблюдать и поразмыслить, можно увидеть, что всё, что противоречит Богу, ведёт нас и наших близких к страданию. Всё это порабощает ум привычками к дурному, злому, страстному, тупому.
Не требуется верить в воздаяние в загробной жизни, в реинкарнации, не требуется изощряться в теодицеи, если отбросить фантазии о Боге. Я просто выбираю следовать за Богом. Выбираю следовать любви. Остальное совершенно не важно, просто таков мой выбор. У меня есть только это мгновение и в нём я выбираю следовать Богу, который есть любовь.
По сути своей, дзэн-христианство это очищенный этический путь, очищенный от всего, что напрямую не связано с практикой. Это своего рода этический прагматизм.
Мистические пути, видимо, можно разделить на три большие группы: магическую, «парадизную» и этическую.
В первой человек имеет целью получение неких личных выгод: обретение могущества, знаний, безопасности, свободы и т. д. Для этих целей совершаются определённые внешние и внутренние действия. Для таких путей характерна явственная прагматичность средств. Часто ради достижения своих целей адепт не гнушается никакими средствами, вплоть до демонопоклонничества.
Вторая группа характеризуется направленностью на служение «добрым силам», что бы под этим ни подразумевалось. Как правило, здесь характерна сакрализация обрядов и некоего высшего существа, а также зависимость от картин мира, часто фанатическая. В центре вероучения – перерождение в райских мирах. По сути, именно это ставится целью такого пути.
На этическом пути человек не ищет никакой выгоды и не стремится служить некоему воображаемому добру9. Он, фактически, действует лишь исходя из двух побуждений:
2. Устремление к познанию самой изначальной сути бытия.
Эти побуждения полностью аналогичны Двоичной Заповеди, данной Христом – о любви к ближнему и к Богу. Для этих путей характерно осознание чисто вспомогательной и символической роли обрядов, картин мира и недопустимости поклонения каким бы то ни было высшим существам. Главная же черта — примат этики, духовного начала, надо всем остальным. Вплоть до полного самоотречения.
Надо сказать, что в религиозных традициях магические, «парадизные» и этические пути, во-первых, не разделены чётко (просто часто не осознаётся отчётливо граница между ними), во-вторых искренне ищущий человек в конце концов скорее всего приходит к этическому пути. Кроме того, часто перерождение в высших мирах рассматривается скорее как вспомогательная промежуточная ступень на этическом пути. Как правило, магическая и «парадизная» стороны присутствует в религии в виде экзотерической части, а этический - в виде части эзотерической, хотя границы здесь, ещё раз повторимся, нечёткие.
Провозглашая своей целью не достижение сверхспособностей, не перерождение в райской обители, но полное преображение, буддизм, а также мистические течения христианства и ислама ставят себя в особый ряд не магических или теоцентрических традиций, но традиций этических.
Если мы рассмотрим те практические шаги, которые делает человек в каждой из них, мы сможем уловить нечто общее, то, что составляет суть, квинт-эссенцию этического пути вообще.
Первое, что бросается в глаза — сосредоточенность на сострадании. Для Будды это основа пути, главная мотивация. В Махаяне вступающий на путь просветления человек даёт обет не оставлять сансару до тех пор, пока не будут спасены все существа. На этическом пути не может быть иной мотивации кроме самоотречения и предания себя во благо бытию. Во-первых, человеку на этом пути предстоит преодолеть себя, перешагнуть через главное препятствие на пути спасения - «яшность». Во-вторых, само восприятие приближающейся Истины оказывается ничем иным как прозрением в сути, которые оказываются Со-бытием, бытием всего во всём. И вот уже нет «моих» и «не моих» помрачений. И вот уже благое дело уходит в бытие, а совершённый другим человеком помрачённый поступок отзывается болью в самом тебе. Ты распинаешь себя вместе со Христом в страданиях этого мира. Нет ничего более далёкого от этического пути — буддизма ли, христианства или ислама в лице суфизма — чем отстранённое наблюдение за страданиями существ и воспитание в себе этакой безмятежности. Этический путь — не транквилизатор и не антидепрессант. То, что человек в ходе этой практики становится более устойчив психически, можно смело отнести к побочным эффектам. Туда же — и просыпающиеся иногда сиддхи10.
У Иисуса мы видим то же. Вся его жизнь есть по сути самозаклание. Когда его спросили, какая заповедь наибольшая — он ответил - «возлюби Бога и другая, подобная этой — возлюби ближнего своего как самого себя». В другом месте Евангелий он поясняет, что означает вторая часть заповеди: поступать с другими так, как бы ты сам хотел, чтобы поступали с тобой.
Суфии тоже не устают повторять, что любовь к Богу невозможна без любви к ближнему.
Шейх суфийского ордена Кадири Курманбек уулу Кадыр говорит:
Самая главная и постоянная практика суфия - это "махабба" - проявление любви и доброты по отношению к Божьему творению. <...>
Вся теория суфизма основана на любви через Бога, на познании самого себя, борьбе с самим собой, любви к ближнему, независимо от расы, национальности и религиозной принадлежности.
Кроме того, особенностью всех этических путей можно назвать направленность на очищение сознания. В буддизме это так и называется. В буддийской школе Тяньтай очищению сознания соответствует стадия Чжи (Самадхи). В исихазме это называется бесстрастием и безмолвием (исихия), а суфии называют это «полировкой грубого я» и достижением внутреннего безмолвия. Именно об этом, видимо, говорил Христос в Нагорной Проповеди: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
Именно безмолвие является той удобренной почвой, в которую сажается семя поминания Бога в суфизме и исихазме. Именно оно является той пустыней, в которой возглашается глас одинокого ко Господу. Именно его, как я подозреваю, подразумевал Иисус, когда говорил Никодиму о крещении водном (Ин.3:5) и уже после, в эту пустыню нисходит Дух и крещает нас Огнём. Нисходит он в момент, который нельзя предугадать и не от нас это зависит. От нас зависит только крещение водное и ожидание и бодрствование. И устремление.
Вот что об очищении сознания пишет д-р Дж.Нурбахш, глава братства Ниматуллахи с 1953 по 2008-й годы:
2. Самость становится просветлённой
Ученик проходит эти стадии в процессе самоотверженного поминания Бога (зикр). Первая стадия, опустошение, включает в себя избавление от негативных качеств, желаний, идущих из самости. Вторая стадия, просветление, состоит из полировки сердца и души с целью очищения их от веры в самость и привязанности к ней. На третьей стадии внутреннее бытие ученика украшается Божественными Атрибутами. В конечном итоге сущность ученика наполняется Атрибутами Истины - до такой степени, что не остаётся и следа его ограниченного существования. Эта четвёртая стадия называется "исчезновением самости" (фана').
Если проследить параллель с буддизмом, то мы увидим, что хотя "зикроподобные" практики в нём используются вроде бы редко, но невозможно утверждать, что его практика - нечто другое. Можно сказать, что буддист, удерживая внимание (памятуя) на осознавании дыхания, на чистоте, на осознанности, по сути делает то же самое: осознанность, чистота, сострадание - это "божественные", предельные атрибуты, которые скоро вытесняют из состава человеческого сознания помрачения - негативные качества, желания, идущие из самости.
Это - первая стадия. Вторая стадия ещё более схожа с буддийской практикой. «Очищение от веры в самость» - это прямо-таки буддийские слова. Третья стадия — это принятие необусловленных дхарм. Четвёртая стадия — великое сатори.
И наконец, ещё одной особенностью этических путей является то, что в двоичной заповеди Иисуса формулируется как «возлюбить Бога всем сердцем всей душой, всем разумением своим». Что это такое? Это тоже любовь, но как бы оборотная её сторона. В сострадании, в благоволении к другим существам – одна сторона любви, в устремлении же – другая. Ведь помимо предельно доброго отношения любовь это ещё и стремление к возлюбленному объекту. Однако, обычно у человека всё поворачивается таким образом, что стремление его направлено на другого человека или какой-либо иной объект, являясь по сути страстью, тем, что на греческом называется филией или сторге. Доброе же отношение и сострадание нам часто совсем не известно, разве что суррогатная доброта к «себе любимому», обращаясь в эгоцентризм.
Истинное же состояние человека, описанное Христом, состоит в том, чтобы благоволение и сострадание обратить на других существ, на окружающий мир, что на греческом называется духовной любовью, агапэ. Устремление же отдаётся Запредельному, Богу. И сейчас мы говорим именно о таком устремлении. Что делает человек, обуреваемый страстью к другому человеку? Он постоянно, каждую минуту помнит об этом человеке и всеми силами ищет способы быть рядом. Точно так же и в случае с божественным устремлением: человек постоянно помнит о Запредельном и ищет способы погружения в Него, познания Его. Нет стремления к приобретениям – в виде сверхнормальных ли способностей, свободы ли, святости ли. Есть лишь стремление к окончательному познанию сути, к пробуждению. Поначалу это как правило выражается в отрицательном виде: человек лишь отвергает все «зацепки» и соблазны этого мира и других миров. Такой отрицательный модус имеет место потому, что мы в начале своего пути ещё не представляем к чему же мы идём, ведь Оно – запредельно. Однако, чем дальше, тем всё более чётко мы видим, сначала отблесками, потом прямо, Цель.
Эти отношения сильно напоминают любовные отношения между людьми. Недаром и в христианстве и в суфизме так распространено обращение к Истине как к возлюбленной или возлюбленному. Более того, в суфийской традиции прямо считается, что тот, кто не познал любви земной, не способен вместить и любви к Богу, поскольку сердце его не раскрыто.
Буддизм, как правило, не столь склонен к такой интерпретации пути (хотя, если вспомнить некоторые течения тантры или чудесные гимны Миларепы, то мы увидим, что и буддизму она совсем не чужда). Интересно отношение к пути как к охоте на некоего чудесного зверя. Например, знаменитые десять картинок Дзэн, в которых истина уподобляется дивному быку, которого выслеживает ищущий. Сначала он не знает где искать и лишь бродит в траве, внимательно высматривая следы и прислушиваясь. Потом он видит на земле следы и идёт по ним, потом видит в камыше мелькнувший хвост, потом настигает быка, ловит за хвост, усаживается верхом, усмиряет и едет на нём домой, по достижении которого забывает о быке, потом и о самом доме… И внезапно – горы опять горы, а река – снова река, и человек возвращается в людскую толчею с открытым сердцем, даря им себя.
Уже говорилось, что традиция, которой положил начало Иисус, во многом напоминает путь праведности, ведущий в райские кущи Дэвалоки. Однако, на мой взгляд, это сходство обусловлено лишь тем, что таковым был тот «субстрат» ветхозаветного мировосприятия, на котором Иисусу пришлось взращивать этический путь.
Совершенно не важно, кто «круче» - Христос или Гаутама. Этот вопрос не имеет смысла. Важно вот что: Иисус - благ, Его путь - благ, Он — Спаситель. Ровно то же можно сказать и о Гаутаме. Остальное уже, судя по всему, относится к области мёртвой веры, то есть такой, которая в плане духовном не даёт ничего, кроме балласта убеждений.
Спаситель - один. Это — Бог. Однако, если мы считаем, что Христос - это эксклюзивный Бог, то начинаются трудности. Бог — один. Кто Он? Так вот, о Боге нельзя сказать что Он — Любящий. Нет. О Нём можно сказать, что ОН ЕСТЬ ЛЮБОВЬ. Не Любящий, а Сама Любовь, Сама Чистота, Само Благословение. Всё остальное, все остальные рассуждения — бессмысленны. И более того – они, в конечном итоге, вредны, потому что являются суемыслием и идолотворением.
И вот, Иисус - Бог ровно настолько, насколько Он воплощает в себе Любовь, Чистоту, Мудрость, Благословение. И Гаутама. И Кришна. И кто угодно. Если они воплощали всё это в данный момент, они были Богом в данный момент их существования.
Однако, Гаутама ушёл совсем. Он оставил Дхарму и ушёл. Иисус — остался с нами во веки веков так, чтобы мы, по слабости своей, могли Его видеть. И более того, Он жил среди нас и это был и есть Его дар нам, чтобы мы могли спастись через Него, зацепиться за Него и спастись.
Дхарма Будды - для немногих. В ней спасение происходит через само учение, через Путь. Но это трудно для большинства. Дхарма это очень чистое, рафинированное учение. И в этом была, видимо, миссия Гаутамы. Дать такую прямую как стрела, беспримесную Дхарму. И Гаутама пришёл перед Христом, а потом пришёл Иисус, чтобы спасти миллиарды. Чтобы подставить Свою спину малым нам, чтобы мы могли ступить на неё и спастись. Степень Его самозаклания не поддаётся описанию.
Все эти фантазии относительно того, какой Бог и кто Бог, и Бог ли Иисус, а другие не Боги - всё это очень отягощает людей, как мне кажется. Это - груз неудобоносимый, нагромождения пустых мудрствований.
Бог есть Любовь. И всё. Гаутама всё разъяснил относительно того, что есть любовь, что есть Благо. Разложил для нас всё по полочкам. Такова была его миссия — разъяснять – подробно, полно, методично. И он делал и делал это в течение всех десятилетий своих проповедей.
А у Иисуса миссия заключалась в том, чтобы подставить Свою спину. Это даже миссией трудно назвать. Он ведь ничего толком и не разъяснял. Он только говорил и говорил – «цепляйтесь за Меня и Я вас вытащу. Все — идите ко Мне, всем хватит места». Чистая Земля – это особое, чистое состояние сознания, которое в конце концов перерождает всё наше существо. И Иисус отдал самого себя для того, чтобы мы могли зацепиться за это состояние, за него самого и спастись.
Творец ли Бог мира? Вседержитель ли Он? Какая разница! И вот, всё отпадает. Все эти богословские выверты, теодицеи и т. д. Всё оказывается неважным. Важно только одно: Бог есть Любовь.
Христиане не прекращают танцы с бубном вокруг вопроса о Троице. А если Он - не Троица - это что-то меняет в нашем пути? а если Он - не Вседержитель? а если Он не творил Вселенную?
Если Он — Троица, меняется только одно: тогда христианство — это единственно и идеально верная религия. И всё! А сам путь остаётся тот же. Добавляется только повод для самодовольства. Человек становится жизненно заинтересован в этой концепции, поскольку если она не верна, то получается, что его путь — не эксклюзивный! И вот, человек начинает изобретать доводы, городить богословие в подтверждение своей концепции. И так у него появляется целая картина мира, основанная на чистой фантазии и догадках, и на самолюбии. Сколько я ни пытался понять, что же ещё меняется для верующего в Троицу, ничего больше не нашёл, хотя, впрочем, может быть плохо искал. Далее.
Творец, Вседержитель. А если нет? Если Творец и Вседержитель этой Вселенной — какой-нибудь Люцифер? Или вообще никакого Творца и Вседержителя нет? Что от этого меняется? Перестанем ли мы идти за Иисусом? Если да — грош нам цена.
И далее — вопрос о личности. Личность ли Бог? Встречный вопрос: личность ли Любовь? Безлична ли Она? Не ощущается ли бессмысленность этого вопроса? И почему мы так болезненно заинтересованы в этом вопросе? Не потому ли, что мы болезненно заинтересованы в собственной персоне?
Иисус явил Собой личное живое воплощение Любви, живое воплощение Бога. И Он сказал: «Вот Я, кто знает Меня, тот знает и Отца. Смотрите на Меня и пользуйтесь Мной для того, чтобы стать совершенными как Отец наш Небесный. Я есть Путь и Истина и Жизнь. Кто познает моё внутреннее состояние, познает и Бога. Пользуйтесь мной как мостом, как Путём. Я — зацепка для вас».
То, что в этой книге названо «дзэн-христианством», не является чем-то новым. Так или иначе, принципы, лежащие в основе этого взгляда, высказывались и высказываются различными современными деятелями.
Очень близко к ним подошёл Томас Мёртон, искавший общее в христианской, буддийской и суфийской традициях. Буддийский учитель из Вьетнама Тхить Нят Хань в своих книгах прямо постулирует фундаментальную общность христианства и буддизма. Можно порекомендовать его книгу «Путь домой. Иисус и Будда как братья». Подобные взгляды я встречал и в корейской дзэн-буддийской школе Чогё. Далай Лама в книге «Этика для нового тысячелетия» фактически описывает принципы дзэн-христианства. О том же говорит и дзэн-буддийский наставник Вон Кью Кит, который находит определённое сходство между практическими результатами духовной практики во всех мировых религиозных традициях.
Напоследок хочу привести два текста, которые предельно чисто выражают дух дзэн-христианства. Первый из них — это четырнадцать заповедей вьетнамского буддийского ордена Тьеп Хьен, чьё название можно перевести как «Со-бытие».
Первая Заповедь. Не делай идола из какой бы то ни было доктрины и не привязываться к ни к какой концепции, теории или идеологии, даже буддийской. Все умозрительные системы являются лишь руководящими инструментами; они не являются абсолютной истиной.
Вторая заповедь. Не считай, что знание, которым ты сейчас обладаешь - это неизменная, абсолютная истина. Избегай ограниченности и привязанности к существующим точкам зрения. Учись, и практикуй непривязанность к точкам зрения, чтобы быть открытым к принятию точек зрения других людей. Истина находится в жизни, а не в концептуальном знании. Будь готов учиться всю свою жизнь, наблюдая реальность внутри себя и в мире непрерывно.
Третья заповедь. Не принуждай других каким-либо способом принять твою точку зрения, пользуясь ли авторитетом, угрозами, деньгами, пропагандой или даже образованием. С другой стороны, через сострадательный диалог помогай другим отказаться от фанатизма и ограниченности.
Четвёртая заповедь. Не избегай контактов со страданием и не закрывай своих глаз перед страданием. Не теряй осознавания существования страдания в мире. Ищи любые пути быть с теми, кто страдает, включая личное общение, визиты, изображение, звук. С помощью таких средств пробуждай себя и других к реальности страдания в мире.
Пятая заповедь. Не собирай богатств в то время, как миллионы голодают. Не делай целью своей жизни известность, выгоду, богатство или чувственные удовольствия. Живи просто и делись временем, энергией и материальными ресурсами с теми, кто в этом нуждается.
Шестая заповедь. Не потакай гневу и ненависти. Как только гнев или ненависть возникают, практикуй медитацию на сострадании, чтобы глубже понять тех, кто вызвал в тебе гнев и ненависть. Учись смотреть на каждое существо глазами сострадания.
Седьмая заповедь. Не теряйся в рассеянности и в окружающих отвлечениях. Учись практиковать слежение за дыханием чтобы достичь спокойствия тела и ума, практиковать осознанность и развивать концентрацию и понимание.
Восьмая заповедь. Не произноси слов, которые могут стать причиной раздора и раскола общины. Прилагай все возможные усилия, чтобы примирить и разрешить все конфликты, даже малые.
Девятая заповедь. Не лги, преследуя личные интересы или чтобы произвести впечатление на людей. Не произноси слов, которые могут стать причиной раздоров и ненависти. Не распространяй новости, в подлинности которых ты не уверен. Не критикуй и не осуждай того, в чём ты не уверен. Всегда высказывайся правдиво и конструктивно. Имей мужество говорить о случаях несправедливости, даже если это может угрожать твоей собственной безопасности.
Десятая заповедь. Не используй Буддистскую общину для получения личной выгоды и не превращай свою общину в политическую партию. Однако, религиозная община должна занимать чёткую позицию против угнетения и несправедливости и должна бороться за изменение ситуации без участия в повстанческих конфликтах.
Одиннадцатая заповедь. Не занимайтесь профессией, которая приносит вред людям и природе. Не вкладывайте средств в компании, которые лишают других их права на жизнь. Выбирайте профессию, которая помогает реализовать ваш идеал сострадания.
Двенадцатая заповедь. Не убивай. Не позволяй другим убивать. Изыскивай все возможные способы, чтобы защитить жизнь и предотвратить войну.
Тринадцатая заповедь. Не стремись обладать ничем, что принадлежит другим. Уважай собственность других, но удерживай других от обогащения за счёт страдания людей или других существ.
Четырнадцатая заповедь. Не пренебрегай своим телом. Учись относиться к нему с уважением. Не смотри на своё тело всего лишь как на инструмент. Сохраняй жизненные энергии (сексуальную, дыхательную и умственную) для осуществления Пути. Выражения сексуальности не должны случаться без любви и ответственности. В сексуальных отношениях будь внимателен к будущим страданиям, которые они могут повлечь за собой. Чтобы сохранить счастье других, уважай права и обязанности других. Будь очень внимателен к той ответственности, которая возникает, когда мы приносим в этот мир новую жизнь. Размышляй о том, в какой мир ты приносишь новую жизнь.
Второй текст - довольно малоизвестная на Западе сутра, Сутра любящей Доброты:
Сутра Любящей Доброты (Карания-метта-сутта).
Вот что должен делать тот, кто умело ставит цели,
Кто хочет добиться состояния покоя, Ниббаны:
Будьте способным, честным, и откровенным,
Легко обучаемым, добрым, и не высокомерным,
Удовлетворенным и нетребовательным,
С немногими обязанностями, живя легко,
Со спокойным умом, умелым,
Скромным, и не жаждая сторонников.
Не делайте ни малейшей вещи,
Которую мудрые бы осудили.
Думайте: счастливые, в покое,
Пусть все существа будут счастливы сердцем.
Какие бы ни были существа,
Слабые или сильные, все без исключения,
Длинные, большие,
Средние, короткие, тонкие, явные,
Видимые и невидимые,
Близко и далеко,
Рожденные и стремящиеся к рождению:
Пусть все существа будут счастливы.
Пусть никто не обманывает друг друга,
И не презирает кого бы то ни было где бы то ни было,
Пусть из-за возмущения или раздражения
Не желает другим страдания.
Как мать готова рисковать жизнью
Защищая своего ребенка, единственного ребенка,
Так по отношению ко всем существам
Нужно развивать безграничное сердце.
С доброй волей ко всей вселенной,
Развивайте безграничное сердце:
Вверху, внизу, и повсюду вокруг,
Без ограничений, враждебности или ненависти.
Стоя, при ходьбе, сидя или лежа,
Пока бодрствуешь,
Нужно с решимостью об этом помнить.
Это называется высшим пребыванием здесь и теперь.
Непредубежденный во взглядах,
добродетельный и одаренный прозрением,
Подчинив желание чувственных удовольствий,
Больше никогда не окажешься в утробе.
Я бы хотел закончить эту книгу словами из этих текстов:
Учись смотреть на каждое существо глазами сострадания.
----------------------------------------------------------------------------------------
1Впрочем, справедливости ради, необходимо упомянуть, что эти заповеди были провозглашены до Иисуса. Заповедь о любви к Богу приведена во Второзаконии, а о любви к ближнему – в Левитах. Иисус лишь акцентировал на них внимание.
2Здесь под картиной мира понимается не только и не столько мировоззрение, сколько фиксированный модус мировосприятия вообще. Таким образом, с этой точки зрения даже у амёбы есть своя картина мира.
3Апофатическое богословие - богословский метод, заключающийся в выражении сущности Бога путём последовательного отрицания всех возможных его определений как несоизмеримых. Например: безгрешный, бесконечный, бессмертный. Познание Бога через понимание того, чем Он не является.
4Впрочем, бытуют и другие толкования этого эпизода (Матф.15:26). Например, он интерпретируется в том духе, что слова Иисуса носили скорее дидактический характер по отношению к этой конкретной женщине.
5Это, конечно, нельзя распространять на все христианские конфессии без разбора. В данном случае речь идёт о православии, поскольку именно с ним автору довелось столкнуться наиболее подробно.
6На вопрос – где создал, ответим всё так же: в восприятии.
7Появление собственно Иисусовой Молитвы в её нынешнем виде (или близко к нему) датируется 4-веком и связано с первыми египетскими монахами. Однако схожие практики существовали в христианстве, видимо, с самого начала нашей эры. Отточилась лишь собственно словесная формула молитвы, и некоторые чисто «технические» нюансы, наподобие удерживания внимания на сердце.
8Впрочем, относительно Будды Амиды твёрдо известно, что он никогда не воплощался на Земле. Западный Рай, Сукхавати, находится в миллиардах вселенных/миров от нашего, и сам целая вселенная, которую её Будда Амида смог превратить в Чистую землю для всех существующих миров. (прим. М.М.Александрова)
9Таким образом, мы видим, что в данном случае название «этический» весьма условно, и термин «этика» здесь трактуется максимально широко как путь углубления осознания помрачений и трансформации состава собственного сознания в сторону их всё меньшей проявленности (если рассматривать этот путь в «отрицательном» смысле; в положительном же он заключается во взращивании не-помрачения).
10Си́ддхи (санскр.) — сверхъестественные силы, способность творить чудеса. Обычно этот термин встречается в литературе по йоге и буддизму Ваджраяны. Сиддхами также называют великих йогинов (махасиддхов). На современном языке «сиддхи» — это скрытые возможности организма человека.